А потом появились другие сигналы — не с «Уарата». Они становятся все более четкими — но устойчивой связи по-прежнему нет. Бывает, что телепатам трудно настроиться друг на друга, но тут все иначе. Такое впечатление, что они приближаются.
— Хотел бы я знать, черт возьми, кто к кому приближается! — пробормотал Граймс и, увидев в глазах телепата вопрос, покачал головой. — Простите, это я сам с собой. Мы до сих пор не знаем, какова наша абсолютная скорость и движемся ли мы вообще. Относительно «Уарата» мы неподвижны. Но кто может сказать, что именно произошло, когда мы заглушили двигатели? Мы остановились? Или просто притормозили?
— Я не разбираюсь в навигации, сэр, — чуть обиженно сказал Мэйхью.
— Боюсь, здесь уже никто ни в чем не разбирается… Простите, я Вас перебил.
— Ничего страшного. Сначала я даже не мог поймать четких образов — они наплывали друг на друга, как в полудреме… он умолк, взгляд снова стал рассеянным. — Погодите… кажется, кто-то «выделился». Так… Голубое небо, в нем плывут облака — белоснежные, легкие… Речка… берега заросли высокой травой… и… я сижу на невысоком обрыве, среди деревьев… солнце припекает, на воде играют блики, и ветер доносит запах свежего сена… — телепат мотнул головой и с неловкой усмешкой посмотрел на Граймса. — Я до сих пор не знал, что такое «сено». Чего только не узнаешь из чужих снов…
Он вздохнул.
— На деревьях щебечут птицы… а я только что раскурил трубку и сижу с удочкой в руках. Я смотрю на воду — там покачивается мормышка, которую я сам изготовил. Плывет, словно пританцовывает… а вокруг мелькают солнечные блики. Я знаю, что должно произойти: форель выскочит из воды и схватит наживку. Но это не самое главное. Мне некуда торопиться. Я совершенно счастлив… О… Какая-то неясная тревога… Я не понимаю, чем она вызвана. Но я должен спешить. Я должен проснуться, иначе случится что-то ужасное, что-то непоправимое…
— Забавно, — проговорил коммодор. — Вы когда-нибудь были на Земле, Мэйхью?
— Нет, сэр, — телепат уже пришел в себя, только моргал чуть чаще.
— Вы знаете, что такое «мормышка»?
— Мормышка, сэр?
— Да, Вы только что ней говорили.
— Конечно. Это приманка для рыбы — пучок перьев, привязанный к крючку. Рыба принимает ее за насекомое… Настоящие рыбаки сами их делают. Они ловят рыбу просто для развлечения. У них есть масса всяких приспособлений… Самое смешное, что рыба… клюет на эти штуки.
— Но если он ловит форель просто для развлечения — о чем ему волноваться?
— Неплохо, — усмехнулась Соня. — Наша компания пополнилась рыболовом-любителем — судя по всему, с Земли, который спит и видит сны… Интересно, как его угораздило свалиться в щель между временными потоками. А, может быть, его здесь нет? Мэйхью, Вы уверены, что этот человек находится не на Земле? И его сны не проникают сюда тем же путем, каким попал «Уарата»?
— Дрейфующее сновидение… — пробормотал Граймс. — Прошу Вас, продолжайте, мистер Мэйхью.
— Он снова видит свой сон. Он ничего не поймал, но счастлив.
— А другие сны Вы можете… посмотреть?
— Попытаюсь, сэр… Ага, вот. Снова лето, слова солнечный день… я плыву — не спеша, наслаждаясь прохладой… Вода прозрачная, чуть зеленоватая… Потом оборачиваюсь и смотрю на девушку, которая стоит на берегу. А вот та же девушка — но уже старше… Она сидит в траве, яркой, как изумрудный шелк, а рядом играют загорелые ребятишки — ее дети… А вот еще… По-моему, они приближаются — образы становятся очень четкими… Слепящее, почти белое солнце. Воздух — такой холодный, что режет легкие. Шипы на моих ботинках врезаются в снег, и он хрустит, почти повизгивает. Кажется, я уже могу дотянуться до вершины ледорубом. Она совсем рядом, она сверкает так ярко, что небо кажется темно-синим. Ветер срывает языки снега, и кажется, что вершина выбросила белый флаг. Это всего лишь снег, но я знаю, что вершина сдалась. Ее еще никто никогда не покорял, но через несколько часов я доберусь дотуда и вобью в лед и камень флагшток с вымпелом — моим вымпелом. Мне говорили, что сюда невозможно добраться без кислородной маски и страховочных крюков, но я все равно это сделаю…
— Для полноты картины не хватает только сна о партии в шахматы, — улыбнулась Соня. — Мягкий свет, аромат хорошего коньяка, в комнате плавают клубы табачного дыма…
Граймс засмеялся.
— Похоже, эти люди предпочитают отдых на свежем воздухе.
Задребезжал интерком. Граймс поднял микрофон:
— Да, слушаю. Да… Капитан — всему экипажу. Приготовиться к ускорению. Первому помощнику — рассчитать поворот. Ложимся на новый курс.
Глава 17
В иллюминаторах снова была лишь непроглядная чернота. Древний пароход превратился в крошечную точку, которая неторопливо плыла в темной полусфере масс-индикатора, готовая вот-вот приблизиться к ее краю и исчезнуть. А с другой стороны появилась еще одна точка — и к ней из центра полусферы уже протянулась светящаяся ниточка-траектория. Расстояние до нового объекта составляло не одну тысячу миль, но по дисплеям корабельного компьютера уже ползли плотные шеренги цифр — курс на сближение должен был быть просчитан до деталей.
Граймс и его офицеры сидели в рубке, вжатые ускорением в спинки кресел. За пультом снова сидел Суинтон. Граймс с восхищением наблюдал за молодым лейтенантом: мальчик виртуозно управлял кораблем. Набрав 4 «g», «Дальний поиск» рванулся вперед — и резко сбросил скорость, поравнявшись с целью. Легкий толчок — вспомогательные двигатели плюнули огнем, выправляя положение корабля, — стих вой направляющих гироскопов… и тут же включились прожектора.
Люди выбрались из кресел и столпились у иллюминаторов, рассматривая странное сооружение, которое висело в черноте на расстоянии мили. Кто-то покосился на Граймса — коммодор стоял в стороне и невозмутимо посасывал трубку, словно знал заранее, с чем придется встретиться на этот раз.
Три сферы, расположенные вдоль одной оси и соединенные между собой металлическими фермами — словно гигантское безногое насекомое. Первая, небольшая, ощетинилась антеннами, в глубине этого металлического леса стеклянными лужицами поблескивали иллюминаторы. Вторая — самая крупная, судя по всему, жилой отсек. Третья, чуть поменьше, была украшена веером разнокалиберных ракетных сопел. Ни обтекателей, ни аэродинамических стабилизаторов.
Первым молчание нарушил Суинтон.
— Черт… Что это такое?
— Вы меня удивляете, лейтенант. Неужели вам не читали историю освоения космоса? Это типичный корабль — вернее, звездолет — времен Первой Волны Экспансии. Тогда люди покидали Солнечную систему и отправлялись к звездам вот на таких досветовых посудинах. У них не было ни Манншенновского Движителя, ни даже генератора Эренхафта. Полет длился не годы, не десятки лет — столетия.
Аудитория замерла. Граймс ощутил прилив вдохновения.
— Как видите, этот корабль не предназначен для взлета с поверхности планеты и на приземление. Эти корабли, можно сказать, рождались и умирали в космосе. Их доставляли по частям на орбиту и там собирали. Потом на небольших шаттлах на борт доставляли колонистов и экипаж. Видите несколько шлюпок у основания центрального отсека — вот там, в тени? Маленькая сфера — это, как вы уже догадались, рубка. Средняя — жилые отсеки… вернее, спальные, поскольку основная часть колонистов путешествовала в гибернаторах. Ну, а задняя — двигательный отсек. Вечные ракетные двигатели.
Суинтон задумчиво поглядел в иллюминатор, потом потер подбородок.
— Скорее всего, на борту находятся потомки первых пассажиров и экипажа. Насколько я помню, псионической связи тогда не существовало, не говоря уже об НСТ-передатчиках и Карлотти. А эти антенны… наверно, какие-нибудь допотопные радиоприемники. Они либо не слышали наших сигналов, либо не могли ответить. Подозреваю, что они даже не знают, что мы рядом.
— А вот тут Вы не совсем правы, Суинтон, — улыбнулся Граймс. — Согласен, путешествие затянулось — те, кто отправляли этот корабль, даже представить себе не могли, что оно будет таким долгим. Но уверяю Вас: это те же самые люди, которые стартовали с Земли Бог знает сколько веков назад.
— Простите, сэр… но как они дожили до наших дней? Вы же сказали…
— Вот именно. Как я уже говорил, это корабль времен Первой Волны Экспансии. Тогда человечество активно заселяло планеты Солнечной системы. Но, как известно, свой дом всегда тесен. К этому времени стало бесспорным фактом то, что у многих звезд есть планетные системы. И, возможно, некоторые из них были пригодны для жизни. И вот те, кому наскучили перенаселенные города, орбитальные станции… да и просто привычный уклад — начали подготовку к первой межзвездной экспедиции. Дальше — больше. Люди не дожидались, когда придет весть от первого корабля, и отправляли следующий, потом еще и еще. Они не строили иллюзий относительно длительности путешествия. Но технология анабиоза, которая широко применялась в медицине, позволяла решить эту проблему. На борт погружали десятки и сотни саркофагов, в которых покоились будущие колонисты. Члены экипажа «спали» по очереди. Они на несколько месяцев заступали на вахту, затем будили смену и снова засыпали. Понятно, что за годы, проведенные в состоянии анабиоза, человек не стареет. Наконец, когда очередной экипаж обнаруживал пригодную для жизни планету, корабль ложился на орбиту, колонистов «размораживали» перевозили на шаттлах на поверхность.
— Мне такое путешествие не по вкусу, сэр.
— Мне тоже. Но Движителей Манншенна тогда еще не существовало. А самое главное — на тех кораблях не было даже подобия современных астронавигационных систем. Они летели наугад. Некоторые корабли падали на звезды или разбивались о планеты. Другие, возможно, до сих пор летят где-то в пространстве… Как только корабль удалялся от Земли на определенное расстояние, связь прекращалась. Никто даже не думал ее поддерживать: слишком долго шел сигнал. И они не знали, как мы теперь это знаем, что многие корабли просто пропадали в Космосе.
— ФИКС пытается восстановить эти данные, — вставила Соня. — Около четверти кораблей, стартовавших с Земли, до сих пор не обнаружено.
— Наверное, этот был один из них, — заметил Граймс.
— Но как он здесь оказался?
— Скоро узнаем, — отозвался лейтенант.
— Попробуем узнать, — поправила она.
Граймс повернул оптику и внимательно разглядывал переднюю сферу, где помещалась рубка. Вот выходной шлюз… или ему только показалось? Во всяком случае, его можно будет открыть вручную — а значит, проникнуть на борт не составит особого труда.
— Но вахтенный должен был заметить наши огни, — сказал Суинтон.
— Боюсь, вахтенному не до нас, — спокойно ответил коммодор.
Партия отправлялась в прежнем составе: Граймс, Соня, Джонс, Кэлхаун, Мак-Генри, Тодхантер… На этот раз доктора ожидает нечто более серьезное, чем экскурсия по отсекам корабля в компании инженеров. Да и инженерам работы хватит. Надо оказать помощь сотням людей, лежащих в анабиозе — а для этого, возможно, придется приводить в порядок корабельные системы.
А дальше? Что дальше?
Пожалуй, время для подобных вопросов еще не пришло. И возможно, не придет. Для начала надо попасть на корабль.
Граймс летел через пустоту, разделяющую два корабля. Каким ладным выглядел «Дальний поиск» рядом с этим допотопным гигантом! Коммодор обернулся. Остальные летели следом, скафандры тускло поблескивали, отражая свет прожектора, черные тени казались трещинами на их серебристой поверхности. Время от времени то у одного, то у другого вырастал яркий оранжевый хвостик — пилот корректировал траекторию полета коротким «залпом» портативного реактивного двигателя. Заглядевшись на них, Граймс отвлекся… и неожиданно обнаружил в паре метров от собственного носа исцарапанный микрометеоритами борт древнего звездолета. Расстояние стремительно сокращалось. Не успев толком притормозить, Граймс неловко распластался по металлической поверхности, чудом не разбив лицевой щиток шлема. Магнитные наколенники звонко щелкнули, прилепляясь к стали, и отраженная сила толчка лишь немного приподняла его над поверхностью, вместо того, чтобы отбросить обратно. Коммодор осторожно поднялся, дождался остальных и двинулся к входному люку. Проходя мимо иллюминатора, он пригнулся и посветил внутрь фонариком. Рубка выглядела именно так, как он себе представлял. Глубокие противоперегрузочные кресла, больше похожие на раскрытые саркофаги, радар — круглый зеленоватый экран, громоздкие приборные панели, пузатые мониторы в громоздких рамах… Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: корабль давно погружен в глубокий сон. Ни одна вспышка не пробегала по слепой поверхности мониторов, индикаторы походили на мертвые черные бусины. Лишь когда луч фонарика скользнул по приборной доске, она вспыхнула россыпью хрустальных искр. Все было покрыто слоем инея. Граймс поежился. Казалось, в рубке холоднее, чем снаружи, в абсолютной пустоте.
Он заглянул в соседние иллюминаторы. Сомневаться не приходилось: рубка была абсолютно пуста. Но она занимает лишь половину головной сферы. Значит, за ней должны находиться другие помещения — каюты вахтенных офицеров, приборный отсек, кладовая для продуктов и воды…
Он обернулся к Соне.
— Сомневаюсь, что здесь остался кто-нибудь живой — разве что в каютах… да и то вряд ли. Но, в любом случае, отсюда мы можем попасть в гибернаторный отсек. На таком судне должно быть несколько сотен человек — не считая резервных экипажей.
Люк воздушного шлюза, который он заметил с «Поиска», был совсем рядом, но открыть его в одиночку оказалось невозможно. Граймс подозвал Мак-Генри и Кэлхауна. Вдвоем они сдвинули с места огромный маховик и прокрутили на несколько оборотов. Толстая металлическая крышка медленно качнулась, по краю четко обозначилась щель, и люк распахнулся наружу, открывая черный провал шлюзовой камеры. Со внутренним люком пришлось повозиться. На несколько секунд каждый почувствовал себя запертым в тесном шлюзе, и ощущение было не самым приятным. Лишь общими усилиями примерзший рычаг, запирающий камеру, удалось сдвинуть с места. Едва створка открылась достаточно широко, команда выбралась из камеры и оказалась в низком коридоре.
Стены, пол, потолок — было покрыто толстым слоем снега. Это означало, что воздух на корабле еще оставался. Ближайшая дверь была приоткрыта — там, как и предполагал Граймс, находился продовольственный склад. По всему отсеку плавали яркие шарики. Время от времени они сталкивались, рассыпаясь на тысячи сверкающих осколков. Через секунду Граймс понял, что это такое. Апельсины. Одна из камер раскрылась, и фрукты выкатились наружу. Он попытался поймать проплывающий мимо плод, но тот рассыпался с легким звоном едва Граймс к нему прикоснулся. Или это лишь послышалось? На корабле царило мертвое безмолвие. Казалось, толстый слой рыхлого снега поглощает все звуки.
Астронавты вернулись в коридор. Он плавно заворачивал и, очевидно, образовывал кольцо. Справа и слева, через равные интервалы, располагались двери с номерами.
Граймс толкнул одну из них, на которой поблескивала табличка с цифрой 4 — здесь двери отодвигались, как на современных кораблях. Сначала створка застряла, потом скользнула в сторону.
Когда-то эта каюта была спальней. Теперь она стала усыпальницей. На широкой двуспальной койке лежал, пристегнутый ремнями, рослый мужчина. В правой руке он сжимал кинжал, на лезвии которого застыло темное бурое пятно. Рядом с ним разметалась женщина — когда-то ее, без сомнения, можно было назвать красавицей. Причина смерти была очевидна: под левой грудью у нее чернела колотая рана, а у мужчины была перерезана яремная вена.
Граймс заглянул в следующую каюту. Ее обитатели тоже лежали на койке и, казалось, мирно спали. Но над ними неподвижно висел пустой пузырек, на яркой этикетке которого был изображен череп с костями…
В третьей кабине взглядам предстало не менее печальное зрелище. Кровать была опутана целым коконом проводов, одинокий черный шнур тянулся по полу, протекал через трансформатор и уходил в розетку. Эти двое умерли быстро, хотя и не безболезненно. Простыни деликатно скрывали их лица, но тела мучительно выгнулись, застыв в последней попытке разорвать провода, спутавшие их, как змеи Лаокоона.
В четвертой каюте было лишь одно тело. Женщина в безукоризненном черном кителе, посеребренном кристалликами льда, сидела в кресле — очень прямо, пристегнутая эластичными ремнями, лицо было неправдоподобно спокойным. Лишь приглядевшись, Граймс разглядел на ее груди крошечное опаленное отверстие — след от револьверной пули.
— Каюта номер один, — медленно произнес Кэлхаун. — Может, это и есть капитан?
— Не думаю, — отозвался Граймс. — Каюта двухместная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
— Хотел бы я знать, черт возьми, кто к кому приближается! — пробормотал Граймс и, увидев в глазах телепата вопрос, покачал головой. — Простите, это я сам с собой. Мы до сих пор не знаем, какова наша абсолютная скорость и движемся ли мы вообще. Относительно «Уарата» мы неподвижны. Но кто может сказать, что именно произошло, когда мы заглушили двигатели? Мы остановились? Или просто притормозили?
— Я не разбираюсь в навигации, сэр, — чуть обиженно сказал Мэйхью.
— Боюсь, здесь уже никто ни в чем не разбирается… Простите, я Вас перебил.
— Ничего страшного. Сначала я даже не мог поймать четких образов — они наплывали друг на друга, как в полудреме… он умолк, взгляд снова стал рассеянным. — Погодите… кажется, кто-то «выделился». Так… Голубое небо, в нем плывут облака — белоснежные, легкие… Речка… берега заросли высокой травой… и… я сижу на невысоком обрыве, среди деревьев… солнце припекает, на воде играют блики, и ветер доносит запах свежего сена… — телепат мотнул головой и с неловкой усмешкой посмотрел на Граймса. — Я до сих пор не знал, что такое «сено». Чего только не узнаешь из чужих снов…
Он вздохнул.
— На деревьях щебечут птицы… а я только что раскурил трубку и сижу с удочкой в руках. Я смотрю на воду — там покачивается мормышка, которую я сам изготовил. Плывет, словно пританцовывает… а вокруг мелькают солнечные блики. Я знаю, что должно произойти: форель выскочит из воды и схватит наживку. Но это не самое главное. Мне некуда торопиться. Я совершенно счастлив… О… Какая-то неясная тревога… Я не понимаю, чем она вызвана. Но я должен спешить. Я должен проснуться, иначе случится что-то ужасное, что-то непоправимое…
— Забавно, — проговорил коммодор. — Вы когда-нибудь были на Земле, Мэйхью?
— Нет, сэр, — телепат уже пришел в себя, только моргал чуть чаще.
— Вы знаете, что такое «мормышка»?
— Мормышка, сэр?
— Да, Вы только что ней говорили.
— Конечно. Это приманка для рыбы — пучок перьев, привязанный к крючку. Рыба принимает ее за насекомое… Настоящие рыбаки сами их делают. Они ловят рыбу просто для развлечения. У них есть масса всяких приспособлений… Самое смешное, что рыба… клюет на эти штуки.
— Но если он ловит форель просто для развлечения — о чем ему волноваться?
— Неплохо, — усмехнулась Соня. — Наша компания пополнилась рыболовом-любителем — судя по всему, с Земли, который спит и видит сны… Интересно, как его угораздило свалиться в щель между временными потоками. А, может быть, его здесь нет? Мэйхью, Вы уверены, что этот человек находится не на Земле? И его сны не проникают сюда тем же путем, каким попал «Уарата»?
— Дрейфующее сновидение… — пробормотал Граймс. — Прошу Вас, продолжайте, мистер Мэйхью.
— Он снова видит свой сон. Он ничего не поймал, но счастлив.
— А другие сны Вы можете… посмотреть?
— Попытаюсь, сэр… Ага, вот. Снова лето, слова солнечный день… я плыву — не спеша, наслаждаясь прохладой… Вода прозрачная, чуть зеленоватая… Потом оборачиваюсь и смотрю на девушку, которая стоит на берегу. А вот та же девушка — но уже старше… Она сидит в траве, яркой, как изумрудный шелк, а рядом играют загорелые ребятишки — ее дети… А вот еще… По-моему, они приближаются — образы становятся очень четкими… Слепящее, почти белое солнце. Воздух — такой холодный, что режет легкие. Шипы на моих ботинках врезаются в снег, и он хрустит, почти повизгивает. Кажется, я уже могу дотянуться до вершины ледорубом. Она совсем рядом, она сверкает так ярко, что небо кажется темно-синим. Ветер срывает языки снега, и кажется, что вершина выбросила белый флаг. Это всего лишь снег, но я знаю, что вершина сдалась. Ее еще никто никогда не покорял, но через несколько часов я доберусь дотуда и вобью в лед и камень флагшток с вымпелом — моим вымпелом. Мне говорили, что сюда невозможно добраться без кислородной маски и страховочных крюков, но я все равно это сделаю…
— Для полноты картины не хватает только сна о партии в шахматы, — улыбнулась Соня. — Мягкий свет, аромат хорошего коньяка, в комнате плавают клубы табачного дыма…
Граймс засмеялся.
— Похоже, эти люди предпочитают отдых на свежем воздухе.
Задребезжал интерком. Граймс поднял микрофон:
— Да, слушаю. Да… Капитан — всему экипажу. Приготовиться к ускорению. Первому помощнику — рассчитать поворот. Ложимся на новый курс.
Глава 17
В иллюминаторах снова была лишь непроглядная чернота. Древний пароход превратился в крошечную точку, которая неторопливо плыла в темной полусфере масс-индикатора, готовая вот-вот приблизиться к ее краю и исчезнуть. А с другой стороны появилась еще одна точка — и к ней из центра полусферы уже протянулась светящаяся ниточка-траектория. Расстояние до нового объекта составляло не одну тысячу миль, но по дисплеям корабельного компьютера уже ползли плотные шеренги цифр — курс на сближение должен был быть просчитан до деталей.
Граймс и его офицеры сидели в рубке, вжатые ускорением в спинки кресел. За пультом снова сидел Суинтон. Граймс с восхищением наблюдал за молодым лейтенантом: мальчик виртуозно управлял кораблем. Набрав 4 «g», «Дальний поиск» рванулся вперед — и резко сбросил скорость, поравнявшись с целью. Легкий толчок — вспомогательные двигатели плюнули огнем, выправляя положение корабля, — стих вой направляющих гироскопов… и тут же включились прожектора.
Люди выбрались из кресел и столпились у иллюминаторов, рассматривая странное сооружение, которое висело в черноте на расстоянии мили. Кто-то покосился на Граймса — коммодор стоял в стороне и невозмутимо посасывал трубку, словно знал заранее, с чем придется встретиться на этот раз.
Три сферы, расположенные вдоль одной оси и соединенные между собой металлическими фермами — словно гигантское безногое насекомое. Первая, небольшая, ощетинилась антеннами, в глубине этого металлического леса стеклянными лужицами поблескивали иллюминаторы. Вторая — самая крупная, судя по всему, жилой отсек. Третья, чуть поменьше, была украшена веером разнокалиберных ракетных сопел. Ни обтекателей, ни аэродинамических стабилизаторов.
Первым молчание нарушил Суинтон.
— Черт… Что это такое?
— Вы меня удивляете, лейтенант. Неужели вам не читали историю освоения космоса? Это типичный корабль — вернее, звездолет — времен Первой Волны Экспансии. Тогда люди покидали Солнечную систему и отправлялись к звездам вот на таких досветовых посудинах. У них не было ни Манншенновского Движителя, ни даже генератора Эренхафта. Полет длился не годы, не десятки лет — столетия.
Аудитория замерла. Граймс ощутил прилив вдохновения.
— Как видите, этот корабль не предназначен для взлета с поверхности планеты и на приземление. Эти корабли, можно сказать, рождались и умирали в космосе. Их доставляли по частям на орбиту и там собирали. Потом на небольших шаттлах на борт доставляли колонистов и экипаж. Видите несколько шлюпок у основания центрального отсека — вот там, в тени? Маленькая сфера — это, как вы уже догадались, рубка. Средняя — жилые отсеки… вернее, спальные, поскольку основная часть колонистов путешествовала в гибернаторах. Ну, а задняя — двигательный отсек. Вечные ракетные двигатели.
Суинтон задумчиво поглядел в иллюминатор, потом потер подбородок.
— Скорее всего, на борту находятся потомки первых пассажиров и экипажа. Насколько я помню, псионической связи тогда не существовало, не говоря уже об НСТ-передатчиках и Карлотти. А эти антенны… наверно, какие-нибудь допотопные радиоприемники. Они либо не слышали наших сигналов, либо не могли ответить. Подозреваю, что они даже не знают, что мы рядом.
— А вот тут Вы не совсем правы, Суинтон, — улыбнулся Граймс. — Согласен, путешествие затянулось — те, кто отправляли этот корабль, даже представить себе не могли, что оно будет таким долгим. Но уверяю Вас: это те же самые люди, которые стартовали с Земли Бог знает сколько веков назад.
— Простите, сэр… но как они дожили до наших дней? Вы же сказали…
— Вот именно. Как я уже говорил, это корабль времен Первой Волны Экспансии. Тогда человечество активно заселяло планеты Солнечной системы. Но, как известно, свой дом всегда тесен. К этому времени стало бесспорным фактом то, что у многих звезд есть планетные системы. И, возможно, некоторые из них были пригодны для жизни. И вот те, кому наскучили перенаселенные города, орбитальные станции… да и просто привычный уклад — начали подготовку к первой межзвездной экспедиции. Дальше — больше. Люди не дожидались, когда придет весть от первого корабля, и отправляли следующий, потом еще и еще. Они не строили иллюзий относительно длительности путешествия. Но технология анабиоза, которая широко применялась в медицине, позволяла решить эту проблему. На борт погружали десятки и сотни саркофагов, в которых покоились будущие колонисты. Члены экипажа «спали» по очереди. Они на несколько месяцев заступали на вахту, затем будили смену и снова засыпали. Понятно, что за годы, проведенные в состоянии анабиоза, человек не стареет. Наконец, когда очередной экипаж обнаруживал пригодную для жизни планету, корабль ложился на орбиту, колонистов «размораживали» перевозили на шаттлах на поверхность.
— Мне такое путешествие не по вкусу, сэр.
— Мне тоже. Но Движителей Манншенна тогда еще не существовало. А самое главное — на тех кораблях не было даже подобия современных астронавигационных систем. Они летели наугад. Некоторые корабли падали на звезды или разбивались о планеты. Другие, возможно, до сих пор летят где-то в пространстве… Как только корабль удалялся от Земли на определенное расстояние, связь прекращалась. Никто даже не думал ее поддерживать: слишком долго шел сигнал. И они не знали, как мы теперь это знаем, что многие корабли просто пропадали в Космосе.
— ФИКС пытается восстановить эти данные, — вставила Соня. — Около четверти кораблей, стартовавших с Земли, до сих пор не обнаружено.
— Наверное, этот был один из них, — заметил Граймс.
— Но как он здесь оказался?
— Скоро узнаем, — отозвался лейтенант.
— Попробуем узнать, — поправила она.
Граймс повернул оптику и внимательно разглядывал переднюю сферу, где помещалась рубка. Вот выходной шлюз… или ему только показалось? Во всяком случае, его можно будет открыть вручную — а значит, проникнуть на борт не составит особого труда.
— Но вахтенный должен был заметить наши огни, — сказал Суинтон.
— Боюсь, вахтенному не до нас, — спокойно ответил коммодор.
Партия отправлялась в прежнем составе: Граймс, Соня, Джонс, Кэлхаун, Мак-Генри, Тодхантер… На этот раз доктора ожидает нечто более серьезное, чем экскурсия по отсекам корабля в компании инженеров. Да и инженерам работы хватит. Надо оказать помощь сотням людей, лежащих в анабиозе — а для этого, возможно, придется приводить в порядок корабельные системы.
А дальше? Что дальше?
Пожалуй, время для подобных вопросов еще не пришло. И возможно, не придет. Для начала надо попасть на корабль.
Граймс летел через пустоту, разделяющую два корабля. Каким ладным выглядел «Дальний поиск» рядом с этим допотопным гигантом! Коммодор обернулся. Остальные летели следом, скафандры тускло поблескивали, отражая свет прожектора, черные тени казались трещинами на их серебристой поверхности. Время от времени то у одного, то у другого вырастал яркий оранжевый хвостик — пилот корректировал траекторию полета коротким «залпом» портативного реактивного двигателя. Заглядевшись на них, Граймс отвлекся… и неожиданно обнаружил в паре метров от собственного носа исцарапанный микрометеоритами борт древнего звездолета. Расстояние стремительно сокращалось. Не успев толком притормозить, Граймс неловко распластался по металлической поверхности, чудом не разбив лицевой щиток шлема. Магнитные наколенники звонко щелкнули, прилепляясь к стали, и отраженная сила толчка лишь немного приподняла его над поверхностью, вместо того, чтобы отбросить обратно. Коммодор осторожно поднялся, дождался остальных и двинулся к входному люку. Проходя мимо иллюминатора, он пригнулся и посветил внутрь фонариком. Рубка выглядела именно так, как он себе представлял. Глубокие противоперегрузочные кресла, больше похожие на раскрытые саркофаги, радар — круглый зеленоватый экран, громоздкие приборные панели, пузатые мониторы в громоздких рамах… Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: корабль давно погружен в глубокий сон. Ни одна вспышка не пробегала по слепой поверхности мониторов, индикаторы походили на мертвые черные бусины. Лишь когда луч фонарика скользнул по приборной доске, она вспыхнула россыпью хрустальных искр. Все было покрыто слоем инея. Граймс поежился. Казалось, в рубке холоднее, чем снаружи, в абсолютной пустоте.
Он заглянул в соседние иллюминаторы. Сомневаться не приходилось: рубка была абсолютно пуста. Но она занимает лишь половину головной сферы. Значит, за ней должны находиться другие помещения — каюты вахтенных офицеров, приборный отсек, кладовая для продуктов и воды…
Он обернулся к Соне.
— Сомневаюсь, что здесь остался кто-нибудь живой — разве что в каютах… да и то вряд ли. Но, в любом случае, отсюда мы можем попасть в гибернаторный отсек. На таком судне должно быть несколько сотен человек — не считая резервных экипажей.
Люк воздушного шлюза, который он заметил с «Поиска», был совсем рядом, но открыть его в одиночку оказалось невозможно. Граймс подозвал Мак-Генри и Кэлхауна. Вдвоем они сдвинули с места огромный маховик и прокрутили на несколько оборотов. Толстая металлическая крышка медленно качнулась, по краю четко обозначилась щель, и люк распахнулся наружу, открывая черный провал шлюзовой камеры. Со внутренним люком пришлось повозиться. На несколько секунд каждый почувствовал себя запертым в тесном шлюзе, и ощущение было не самым приятным. Лишь общими усилиями примерзший рычаг, запирающий камеру, удалось сдвинуть с места. Едва створка открылась достаточно широко, команда выбралась из камеры и оказалась в низком коридоре.
Стены, пол, потолок — было покрыто толстым слоем снега. Это означало, что воздух на корабле еще оставался. Ближайшая дверь была приоткрыта — там, как и предполагал Граймс, находился продовольственный склад. По всему отсеку плавали яркие шарики. Время от времени они сталкивались, рассыпаясь на тысячи сверкающих осколков. Через секунду Граймс понял, что это такое. Апельсины. Одна из камер раскрылась, и фрукты выкатились наружу. Он попытался поймать проплывающий мимо плод, но тот рассыпался с легким звоном едва Граймс к нему прикоснулся. Или это лишь послышалось? На корабле царило мертвое безмолвие. Казалось, толстый слой рыхлого снега поглощает все звуки.
Астронавты вернулись в коридор. Он плавно заворачивал и, очевидно, образовывал кольцо. Справа и слева, через равные интервалы, располагались двери с номерами.
Граймс толкнул одну из них, на которой поблескивала табличка с цифрой 4 — здесь двери отодвигались, как на современных кораблях. Сначала створка застряла, потом скользнула в сторону.
Когда-то эта каюта была спальней. Теперь она стала усыпальницей. На широкой двуспальной койке лежал, пристегнутый ремнями, рослый мужчина. В правой руке он сжимал кинжал, на лезвии которого застыло темное бурое пятно. Рядом с ним разметалась женщина — когда-то ее, без сомнения, можно было назвать красавицей. Причина смерти была очевидна: под левой грудью у нее чернела колотая рана, а у мужчины была перерезана яремная вена.
Граймс заглянул в следующую каюту. Ее обитатели тоже лежали на койке и, казалось, мирно спали. Но над ними неподвижно висел пустой пузырек, на яркой этикетке которого был изображен череп с костями…
В третьей кабине взглядам предстало не менее печальное зрелище. Кровать была опутана целым коконом проводов, одинокий черный шнур тянулся по полу, протекал через трансформатор и уходил в розетку. Эти двое умерли быстро, хотя и не безболезненно. Простыни деликатно скрывали их лица, но тела мучительно выгнулись, застыв в последней попытке разорвать провода, спутавшие их, как змеи Лаокоона.
В четвертой каюте было лишь одно тело. Женщина в безукоризненном черном кителе, посеребренном кристалликами льда, сидела в кресле — очень прямо, пристегнутая эластичными ремнями, лицо было неправдоподобно спокойным. Лишь приглядевшись, Граймс разглядел на ее груди крошечное опаленное отверстие — след от револьверной пули.
— Каюта номер один, — медленно произнес Кэлхаун. — Может, это и есть капитан?
— Не думаю, — отозвался Граймс. — Каюта двухместная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14