Информацию о том, что скорняк поселился в Торонто, я получила из двух источников — от Матеуша и от Хенека. Матеуш свою раздобыл через знакомых из Штутгарта, Хенека я же разыскала в Торонто без всяких сложностей.
Тетю Тересу, на голову которой мы с мамулей свалились, я успокоила сообщением, что у нее мы пробудем недолго, ибо намерены перебраться в Стони Крик, где обитали мои сыновья. И если Тереса до этого безуспешно пыталась высечь из себя хоть искорку родственного чувства, то теперь вдруг жутко обиделась. Излишняя, по ее мнению, наша с мамулей подвижность выводила ее из равновесия. А того не сообразила, что благодаря этому сможет остаток лета спокойно провести с Тадеушем, своим мужем, в их домике у озера, в окружении экологически чистых лесов. И хотя тетка неустанно ворчала, осуждая нашу непоседливость, уже через две недели после приезда я опять двинулась в путь. Мамуля осела в Стони Крик и с упоением занялась своей правнучкой, а я получила возможность заняться наконец делом.
Хенек не задавал лишних вопросов и не вникал в подробности. Сказал, что через знакомых отыскал скорняка Хайнриха, ибо тот часто приезжал в Европу из своей Канады. Человека, который получил карты от брата Мачека, зовут Ежи Бергель, правда, он велит называть себя на английский манер Джорджем. Он, Хенек, жалеет, что по его рекомендации брат Мачека отдал карты этому Ежи-Джорджу, ибо ничего о нем не знал, совсем чужой человек, к тому же карты забрал и вовсе еще для кого-то неизвестного. Со скорняком же Хенек виделся всего два раза в жизни. Первый — еще в давние годы, в ФРГ, а второй раз уже в Канаде, но тоже давно. Знает, что теперь у скорняка другая фамилия, какая — неизвестно, Хенек так и называет его по старой фамилии Хайнрих. Живет наверняка в Торонто, у него скорняжная мастерская, от отца досталась, улицы Хенек не помнит, а номер дома три тысячи триста с чем-то, две тройки Хенек помнит точно, а остальное забыл.
Итак, мне предстояло разыскать в Торонто скорняка, проживающего на очень длинной улице, номер дома неизвестен. Неизвестна и фамилия скорняка, а имя... То ли Вольфганг, то ли Манфред, то ли и то и другое. Хенек надеется, что имен скорняк не поменял, так что я должна его найти. Но действовать надо дипломатично, ибо неизвестно отношение скорняка к преступной шайке, да и его роль, так что общение может оказаться опасным.
Разумеется, я начала с изучения телефонного справочника города Торонто и пришла в ужас, ибо скорняков в этом городе оказалась пропасть. К счастью, из них только четверо проживали в домах с четырехзначными номерами. Адреса мастерских совпадали с домашними. Был, правда, и пятый, но я его сразу вычеркнула из списка разыскиваемых, хотя имя его и было Вольфганг.
— Вольфганг Амадей Цин Дзин Ли, — на разные лады повторял Роберт, помогавший мне разобраться с телефонной книгой. — Вряд ли немец сменил свою фамилию на такую... Тогда и глазки пришлось бы переделывать.
— Во-первых, тот должен быть Вольфгангом Манфредом, не путай с Моцартом, а во-вторых, я с тобой согласна, не он. Но на всякий случай адрес запишем.
И вот таким образом мы оказались во вторник на бесконечной Королевской улице, Кин-стрит, и все ехали и ехали в поисках дома, четырехзначный номер которого начинался с двух троек. Не первая эта была улица, которую мы изъездили с сыном. Первой была Данди-стрит, и мы заглянули даже в дом под номером 4733, ведь человеку свойственно ошибаться, и Хенек запросто мог перепутать, с какого конца эти тройки находятся, номер дома скорняка мог заканчиваться ими, а не начинаться с них. Потом несчастному сыну пришлось везти меня на другой конец города, на Шеппард-авеню, где очередной скорняк проживал в доме под номером 2313, пожалуйста, опять были тройки. И наконец дом 3993 на Малькольм-стрит. На Данди скорняжную мастерскую содержал самый настоящий турок, к тому же вместе с живым отцом, так что никак не мог быть Хайнрихом, отец которого давно умер. На Шеппард-авеню владелец мастерской, В. С. Майкл, оказался женщиной, а на Малькольм-стрит — старичком неизвестной национальности и весьма преклонного возраста, значит, тоже не мог быть Хайнрихом. Оставался лишь сомнительный Цин Дзин Ли да вот этот, на Кин-стрит.
— Две тысячи восемьсот, — сказал Роберт. — Уже недалеко.
— Ты не мог бы обогнать эту черепаху перед нами? — раздраженно спросила я. — И номеров за ней не увидишь.
— Не имеет смысла, перед ней тащатся другие черепахи, — флегматично заметил сын. — Что ты, собственно, хочешь от скорняка?
— Хочу пообщаться с человеком, непосредственно замешанным в афере. До сих пор были люди, лишь случайно столкнувшиеся с членами шайки.
— Если этот из шайки, вряд ли он тебе что-то скажет.
— Даже если не скажет, все равно, хоть что-то узнаю. А больше всего мне хочется разыскать вторую маленькую фотографию с недостающей половинкой карты. Половина у меня есть. А скорняк может знать, где она, лесничий же считает его порядочным человеком. Ну и разумеется, мне надо узнать, кто привез в Канаду Алицины часы.
— А Доманевские не знают?
— Доманевские в отпуске, куда-то уехали. Сплошные неудачи, — вздохнула я. — Столько труда и никакого толку! Изъездила весь город, одно утешение — считать это туристической поездкой. Город называется! Молох, а не город. Ты думаешь, на этой улице будет дом с номером больше трех тысяч?
— На Данди и шеститысячные есть! — с гордостью заметил сын.
— Пока же только две тысячи девятьсот восемьдесят четвертый пошел, — вздохнула я. — Можешь ехать быстрее, следующие триста домов промахнем не глядя.
— Тогда расскажи мне поподробнее о ваших поисках, — попросил сын, довольный, что не надо отвлекаться, разглядывая номера домов, и нажал на газ.
После трех тысяч трехсот мы опять снизили скорость. Здесь улица выглядела по-другому, дома не стояли сплошной стеной, а свободно раскинулись по обе стороны проезжей части, в окружении садиков. Грузовики перестали путаться под ногами, ничто не мешало разглядеть номер дома. Видимо, мы оказались в районе, застроенном виллами. В них же размещались и магазины, и всевозможные мастерские. Я перестала ворчать, район решительно мне нравился.
Дом под номером 3372 тоже оказался виллой, стоящей на небольшом возвышении на некотором расстоянии от шоссе. Все как положено — живая изгородь, участок с деревьями, газоном и цветами. От калитки вверх к дому вели ступеньки. По другую сторону улицы находился магазин со стоянкой для автомашин. Очень хорошо, там и оставим машину, ибо на всем протяжении Кин-стрит знаки предупреждали — стоянка запрещена, а с этим здесь строго.
Роберт свернул на стоянку перед зданием магазина, поставил машину в тенечке какого-то огромного дерева, и мы вышли прямо в тропический зной, о котором я немного забыла, сидя в машине с кондиционером.
Перейдя шоссе, оказались у калитки нужного дома. Калитка не была заперта. Поднявшись по ступенькам к дому, мы увидели две двери — одну прямо перед собой, другую в левой части дома, где за сплошной стеклянной стеной просматривалась внутренность мастерской, забитой всевозможными меховыми изделиями. Наверное, нам туда.
Толкнув левую дверь, я убедилась, что она заперта. Что такое? Для перерыва на обед еще рано.
— Обеденный перерыв с двенадцати до тринадцати, — вслух прочел Роберт надпись на стеклянной двери.
— А сейчас сколько? Пять минут третьего. Что бы это значило?
Прочитав все, что написано на двери, мы попытались сквозь стекло хорошенько разглядеть внутренность мастерской, может, там кто есть? Не было ни одной живой души. Я ломала голову, пытаясь понять, в чем дело. Владелец уехал в отпуск? Тогда бы обязательно уведомил об этом клиентов. Роберт снова прочитал надпись на двери:
— «В. М. Хилл. Меха. Продажа, изготовление на заказ. Открыто с девяти до восемнадцати. Обеденный перерыв — с двенадцати до тринадцати». Может, ты просто слабо толкнула дверь? Звонка там нет?
— Написали бы, если бы был.
Звонок оказался у двери в жилое помещение дома. Мы позвонили. Глухо и как-то зловеще донеслось до нас дребезжание звонка из глубины дома. Роберт сам попытался посильнее толкнуть дверь. Заперта.
Мы беспомощно оглянулись. На всей улице никого не видно, люди попрятались от жары. Изредка промчится машина, и все. По всей Канаде, всегда и везде, информируют буквально обо всем: время работы, перерыв, отпуск, любое событие, нарушающее плавное течение святая святых — работы или торговли. А тут ничего! К тому же в одном доме и квартира владельца мастерской, и там тоже пусто.
Заслонившись рукой от солнечных лучей, я снова принялась разглядывать внутренность мастерской.
— Послушай, — взволнованно сказала я Роберту. — Что-то тут не в порядке. Магазин с мехами ведь не алжирский сук, где в рекламных целях покупателям предлагают топтать дорогие ковры. Вряд ли хозяин мастерской приглашает клиентов расхаживать по норковым манто.
— Ты о чем? — удивился сын и тоже прижался носом к стеклу витрины.
Теперь мы явственно разглядели, какой беспорядок царил в мастерской. Драгоценные манто были кучей навалены на полу, дверцы шкафов раскрыты. Ох, не нравится мне все это! Беспорядок в помещении преследует меня, можно сказать, с самого начала. Квартира Гати, комната Гоболы, теперь вот меховое ателье...
— Надо узнать, что здесь произошло. Не уйду, пока не выясню! — решительно заявила я. — Если не войдем нормально, выбью стекло!
— Если выбьешь стекло, по тревоге приедет полиция, — хладнокровно заметил Роберт и двинулся за мной в поисках какого-то другого способа проникнуть внутрь дома. Как я и предполагала, там был второй выход, в садик, и эта дверь оказалась тоже запертой. Зато окно рядом с ней было открыто. Я заглянула-ванная, на полу разбросаны полотенца...
— Странно! — вслух удивлялся Роберт. — Неужели у них не работают кондиционеры? Оставили раскрытым окно.
Сняв с плеча сумку, я поставила ее на землю, прислонив к стене дома, и посоветовала сыну:
— Пойди прогуляйся. Тебе не обязательно знать, что я делаю. А я все равно из Канады скоро Уеду.
— Мать! — встревожился сын, несколько утратив свое хладнокровие. — Ты что собираешься делать?
— Не для того летела я восемь часов в одну сторону, не для того заплатила за билет бешеные деньги, чтобы теперь вот так все оставить, не попытавшись выяснить! Слышал, что я сказала? Пойди погуляй, ты здесь ни при чем, тебе еще работать в Канаде.
— Как же, разбежался! Куда ты, туда и я. Он еще не договорил, а я уже влезла через окно в ванную. Сын последовал за мной, продолжая ворчать:
— А теперь окажется, что дверь в ванную заперта с той стороны...
Дверь не o была заперта. Мы вышли в холл. В доме царила мертвая тишина. Стало страшно, нехорошие предчувствия еще более укоренились во мне. Я попыталась успокоить себя предположением, что хозяева дома отправились по делам, оставив записку в двери, а ее вытащил шалунишка — сынок соседа. Впрочем, все равно мы уже незаконным путем проникли в чужой дом. Оказавшись в холле, я направилась в ту часть дома, где располагалось меховое ателье. Дверь туда была приоткрыта. Толкнув дверь, я увидела перед собой небольшой кабинет, шагнула и замерла. Сын наскочил на меня, заглянул мне через плечо и тихонько присвистнул.
Человек лежал на полу на горжетке из черно-бурых лис, которые в значительной степени уже перестали быть черно-бурыми. Лежал он лицом вверх, и очень страшным было это лицо...
Пересилив себя, я вошла в комнату и взглянула на лицо мертвеца. Это был он, Хайнрих, гость Фреди, в настоящее время В. М. Хилл. Я запомнила его лицо по фотографии. Вот и нашла наконец...
— Похоже, мертв, но не уверена, — шепотом сказала я сыну. — Мне уже случалось ошибаться. Но пощупать свыше моих сил.
— Пощупать я могу, — тоже вполголоса предложил Роберт. — Мать, знаешь, он еще не такой уж страшно холодный!
— Интересно, что в таком климате может быть страшно холодным! — буркнула я. — Пощупай пульс...
— Чего тут щупать, труп, никакого сомнения! Я хотел сказать, что недавно убили. Или ты считаешь, что он покончил жизнь самоубийством, предварительно для удобства подложив под себя лучшие меха?
— Да нет, не считаю, убили, конечно. Холера, опять опоздала!
— А вообще это он?
— Он самый.
Решение пришло мгновенно. Раз труп еще теплый...
— Слушай, сын, пока нет полицейских, мне надо все проверить! Я просто должна проверить! Ни к чему не прикасайся! Надень перчатки!
— Они остались в машине... Мать, ты что?!
— Молчи, я знаю, что делаю! Может, хоть что-нибудь разъяснится. Надо все осмотреть!
Сын понял, что возражать бесполезно, и покорился. Осторожно он прошел дальше, в помещение ателье, и доложил:
— Его кокнули в салоне, возле той вешалки, а потом перетащили сюда, боялись, наверное, что сквозь стеклянную витрину могут заметить с улицы. Подложили горжетку и волокли по полу. Похоже, меха не тронули.
— Меня интересуют не меха, а бумаги.
— Тут уж сама разбирайся. Кажется, в этом служебном кабинете бумаг тоже не трогали.
В самом деле, и письменный стол, и шкафы остались в порядке, нигде ничего не валялось, кроме покойника... Ясно, здесь преступники не искали документы, вряд ли покойный стал бы их держать в служебном кабинете. А где мог держать? Да хотя бы в спальне, в каком-нибудь сейфе.
Я вернулась в холл и осмотрелась. Привлекла внимание лестница, ведущая на второй этаж. Я нерешительно направилась к ней. Роберт опередил меня.
— Не торопись, мать, а вдруг они еще там? Вряд ли, мертвая тишина просто давила, не похоже, чтобы в доме было еще хоть одно живое существо, кроме нас. Поднявшись наверх, мы увидели приоткрытую дверь. Спальня. Войдя, я сразу поняла, что больше искать нечего.
В стене над кроватью зиял пустотой большой сейф, в замке дверцы болталась связка ключей. Я даже не стала заглядывать внутрь. На постели валялась небрежно брошенная желтая картонная папка. Я даже не стала прикасаться к ней, заранее зная, что ничего там не осталось.
— Возвращаемся, — угрюмо проворчала я. — Больше здесь делать нечего.
Мы уже почти спустились с лестницы в холл, как вдруг услышали звук чьих-то шагов у входной двери, потом звякнуло что-то металлическое. Я чуть было не слетела с двух последних ступенек: настолько неожиданными и зловещими показались звуки, нарушившие мертвую тишину, царящую в доме. Быстро оглядевшись, Роберт схватил со столика в холле тяжелую высокую вазу из литого стекла. Тут мы услышали звук удаляющихся шагов, и все стихло.
Я подумала — еще одно потрясение, как эти два последних, и все, мне каюк! Сердце больше не выдержит.
Роберт поставил вазу на место и высказал предположение, что это приходил почтальон. Он подошел ко входной двери и вернулся с конвертом в руках.
— Покойнику принесли письмо. Ну что, уходим или собираешься здесь остаться насовсем?
Взяв со стола вазу, только что поставленную на место Робертом, я ее старательно вытерла юбкой и приказала сыну:
— Принеси из ванной полотенце и вытри хорошенько все, к чему ты тут прикасался. Не бойся, правосудию мы не навредим, я уверена, преступники действовали в перчатках.
Сын растерянно стоял передо мной с конвертом в руке.
— Поспеши! — раздраженно прикрикнула я, выхватила конверт, сунула в карман юбки, а сына подтолкнула к двери ванной.
Дом скорняка мы покинули тем же путем — через окно в ванной комнате. Сумка моя у стены стояла целая и невредимая.
На полпути в Стони Крик я попросила сына где-нибудь остановиться, чтобы немного остыть, прийти в себя. Роберт остановил машину у одного из бесчисленных «Макдональдсов». Сидя за столиком со стаканом холодного грейпфрутового сока в руке, я пыталась привести в порядок мысли.
Сначала Гобола, теперь скорняк... Те, кого я разыскиваю, оказываются убитыми буквально за несколько минут до встречи со мной. Стечение обстоятельств или... Кто мог знать, что я к ним отправляюсь? В Польше Мачек, исключено, здесь Хенек. Но не мог же он знать, что к скорняку я отправлюсь именно во вторник! Кому-то сказал и тот следил за мной? Этому кому-то, видно, делать нечего, как только разъезжать за мной по всему свету и приканчивать у меня перед носом нужных людей! Глупости, не могла я тогда не заметить этого кого-то.
Нет, наверняка и Гобола, и скорняк погибли по одной и той же причине — из-за проклятой карты с лепешками, они оба знали о ней и слишком много о другом, связанном с ней. Обоих не ограбили, впрочем, может, у скорняка забрали из сейфа вместе с документами и какие-нибудь ценности. Господи, убили двух порядочных людей! Они не собирались разыскивать немецкие клады, не были для преступников конкурентами, за что же их убили? Видимо, за то, что они слишком много знали, в том числе и кое-кого из шайки...
Стой, что-то не так. О том, что они много знали, бандиты не вчера проведали, а ведь и Гобола, и скорняк жили себе все эти годы спокойно, и только теперь... только теперь, когда я принялась их разыскивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31