Хэйзел повернулась, чтобы выйти. Я сказал ей вслед:
- Я не нуждаюсь в коляске!
Но она не услышала (по-видимому).

Две рыжеволосые девицы вынесли меня из корабля и усадили в
кресло-коляску Эзры с опущенной спинкой и поднятым низом. Одна из них
покрыла мои ноги огромным махровым полотенцем. Я сказал:
- Спасибо, Лэз!
- Я Лор. Не удивляйтесь, если это полотенце исчезнет: мы раньше
никогда не выносили его наружу!
Она вернулась "на борт", а Хэйзел покатила меня под носом корабля и
вдоль его левого борта. Он имел вид настоящего космолета с приподнятым
корпусом и втягиваемыми крыльями. Мне вновь показалось удивительным,
почему оба больших освежителя на левом борту. С точки зрения аэродинамики
это было недопустимо!
Но это и не было допущено! Левый борт выглядел как и правый - гладким
и ровным, безо всяких кубических выступов для душевых!
Но времени на размышления об этом у меня не было, ибо настал черед
другим непостижимым вещам. Еще до того как мы повернули в туннель, ведущий
к "Раффлзу", мой "сонихрон" как раз показал семнадцать часов по Гринвичу и
по лунному времени, то есть одиннадцать в часовом поясе номер шесть на
Земле.
И дело было в том, что мы как раз там и оказались: в шестом часовом
поясе, на северном пастбище моего дяди Джока, в окрестностях Гриннелла,
штат Айова! Становилось ясно, что я не только потерял много крови, но,
очевидно, перенес и сильный удар по голове - поскольку даже самому лучшему
военному экспрессу понадобилось бы не менее двух часов, чтобы долететь от
Луны до Земли! (А на моем "сонихроне" прошло всего несколько минут!)
Перед нами красовались великолепно отреставрированные башенки,
веранды и терраски викторианского дома дяди Джока, а сам он шел к нам в
сопровождении двух других джентльменов. Дядя был подвижен, как всегда, и
над его лбом высилась копна серебристо-белых волос, делавших его похожим
на Эндрю Джексона [седьмой президент США (1829-1837), один из основателей
Демократической партии (1828)]. Двух его спутников я не знал. Это были
взрослые мужчины, но выглядели намного моложе дяди. Впрочем, все люди были
намного моложе его!
Хэйзел остановила коляску, побежала вперед и, обвив руками одного из
них, покрыла его лицо поцелуями. Мой дядюшка вырвал ее из объятий того
мужчины, поднял вверх, звонко чмокнул в обе щеки и передал третьему
спутнику, который, выразив восторг таким же манером, опустил ее на землю.
Прежде чем я почувствовал себя брошенным, она повернулась к первому
джентльмену, взяла его под руку и произнесла:
- Папа, я хочу познакомить тебя с моим мужем, Ричардом Колином.
Ричард, это мой папа Мэнни, Мануэль Гарсиа О'Кэлли Дэвис.
- Добро пожаловать в семью, полковник!
Он протянул мне правую ладонь.
- Благодарю, сэр!
Хэйзел обернулась к третьему мужчине.
- Ричард, это...
- Это доктор Хьюберт, - прервал ее дядя Джок. - Лэйф, пожми-ка руку
моему племяннику, полковнику Колину Кэмпбеллу. Добро пожаловать домой,
Дикки! Что ты делаешь в этой детской колясочке?
- Да просто нежусь, не иначе! А где тетя Сисси?
- Заперлась, конечно, знает, что ты пожаловал... Но что же с тобой
приключилось? Выглядишь как в воду опущенный. Сэди, от Дикки всегда можно
ожидать такого: он всегда был тяжел на подъем! Подолгу торчал в туалете и
никогда не учился по-настоящему печь пирожки!
Я пытался подобрать достаточно оскорбительный ответ на подобные
инсинуации (в стиле наших семейных "перебранок"!), как вдруг земля
задрожала и раздался ужасающий грохот: "КРРУМП!" Звук взрыва: правда,
может и не ядерного, но очень сильного. И ощущения были пренеприятнейшие.
Дядя хохотнул:
- Не намочи штанишки, Дикки! Это не в нас стреляют. Лэйф, а вы не
хотели бы его осмотреть здесь? Или лучше в доме?
Доктор Хьюберт произнес:
- Позвольте мне посмотреть на ваши зрачки, полковник!
И я взглянул на него, а он - на меня. Космолет, находившийся слева от
меня, после взрыва внезапно исчез. Ушел, "не оставив позади ни хвоста".
Последнее подтвердило гипотезу о том, что я, несомненно, не в себе.
Впрочем, никто этого не заметил. Поэтому я не стал ни на чем настаивать и
попытался припомнить - где я мог раньше видеть этого лекаря?
- Я думаю, сотрясения нет... Скажите, чему равен натуральный логарифм
от "пи"?
- Если все мои шарики на месте, то как я могу быть здесь? Только,
пожалуйста, доктор, безо всяких там игр с гипнозом, я слишком устал для
этого.
Еще один "взрыв" (а может, и бомба?) прозвучал еще ближе, чем первый.
Доктор Хьюберт отвернул полотенце с моей левой ногой, пощупал повязку,
наложенную Ксией.
- Болит?
- Ох, черт, да!
- Хорошо. Хэйзел, его лучше отвезти в дом. Я вряд ли сумею
по-настоящему помочь, пока его не поместят в Нью-Харбор в Бьюлаленде.
Энджеленос с монашками уже в пути. Для человека, перенесшего удар,
полковник в приличном состоянии, но лечение следует начать немедленно.
Я спросил:
- Доктор, а вы не в родстве ли с рыженькими девицами из того
космолета, который нас доставил сюда?
- Они не девицы, а великовозрастные юные преступницы. И что бы вам ни
говорили, я буду все категорически отрицать! Передайте им мою любовь!
Хэйзел воскликнула:
- Но я же должна отчитаться!
Тут все заговорили одновременно, пока доктор Хьюберт не гаркнул:
- Молчать! Хэйзел поедет со своим мужем, проследит за его устройством
и останется столько, сколько найдет нужным, а потом доложит в
Нью-Харборе... но отсчет времени начался сейчас. Возражения? Принято!

Новое появление космолета оказалось еще более странным, и я рад, что
не увидел его. Или не очень заметил. Двое красноголовых (как выяснилось,
их там было всего четверо, а не целая толпа, как мне показалось раньше)
занесли меня и коляску внутрь. Хэйзел вошла со мной в тот странный
освежитель... и почти сразу Лэз (или Лор?), появившись там, сообщила:
- Тетя Хэйзел, мы дома.
"Дом" начался с плоской крыши большого здания. Был поздний вечер,
солнце уже садилось. А космолету следовало бы называться "Чеширским
котом"! (Хотя его звали, кажется, Гэй... Ее звали Гэй... Ох, да какое это
имело значение!)
Здание оказалось госпиталем. Когда люди попадают в госпиталь, их
сперва в течение часа и сорока минут мурыжат, пока не заполнят сто
бумажек. Затем человека раздевают и кладут на каталку под тонкое
покрывало, из-под которого торчат на холоде голые ступни, и оставляют
ждать перед лабораторией икс-лучей. После этого юная леди заставляет
помочиться в пластический баллон для анализа, при этом стоит рядом со
скучающим видом и разглядывает потолок. Правильно я говорю?
Но здешняя публика была, очевидно, не знакома с параграфом первым
госпитальных правил приема больных. Мои здоровые попутчики (пострадавшие
лишь от чрезмерных перегрузок) были уже на выходе, помещенные в сверкающие
"тележки для гольфа", а меня только еще подняли, понесли и поместили в
такую же штучку (каталку, коляску, "плавающие" носилки?). Рабби Эзра
оказался рядом со мной, но в собственной коляске. Хэйзел сопровождала нас,
неся дерево-сан и пакет с костюмом Наоми. Космолет испарился. Я едва успел
сказать Лэз (Лор?), что доктор Хьюберт шлет свою любовь. Она фыркнула:
- Если он думает, что сладкие речи помогут ему выбраться из конуры,
то пусть подумает еще!
Но ее грудки слегка выпятились, из чего я заключил, что моя
информация не была ей неприятна.
Нас на крыше осталось всего четверо: мы втроем и женщина из
госпиталя, маленькая, темная и, казалось бы, сочетавшая лучшие черты
М_а_т_е_р_и _Е_в_ы_ и _М_а_т_е_р_и _М_а_р_и_и_, но при этом безо всякого
стремления это сходство подчеркнуть.
Хэйзел положила пакет на меня, вручила деревце рабби Эзре и
распростерла руки:
- Тамми!
- Арли соол, м'тенга!
Женщина с материнской нежностью поцеловала Хэйзел.
- Рэкси, рэкси - как же это долго!
Они разняли объятия, и Хэйзел произнесла:
- Тамми, это мой любимый муж, Ричард.
Та поцеловала меня в губы, предварительно подняв и отставив в сторону
пакет. Человек, которого облобызала Тамми, остается с ее поцелуем надолго,
даже если он ранен и если поцелуй совсем краток!
- А это наш дорогой друг, преподобный рабби Эзра бен Давид.
Эзра не нуждался в такой заботе, как я. Тамми глубоко присела и
поцеловала его руку. Таким образом, я остался в чистом выигрыше.

Тамми (то есть Тамара) сказала:
- Я могу взять вас обоих внутрь, и чем раньше, тем скорее мы вылечим
Ричарда. Но оба моих возлюбленных гостя пробудут здесь немало времени.
Хэйзе, ты согласна разделить комнату с Джубалом?
- Тамми, это же чудесная идея! Тем более что я иногда буду
отлучаться. Джентльмены, а вы согласны поселиться вместе на то время, пока
вы - пациенты этого госпиталя?
Я уже хотел сказать: "да, разумеется, хотя...", но рабби Эзра,
опередив меня, возразил:
- Здесь какая-то ошибка! Миссис Гвендолин, объясните, пожалуйста,
этой леди, что я не пациент и не кандидат на госпитализацию. Совершенно
здоров! Ни насморка, ни даже заусениц!
Тамара глянула удивленно и... нет, не обеспокоенно, но как-то
задумчиво. Она приблизилась к рабби и легонько коснулась рукой его культи.
- А мы разве не будем возвращать вам ноги?
Рабби Эзра перестал улыбаться.
- Я уверен, что вы желаете мне добра. Но я не могу носить протезы.
Это правда!
Тамара снова перешла на непонятный язык, обращаясь к Хэйзел. Та
выслушала и обратилась к рабби:
- Отец Эзра, Тамара говорит о настоящих ногах! Из плоти и крови. Они
здесь это могут. У них есть целых три способа.
Реб Эзра глубоко вдохнул, выдохнул, поглядел на Тамару.
- Дочка, если вы можете вернуть мне ноги... то - вперед! Пожалуйста!
И что-то добавил еще. Я думаю, на иврите.


КНИГА ТРЕТЬЯ. СВЕТ В КОНЦЕ ТУННЕЛЯ

21
Бог создал женщину, чтобы приручить мужчину.
Вольтер (1694-1778)
Я просыпался неторопливо, давая возможность своей душе потихонечку
вернуться обратно в тело. Не открывая глаз, ощущал, как восстанавливается
память, а с нею и осознание того, кто я, где я и что со мной произошло.
Да, да, я женился на Гвен Новак. Это было неожиданно, но
восхитительно! А потом мы... Эй, это же не вчера случилось! Вчера ты...
Малый, вчера у тебя выдался хлопотный денек! Стартовал из Луна-Сити,
а прискакал в Гриннелл... Как? А зачем спрашивать "как" о нелепице? Просто
прими ее и все! Так как же назвала это место Гвен? Погоди, погоди, ее-то
саму звать вовсе не Гвен, а Хэйзел! Правда? Выяснишь позднее... Так вот,
Хэйзел назвала его "Третьей Землей" - Теллус Тертиус. А Тамми еще как-то
обозвала. Тамми? Ну да, Тамара. Всякий же знает Тамару!
Тамми не дала им притронуться к моей раненой ноге, пока я
бодрствовал. А как, черт побери, я получил эту рану? Стал, что ли,
неповоротливым на старости лет? Или уставился на рожу Билла в гуще тех
липовых "шрайнеров"? Как-то непрофессионально дать себя повалить, даже
напоровшись на неожиданное. Если в драке покажется, что видишь свою
бабушку, все равно стреляй и двигайся дальше!
А как ты понял, что они не шрайнеры? Ну, это просто: настоящие
шрайнеры - люди пожилые и дородные, а эти жеребцы были молодые и жилистые.
И агрессивные.
Но ты же только что до этого додумался. Да неужто? И все же это так.
Ты просто ощутил это вчера, но не осознал. На то, чтобы думать, времени не
было. Просто увидел эту банду - что-то внутри заорало: "Враг!" - и ты
прыгнул на него раньше, чем он рванулся к тебе. Если ты в драке позволишь
себе "сортировать" впечатления, считай, что ты уже мертвец. Потому-то и
надо всегда действовать немедля.
А ведь вчера ты действовал не слишком-то проворно, хоть и прихватил с
собой неплохого дружка, правда? Быструю маленькую коралловую змейку по
имени Хэйзел. Впрочем, если ты вышел из потасовки с температурой тридцать
семь, то эту потасовку нельзя считать полным поражением.
Кончай себя тешить. Ты сам-то скольких уложил? Двоих? Остальных
прикончила она. И если по правде, то это она тебя "прихватила", а не то...
ты давно уже был бы хладным, как камень. А может, ты как раз и таков?
Давай-ка проверим. И я открыл глаза.

Место поистине выглядело райским. Но именно это и свидетельствовало,
что я жив, ибо рай вовсе не для меня! Кроме того, каждому известно, что
когда помрешь, то первым делом проходишь через длинный туннель, дальний
конец которого светится. И там тебя должна ожидать возлюбленная. Но ведь
со мной ничего такого не случилось! Ни туннеля. Ни света в конце. И, к
сожалению, совсем не видно Хэйзел!
Итак, я пока не мертвец и это - не рай. Но и не госпиталь. Ни в каком
госпитале не бывает так красиво и не пахнет так хорошо! И где же шум и
суета, которые всегда доносятся из коридора, когда лежишь в госпитале?
Ведь здесь слышится только пение птиц и далекая музыка струнного трио.
Эй, а вот и дерево-сан! Тогда, значит, где-то неподалеку обретается и
Хэйзел? Где ты, сладкая моя девочка? Мне нужна помощь! Найди мой протез и
дай его, пожалуйста! Я не рискну прыгать на одной ноге при этом
притяжении: уже отвык от него, да еще... черт возьми, мне надо помочиться!
Это что-то ужасное, аж зубы сводит!
- Вижу, вы уже проснулись, - произнес нежный голос у моего правого
уха.
Я повернул голову, а она обошла кровать и стала так, чтобы мне легче
было ее увидеть. Молодая женщина, миловидная, стройная, с небольшим бюстом
и длинными черными волосами. Она улыбнулась, встретившись со мной
взглядом.
- Я - Минерва. Что вам угодно на завтрак? Хэйзел говорила, что вам по
вкусу вафли. Но можно заказать любую другую еду.
- Любую? - пробормотал я, задумавшись над открывшейся возможностью. -
А как насчет филе бронтозавра, поджаренного на медленном огне?
- Пожалуйста. Но его придется готовить дольше, чем вафли, - ответила
она совершенно серьезно. - Может, пока что-нибудь перекусите?
- Да нет, мне бы сперва получить свою ногу, ту, искусственную... Мне
до завтрака надо наведаться в освежитель, а для этого - пристегнуть
протез. Понимаете, при этом притяжении...
Минерва без околичностей объяснила мне, что к чему.
- В эту кровать вмонтирован санузел. Вы все равно не можете еще
пользоваться освежителем: у вас блокирован позвоночник ниже пояса. А это
устройство очень удобно, в самом деле. Так что давайте делайте, что вам
нужно!
- Уф... я не могу.
(Я был уверен, что и вправду не смог бы: когда ампутировали мою ногу,
персоналу госпиталя пришлось порядком со мной повозиться. Наконец они
стали вводить мне катетер и кое-что еще, пока я не научился ходить на
костылях.)
- Вы сами поймете, что можете. Все будет в порядке!
Я попробовал двинуться, но ни одна из моих ног - ни длинная, ни
короткая, - меня не послушались.
- Миссис Минерва, а нельзя ли принести мне обычную госпитальную
"утку"?
Она посмотрела на меня с тревогой.
- Если желаете. Но вряд ли она вам пригодится. - Тревога на ее лице
сменилась озабоченностью. - Я пойду поищу. На это уйдет время. Не меньше
десяти минут. И придется запечатать вашу дверь, чтобы никто вас не
потревожил. - Она повторила: - Десять минут!
И направилась к белой стене. Та, щелкнув, распахнулась, и женщина
вышла.
Я тут же хотел сдернуть простыню, чтобы поглядеть, что там они
сотворили с моей целой ногой.
Но простыня не отдернулась - я спасовал перед ней: мне стало очень
больно.
Я попытался ее перехитрить: не может же простыня причинять боль, как
живая? А вдруг может? Да, увы, она могла.
И я наконец сказал себе: слушай, дружок, мы же с тобой находимся
н_и_г_д_е_. И давай предположим, что миссис Минерва сказала истинную
правду. Что эта кровать с вмонтированным в нее "отводом" способна
выдержать худшее из того, что может сделать лежачий больной. Сказав себе
это, я мысленно решил парочку баллистических задач, достаточно
замысловатых, чтобы отвлечь даже того, кто идет на гильотину! А попутно
"спустил" с поллитра жидкости, вздохнул и дал стечь остальной половине...
Да нет, постель вроде совершенно не намокла!
Какой-то женский голос нежно проворковал:
- Славный бэби!

Я поспешно огляделся. Никаких признаков носительницы голоса.
- Кто это сказал и где вы?
- Я - Тийна, сестра Минервы. Нахожусь не дальше вашего локтя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50