– А откуда она появиться?-спросила Туту.
– Люди доставили ее из долины.
– На лошадях?
– Нет. Погрузили на корабль, который прилетел со звезд. Тот самый корабль, на котором со звезд прибыл и я.
– Мы увидеть его когда-нибудь?
– Нет. Вам запрещено. Не стоит вам смотреть на него.
Туту разочарованно наморщила брови и щелкнула клювом. Но говорить на эту тему больше не стала. Вместо этого она вместе с другими подростками и с помощью Кэрмоди, к которому присоединились несколько взрослых, стала строить печь для выплавки руды. Затем соорудили горн для обжига кокса, который добавлялся к железу, и у горовицев появилось оружие из стали, удила и упряжь, надежные инструменты. Потом они стали ладить металлические части для повозок: Кэрмоди решил, что пришла пора познакомить их с колесным транспортом.
– Просто здорово,-сказала Туту.-Но что нам делать, когда руда кончится, а железо проржавеет и рассыплется?
– В долине много руды,-ответил Кэрмоди.-И нам придется перебираться туда. Звездный корабль не будет больше доставлять ее нам.
Туту вскинула голову и рассмеялась.
– Ты умный человек, Джон. Ты знаешь, как заставить нас двинуться в долину.
– В таком случае нам придется поторопиться,-сказал Кэрмоди.-Мы должны прийти туда до наступления зимы и снегопадов.
– Нам трудно понять, что такое зима,-сказала она.-Ты говорить о том, что мы не можем представлять.
Туту понимала, о чем зайдет речь. И когда Кэрмоди созвал очередной совет и сообщил, что пора перебираться в долину, то наткнулся на сопротивление. Большинство не хотело никуда идти; им нравилось тут. И Кэрмоди убедился, что даже у молодых горовицев преобладали консервативные взгляды. Только Туту и еще несколько других поддержали монаха, но они были пионерами, первопроходцами, радикалами.
Кэрмоди не пытался диктовать им свою волю. Он знал, что пользуется огромным уважением. Фактически его воспринимали едва ли не как бога. Но даже богам могут возражать, когда те покушаются на покой и уют, и он не хотел подвергать свой авторитет такому испытанию. Если он потеряет его, то погибнет все. Кроме того, он понимал, что, если станет диктатором, это сообщество никогда не усвоит основы демократии. А ему казалось, что демократия, несмотря на все ошибки и пороки, была лучшей формой светского правительства. Мягкое убеждение было самым сильным оружием, которое он мог пустить в ход.
Во всяком случае, он так считал. Но когда в тщетных попытках заставить упрямцев сняться с места прошел еще месяц, он впал в отчаяние. Теперь ему пришлось выслушивать другие аргументы. Под руководством Кэрмоди горовицы вырастили из семян, по его же просьбе доставленных кораблем, огородные растения и злаки. Если они сейчас уйдут, то не смогут воспользоваться плодами нелегкого труда. Все старания уйдут впустую. Так зачем Кэрмоди заставлял их гнуть спины, возделывая почву, высаживая ростки и пропалывая, а потом поливая их, если теперь он хочет сорвать их с места?
– Потому что я хотел показать вам, как выращивать пищу из земли,-сказал он.-Я не собираюсь вечно жить с вами. Когда мы придем в долину, я покину вас.
– Не оставляй нас, возлюбленный Джон!-завопили они.-Ты нам нужен. Кроме того, вот и еще одна причина не идти в долину. Если мы не пойдем, ты не оставишь нас.
Джон не смог не улыбнуться, услышав этот детский довод, но тут же вновь посерьезнел.
– Пойдете вы или нет, но как только из этого яйца вылупится детеныш, я расстанусь с вами. Да мне и в любом случае надо уходить. Если вы не пойдете, я оставлю вас. И взываю ко всем, кто хочет следовать за мной.
Вокруг него собрались Туту, одиннадцать других подростков и пять взрослых самок с двадцатью детишками-плюс их лошади, повозки, оружие и инструменты, запасы пищи. Он надеялся, что вид сборов заставит остальных изменить точку зрения. Но хотя те плакали и молили не уходить, больше к нему никто не присоединился.
Вот тогда-то он потерял самообладание и заорал:
– Очень хорошо! Я знаю, что для вас лучше всего! И если вы не подчиняетесь мне, я уничтожу деревню! И тогда вам придется пойти со мной, потому что вам некуда будет деваться!
– Что ты имеешь в виду?-заволновались горовицы.
– Я имею в виду, что сегодня вечером явится чудовище со звезд и сожжет деревню. Вот увидите!
Он тут же переговорил с Холмъярдом.
– Вы слышали меня, док! Я вдруг понял, что обязан надавить на них! Это единственный способ, чтобы они стали шевелить задницами!
– Вам стоило бы сделать это давным-давно,– ответил Холмъярд.-Даже если вы будете двигаться без остановок, считайте, вам повезет, коли до зимы успеете добраться до долины.
Той же ночью, когда Кэрмоди и его спутники расположились на холме за оградой деревни, в тусклом свете двух лун внезапно появился космический корабль. Все обитатели селения, должно быть, ждали появления грозного чудища, ибо из сотен глоток вырвался общий вопль. Все в панике кинулись к узким воротам, и многие пострадали в давке. Не успели все дети и взрослые покинуть пределы деревни, как чудовище огненным языком лизнуло бревенчатую ограду. Та занялась с южной стороны, и пламя быстро распространилось.
Кэрмоди сбежал с холма и навел порядок среди растерявшихся горовицев. И только под угрозой смерти в случае неповиновения заставил их вернуться в ограду и вывести оттуда повозки с лошадьми и вытащить продовольствие и оружие. Горовицы припали к ногам Кэрмоди, моля о прощении и заверяя, что впредь никогда не пойдут против его воли.
Несмотря на то что Кэрмоди чувствовал угрызения совести за пережитый горовицами страх и был расстроен из-за гибели в панике нескольких из них, он постарался сохранить строгость. Он простил их, но напомнил, что мудрости у него больше, чем у всех прочих, и ему лучше знать, что пойдет им на пользу.
Отныне младшее поколение вело себя безукоризненно, беспрекословно подчиняясь ему. Но из их отношений ушла теплота и доверительность, даже у Туту. Они относились к нему с уважением, но в его присутствии чувствовали скованность. Ушли в прошлое шутки и улыбки, которыми они все время обменивались.
– Вы внушили им страх Божий,-сказал Холмъярд.
– Бросьте, док,-ответил Кэрмоди.-Вы же не считаете, что они воспринимают меня как Бога. И если бы я убедился в этом, то постарался бы разуверить их.
– Да, но они считают, что вы Его представитель. Может быть, полубог. И пока вы не изложите им с начала до конца всю последовательность событий, они и дальше будут так считать. Да и не думаю, что ваши объяснения чему-то помогут. Вам придется во всех подробностях описать наше общество, для чего у вас нет ни времени, ни способностей. И что бы вы ни излагали, они все равно поймут вас неправильно.
Кэрмоди попытался восстановить прежние сердечные взаимоотношения, но понял, что это невозможно. Поэтому он всецело посвятил себя лишь преподаванию того, что знал сам. Все свободное время он или записывал, или диктовал Туту и другим сведения о научных дисциплинах. Хотя в тех местах, по которым шли переселенцы, не было и следов залежей серы и селитры, Кэрмоди знал, что они есть в долине. Он написал инструкцию, как распознавать, разрабатывать и очищать ископаемые, а также как делать порох. Кроме того, он во всех подробностях изложил, как мастерить ружья, пистолеты и ртутные капсюли, как искать свинцовую руду и выплавлять из нее металл.
Это было лишь частью всех технологических процессов, о которых он оставил сведения. В дополнение он письменно изложил основные данные о химии, физике, биологии и электричестве. Более того-он начертил принципиальную схему электромобиля и машины с двигателем на водородном горючем. Затем последовало детальное объяснение процесса получения водорода в результате реакции сжатого перегретого пара в присутствии цинковых или железных катализаторов. Что, в свою очередь, потребовало рассказа о том, как искать и опознавать медную руду, как извлекать из нее металл и тянуть из него провода, как сделать магнето и пользоваться математическими формулами для ротора.
В процессе занятий он часто обращался за помощью к Холмъярду. Как-то тот ему сказал:
– Вы зашли слишком далеко, Джон. Вы доработались до того, что от вас осталась одна тень, вы вгоните себя в гроб. Вы пытаетесь сделать невозможное, втиснуть сто тысяч лет технического прогресса в один год. Человечеству потребовались для развития тысячелетия усилий, а вы преподносите горовицам их результаты на серебряном блюдечке. Перестаньте! Вы уже и так достаточно сделали для них, принеся им речь вместе с техникой обработки кремня и возделывания земли. Предоставьте им дальше идти своим путем. Кроме того, последующие экспедиции скорее всего установят с ними контакты и дополнят всю ту информацию, что вы пытаетесь впихнуть в них.
– Вероятно, вы правы,-простонал Кэрмоди.-Но несмотря на все старания, больше всего меня беспокоит, что я учил их общению лишь с материальным миром. И почти ничего не сделал, дабы внушить им хотя бы начатки этики. Вот это и не может меня не волновать сильнее всего.
– Дайте им самим разработать ее.
– Мне бы этого не хотелось. Подумайте только о многочисленных путях порока и зла, которыми они могут пойти.
– В любом случае им этого не избежать.
– Да, но при желании они смогут выбрать и правильный путь.
– Так ради Бога, дайте им его!-вскричал Холмъярд.-Перестаньте терзаться до желудочных колик! Сделайте что-нибудь или перестаньте болтать!
– Скорее всего вы правы,-мрачно сказал Кэрмоди.-Во всяком случае времени у меня осталось немного. Через месяц мне следует прибыть на Вайлденвули. И решить эту проблему я не успею.
В следующем месяце караван покинул теплые долины и двинулся по плоскогорьям и ущельям меж вершинами. Воздух стал холоднее, а растительность на удивление походила на траву и кустарник земных высокогорий. Ночи были холодные, и горовицы теснились поближе к пламени костров. Кэрмоди научил их дубить шкуры и сметывать себе одеяния, но не позволил им тратить время на охоту за животными, мех которых мог бы согревать их.
– Успеете заняться этим, когда мы придем в долину,-сказал он.
За две недели до выхода к перевалу, за которым лежала долина, Кэрмоди как-то проснулся ночью. Он уловил постукивание в скорлупу яйца на груди и понял, что острый клювик цыпленка пытается пробиться сквозь двойную кожистую оболочку. К утру в скорлупе появилось отверстие. Кэрмоди поступил так же, как все прочие матери, за которыми ему довелось наблюдать. Придержав яйцо с тыла, он ободрал с него оболочку. Яйцо так долго было частью его самого, что ему казалось, будто он сдирает кожу с самого себя.
Появился прекрасный здоровенький цыпленок, мальчик, покрытый золотистым пушком, и уставился на мир большими голубыми глазами, которые пока разъезжались в разные стороны.
Туту пришла в восторг:
– У всех нас карие глаза! А он первый горовиц с голубыми! Хотя мы слышали, что у диких горовицев в этих местах бывают голубые глаза. Но у него глаза точно, как у тебя. Ты сделал ему голубые глаза, чтобы все мы знали-он твой сын, да?
– Ничего я не делал,-сказал Кэрмоди.
Он не стал упоминать, что цыпленок был мутантом или, иными словами, его генетический код содержал в себе рецессивные гены той линии предков, раса которых обладала голубыми глазами. Слишком долго пришлось бы объяснять. Но он в самом деле испытал смущение. Ну почему это случилось с цыпленком, которого именно он выносил?
К полудню щупальца, державшие яйцо на его коже, высохли, и пустая кожистая скорлупка, отвалившись, упала на землю. Еще через два дня многочисленные маленькие дырочки на груди затянулись, и кожа снова стала гладкой.
Он рвал связи с этим миром. К полудню на связь вышел Холмъярд и сообщил, что прошение Кэрмоди о продлении срока пребывания на Ферале отклонено. И в день окончания контракта он должен отбыть с планеты.
– В соответствии с условиями нашего контракта мы должны обеспечить вас транспортом до Вайлденвули,-сказал Холмъярд.-Мы воспользуемся нашим собственным. И через несколько часов доставим вас к месту назначения.
В течение последующих двух недель Кэрмоди буквально гнал караван, уделяя сну не больше четырех часов и останавливаясь только тогда, когда надо было выпасти лошадей. К счастью, конское поголовье Ферала обладало немалой выносливостью, хотя и не такой быстротой, как их земные собратья.
Накануне дня отбытия Кэрмоди, вечером, отряд вышел к горному перевалу, за которым лежала долина обетованная. Разведя костры, путешественники пристроились к теплу.
С перевала дул холодный ветер, и Кэрмоди уснул не без труда. Но причиной бессонницы были не порывы зябкого ветра, а его мысли. Они ходили по кругу, как индейцы вокруг каравана фургонов, осыпающие его острыми стрелами. Он не мог отделаться от беспокойства, размышляя, что станет с его паствой, когда он покинет ее. Он не мог не сожалеть о том, что не обеспечил их духовным наставлением. «Завтра утром,-решил он.-Завтра утром мне представляется последняя возможность. Но в мыслях у меня нет ничего, ровно ничего, я отупел. Если бы мне было дано право решать самому, если бы начальство не принудило бы меня к молчанию... но ему виднее. Скорее всего я бы сделал что-то не то. Наверное, лучше всего отдать все на волю Божественного провидения. Но ведь Бог являет себя через деяния человека, а я человек...»
Должно быть, он все же задремал, потому что внезапно очнулся, почувствовав прижавшееся к нему маленькое тельце. Это была Туту, его любимица.
– Мне холодно,-сказала она.-И я много раз, еще до пожара деревни, спала у тебя на руках. Почему ты не позвал меня сегодня вечером? Это твоя последняя ночь!-дрожащим голосом сказала она и заплакала.
Плечи ее затряслись, и она уткнулась клювом ему в бок, когда он прижал головку Туту к груди. И не в первый раз Кэрмоди пожалел, что у этих созданий такие твердые клювы. Им никогда не будет дано познать удовольствие от соприкосновения в поцелуе теплых нежных губ.
– Я люблю тебя, Джон,-сказала она.-Но после того как чудовище сожгло деревню, мы стали и бояться тебя. Но сегодня вечером я забыла, что боюсь тебя, и должна провести эту ночь в твоих руках, чтобы запомнить ее на всю жизнь.
Кэрмоди почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, но постарался, чтобы голос звучал ровно и спокойно:
– Те, кто служат Создателю, сказали, что меня ждет работа в другом месте. Где-то среди звезд. И я должен отправляться, пусть даже мне не хочется. Мне грустно, как и тебе. Но, может быть, когда-нибудь я и вернусь. Не могу обещать. Но всегда буду надеяться.
– Ты не должен оставлять нас. Мы все еще твои дети, а нас ждет взрослая работа. Взрослые как дети, а мы как взрослые. Ты нам нужен.
– Я знаю, что ты права. Но я буду молиться Ему, чтобы Он не оставил вас своим внимание и оберегал вас.
– Я надеюсь, что у Него больше мозгов, чем у моей матери. Я надеюсь, Он такой же умный, как ты.
Кэрмоди засмеялся.
– Он бесконечно умнее меня. Не беспокойся. Чему быть, того не миновать.
Он еще немного поговорил с ней, в основном, давая советы, как лучше подготовиться к наступающей зиме, и заверяя, что, может быть, он еще вернется. Или, если не он, так другой человек. И наконец провалился в сон.
Его пробудил испуганный голос Туту, вскрикнувшей под ухом.
– Что с тобой, девочка?-сев, спросил Кэрмоди.
Она приникла к нему, и в ее больших глазах отразилось затухающее пламя костра.
– Пришел отец и разбудил меня! Он сказал: «Туту, ты интересовалась, куда уходят горовицы после смерти. Я знаю, потому что, умерев, сам ушел в эти земли. Это прекрасная страна, и не плачь из-за того, что Джон должен покинуть вас. Когда-нибудь ты с ним здесь встретишься. Мне было разрешено увидеться с тобой и рассказать об этом. А ты должна передать Джону, что мы, горовицы,-как люди. У нас есть души, и мы вовсе не превращаемся в прах, умирая, чтобы никогда больше не увидеть друг друга». Отец мне так сказал. И протянул руку, чтобы коснуться меня. Мне стало страшно, я заплакала и проснулась!
– Ну-ну,-сказал Кэрмоди, укачивая ее.-Тебе просто приснилось. Ты же знаешь, что твой отец не умел говорить при жизни. Так как же он может разговаривать сейчас? Тебе привиделось.
– Не приснилось, не приснилось! Он пришел ко мне не в голову, как во сне! Он стоял рядом, между огнем и мною! Он отбрасывал тень! А у сна нет теней! И почему он не умеет разговаривать? Если он может жить после смерти, то почему ему не говорить? Как ты сам сказал: «Почему полоски у жука и грива у лошади?»
– Устами младенца...-пробормотал Кэрмоди и до рассвета проговорил с Туту.
К полудню того же дня горовицы одолели высшую точку перевала. Внизу перед ними лежала долина, сияющая зелеными, золотыми, желтыми и красными красками осенней растительности. Еще через несколько дней яркие цвета пожухнут и порыжеют, но сегодня красота долины радовала глаз теми обещаниями, которые таились в ней.
1 2 3 4 5 6 7