– Тут вокруг жить много бессловесных,-объяснила она.-Мы сможем взять их молодыми и воспитать. Так мы стать сильнее. Почему путешествовать каждый день? Мы устать от дороги. Мозоли от пути, мозоли от седел. Мы сделать, как это... конюшни?-для лошадей тоже. Мы ловить других животных, растить их, мяса много, охотиться не надо. Мы суметь сажать семена, как ты учил нас, и растить урожай. Тут хорошее место. Такое же, как долина, что ты рассказывать. Может, лучше. Мы, дети, все обговорить и решить остаться здесь.
– Тут хорошие места,-сказал Кэрмоди.-Но не самые лучшие. Я-то знаю, что тут многого не хватает. Кремня, железа, которое куда лучше, здорового климата; там поменьше крупных хищников, богаче почва... и многое другое.
– Откуда ты знать о долине?-вопросила Туту.-Ты видать ее? Ты бывать там?
– Я знаю о ней по рассказам тех, кто бывал там,-ответил Кэрмоди.
– Кто рассказать тебе о долине?-продолжала настаивать Туту.-Не горовиц. Горовиц не иметь речи, пока ты не научил говорить. Кто рассказать?
– Человек,-ответил Кэрмоди.-Который бывал там.
– Человек, который приходить со звезд? Человек, я видеть, ты говорить с ним в ту ночь?
Кэрмоди кивнул.
– Он знать, куда мы ходить после смерти?-спросила Туту.
Застигнутый вопросом врасплох, несколько секунд он изумленно смотрел на нее с открытым ртом. Холмъярд был агностиком и отрицал наличие убедительных доказательств бессмертия. Кэрмоди, конечно, не спорил и не пытался втолковать ему, что не существует ни безупречных научных доказательств такового, ни неопровержимых фактов. Но имелось достаточное количество примет посмертного существования, во всяком случае, чтобы каждый непредубежденный агностик задумался о такой возможности. И конечно, Кэрмоди был убежден, что каждому верующему суждена вечная жизнь. Более того, в этом его убедил личный опыт. (Но это уже другая история.)
– Нет, этот человек не знает, куда мы уходим после смерти. Но сведения об этом имеются.
– Он человек, ты человек,-сказала Туту.-Если ты знать, почему он нет?
И снова Кэрмоди потерял дар речи.
– Откуда тебе-то известно, что я человек?
Туту пожала плечами.
– Первое, ты обманывать нас. Потом, все знать. Легко видеть, что ты надел клюв и перья.
Кэрмоди невольно поправил клюв, который много месяцев натирал ему кожу, раздражая его.
– Почему вы мне об этом не говорили?-сердито спросил он.-Хотели сделать из меня идиота?
Туту смутилась.
– Нет. Никто не хотеть делать из тебя идиота, Джон. Мы любить тебя. Просто мы думать, тебе нравится носить клюв и перья. Мы не знать почему, но если тебе нравится, мы о`кей, ладно. Но не уходить от наших слов. Ты говорить, что знаешь, куда уходят мертвые. Куда?
– Я не могу тебе рассказать куда. Во всяком случае, пока не могу. Позже.
– Ты не хотеть пугать нас? Наверное, там плохое место, и нам будет там плохо? Поэтому не хотеть говорить нам?
– Я сказал, потом. И вот почему, Туту. Когда я впервые пришел к вам и стал учить речи, то не мог научить вас всем словам. Чтобы вы могли понять их. Потом я стал учить вас словам посложнее. И сейчас учу. Но пока вы еще не можете понимать меня, пусть даже я и говорю их. Вы станете старше и умнее, будете знать больше слов. И тогда мы поговорим. Понимаешь?
Кивнув, Туту в знак согласия щелкнула клювом.
– Я рассказать другим,-сказала она.-Много раз, когда ты спать, мы говорить, куда мы уходить, когда умрем. Какой смысл жить так мало, если мы не жить дальше? Что хорошего в том? Одни говорить, толку нет, нам просто жить и умирать потом, вот и все. Ну и что? Но многие не уметь так думать. Стали бояться. И еще-нам это нет смысла. А все остальное в мире есть смысл. Или кажется, что есть. Но смерть смысла нет. Смерть навсегда. Может, мы умирать, чтобы дать место другим? Потому что, если мы не умирать, если потомки наши не умирать, скоро мир такой переполненный, и все помирать от голоду. Ты говорить нам, что мир не плоский, а круглый, как шарик, и эта сила-как ты называть ее, тяготение?-не дает падать. Значит, скоро мы увидеть, что нет места, если мы не умирать. Но почему не ходить туда, где места много? Может, на звезды? Ты говорить нам, что между звезд много круглых миров, как этот. Почему нам не ходить туда?
– Потому что на них достаточно и своих обитателей,-ответил Кэрмоди.
– Горовицев?
– Нет. На некоторых живут люди, на других-существа, отличающиеся и от людей и от горовицев, как я отличаюсь от вас. Или непохожие ни на лошадей, ни на жуков.
– Надо много думать. Я рада, что сама не стала думать. Я ждать, пока ты сам все рассказать. И мне стало приятно думать об этом.
Кэрмоди посоветовался с другими подростками и в конечном итоге согласился с их желанием на какое-то время обосноваться здесь. Когда стали валить деревья для ограды и домов, он не сомневался, что скоро молодежь впадет в уныние, потому что каменные орудия затупятся, а запасы кремня подходили к концу. Не говоря уж о том, что его описания долины побудят самых непоседливых сняться с места.
А тем временем яйцо на груди увеличивалось в размерах и тяжелело; таскать этот растущий груз становилось все утомительнее.
– Я не отказываюсь от роли матери,-сказал он Холмъярду на очередном сеансе связи.-Да, я хотел бы быть Отцом-в религиозном смысле слова. Но от меня требуются чисто материнские качества. И должен признаться, что и физически, и душевно стал уставать.
– При встрече мы сделаем еще одну соноскопию яйца,-ответил Холмъярд.-Кстати, подошло время получить очередные данные о развитии эмбриона. И всесторонне обследуем вас, дабы убедиться, что яйцо еще не высосало из вас все соки.
Кэрмоди встретился с Холмъярдом той же ночью, и в джипе они добрались до корабля, который теперь располагался не ближе, чем в двадцати милях, потому что верхом горовицы могли покрывать солидные расстояния. В корабельной лаборатории у маленького монаха взяли массу анализов.
– Вы основательно похудели, Джон,-сказал Холмъярд.-Толстячком вас уже не назвать. Вы хорошо питаетесь?
– Лучше, чем когда-либо. Вы же понимаете, что мне приходится есть за двоих.
– Ну, мы не нашли в вашем состоянии ничего особо тревожного или опасного. Вы даже здоровее, чем раньше, потому что перестали таскать на себе жировые складки. А этот чертенок, что присосался к вам, раздается во все стороны. Из тех данных, что мы получили о горовицах, выяснилось, что яйцо растет, пока не достигает трех дюймов в диаметре и веса в четыре фунта.
Достоин восхищения биологический механизм, который позволяет яйцу питаться кровью своего приемного родителя, кем бы он ни был. Какие биологические структуры позволяют зародышу существовать подобным образом? Почему в нем не зарождаются антитела, которые должны убить его? Каким образом он извлекает питательные вещества из кроветока совершенно чуждого существа? Конечно, в какой-то мере ответ заключается в том, что размеры кровяных телец у него точно такие же, как и у человека; никаких отличий не удалось установить даже при микроскопическом исследовании. Примерно такое же и сочетание химических агентов. Но даже при этом... да, скорее всего нам удастся получить еще один грант для изучения этого механизма. И если нам удастся расшифровать его, польза для человечества будет неоценима.
– Надеюсь, что вы получите еще один грант,-сказал Кэрмоди.-К сожалению, дальше помогать вам я не смогу. Я должен предстать перед аббатом монастыря на Вайлденвули.
– Я не хотел говорить вам при встрече,-сказал Холмъярд.-Не хотел огорчать вас и усугублять ваше физическое состояние. Но вчера сел грузовой корабль. И доставил депешу для вас.
Он протянул Кэрмоди длинный конверт, усеянный множеством официальных печатей и штампов. Кэрмоди вскрыл его и прочел текст. Затем поднял глаза на Холмъярда.
– Судя по выражению вашего лица, новости, должно быть, не из лучших,-сказал тот.
–С одной стороны, нет. Меня информируют, что я до конца должен отбыть срок контракта, и не могу улетать, пока детеныш не вылупится. Но в день завершения контракта я обязан покинуть вас. Кроме того, я не имею права давать горовицам какие-либо религиозные установки. Они должны сами прийти к ним. Или, точнее, обязаны сами познать откровение-если оно вообще откроется им. По крайней мере, пока не соберется церковный собор и не придет к какому-то решению. Но к тому времени меня, конечно, тут уже не будет.
– А уж я позабочусь, чтобы ваш преемник не обладал такими религиозными установками,-сказал Холмъярд.-Прошу прощения, Джон, если я кажусь вам антиклерикалом. Но я убежден, что если горовицам и суждено обрести религию, то лишь свою собственную.
– Тогда почему же не свой язык и не свою технологию?
– Потому что и то и другое-суть орудия общения с окружающей средой. Рано или поздно они будут развиваться в точном соответствии с земными аналогами.
– Но разве им не нужна религия, которая подскажет, что они не заблуждаются в использовании и языка, и орудий? Разве им не нужны этические представления?
Улыбнувшись, Холмъярд долго не отводил взгляда от Кэрмоди. Тот покраснел и замялся.
– Хорошо,-наконец сказал он.-Готов со всей убежденностью возразить вам. Нет необходимости перечислять историю возникновений всех религий Земли. Я убежден, что любое общество нуждается в действенном этическом кодексе, который даже без участия божественной силы будет карать нарушителей, обрекая их на вечные или временные страдания.
Кроме того, религиозные воззрения могут развиваться и совершенствоваться. Христианство двадцатого столетия заметно отличалось от взглядов двенадцатого столетия, и религиозный дух нашего времени во многих аспектах отличается от убеждений того же двенадцатого века. Кроме того, я не собираюсь обращать горовицев в свою веру. Моя Церковь запрещает мне подобные действия. Я могу лишь внушить им мысль о существовании Творца.
– Даже если они ее не понимают,-засмеялся Холмъярд.-Они слышат о Боге, как о «Нем», но относятся к Нему как к женщине.
– Пол не имеет значения. Главное, что я в таком положении, когда не могу разуверять их в существовании бессмертия.
Холмъярд пожал плечами, давая понять, что не замечает разницы. Но сказал:
– Видя вас в таком расстроенном состоянии, я искренне сочувствую вам, потому что оно доставляет вам боль и страдания. Тем не менее помочь вам ничем не могу. И, кстати, ваша Церковь тоже.
– Я дал слово Туту,-сказал Кэрмоди,-и не хочу нарушать его. В таком случае она потеряет веру.
– Вы думаете, она считает вас Богом?
– Боже сохрани! Но должен признать, меня беспокоит, что такое может случиться. Правда, пока они никак не давали мне понять, что воспринимают меня в подобном качестве.
– Ну, а когда вы покинете их?-спросил Холмъярд.
Кэрмоди так и не смог забыть прощальную реплику зоолога. В ту ночь уснул он сразу, как провалился, и в первый раз за все время жизни с горовицами позволил себе спать допоздна.
Когда он проснулся, солнце было уже на полпути к зениту. Он увидел, что в наполовину достроенном селении царит сумятица, которая не имела ничего общего с хаосом и представляла собой какие-то целенаправленные действия. Взрослые как-то растерянно озирались, а молодежь была очень занята. Сидя верхом, они остриями копий гнали перед собой группу незнакомых горовицев, среди которых было несколько взрослых, но большей частью подростки в возрасте от семи до двенадцати лет.
– Что вы тут устроили?-возмущенно спросил Кэрмоди у Туту.
Лицевые мыщцы вокруг клюва растянулись в улыбке, и она рассмеялась.
– Тебя не было прошлая ночь, мы не смогли рассказать, что задумать делать. А все равно, отличный сюрприз, да? Мы решать гонять диких горовицев, что живут рядом здесь. Мы застать их во сне. Прогнать взрослых. Часть убить пришлось, это плохо.
– Почему вы это сделали?-с трудом сдерживаясь, спросил Кэрмоди.
– Ты не понимать? Мы думать, ты все понимать.
– Я не Господь Бог,-сказал Кэрмоди.-О чем я тебе часто говорил.
– Я иногда забывать,-перестав улыбаться, сказала Туту.-Ты сердиться?
– Я не сержусь, пока ты не рассказала мне, зачем вы все это сделали.
– Зачем? Так наше племя станет больше. Мы научить малышей, как говорить. Если они не уметь, то вырастут взрослыми. А взрослые не уметь говорить. Они станут как животные. Ты же не хочешь так, конечно?
– Нет. Но вы убивали?
Туту пожала плечами.
– А что еще делать? Их взрослые хотеть убить нас; вместо того мы убить их. Немного. Больше убежать. Кроме того, ты сказать: о`кей, убивать животное можно. А взрослые как животные, потому что они не уметь говорить. Мы не убивать детей, потому что они учиться говорить. Мы... как ты говорить?-принимать... да, мы принимать их. Они стать наши братья и сестры. Ты говорить мне, что каждый горовиц мне брат или сестра, пусть я не видеть их.-Она снова улыбнулась и, склонившись к Кэрмоди, серьезно сказала:-Мы иметь хорошую мысль во время набега. Вместо того чтобы есть яйца... когда нет взрослого принять их, матери разбивать яйца... почему не давать яйца детям, лошадям и другим животным тоже? И племя будет расти быстрее. Скорее станет большим.
Так оно и получилось. Не прошло и месяца, как у каждого достаточно взрослого горовица, у всех лошадей на груди покачивались яйца.
Кэрмоди сообщил об этом Холмъярду.
– Теперь я вижу все преимущества внематочного развития плода. Если даже зародыш и не защищен от механических повреждений, это не влияет на увеличение количества новорожденных.
– А кто будет заботиться об этих младенцах?-осведомился Холмъярд.-Ведь потомство у горовицев беспомощно как цыплята, и они их выхаживают, как люди своих новорожденных.
– Да они вовсе не плодятся, как дикие свиньи. Количество будущих рождений строго регулируется. Туту четко просчитала, какое количество младенцев может выходить каждая мать. Если она не может отрыгивать достаточное количество полупереваренной пищи, они будут готовить цыплятам кашки из фруктов и мяса. Матерям не придется проводить добрую долю времени в поисках пропитания; теперь эта обязанность будет лежать на самцах.
– Это ваше сообщество развивается отнюдь не в соответствии с каменным веком Земли,-сказал Холмъярд.-Я вижу, что в будущем в нем могут возобладать коммунистические тенденции. Дети будут производиться en masse, воспитывать и учить их станут в коллективе. На этом этапе, когда они стараются обеспечить стабильный рост племени, с их стороны довольно рационально организовать что-то вроде конвейера. Но тут есть одна деталь, на которую вы не обратили внимания или сознательно умолчали о ней. Вы сказали, что взращивание яиц и соответственно количество будущих рождений строго регулируется. Означает ли это, что яйца, для которых не хватит пропитания, будут поедаться? В виде метода контроля за рождаемостью?
Помолчав, Кэрмоди ответил:
– Да.
– Ну и?
– Что «ну и»? Я готов признать, что идея мне не нравится. Но я не могу найти оснований, чтобы возражать горовицам. Вы же знаете, что у этой публики нет никаких библейских запретов. Во всяком случае, пока нет. В дальнейшем, при развитии этой системы, они появятся как средство выживания.
– Каннибализм и контроль рождаемости,-сказал Холмъярд.-Мне кажется, что вы будете рады избавиться от всего этого, Джон.
– Так кто теперь грешит антропоцентризмом?-возразил Кэрмоди.
Тем не менее он был обеспокоен. Он не мог объяснить горовицам, что нельзя есть яйца, потому что его просто не поняли бы. Добывать пропитание было трудно, и они не могли отказаться от его источника. И Кэрмоди не мог внушить им, что они совершают убийство. Убийство-это незаконное лишение жизни существа, обладающего душой. Обладали ли таковой горовицы? Он не знал. Земные законы утверждали, что противоправное лишение жизни любого существа, владеющего речью и способного к абстрактному мышлению, является убийством. Но сама Церковь, хотя и побуждала своих членов повиноваться законам под угрозой кары со стороны светского правительства, сомневалась, имеется ли под этим определением солидный теологический базис. Она все еще пыталась сформулировать правила, которые помогали бы выяснить, какие инопланетные существа обладают душой. И в то же время не исключала возможность, что разумные создания с других планет не только не обладают душой, но и не испытывают в ней необходимости. Может, Создатель каким-то иным образом обеспечил им бессмертие-если о нем можно вести речь.
«Хорошо им сидеть за столом и обсуждать свои теории,-подумал Кэрмоди.-А я на месте действия; все законы приходится придумывать на глазок. И да поможет мне Господь, если глазок у меня косит!»
В течение следующего месяца он был по горло занят чисто практическими делами. Он попросил Холмъярда послать корабль в долину, откуда к окраине деревни было доставлено несколько тонн железной руды.
На следующее утро он повел детишек к этой груде. Те не могли сдержать восторженных воплей, которые усилились, когда он рассказал им, для чего предназначается руда.
1 2 3 4 5 6 7