— Знает, что я — чародей».
— Я потом объясню, — быстро произнес он.
— Что объяснишь? — тут же влезла Альрис.
— Не твое дело, — бросил Ханнер.
Альрис посмотрела на Ханнера, перевела взгляд на Мави и заявила:
— А я и так знаю. Только не понимаю, почему ты сказал ей, а не мне, твоей сестре!
Мави вздрогнула.
— Нет, Альрис, это не то... в смысле, мы не... — Ее голос прерывался от смущения.
— Альрис, заткнись, — устало сказал Ханнер. Он не ожидал застать в гостиной эту парочку, и, как бы ни радовало его присутствие Мави, сейчас он от всей души желал, чтобы ее здесь не было. Он повернулся к Шелле.
— Ты рассказывала, что случилось после того, как ты исцелила Теллеша, — напомнил он.
— Ага... Ну, мастер Келдер попробовал исправить то, что я сделала, но не смог, и я тоже не смогла, потому что не понимала, что делать, так что в конце концов он отослал Теллеша домой, и мы немного поговорили, а потом он велел мне собрать вещи и убираться, я ведь больше не ведьма и со мной опасно быть в одном доме... Наверное, он думал, что это заразно.
— И ты ушла?
— Я даже не забрала свой посох. Слишком я расстроилась. Просто выбежала из долгу. А потом ходила, слушала, что говорят, и расспрашивала сама, а потом услышала про Дом Чародеев и пришла посмотреть.
— Дом Чародеев? — удивилась Альрис.
— Так его называют, — кивнула Шелла.
— Ты хотела сказать — этот дом, — уточнил Ханнер.
— Вот именно.
— Значит, с секретами покончено, — сказала Альрис.
Ханнер понадеялся, что слова ее не станут пророческими: он хотел бы, чтобы его секреты оставались секретами и впредь, но место, где находится ставший убежищем чародеев дом дяди Фарана, не было такой тайной.
— Стража уже нашла нас, — заметил он. — А есть ведь еще все те люди на улице.
— Ты все еще ведьма? — поинтересовалась у Шеллы Мави.
— Нет, — покачала головой девочка. — По крайней мере я так думаю. Когда я пытаюсь колдовать, все... ну... ощущается иначе, мне кажется, я вместо этого занимаюсь чародейством. А кое-чего я вообще делать не могу, читать в умах, например. И я не устаю, наоборот, становлюсь сильнее.
Все это вполне укладывалось в то, что Ханнер успел узнать о чародействе.
— Когда это началось? — спросил он.
— Не знаю. — Шелла пожала плечами. — Вчера я себя весь день как-то странно чувствовала, но вроде до сегодняшнего утра все было в порядке.
— Прошлой ночью странных снов тебе не снилось?
Удивленная, она взглянула на Ханнера, и ее глаза широко раскрылись.
— Какие сны?
— Про полеты, падения, погребение заживо...
— Вы про них знаете? — ахнула Шелла.
— Расскажи нам, — попросила Мави.
— Это было... нет, не прошлой ночью, а позапрошлой. Мне снилось, что я лечу по воздуху и горю, а потом падаю, проваливаюсь под землю, и меня засыпает, и я задыхаюсь... И все время я чувствовала, что должна что-то сделать, вот только не знала что. — Она содрогнулась. — Я знаю, сон был волшебным, но что это за чары и кто их навел — понятия не имею.
— Тот самый сон, — вздохнула Альрис. — Только и слышу, как все его обсуждают. Все чародеи, кто спал в Ночь Безумия, увидели его тогда — и проснулись; но кое-кому он снился опять.
Ханнер взглянул на нее.
— А тебе он не снился?
— Мне? — Альрис прижала руку к груди. — Я не чародейка! Разумеется, ничего подобного мне не снилось. — Она фыркнула. — Но теперь непременно приснится, и не из-за какого-то волшебства, а просто потому, что вы только об этом и говорите.
На миг Ханнер задержал взгляд на лице сестры, пытаясь понять, не слишком ли подчеркнуто она возмущалась, но потом решил — нет. Скорее всего она говорила правду, а нарочито это звучало просто потому, что ей всего тринадцать.
И все же странно, что она так настроена против чародейства. Она так долго стремилась учиться магии, и ее не смущала жизнь под одной с чародеями крышей — у нее было достаточно друзей, у кого она могла бы поселиться, если бы действительно этого хотела, — однако она очень настойчиво отвергала саму идею чародейства.
Ханнер этого понять не мог, так что прекратил попытки. Он вновь обратился к Шелле.
— Не думаю, чтобы тебе стоило особенно тревожиться. Ты теперь чародейка, вот и все. А через это — сны, трудности с прежними чарами, странные силы — прошли все чародеи. Через все — кроме того, что ты сделала с Теллешем; такого не делал больше никто.
— А ведьмы среди этих других есть?
— Нет, — признал Ханнер, — но двое из них маги.
У Шеллы перехватило дыхание, глаза ее снова широко раскрылись.
— Маги могут быть чародеями?
— Более или менее. Их прежняя магия взаимодействует с чародейством так же, как твое ведьмовство. Или почти так: они по-прежнему способны творить заклятия, хоть и немногие.
— Как странно!
Ханнер вздохнул.
— Еще бы Ну а теперь, если ты можешь выдержать многолюдье, думаю, нам стоило бы вернуться в столовую: там мой дядя лорд Фаран устраивает смотр сил.
— Пошли, — сказала она.
Они с Ханнером как раз поворачивали к столовой, когда в дверь постучали.
Альрис мигом вскочила на стул у одного из окон, прижавшись щекой к стеклу, чтобы рассмотреть гостя.
— Это стражник, — сообщила она. — Позвать дядю Фарана?
— Один стражник? — удивился Ханнер. — Всего один?
— Мне виден только один.
Ханнер нахмурился, подошел к двери и приоткрыл ее.
Толпа на улице молчала, ожидая, что будет: как и сказала Альрис, во дворике перед дверью стоял одинокий стражник.
Сперва, обманутый желтой туникой солдата, Ханнер не узнал его; но не успел вновь прибывший заговорить, как юноша вспомнил его и распахнул дверь.
— Йорн! — воскликнул он. — Входи, входи!
Солдат вошел и тихо прикрыл за собой створку.
— Мне еще рады здесь? — спросил он.
— Разумеется! — И Ханнер хлопнул Йорна по плечу. — Если только ты здесь не для того, чтобы передать нам приказ об изгнании.
— Ох... по правде говоря, я... эти приказы... из-за них-то я и пришел.
Ханнер нахмурился.
— Мы уже выставили отсюда капитана Нараля и его взвод, — проговорил он. — Зачем же прислали еще и тебя?
— Да я вовсе не о том! — заторопился Йорн. — Я вот про что: нам велели отыскать всех чародеев, каких только знаем; и гнать их в шею из города. Ну, как нам это приказали, тут-то я и понял, что не могу больше оставаться стражником — по крайности до тех пор, покуда лорды не одумаются. А идти мне, кроме как сюда, больше некуда. — Он огляделся. — Все другие ушли?.. — Тут он заметил девушек. — Кроме этих трех, хотел я сказать.
— Нет, что ты, — улыбнулся Ханнер. — Все по-прежнему тут. Но сперва познакомься: это Шелла. — Ей он сказал: — Это Йорн из Этшара. Он тоже чародей.
— Плохонький, — смутился Йорн.
— А это — Мави с Нового рынка, — продолжал Ханнер. — Она не чародейка, просто друг.
Йорн поклонился.
— А леди Альрис я знаю.
— Мы с Шеллой как раз собирались пойти к остальным. — Кивком позвав за собой Шеллу и Йорна, Ханнер открыл дверь в столовую.
Оттуда вырвался рокот множества голосов и запах множества тел.
— Боги, сколько же их! — не удержался Йорн, войдя следом за Ханнером в переполненную комнату.
— Тридцать два, — объявил лорд Фаран. — С ученицей-ведьмой — тридцать три... а ты, сэр, чародей?
— Чародей, — кивнул Йорн.
— Значит, тридцать четыре.
— Против тысячного города, — вставила Рудира.
— Горожане нас не тронут, — отмахнулся Фаран. — Нами займется только стража.
— А сколько их? — спросил Отисен.
— Восемь тысяч, — громко и ясно проговорил Йорн.
Повисла испуганная тишина.
Глава 27
Восемь тысяч солдат? — выдохнул наконец кто-то.
— Так нам говорили, — подтвердил Йорн.
— Предполагалось набрать десять, — сказал лорд Фаран. — Но Азраду всегда было лень вкладывать деньги в армию.
— А зачем бы ему это делать? — хмыкнул Йорн. — Нас и так слишком много.
— Я думал, во всем мире не наберется десяти тысяч человек, — поежился Отисен.
— Да в одном только Этшаре жителей больше сотни тысяч, — повернулся к нему Йорн. — А сколько точно, никому не известно.
— Могут знать маги, — предположила Рудира.
— Мой наставник говорил, если бы не маги, город так не разросся бы, — вставила Шелла. — Это магия не дает загнивать воде, сохраняет от порчи продукты и очищает сточные канавы.
— Жрецы тоже этим занимаются, — мягко возразила незнакомая Ханнеру пожилая дама.
— Все это весьма интересно, — вмешался лорд Фаран, — но вернемся к делам. Нас здесь тридцать четыре, и у каждого свой талант. Все мы можем передвигать мелкие вещицы простым усилием воли, но кое-кто способен на большее. Думаю, будет полезно узнать, кто что делает и насколько хорошо. Итак, кто тут летает?
Раздалась дюжина голосов, поднялись руки. Лорд Фаран гаркнул, перекрывая шум:
— Кто летает — пожалуйста, отойдите туда! — Он махнул в сторону окон. — Кто не летает — туда! — Он показал на дверь, ведущую в бальный зал. — Кто не знает, пожалуйста, оставайтесь у стола.
— Я могу оторваться от земли, — сказала женщина, помянувшая жрецов. — Но скорее плыву, чем лечу.
Фаран взглянул на нее.
—Как тебя зовут?
— Алладия из Гавани.
— Алладия. Спасибо. Пока постой у стола.
Она послушалась.
Шелла тоже направилась к столу, Ханнер — за ней. Он оказался рядом с Алладией.
— Я — лорд Ханнер, — представился он. — Рад познакомиться.
— Лучше бы при других обстоятельствах. — Алладия мрачно смотрела, как чародеи расходятся по местам.
— Ты предпочла бы не быть чародейкой?
— Вот именно.
«Весьма интересно, — подумал Ханнер. — Возможно, если я пойму других, то пойму и Альрис».
— Это из-за угроз правителя? — спросил он. — А если бы никто не знал — тогда как?
Алладия обернулась и посмотрела ему в глаза.
— И тогда тоже, — сказала она.
— Но почему? В конце концов ты ведь овладела магией — и безо всякого служения или ученичества.
— Магией я владела и раньше! — сердито ответила Алладия. — Я была жрицей!
— Жрицей? — переспросил Ханнер. Чародейство взаимодействовало с волшебством и ведьмовством; значит, могло взаимодействовать и со служением богам.
— Именно. И — да позволено мне будет похвалить себя — очень неплохой жрицей. Но с тех пор, как у меня в голове завелось это, боги не слышат меня. Простейшие молитвы не находят отклика! Я пыталась обращаться к Унниэль, хотела спросить ее, что изменилось, но даже она не вняла моим мольбам!
— Унниэль? — Имя почему-то казалось знакомым.
— Унниэль Милосердная. С ней проще всего иметь дело. Даже ученик может говорить с Унниэль. Но с позапрошлой ночи я этого не могу! На мой зов откликались даже Ашам и Говет, а сейчас мне не дозваться и Унниэль!
— И ты считаешь, это потому, что ты чародейка?
— Ну конечно. Почему бы еще? Что-то обрекло нас на это проклятие, и боги отвергли меня. Прежде я могла открывать врата между мирами, исцелять недужных, любая тайна становилась известна мне; ныне я заставляю летать по комнате тарелки. Как по-твоему — равноценный обмен?
— Нет, — признал Ханнер.
Прежде чем он успел что-нибудь добавить, Фаран призвал к вниманию.
— Я вижу десятерых нелетающих, тринадцать летунов и одиннадцать тех, кто сам не знает, — объявил он. — Давайте теперь поможем этим одиннадцати разобраться в себе. Ханнер, будь добр отойти.
Ханнер взглянул на Шеллу и Алладию, но от стола отошел.
— Кстати, Ханнер, — заметил ему Фаран, — если не возражаешь, подожди в гостиной с Мави и Альрис. А когда Манрин и Ульпен спустятся, пошли их сюда.
— Ты хочешь оставить здесь только чародеев.
— Верно, мой мальчик. Нет смысла устраивать толчею.
Ханнер колебался. Сейчас он вполне мог бы признаться, что тоже чародей, — он ведь и должен был признаться в этом, разве нет? Рано или поздно правда выйдет наружу. Но признайся он — и его ждет ссылка или смерть, или он окончательно ввяжется в интриги дяди Фарана и уже никогда не вернется в свою собственную комнату, свою собственную постель во дворце.
Он поклонился, ободряюще потрепал Шеллу по плечу и вышел, закрыв за собой дверь.
— Что они там делают? — спросила в гостиной Альрис.
— Сортируют чародеев, — ответил Ханнер. — Выясняют, кто что может.
Мави поежилась. Ханнер удивленно взглянул на нее.
— Прости, — сказала она. — Я знаю, они просто люди и не просили, чтобы на них наложили это заклятие, ни вообще чего-то подобного, но с ними мне как-то... тревожно. Даже с вашим дядей и бедняжкой Панчей. Это что-то такое... — Не в силах найти точные слова, она развела руками.
Вот и еще одна причина не признаваться в чародействе, подумал Ханнер. Он не хотел волновать Мави — и уж тем более не хотел, чтобы она сочла его отвратительным.
До сих пор он не понимал, какие чувства испытывает девушка.
— Жрец говорит, Панча больше не человек, — вздохнула Мави.
— Алладия так говорит?
Мави удивленно моргнула.
— Н-нет... Кто такая Алладия?
— Жрица, ставшая чародейкой. — Ханнер показал на дверь столовой. — Она там. А о ком говоришь ты?
— О жреце, который утром пробовал лечить Панчу. Он сказал, призванная им богиня не считает, что Панча человек!
Да, подумалось Ханнеру, зная такое, поневоле почувствуешь себя неуютно среди чародеев. Интересно, почему богиня так думает, и не в этом ли причина, что Алладия не может дозваться Унниэль? Договор, заключенный в конце Великой Войны, гласил, что только люди могут призывать богов.
— А сны? — продолжала Мави. — Почему им снятся эти сны? И что они значат?
— Сны снятся не всем, — заметил Ханнер.
— Большинству снятся. И какие жуткие: падения, огонь, погребение живьем... Это все как-то не знаю... слишком.
— Да, наверное, — согласился Ханнер, глядя на закрытую дверь.
Там, в комнате, что-то вдруг громко хлопнуло. Мави вздрогнула. Ханнер снова взглянул на дверь столовой, но с места не тронулся.
Ему очень хотелось усилием воли распахнуть дверь и увидеть, что там творится, — но он отказывался пользоваться своей силой.
Если она вообще его. Никто не знал, что стало причиной Ночи Безумия; чародейство вполне могло оказаться деянием какого-нибудь сумасшедшего мага.
— Ты думаешь, это навечно? — спросила Мави.
Ханнер удивленно повернулся к ней.
— Что, как я думаю, навечно?
— Чародейство. Может оно быть временным?
— Это все намного упростило бы, — улыбнулся Ханнер.
— Я сегодня осталась тут, в надежде, что оно вот-вот пройдет. Мне хотелось быть рядом, чтобы помочь, когда все закончится, — понятно ведь, люди расстроятся. И еще я думала, что отведу Панчу домой. Но ничего не кончается.
— Не кончается, — согласился Ханнер. — Во всяком случае, пока.
Но может кончиться в любой момент. Им не дано это знать. В том-то и дело с магией — она нелогична. Порой она вполне предсказуема, и ею можно пользоваться, и на нее можно полагаться, но иногда она ведет себя странно. Маг может сотворить живую тварь из перьев и косточек, может щепоткой пыли и словом погрузить человека в сон — и где в этом логика? Более ста лет назад в Малых Королевствах в простенькое огненное заклинание вкралась ошибка — и что же? Говорят, столб огня горит до сих пор без всякого топлива. Как такое возможно? Почему слезы девственницы необходимы для некоторых чар, а стоит той же девушке выйти замуж — и от ее слез такая же польза, как от простой воды?
Волшебство — самая непонятная магия, но где логика в колдовстве — почему определенные амулеты веками действуют безотказно, а потом вдруг перестают действовать? А другие амулеты, кажется, точно такие же, не работают вообще или работают совершенно иначе.
Или служение богам — почему боги откликаются только на некоторые молитвы? Почему они слышат одних людей и не слышат других? Почему на призывы жрецов порой откликаются демоны?
Магия недалеко ушла от безумия — а в случае с чародей— ством разница изначально не была заметна вообще. Чародеи, что крушили город в ту первую ночь, определенно казались сумасшедшими.
Так откуда им знать, чего ждать от чародейства? Дядя Фаран заперся там и пытается найти в нем смысл — а что, если смысла-то и нет? Что, если оно возьмет и исчезнет так же внезапно, как появилось? Что, если оно изменится? Что, если будет еще одна Ночь Безумия, но пораженными окажутся совершенно иные люди?
А впрочем, такова жизнь. Даже когда Ханнер в полной безопасности спал, бывало, в своей уютной постели во дворце, в любую секунду какой-нибудь сумасшедший маг мог превратить его в камень, или в кота, или просто убить.
Даже и без магии его сердце может просто остановиться, он может заболеть горячкой, как его мать, и через неделю умрет.
Нужно просто не падать духом, двигаться вперед и не отступать, стараться понять жизнь и ее правила и не идти против новых, если старые изменились.
С чародейством все точно так же. Оно может исчезнуть в любой миг, но пока оно есть — полезно знать, что оно такое и как им пользоваться.
Он должен быть там, разбираться во всем вместе с дядей Фараном... но тут Ханнер взглянул в темно-карие лучистые глаза Мави.
Дядя Фаран выставил его прочь — вот пусть теперь и побудет немного без него.
— Хочешь, я провожу тебя домой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Я потом объясню, — быстро произнес он.
— Что объяснишь? — тут же влезла Альрис.
— Не твое дело, — бросил Ханнер.
Альрис посмотрела на Ханнера, перевела взгляд на Мави и заявила:
— А я и так знаю. Только не понимаю, почему ты сказал ей, а не мне, твоей сестре!
Мави вздрогнула.
— Нет, Альрис, это не то... в смысле, мы не... — Ее голос прерывался от смущения.
— Альрис, заткнись, — устало сказал Ханнер. Он не ожидал застать в гостиной эту парочку, и, как бы ни радовало его присутствие Мави, сейчас он от всей души желал, чтобы ее здесь не было. Он повернулся к Шелле.
— Ты рассказывала, что случилось после того, как ты исцелила Теллеша, — напомнил он.
— Ага... Ну, мастер Келдер попробовал исправить то, что я сделала, но не смог, и я тоже не смогла, потому что не понимала, что делать, так что в конце концов он отослал Теллеша домой, и мы немного поговорили, а потом он велел мне собрать вещи и убираться, я ведь больше не ведьма и со мной опасно быть в одном доме... Наверное, он думал, что это заразно.
— И ты ушла?
— Я даже не забрала свой посох. Слишком я расстроилась. Просто выбежала из долгу. А потом ходила, слушала, что говорят, и расспрашивала сама, а потом услышала про Дом Чародеев и пришла посмотреть.
— Дом Чародеев? — удивилась Альрис.
— Так его называют, — кивнула Шелла.
— Ты хотела сказать — этот дом, — уточнил Ханнер.
— Вот именно.
— Значит, с секретами покончено, — сказала Альрис.
Ханнер понадеялся, что слова ее не станут пророческими: он хотел бы, чтобы его секреты оставались секретами и впредь, но место, где находится ставший убежищем чародеев дом дяди Фарана, не было такой тайной.
— Стража уже нашла нас, — заметил он. — А есть ведь еще все те люди на улице.
— Ты все еще ведьма? — поинтересовалась у Шеллы Мави.
— Нет, — покачала головой девочка. — По крайней мере я так думаю. Когда я пытаюсь колдовать, все... ну... ощущается иначе, мне кажется, я вместо этого занимаюсь чародейством. А кое-чего я вообще делать не могу, читать в умах, например. И я не устаю, наоборот, становлюсь сильнее.
Все это вполне укладывалось в то, что Ханнер успел узнать о чародействе.
— Когда это началось? — спросил он.
— Не знаю. — Шелла пожала плечами. — Вчера я себя весь день как-то странно чувствовала, но вроде до сегодняшнего утра все было в порядке.
— Прошлой ночью странных снов тебе не снилось?
Удивленная, она взглянула на Ханнера, и ее глаза широко раскрылись.
— Какие сны?
— Про полеты, падения, погребение заживо...
— Вы про них знаете? — ахнула Шелла.
— Расскажи нам, — попросила Мави.
— Это было... нет, не прошлой ночью, а позапрошлой. Мне снилось, что я лечу по воздуху и горю, а потом падаю, проваливаюсь под землю, и меня засыпает, и я задыхаюсь... И все время я чувствовала, что должна что-то сделать, вот только не знала что. — Она содрогнулась. — Я знаю, сон был волшебным, но что это за чары и кто их навел — понятия не имею.
— Тот самый сон, — вздохнула Альрис. — Только и слышу, как все его обсуждают. Все чародеи, кто спал в Ночь Безумия, увидели его тогда — и проснулись; но кое-кому он снился опять.
Ханнер взглянул на нее.
— А тебе он не снился?
— Мне? — Альрис прижала руку к груди. — Я не чародейка! Разумеется, ничего подобного мне не снилось. — Она фыркнула. — Но теперь непременно приснится, и не из-за какого-то волшебства, а просто потому, что вы только об этом и говорите.
На миг Ханнер задержал взгляд на лице сестры, пытаясь понять, не слишком ли подчеркнуто она возмущалась, но потом решил — нет. Скорее всего она говорила правду, а нарочито это звучало просто потому, что ей всего тринадцать.
И все же странно, что она так настроена против чародейства. Она так долго стремилась учиться магии, и ее не смущала жизнь под одной с чародеями крышей — у нее было достаточно друзей, у кого она могла бы поселиться, если бы действительно этого хотела, — однако она очень настойчиво отвергала саму идею чародейства.
Ханнер этого понять не мог, так что прекратил попытки. Он вновь обратился к Шелле.
— Не думаю, чтобы тебе стоило особенно тревожиться. Ты теперь чародейка, вот и все. А через это — сны, трудности с прежними чарами, странные силы — прошли все чародеи. Через все — кроме того, что ты сделала с Теллешем; такого не делал больше никто.
— А ведьмы среди этих других есть?
— Нет, — признал Ханнер, — но двое из них маги.
У Шеллы перехватило дыхание, глаза ее снова широко раскрылись.
— Маги могут быть чародеями?
— Более или менее. Их прежняя магия взаимодействует с чародейством так же, как твое ведьмовство. Или почти так: они по-прежнему способны творить заклятия, хоть и немногие.
— Как странно!
Ханнер вздохнул.
— Еще бы Ну а теперь, если ты можешь выдержать многолюдье, думаю, нам стоило бы вернуться в столовую: там мой дядя лорд Фаран устраивает смотр сил.
— Пошли, — сказала она.
Они с Ханнером как раз поворачивали к столовой, когда в дверь постучали.
Альрис мигом вскочила на стул у одного из окон, прижавшись щекой к стеклу, чтобы рассмотреть гостя.
— Это стражник, — сообщила она. — Позвать дядю Фарана?
— Один стражник? — удивился Ханнер. — Всего один?
— Мне виден только один.
Ханнер нахмурился, подошел к двери и приоткрыл ее.
Толпа на улице молчала, ожидая, что будет: как и сказала Альрис, во дворике перед дверью стоял одинокий стражник.
Сперва, обманутый желтой туникой солдата, Ханнер не узнал его; но не успел вновь прибывший заговорить, как юноша вспомнил его и распахнул дверь.
— Йорн! — воскликнул он. — Входи, входи!
Солдат вошел и тихо прикрыл за собой створку.
— Мне еще рады здесь? — спросил он.
— Разумеется! — И Ханнер хлопнул Йорна по плечу. — Если только ты здесь не для того, чтобы передать нам приказ об изгнании.
— Ох... по правде говоря, я... эти приказы... из-за них-то я и пришел.
Ханнер нахмурился.
— Мы уже выставили отсюда капитана Нараля и его взвод, — проговорил он. — Зачем же прислали еще и тебя?
— Да я вовсе не о том! — заторопился Йорн. — Я вот про что: нам велели отыскать всех чародеев, каких только знаем; и гнать их в шею из города. Ну, как нам это приказали, тут-то я и понял, что не могу больше оставаться стражником — по крайности до тех пор, покуда лорды не одумаются. А идти мне, кроме как сюда, больше некуда. — Он огляделся. — Все другие ушли?.. — Тут он заметил девушек. — Кроме этих трех, хотел я сказать.
— Нет, что ты, — улыбнулся Ханнер. — Все по-прежнему тут. Но сперва познакомься: это Шелла. — Ей он сказал: — Это Йорн из Этшара. Он тоже чародей.
— Плохонький, — смутился Йорн.
— А это — Мави с Нового рынка, — продолжал Ханнер. — Она не чародейка, просто друг.
Йорн поклонился.
— А леди Альрис я знаю.
— Мы с Шеллой как раз собирались пойти к остальным. — Кивком позвав за собой Шеллу и Йорна, Ханнер открыл дверь в столовую.
Оттуда вырвался рокот множества голосов и запах множества тел.
— Боги, сколько же их! — не удержался Йорн, войдя следом за Ханнером в переполненную комнату.
— Тридцать два, — объявил лорд Фаран. — С ученицей-ведьмой — тридцать три... а ты, сэр, чародей?
— Чародей, — кивнул Йорн.
— Значит, тридцать четыре.
— Против тысячного города, — вставила Рудира.
— Горожане нас не тронут, — отмахнулся Фаран. — Нами займется только стража.
— А сколько их? — спросил Отисен.
— Восемь тысяч, — громко и ясно проговорил Йорн.
Повисла испуганная тишина.
Глава 27
Восемь тысяч солдат? — выдохнул наконец кто-то.
— Так нам говорили, — подтвердил Йорн.
— Предполагалось набрать десять, — сказал лорд Фаран. — Но Азраду всегда было лень вкладывать деньги в армию.
— А зачем бы ему это делать? — хмыкнул Йорн. — Нас и так слишком много.
— Я думал, во всем мире не наберется десяти тысяч человек, — поежился Отисен.
— Да в одном только Этшаре жителей больше сотни тысяч, — повернулся к нему Йорн. — А сколько точно, никому не известно.
— Могут знать маги, — предположила Рудира.
— Мой наставник говорил, если бы не маги, город так не разросся бы, — вставила Шелла. — Это магия не дает загнивать воде, сохраняет от порчи продукты и очищает сточные канавы.
— Жрецы тоже этим занимаются, — мягко возразила незнакомая Ханнеру пожилая дама.
— Все это весьма интересно, — вмешался лорд Фаран, — но вернемся к делам. Нас здесь тридцать четыре, и у каждого свой талант. Все мы можем передвигать мелкие вещицы простым усилием воли, но кое-кто способен на большее. Думаю, будет полезно узнать, кто что делает и насколько хорошо. Итак, кто тут летает?
Раздалась дюжина голосов, поднялись руки. Лорд Фаран гаркнул, перекрывая шум:
— Кто летает — пожалуйста, отойдите туда! — Он махнул в сторону окон. — Кто не летает — туда! — Он показал на дверь, ведущую в бальный зал. — Кто не знает, пожалуйста, оставайтесь у стола.
— Я могу оторваться от земли, — сказала женщина, помянувшая жрецов. — Но скорее плыву, чем лечу.
Фаран взглянул на нее.
—Как тебя зовут?
— Алладия из Гавани.
— Алладия. Спасибо. Пока постой у стола.
Она послушалась.
Шелла тоже направилась к столу, Ханнер — за ней. Он оказался рядом с Алладией.
— Я — лорд Ханнер, — представился он. — Рад познакомиться.
— Лучше бы при других обстоятельствах. — Алладия мрачно смотрела, как чародеи расходятся по местам.
— Ты предпочла бы не быть чародейкой?
— Вот именно.
«Весьма интересно, — подумал Ханнер. — Возможно, если я пойму других, то пойму и Альрис».
— Это из-за угроз правителя? — спросил он. — А если бы никто не знал — тогда как?
Алладия обернулась и посмотрела ему в глаза.
— И тогда тоже, — сказала она.
— Но почему? В конце концов ты ведь овладела магией — и безо всякого служения или ученичества.
— Магией я владела и раньше! — сердито ответила Алладия. — Я была жрицей!
— Жрицей? — переспросил Ханнер. Чародейство взаимодействовало с волшебством и ведьмовством; значит, могло взаимодействовать и со служением богам.
— Именно. И — да позволено мне будет похвалить себя — очень неплохой жрицей. Но с тех пор, как у меня в голове завелось это, боги не слышат меня. Простейшие молитвы не находят отклика! Я пыталась обращаться к Унниэль, хотела спросить ее, что изменилось, но даже она не вняла моим мольбам!
— Унниэль? — Имя почему-то казалось знакомым.
— Унниэль Милосердная. С ней проще всего иметь дело. Даже ученик может говорить с Унниэль. Но с позапрошлой ночи я этого не могу! На мой зов откликались даже Ашам и Говет, а сейчас мне не дозваться и Унниэль!
— И ты считаешь, это потому, что ты чародейка?
— Ну конечно. Почему бы еще? Что-то обрекло нас на это проклятие, и боги отвергли меня. Прежде я могла открывать врата между мирами, исцелять недужных, любая тайна становилась известна мне; ныне я заставляю летать по комнате тарелки. Как по-твоему — равноценный обмен?
— Нет, — признал Ханнер.
Прежде чем он успел что-нибудь добавить, Фаран призвал к вниманию.
— Я вижу десятерых нелетающих, тринадцать летунов и одиннадцать тех, кто сам не знает, — объявил он. — Давайте теперь поможем этим одиннадцати разобраться в себе. Ханнер, будь добр отойти.
Ханнер взглянул на Шеллу и Алладию, но от стола отошел.
— Кстати, Ханнер, — заметил ему Фаран, — если не возражаешь, подожди в гостиной с Мави и Альрис. А когда Манрин и Ульпен спустятся, пошли их сюда.
— Ты хочешь оставить здесь только чародеев.
— Верно, мой мальчик. Нет смысла устраивать толчею.
Ханнер колебался. Сейчас он вполне мог бы признаться, что тоже чародей, — он ведь и должен был признаться в этом, разве нет? Рано или поздно правда выйдет наружу. Но признайся он — и его ждет ссылка или смерть, или он окончательно ввяжется в интриги дяди Фарана и уже никогда не вернется в свою собственную комнату, свою собственную постель во дворце.
Он поклонился, ободряюще потрепал Шеллу по плечу и вышел, закрыв за собой дверь.
— Что они там делают? — спросила в гостиной Альрис.
— Сортируют чародеев, — ответил Ханнер. — Выясняют, кто что может.
Мави поежилась. Ханнер удивленно взглянул на нее.
— Прости, — сказала она. — Я знаю, они просто люди и не просили, чтобы на них наложили это заклятие, ни вообще чего-то подобного, но с ними мне как-то... тревожно. Даже с вашим дядей и бедняжкой Панчей. Это что-то такое... — Не в силах найти точные слова, она развела руками.
Вот и еще одна причина не признаваться в чародействе, подумал Ханнер. Он не хотел волновать Мави — и уж тем более не хотел, чтобы она сочла его отвратительным.
До сих пор он не понимал, какие чувства испытывает девушка.
— Жрец говорит, Панча больше не человек, — вздохнула Мави.
— Алладия так говорит?
Мави удивленно моргнула.
— Н-нет... Кто такая Алладия?
— Жрица, ставшая чародейкой. — Ханнер показал на дверь столовой. — Она там. А о ком говоришь ты?
— О жреце, который утром пробовал лечить Панчу. Он сказал, призванная им богиня не считает, что Панча человек!
Да, подумалось Ханнеру, зная такое, поневоле почувствуешь себя неуютно среди чародеев. Интересно, почему богиня так думает, и не в этом ли причина, что Алладия не может дозваться Унниэль? Договор, заключенный в конце Великой Войны, гласил, что только люди могут призывать богов.
— А сны? — продолжала Мави. — Почему им снятся эти сны? И что они значат?
— Сны снятся не всем, — заметил Ханнер.
— Большинству снятся. И какие жуткие: падения, огонь, погребение живьем... Это все как-то не знаю... слишком.
— Да, наверное, — согласился Ханнер, глядя на закрытую дверь.
Там, в комнате, что-то вдруг громко хлопнуло. Мави вздрогнула. Ханнер снова взглянул на дверь столовой, но с места не тронулся.
Ему очень хотелось усилием воли распахнуть дверь и увидеть, что там творится, — но он отказывался пользоваться своей силой.
Если она вообще его. Никто не знал, что стало причиной Ночи Безумия; чародейство вполне могло оказаться деянием какого-нибудь сумасшедшего мага.
— Ты думаешь, это навечно? — спросила Мави.
Ханнер удивленно повернулся к ней.
— Что, как я думаю, навечно?
— Чародейство. Может оно быть временным?
— Это все намного упростило бы, — улыбнулся Ханнер.
— Я сегодня осталась тут, в надежде, что оно вот-вот пройдет. Мне хотелось быть рядом, чтобы помочь, когда все закончится, — понятно ведь, люди расстроятся. И еще я думала, что отведу Панчу домой. Но ничего не кончается.
— Не кончается, — согласился Ханнер. — Во всяком случае, пока.
Но может кончиться в любой момент. Им не дано это знать. В том-то и дело с магией — она нелогична. Порой она вполне предсказуема, и ею можно пользоваться, и на нее можно полагаться, но иногда она ведет себя странно. Маг может сотворить живую тварь из перьев и косточек, может щепоткой пыли и словом погрузить человека в сон — и где в этом логика? Более ста лет назад в Малых Королевствах в простенькое огненное заклинание вкралась ошибка — и что же? Говорят, столб огня горит до сих пор без всякого топлива. Как такое возможно? Почему слезы девственницы необходимы для некоторых чар, а стоит той же девушке выйти замуж — и от ее слез такая же польза, как от простой воды?
Волшебство — самая непонятная магия, но где логика в колдовстве — почему определенные амулеты веками действуют безотказно, а потом вдруг перестают действовать? А другие амулеты, кажется, точно такие же, не работают вообще или работают совершенно иначе.
Или служение богам — почему боги откликаются только на некоторые молитвы? Почему они слышат одних людей и не слышат других? Почему на призывы жрецов порой откликаются демоны?
Магия недалеко ушла от безумия — а в случае с чародей— ством разница изначально не была заметна вообще. Чародеи, что крушили город в ту первую ночь, определенно казались сумасшедшими.
Так откуда им знать, чего ждать от чародейства? Дядя Фаран заперся там и пытается найти в нем смысл — а что, если смысла-то и нет? Что, если оно возьмет и исчезнет так же внезапно, как появилось? Что, если оно изменится? Что, если будет еще одна Ночь Безумия, но пораженными окажутся совершенно иные люди?
А впрочем, такова жизнь. Даже когда Ханнер в полной безопасности спал, бывало, в своей уютной постели во дворце, в любую секунду какой-нибудь сумасшедший маг мог превратить его в камень, или в кота, или просто убить.
Даже и без магии его сердце может просто остановиться, он может заболеть горячкой, как его мать, и через неделю умрет.
Нужно просто не падать духом, двигаться вперед и не отступать, стараться понять жизнь и ее правила и не идти против новых, если старые изменились.
С чародейством все точно так же. Оно может исчезнуть в любой миг, но пока оно есть — полезно знать, что оно такое и как им пользоваться.
Он должен быть там, разбираться во всем вместе с дядей Фараном... но тут Ханнер взглянул в темно-карие лучистые глаза Мави.
Дядя Фаран выставил его прочь — вот пусть теперь и побудет немного без него.
— Хочешь, я провожу тебя домой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39