После короткой, но оживленной перестрелки с двумя итальянцами, в итоге проявившими благоразумие и сложившими оружие, нападающие проникли в крохотное помещение над крышей, где они обнаружили изнурённого голодом человека, которого даже спешно вызванный директор треста не решился сразу признать своим патроном.
— Этот человек предал нас, и, не подкупи мы ложных свидетелей, висеть бы нам так же, как Гатим Эффенди, Аль-Шири и грек Маропулос, — сказал на допросе один из итальянцев.
— Желая забрать нашу долю, он оклеветал нас. Когда мы бежали с каторги, то поклялись получить от него все, что он нам должен, — добавил второй.
— Простейший случай, — сказал Леон в тот же вечер за ужином. — Не могу себе простить того, что сразу не разобрал этих пометок на обороте чека. Когда Сторн находился в плену под крышей собственного дома, он, видимо, не сразу сообразил сделать эту надпись на обороте чека, который он подписал под принуждением своих мучителей.
— Но что там было написано? — спросил Манфред.
— Сторн ведь ранее служил в телеграфном агентстве. Эти странные точки и чёрточки — не что иное, как слова, записанные по системе Морзе:
«ПЛЕННИК В ПАРКОВОМ ПЕРЕУЛКЕ».
— Любопытно, чем этот миллионер вознаградит нас? — поинтересовался Пойккерт.
Ответ последовал лишь спустя несколько дней после судебного процесса. Он имел вид чека на сумму… в пять гиней.
— Цена жизни! — воскликнул Гонзалес. Он был в восторге.
Глава 7.
Дочь мистера Левенгру
Мистер Левенгру вынул изо рта сигару и озабоченно покачал головой.
— Бичевание! Это ужасно! Какое-то… средневековье… Бедный Джоз!
Его собеседник сочувственно вздохнул.
Речь шла о некоем Джозе Сильве, недавно осужденном на каторжные работы с предварительным бичеванием.
Джоз рыскал по театральным агентствам, где предлагал миловидным начинающим актрисам выгодные ангажементы в Южной Америке. Они уезжали туда, счастливые и полные надежд. Назад они не возвращались. Их родственники получали письма, в которых девушки сообщали, что безмерно счастливы, что играют главные роли, что получают приличное жалование… Все они писали об одном и том же, употребляя одни и те же выражения. Было ясно, что писали они под диктовку.
Хорошенькая молодая девушка предложила свои услуги и поехала в Буэнос-Айрес. Её сопровождали отец и брат — оба агенты Скотленд-Ярда. Они благополучно возвратились, добыв все необходимые сведения.
Джоз Сильва был арестован. Когда в ходе следствия проявились дополнительные пикантные подробности, то восемнадцать месяцев каторжных работ и двадцать пять ударов девятиконечным бичом стали для Джоза суровой, но неотвратимой реальностью.
Эта гроза прошла мимо Юлия Левенгру, наслаждавшегося уютом и покоем в своём миниатюрном домике на окраине Найтсбриджа. Продолжал благоденствовать и его сообщник Гейнрих Люис. Это они финансировали Джоза и массу других «джозов», но до них добраться было не просто.
— М-да… Жаль парня, но ничего не поделаешь, — вздохнул Левенгру, посасывая сигару.
Гейнрих тоже вздохнул. Хотя оба они были довольно толсты, он казался ещё полнее, так как был ниже ростом. Он подошёл к камину и взял в руки фотографию, на которой была изображена необычайно красивая девушка в вечернем платье.
— Твоя дочь, Юлий, прекрасна до… Будь я моложе лет на тридцать…
— Если уж я решусь отдать её кому-то, этот счастливец будет по меньшей мере…
— Пэром Англии, — подхватил Гейнрих, — что ж, придётся смириться, так и быть.
Оба рассмеялись.
Мистер Левенгру был вдовцом. Жена его умерла, когда Валерия была ещё ребенком. Никогда не узнает гордая восемнадцатилетняя красавица, сколько душ было загублено, сколько судеб растоптано для того, чтобы воспитать её в неге и роскоши!
Отец её был акционером двадцати трёх баров и увеселительных клубов, разбросанных по всей Бразилии и Аргентине.
Он выплюнул кусочек табачного листа.
— Жаль Джоза, но… жизнь не стоит на месте. Уже нашёлся кандидат.
— Кто он?
Юлий вынул из кармана конверт и протянул Гейнриху. Взглянув на обратный адрес, тот побледнел как полотно.
— Что с тобой, Гейнрих?
— Ты… знаешь, кто это?
Юлий покачал головой.
— Откуда мне знать? Довольно и того, что он — испанец и…
Гейнрих посмотрел на него отсутствующим взглядом.
— Могу я взглянуть на письмо? — Он вынул письмо из конверта и быстро пробежал глазами.
— Приходилось ли тебе слышать о «Четырёх Справедливых»?
Юлий нахмурился.
— Я что-то читал о них много лет назад… Они, должно быть, погибли… А к чему ты спрашиваешь?
— Они живы! — резко ответил его собеседник. — Правительство их помиловало. Они даже имеют собственную контору на Керзон-стрит.
И покуда он излагал бурную историю Справедливых, лицо Юлия Левенгру приобретало серо-землистый оттенок.
— Но как они могли пронюхать… это… Это чудовищно…
Деликатный стук в дверь прервал его речь. Вошедший лакей подал на серебряном подносе визитную карточку. Надев очки, Юлий взял её, прочёл, секунду помедлил и глухо произнёс:
— Проведите его наверх.
— Леон Гонзалес, — сказал Гейнрих почти шепотом, когда дверь закрылась.
— Видишь небольшой треугольничек в углу карточки? Точно такой же красуется над входной дверью их дома на Керзон-стрит. Это он!
Леон Гонзалес быстро вошел в комнату. Несмотря на седые виски, он был по-юношески подвижен. Острое, почти аскетическое лицо светилось энергией и жизнелюбием.
— Мистер Левенгру… — начал он, холодно кивнув в сторону Юлия.
— Откуда вы знаете меня? — спросил тот, напряжённо улыбаясь.
— Я вас вижу впервые, а вот мои друзья настолько вас изучили, что с поразительной точностью нарисовали ваш портрет вчера вечером на обеденной скатерти, чем вызвали справедливое негодование нашей домохозяйки.
Левенгру насторожился: в этих смеющихся глазах сквозил ледяной холод.
— Чем могу служить, мистер Гонзалес?
— Прежде всего хочу попросить прощения за эту маленькую мистификацию…
Левенгру нетерпеливо кивнул.
— Я хочу предложить вам, мистер Левенгру, положить конец существованию вашего… предприятия, причём в самое кратчайшее время.
— Но…
— Иначе вы станете очень… несчастным человеком, мистер Левенгру.
Опустив руку в карман пальто, он быстрым движением вынул листок бумаги и развернул его.
— Список тридцати двух девиц, попавших в ваши заведения за последние два года, — сказал он. — Прочтите и покажите вашему другу. Копия у меня есть. Кстати, этот список — плод шестимесячных допросов и розысков. Поэтому прошу отнестись к нему со всей серьёзностью.
Левенгру, не читая, швырнул бумагу на пол.
— Если у вас ко мне нет больше дел…
— Друг мой, — голос Леона стал почти воркующим. — Вы немедленно пошлёте срочные телеграммы вашим управляющим о распоряжении отпустить на волю этих девиц, выплатив им соответствующую компенсацию и снабдив их билетами до Лондона, причём в первом классе.
Левенгру порывисто шагнул к звонку и нажал кнопку.
— Вы либо не в своём уме, либо… Короче, у меня нет времени…
— У вас слишком мало воображения. Жаль, — медленно произнёс Гонзалес.
Вошёл лакей. Левенгру небрежным жестом указал на Леона.
— Проводите этого господина к выходу.
Леон насмешливо окинул взглядом обоих толстяков, так же насмешливо поклонился и вышел.
— Боже мой! Боже мой! — голос Гейнриха срывался Он забегал по комнате, отчаянно жестикулируя. — Что же делать?
— Успокойся, друг мой, — овладевший собой Левенгру говорил почти покровительственно. — Чем может быть опасен этот жалкий авантюрист? Обратится в полицию? Пусть!
— Ты безумец! — завопил Гейнрих. — Какая полиция? Какая полиция? Разве они нуждаются в полиции? Да они сами…
— Тсс, — прошептал Юлий.
Он услышал в передней шаги дочери.
— Папа, — сказала она с упрёком, — ты опять ссоришься с дядей Гейнрихом?
Наклонившись, она поцеловала отца в лоб.
— Никакой ссоры не было, моя дорогая. Просто Гейнрих сверх всякой меры озабочен пустяками. Представляешь, он ещё такой ребенок…
Она охорашивалась у огромного зеркала, мурлыкая игривую мелодию.
— Знаешь, папа, сегодня у леди Эсфири я познакомилась с очень милым человеком. Его зовут Гордон. Ты его знаешь?
— Я знаю многих, носящих это имя… А почему ты спрашиваешь? Он… ухаживал за тобой?
Она беззаботно рассмеялась.
— Папочка, ему ведь почти столько же лет, сколько тебе. Просто он такой забавный…
Юлий проводил её до парадной двери, подождал, пока ее автомобиль не скрылся из виду, и вернулся к своему компаньону.
В театре Валерия оказалась в окружении молодых людей, наперебой демонстрирующих перед ней галантность и остроумие. Ложа была переполнена, молодые люди были веселы до бесшабашности. Она испытала даже некоторое облегчение, когда её пригласил выйти величественный камердинер.
— Вас спрашивает какой-то джентльмен, мисс.
— Меня? — спросила она удивлённо и, выйдя в вестибюль, оказалась лицом к лицу с элегантным мужчиной средних лет.
— Мистер Гордон! — воскликнула она. — И вы здесь!
Он держался подчеркнуто сухо.
— Я должен сообщить вам довольно неприятную весть, мисс Левенгру.
Она побледнела.
— Надеюсь, не об отце?
— К сожалению, да.
— Что случилось?
— Вы должны поехать со мной в полицию.
Она посмотрела на него с явным недоверием.
— В полицию?
Мистер Гордон подозвал стоявшего неподалеку камердинера.
— Принесите пальто мисс Левенгру, — сказал он решительно.
Несколько минут спустя они садились в стоящий наготове автомобиль…
Часы били полночь, когда мистер Левенгру встал с кресла и потянулся. Гейнрих давно ушёл. Посмеявшись над его страхами, Левенгру вновь обрёл обычное душевное равновесие и вспоминал недавний визит Гонзалеса с известной долей иронии. Он уже направлялся в свою спальню, когда раздался сильный стук в парадную дверь, гулким эхом разнёсшийся по всему дому. Лакей побежал открывать.
Перед Левенгру выросла мощная фигура полицейского инспектора.
— Левенгру? — строго спросил он.
— Да, — ответил Левенгру.
— Прошу следовать за мной в полицейский участок.
Инспектор говорил жёстко, даже грубовато. Левенгру стало не по себе.
— В полицейский участок? Но почему?
— Вы это узнаете на месте.
— Но… по какому праву?.. Я протелефонирую моим адвокатам…
— Вы, значит, отказываетесь подчиниться властям?
Тон был настолько угрожающим, что Левенгру с готовностью подчинился.
Ставни на полицейском автомобиле были наглухо закрыты. На сиденьях, расположенных вдоль боковых стенок салона, уже сидели два человека. Инспектор сел рядом с Левенгру. Машина тронулась. Прошло пять минут, десять… Казалось бы, можно было уже достичь полицейского участка, но ночное путешествие продолжалось. Левенгру беспокойно заёрзал на жёстком сиденьи.
— Могу успокоить вас, — произнёс чей-то спокойный голос. — Вы едете не в полицию.
— А… куда же вы меня везёте?
— Сами увидите, — последовал ответ.
Прошёл, наверное, час, прежде чем автомобиль, наконец, остановился. Дом, в который его ввели, производил впечатление необитаемого. Прихожая была покрыта пылью и паутиной. Они спустились по лестнице, ведущей, по-видимому, в подвал, отперли стальную дверь и втолкнули его в помещение, оказавшееся небольшой комнатой со столом, стулом и кроватью. В углу было отверстие, ведущее, как он узнал впоследствии, в уборную. Больше всего его поразило то, что спутники его были в непроницаемых масках. Инспектор куда-то исчез.
— Вы останетесь здесь. Ваше отсутствие никем не будет замечено.
— Но… моя дочь, — пробормотал Левенгру.
— Ваша дочь? Ваша дочь завтра утром отправляется в Аргентину с неким мистером Гордоном, тем же путём, что и дочери других родителей.
Левенгру тупо посмотрел на говорившего, сделал шаг вперёд и без чувств повалился на пол.
Прошло шестнадцать дней.
Каждое утро к мистеру, Левенгру приходил человек в маске и невозмутимо описывал быт и нравы некоего заведения в Буэнос-Айресе — будущей резиденции Валерии.
Ему даже показывали фотографию некоего садиста, управляющего этим адским притоном.
— Негодяи! — орал Левенгру, порываясь броситься на своих мучителей, но всякий раз чья-то сильная рука валила его на кровать.
— Вы зря обвиняете Гордона, — насмешливо говорил незнакомец, — ведь ему, бедняге, тоже надо как-то зарабатывать на жизнь. Он ведь всего лишь агент хозяина притона.
На восемнадцатый день, утром, они вошли к нему, все трое в масках, и радостно сообщили, что Валерия благополучно прибыла к месту назначения и приступила к исполнению своих обязанностей в притоне.
Юлий Левенгру провёл всю ночь в одном из углов своей тюрьмы, дрожа от ужаса. Следующей ночью, часа в три, они вошли к нему и, приготовив шприц, сделали ему укол…
Проснувшись, он принял всё минувшее за кошмарный сон, так как обнаружил себя на диване в собственной гостиной.
Вошедший слуга, увидев его, уронил поднос.
— Боже праведный! Вы откуда, сэр?
Левенгру не смог произнести ни слова, он только кивнул головой.
— А мы-то знали, что вы в Германии, сэр!
— Что… нового… мисс Валерия? — спросил Юлий хриплым голосом.
— Мисс Валерия, сэр? — удивленно переспросил слуга. — Она у себя наверху… В ту ночь, когда вы спешно уехали, она сильно волновалась, но получив ваше письмо, сразу успокоилась.
Мистер Левенгру с трудом поднялся с дивана и подошёл к зеркалу. Волосы и борода его стали совершенно седыми.
Шатаясь, дотащился он до своего письменного стола и вынул из ящика пачку телеграфных бланков.
— Вызовите посыльного, — голос его был хриплым и дребезжащим. — Я намерен послать в Южную Америку двадцать три телеграммы.
Глава 8.
Держатель акций
Пойккерт ввёл в комнату человека лет шестидесяти. Бравая выправка выдавала в нём бывшего военного.
— Отставной генерал, — подумал Манфред.
От его внимания не ускользнула и плохо скрываемая озабоченность визитёра.
— Фоол, генерал-майор Карл Фоол, — представился он, когда Пойккерт предложил ему стул.
— И вы пришли по делу мистера Бонзера Трю, — сказал Манфред. — Изумление генерала заставило его рассмеяться. — Вы участвовали в одном из его предприятий и потеряли значительную сумму денег. Если не ошибаюсь, это была нефть?
— Олово, — возразил генерал. — Нигерское олово. Но откуда вы знаете о моём несчастье?
— Я знаю об очень многих людях, обанкротившихся из-за мистера Трю.
Собеседник вздохнул.
— Двадцать пять тысяч фунтов, — сказал он, — всё моё состояние. Я наводил справки в полиции, но мне ответили, что ничего нельзя сделать. Оловянные копи, как и письма мистера Трю, были подлинными.
— Он неглуп, — заметил Манфред.
— Мне это дело с самого начала казалось несколько подозрительным. Он пригласил меня пообедать с ним в гостинице «Уоклей». За обедом он сообщил о колоссальных залежах олова и уверял меня, что мои капиталы удвоятся в течение полугода. Я не стал бы гнаться за лёгкой наживой, — продолжал Фоол, — но, мистер Манфред, у меня есть дочь, будущее которой я хотел обеспечить. А вместо этого я разорён, разорён окончательно! Неужели же нельзя ничего предпринять?
Манфред ответил не сразу.
— Вы, генерал, уже двенадцатый человек, приходящий к нам с этим вопросом. Мистер Трю так ловко прикрылся ширмами правосудия, что уличить его просто невозможно. Кто познакомил вас с этим джентльменом?
— Миссис Колфорд Крин. Я впервые встретился с этой дамой на обеде у нашего общего знакомого, и она пригласила меня на один из приёмов…
Манфреда это нисколько не удивило.
— Боюсь много обещать вам, — сказал он. — Попрошу только об одном: не теряйте связь со мной.
Генерал сообщил свой адрес и откланялся.
Пойккерт, вернувшись из прихожей, задумчиво сказал:
— Джордж, мне порядком надоел этот мистер Трю. Сегодня утром Леон говорил, что в Новом Лесу есть глубокий пруд, на дне которого человек, закованный в цепи, мог бы пролежать необнаруженный целый век. И вот я подумал…
Джордж Манфред весело рассмеялся.
— Это очень мило, но попробуем обойтись другими средствами, хотя мистер Трю давно заслужил…
При обсуждении этой проблемы за обедом Гонзалес также не смог предложить ничего конкретного.
— Любопытнее всего то, что у Трю нет никаких капиталов в Англии, — сказал он. — Так, два-три остаточных счёта в банках, скорее для прикрытия. Я следил за ним в течение года. Он никуда не выезжает, но его скромную квартирку в Уэстминстере я обыскивал столько раз, что мог бы ходить по ней с завязанными глазами.
…Это было весной 1925 года. Тройка не смогла подступиться к этой проблеме, пока не стало известно о таинственном исчезновении некоей Маргариты Лейн, служившей прислугой у миссис Колфорд Крин.
Однажды вечером она отправилась в аптеку за ароматической солью для своей госпожи и пропала бесследно. Хорошенькая девятнадцатилетняя девушка, сирота, она не имела в Лондоне ни родственников, ни знакомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12