Раздался приглушенный звон, за которым вдоль всего корпуса машины
последовал металлический скрежет. Звуки стали повторяться со все
возрастающей частотой.
- Инструменты, доктор, - доложил Харрисон, не поднимая головы. -
Десятки инструментов. Проходя через этот волокнистый материал, они не
смогут причинить нам большего вреда, да и дополнительная броня с ними
справится. Но меня беспокоит купол антенны.
Прежде чем Конвей успел спросить почему, Мэрчисон отвернулась от
иллюминатора и сообщила, что потеряла начальный след.
- Этот район практически весь изборожден шрамами от инструментов, -
пояснила она. - Должно быть, движение здесь весьма оживленное.
Вспомогательные экраны демонстрировали расположение кораблей,
наземной техники, дезактивационного оборудования и перемещения в районах
шахт и насосных станций, а на главном экране показался "Веспасиан",
который больше уже не висел над входом в сорок третий туннель. Он терял
высоту, носовая часть величественно выписывала концентрические окружности,
в то время как его пилот, видимо, изо всех сил старался не дать ему
опрокинуться на бок.
Во время очередного оборота Конвей разглядел, что один из четырех
прессоров как бы расплющен гигантским молотком, и ему не стоило труда
догадаться, что это именно тот, который держал закрытым поврежденный сорок
третий туннель. По мере приближения корабля к поверхности Конвею
захотелось закрыть глаза, но тут он увидел, что вращение прекратилось, а
растения на поверхности распластались под действием оставшихся трех
прессоров, работающих на полную мощность, чтобы удержать вес корабля.
"Веспасиан" приземлился жестко, но без катастрофических последствий.
Другой крейсер занял место над сорок третьим туннелем, а вертолеты и
наземные машины бросились на помощь к потерпевшему аварию кораблю. Они
достигли "Веспасиана" одновременно с большой группой инструментов,
которые, понятно, помогать вовсе не собирались.
Неожиданно экран заполнила голова Дермода.
- Доктор Конвей, - обратился к нему взбешенный командующий ледяным
тоном, - это не первый случай, когда корабль вокруг меня превращается в
металлолом, но я не могу сказать, что со временем привык к подобным
ощущениям. Авария произошла из-за того, что практически весь вес корабля
был перенесен на единственный узконаправленный луч прессора. В результате
несущая конструкция прогнулась и чуть было не разнесла корабль.
Его голос слегка потеплел, но не надолго.
- Если мы собираемся держать жгуты на каждом туннеле, а инструменты
будут атаковать каждую перемычку, то, похоже, мне придется сделать
следующее, - продолжал он, - либо я отзываю свои корабли для капитальной
реконструкции, либо использую их в течение часа или около того за один раз
и проверяю их на предмет возможных конструктивных неполадок после каждого
дежурства. Но это вовлечет гораздо большее количество кораблей в
непродуктивную деятельность, и чем длиннее будет разрез, тем больше будет
туннелей, на которых нам придется сидеть, и тем медленнее будет
продвигаться работа. Операция быстро становится логически невозможной,
число людских и материальных потерь делает ее неотличимой от
полномасштабного сражения. Если бы я думал, что единственным результатом
операции будет удовлетворение вашего медицинского любопытства, доктор, и
любопытства моих специалистов по культурным контактам, то я уже сейчас
сказал бы твердое "нет". У меня мозги полицейского, а не солдата -
Федерация предпочитает именно это. Я не гоняюсь за славой в...
Машина дернулась, и на мгновение к Конвею пришло чувство, которое в
данных обстоятельствах было невозможным, - чувство свободного полета.
Затем раздался треск, и корпус ударился о каменистый грунт. Машина упала
на бок, дважды перевернулась и продолжила движение вперед, соскальзывая на
одну из сторон. Звук инструментов, бьющихся об обшивку, становился
оглушительным.
Лоб командующего прорезали две вертикальные морщины.
- Какие-нибудь сложности, доктор?
Постоянный грохот инструментов путал мысли.
Конвей утвердительно кивнул и стал объяснять:
- Я не ожидал нападения на перемычки, но теперь я понимаю, что
пациент просто пытается защитить те места, которые, как он считает,
подвергаются наибольшей опасности. Я также теперь понимаю, что его чувство
осязания не ограничивается верхней поверхностью. Понимаете, он слеп, глух
и нем, но похоже, что он способен осязать в трех измерениях. Глазные
растения и нервные корневые системы у нижней поверхности дают лишь
смутное, недетализированное представление о давлении в том или ином месте.
Чтобы узнать мелкие детали, существо посылает инструменты, которые очень
чувствительны - чувствительны настолько, что способны с помощью крыльев
осязать потоки воздуха, когда они принимают форму дельтоплана, и по
собственной воле могут принимать форму исследуемого предмета. Наш пациент
очень быстро обучается, поэтому дельтоплан, который я ему показал,
обошелся нам в немалое число жизней...
- Доктор Конвей! - грубо перебил его командующий. - Вы пытаетесь то
ли принести свои извинения, то ли прочитать мне очень подробную лекцию о
вещах, которые я уже знаю. Выслушивать ни то, ни другое у меня нет
времени. Мы стоим перед лицом серьезных хирургических и тактических
проблем.
Конвей отчаянно затряс головой. У него появилось ощущение, будто сам
он только что произнес или подумал о чем-то важном, но о чем именно, никак
не мог вспомнить. Чтобы снова вытащить мысль на свет, ему было необходимо
продолжить цепь своих рассуждений.
И он продолжил:
- Пациент видит и испытывает все чувства посредством осязания. До сих
пор все контакты обычно происходили через инструменты. Они являются
мысленно управляемым продолжением органов чувств внутри тела и на коротком
расстоянии от него. Наше собственное мысленное излучение гораздо
интенсивнее, чем у существа, но оно резко ограничено по дальности.
Ситуация напоминает двух фехтовальщиков, которые пытаются общаться лишь с
помощью кончиков своих рапир...
Конвей резко замолчал, так как обнаружил, что обращается к пустому
экрану. Все три телевизора светились, но ни звука, ни изображения не было.
- Этого-то я и боялся, доктор! - прокричал Харрисон. - Мы усилили
броню обшивки, но для того, чтобы обеспечить двустороннюю связь, антенну
пришлось закрыть обтекателем из пластика. Инструменты отыскали наше слабое
место. Теперь мы тоже слепы, глухи, немы, да вдобавок еще и хромы - левая
гусеничная лента повреждена.
Машина остановилась на ровной скалистой площадке внутри большой
каверны, стенки которой под крутым углом уходили в нижнюю поверхность
существа. Вокруг и над ними свисали тысячи корней, соединявшихся и
сраставшихся до тех пор, пока они не превращались в толстые перекрученные
кабели серебристого цвета, исчезавшие в глубинах пола, стен и потолка. Из
каждого кабеля прорастал по крайней мере один бутон, похожий на смятый
листочек металлической фольги. Самые большие бутоны дрожали и пытались
принять форму инструментов, атакующих машину.
- Это одно из тех мест, где он производит инструменты, - сказала
Мэрчисон, используя фонарик в качестве указки, - или правильнее было бы
сказать - выращивает. Я по-прежнему никак не могу решить, чего в нем
больше - животного или растительного. Похоже, здесь расположен и нервный
центр, почти наверняка являющийся частью мозга. И он очень чувствителен -
видишь, как осторожно обходят инструменты эти серебристые кабели, нападая
на машину?
- Мы тоже будем осторожны, - сказал Конвей и обратился к Харрисону: -
Мы сможем добраться вон до той нависающей стены, не перебив кабели, идущие
по полу?
Повреждения в этом чувствительном районе могли обернуться серьезными
последствиями для пациента.
Лейтенант кивнул и начал дергать машину вперед-назад, постепенно
передвигаясь по площадке, пока они не достигли указанной стены. Теперь
сверху их защищали чувствительные кабели, снизу - дно каверны, а с правого
борта - скалистая стена, поэтому атаки инструментов ограничивались лишь
левым бортом. Они снова могли сами себя слышать, но Харрисон извиняющимся,
но твердым тоном сообщил, что на одной гусенице им не взобраться по склону
и не пробуриться наружу, что они не могут позвать на помощь и что воздуха
у них осталось на четырнадцать часов и то, если только они наденут
скафандры, чтобы использовать газ в баллонах.
- Давайте-ка оденем их прямо сейчас, - оживленно сказал Конвей, - и
выйдем наружу. Расположитесь по обоим концам машины - под кабелями и
спиной к стене. Таким образом, вам придется беспокоиться о нападении
только спереди - любой инструмент, пытающийся атаковать сквозь скалу
сзади, произведет слишком много шума, чтобы застать вас врасплох. Мне
также хотелось бы, чтобы вы были подальше от центральной части машины, где
буду я сам, и не мешали мне своими мыслями попытаться установить контроль
над инструментами...
- Мне знакомо это напыщенное и самодовольное выражение лица, -
обратилась Мэрчисон к лейтенанту, натягивая гермошлем. - У нашего доктора
очередное озарение. Я думаю, он собирается провести с пациентом беседу.
- На каком языке? - сухо спросил Харрисон.
- Полагаю, - Конвей улыбнулся, чтобы продемонстрировать уверенность,
которой он вовсе не испытывал, - вы могли бы назвать его языком Брайля в
трех измерениях [шрифт Брайля - рельефно-точеный шрифт для письма и чтения
слепых, разработанный французским тифлопедагогом Луи Брайлем].
Он быстро объяснил, что собирается делать, и через несколько минут
они заняли свои места рядом с машиной. Конвей присел спиной к ее левой
гусенице в нескольких футах от заполненной водой впадины в полу. В центре
впадины зияло отверстие неизвестной глубины, проеденное кабелем или ему
подобным растением, добывающем руду. Сбоку от него группа из семи или
восьми слившихся воедино инструментов, распластавшихся на обшивке,
пыталась ее продавить, и в некоторых местах уже начали расходиться швы.
Конвей мысленным усилием оторвал шайку металлических разбойников от
машины, после чего, словно огромный оживший ком серебристого теста,
закатил их в углубление. Затем он приступил к работе.
Конвей не пытался защититься от атакующих инструментов. Он
намеревался так сильно сосредоточиться на одной определенной форме, что
любой из них, попав в зону досягаемости его мыслей, лишится, как он
надеялся, всех опасных краев и выступов.
Сформировать наружные очертания существа было совсем не трудно. В
считанные минуты посередине углубления с водой лежал большой серебристый
блин - мелкомасштабная копия пациента. Но представить себе в трех
измерениях рты, желудки и соединяющие их туннели оказалось очень нелегко.
Еще сложнее была следующая стадия, когда он заставил крохотные желудки
расширяться и сжиматься, всасывая и выпуская воду с песком и водорослями.
Это была грубая, очень упрощенная модель. Восемь ртов и восемь
соединяющихся с ними желудков одновременно стали его лучшим достижением, и
он очень боялся, что его модель похожа на пациента так же, как кукла на
живого ребенка. Затем он добавил неторопливые движения тела, которые
наблюдал у менее крупных молодых формаций, оставив при этом центральную
часть неподвижной. Конвей надеялся, что вкупе с сокращениями желудков это
создает впечатление, как от живого организма. Выступивший на лбу пот
застилал ему глаза, но к тому времени это уже не имело значения, так как
создаваемые им детали все равно не были видны. Он начал думать об
определенных частях модели, как о твердых, неподвижных и мертвых. Он
сымитировал распространение этих омертвевших районов, пока вся модель
постепенно не превратилась в твердый безжизненный ком.
После этого он сморгнул пот с ресниц и начал все сначала, и еще раз,
и еще, и тут он обнаружил, что его спутники стоят с ним рядом.
- Они больше на нас не нападают, - тихо сообщил Харрисон, - и, прежде
чем они передумают, я хочу попытаться наладить поврежденную гусеницу. По
крайней мере здесь нет недостатка в инструментах.
- Кроме как ни о чем не думать, чтобы не испортить твою модель, я
могу тебе чем-нибудь помочь? - спросила Мэрчисон.
- Да, пожалуй, - ответил Конвей, не поворачивая головы. - Я собираюсь
снова все повторить в той же последовательности, но на этот раз
остановлюсь, когда достигну положения, которое имеется на сегодняшний
день. Когда я это сделаю, ты будешь думать о наших надрезах, продлевать и
углублять их, а я заткну поврежденные горловые туннели и пробурю
вспомогательные и пищевые шахты. Ты немного отодвинешь отрезанную часть и
сделаешь ее твердой, то есть мертвой, а я в это время попытаюсь передать
мысль, что другая часть шевелится и жива и останется таковой в дальнейшем.
Она очень быстро ухватила идею, но у Конвея не было возможности
узнать, ухватил ли ее, да и мог ли вообще ухватить их пациент.
Позади них Харрисон трудился над поврежденной гусеничной лентой, в то
время как перед ними модель пациента и проводимое хирургическое
вмешательство становилось все более детальным - вплоть до миниатюрных
гофрированных перемычек и того, что случится, если их повредить.
Конвей неожиданно поднялся и стал карабкаться по наклонному полу.
- Извини, - произнес он вслух, - но мне необходимо выйти за пределы
мысленной досягаемости модели и дать мыслям немножко перевести дух.
- Мне тоже! - через несколько минут воскликнула она. - Я к тебе...
Взгляни!
В это время Конвей стоял, уставившись в темный свод каверны и давая
отдых глазам и мозгу. Он быстро посмотрел вниз, подумав сначала, что
инструменты снова атакуют, но увидел лишь Мэрчисон, которая указывала
рукой на их модель - их работающую модель!
Несмотря на то, что модель была вне пределов досягаемости их разума,
она не осела и сохранила все детали. Конвей моментально забыл о физической
и умственной усталости.
- Должно быть, таким способом оно пытается сообщить, что понимает
нас, - возбужденно сказал он. - Но мы должны расширить контакт, больше
рассказать о себе. Иди и прихвати еще несколько инструментов, и сделай
модель этой каверны со всеми ее кабелями, а я отформую в соответствующем
масштабе машину и наши движущиеся фигурки. Модели, конечно, будут очень
грубыми, но начнем с того, что нам необходимо передать всего лишь идею о
том, какие мы маленькие и как уязвимы перед атаками инструментов. Затем мы
отойдем немного в сторону и сформируем действующие модели проходческой
машины, бульдозеров, вертолетов и разведкораблей - все, что есть на
поверхности, но ничего такого большого и сложного вроде "Декарта", по
крайней мере для начала. Нам нужно, чтобы все было предельно просто и
доходчиво.
За очень короткое время площадка вокруг машины была буквально усыпана
моделями. Как только люди заканчивали придавать им должную форму, пациент
брал управление моделями на себя, и все новые и новые инструменты грузно,
но очень осторожно вкатывались в каверну, как бы сгорая от нетерпения,
чтобы из них что-то сделали. Но запотевшие стекла гермошлемов стали почти
непрозрачными, да и воздух был почти на исходе.
Мэрчисон настояла на том, что у нее как раз осталось время для еще
одной модели - большой, на которую уйдет до двадцати инструментов, - как
из-за машины появился Харрисон.
- Я вынужден забраться внутрь, - сообщил он. - В отличие от
некоторых, я тяжко трудился и истратил свой запас воздуха...
- Пни-ка так его за меня. Ты к нему поближе.
- ...но машина будет двигаться в четыре раза медленнее, - продолжал
лейтенант, - а если не будет, то теперь мы сможем позвать на помощь. Я
использовал инструмент и сформовал новую антенну - мне известны точные
размеры, - так что у нас есть даже двусторонняя видеосвязь...
Он резко остановился, уставившись на то, что творила Мэрчисон со
своими инструментами.
- Я в этой команде патолог, - немного сварливо объяснила она, - и это
моя работа рассказать пациенту, а точнее - дать ему почувствовать, как мы
выглядим. Эта модель имеет весьма упрощенные дыхательную и кровеносную
системы, органы пищеварения и речи со всеми, как видите, основными узлами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23