Капитан горячо поблагодарил ее в
приятно-щегольской мальчишеской манере, но, сказать по правде, Джоанна
думала, что это он сделал ей одолжение. Самым худшим, с ее точки зрения,
было сидеть во время сражения внутри корабля и бездействовать, слушая, как
стреляют его орудия, и одновременно ощущая удары противника. Теперь же,
еще не добравшись до поверхности планеты, она могла нанести врагу хоть
какой-нибудь урон...
Вдруг у Джоанны за спиной кто-то вежливо кашлянул.
- Кочевник, что ты здесь делаешь?
Джоанна засмеялась. Ее смех был настолько груб, что с непривычки
показался бы оскорбительным. Кочевник, однако, и бровью не повел. Он к
этому привык. Смех ее бил в Кочевника, как снаряды в мишень на стрельбище,
и поэтому даже один день без насмешек Джоанны казался ему прожитым
впустую. Он ей никогда бы в этом не признался, но втайне считал, что его
ирония и ее гнев как нельзя лучше способствуют совместной работе. Доказать
он это, конечно, не смог бы, потому что в душе, отличаясь от большинства
техников и воинов, был чуточку мистиком. И пока этот мистицизм ему отлично
служил.
- Я принес вам обед.
- Я не голодна.
- Но вы должны поесть.
- Черт возьми, Кочевник! Я не могу больше тебя выносить. Сделай
одолжение, попроси, чтобы тебя перевели от меня куда угодно.
- Нет. Готовят здесь не очень хорошо, но мне удалось достать немного
консервированного мяса и салата. Салат очень вкусный, он сделан из
листьев...
- Я ненавижу, когда мне говорят, из чего сделана еда. Просто оставь
ее и уходи.
Однако было очевидно, что Кочевник уходить не собирается. Он
продолжал топтаться у Джоанны за спиной. Заглянув ей через плечо, он
убедился, что она ест. О Джоанне было известно, что она скорее выбросит
пищу, чем употребит ее по назначению, и Кочевник считал своим долгом
проследить, чтобы этого не произошло.
У мяса был омерзительный оранжевый оттенок, а листья, из которых
приготовили салат, будто тащили по грязи на веревочке за боевым роботом.
Джоанне приходилось крепко зажмуривать глаза, поднося вилку ко рту. Ни
разу за все время службы она не встречала военного рациона, хотя бы
отдаленно напоминавшего нормальную пищу.
Она с радостью отложила тарелку в сторону, когда командующий
стрелками офицер объявил, что обнаружены истребители противника. И сразу
же увидела их сама. Пять из них нацелились на борт шаттла, остальные
атаковали носовую часть и корму.
Тщательно наведя лазер, Джоанна резко надавила на гашетку. Страшный
луч когерентного света как огненная рапира скользнул к ближайшему
истребителю, но тот уже миновал зону обстрела. Заряд пропал впустую. За
спиной послышался разочарованный вздох Кочевника. Джоанна хотела крикнуть
ему, чтобы он убирался, но даже на это не было времени. По шаттлу открыл
огонь другой, идущий в лобовую атаку истребитель.
Джоанну охватила боевая горячка, ее можно было сравнить с берсерком.
Она выпускала залп за залпом, даже не следя за тем, находится ли враг в
прицеле. На мониторах возле ее ног высвечивалась информация о необходимом
упреждении и другие нужные данные, но Джоанна не привыкла к оборудованию
шаттла и больше полагалась на собственную интуицию.
Ракетный залп, выпущенный истребителем, вполне мог уничтожить
стрелковую кабину вместе с Джоанной и Кочевником, но пилот шаттла выполнил
специально рассчитанный компьютером маневр. Едва корабль отклонился на
достаточный угол, рядом со стрелковым колпаком разорвалась ракета. По
кораблю будто пробежала судорога, и Джоанна, вылетев из кресла, ударилась
о заднюю стену кабины.
- Я знаю, что должна была пристегнуться! Слышишь, Кочевник?
Она обернулась и увидела, что техник лежит без сознания поперек
входного люка. Черт! Если ей потребуется быстро отсюда выбраться, она
должна будет сначала оттащить его в сторону.
Однако у нее даже не было времени толком об этом подумать. Атака
продолжалась, и в поле зрения Джоанны попал следующий истребитель. На этот
раз она взяла себя в руки и выпустила последовательно две короткие
очереди. Выстрелы лазера пронзили кабину истребителя. Ей показалось, что
она увидела, как пилот, закрыв лицо руками в перчатках, откинулся назад.
Истребитель явно потерял управление, но по инерции продолжал лететь прямо
на шаттл. Джоанна продолжала энергично давить на гашетку, и с каждым
выстрелом в корпусе истребителя появлялась очередная обожженная дыра.
Несколько мгновений казалось, что истребитель развалится на куски
прежде, чем столкнется с шаттлом. Но вдруг Джоанна снова увидела пилота.
Он оторвал руки от залитого кровью лица и явно пытался восстановить
управление. Он направлял свою изуродованную машину прямо в стрелковую
кабину шаттла, в которой сидела Джоанна.
Джоанна продолжала стрелять, а истребитель - приближаться. Вдруг
лазер, перегревшись, превратился в кусок раскаленного металла. Джоанна, с
криком боли дернувшись назад, упала на пол прямо на Кочевника. Истребитель
все надвигался, увеличиваясь в размерах, но в последнюю секунду исчез.
Джоанна не успела облегченно вздохнуть, как корабль содрогнулся от
удара. Примерно то же самое происходит, наверное, и с консервной банкой,
когда по ней бьют ломом. Джоанна со всего размаха стукнулась головой о
стену, в глазах у нее померкло.
Она не знала, сколько времени пролежала без сознания. Когда она
очнулась, шаттл сотрясался от лазерных и ракетных ударов. Из репродуктора
неслись вопли отдававшего бесполезные приказы капитана. Джоанна
приподнялась.
- Кочевник! Кочевник!
Он что-то пробормотал в ответ и попытался открыть глаза.
- Очнись! Ты мне нужен!
Эти слова в устах боевого офицера прозвучали несколько странно.
Джоанна еще никогда не говорила, что ей кто-то нужен.
Она несколько раз хлестнула Кочевника по щекам, и он открыл наконец
глаза. Потряс головой.
- Что случилось?
- Ты потерял сознание, вот что случилось. Я чувствую, что мы
проиграли этот бой. Послушайте капитана - он в истерике. Мы должны
выбраться отсюда, найти наших людей, наших роботов. Мы...
Рядом разорвалось еще несколько ракет. В любую секунду кабину могло
разнести вдребезги. Оставаться здесь было просто самоубийством.
- Что... что мы должны делать? - спросил Кочевник.
- Во-первых, поднимись с пола, чтобы мы могли открыть люк. Торчать
здесь нет никакого смысла. Лазер сгорел. Мы чудом остались в живых. Надо
бежать на стоянку боевых роботов. У моего подразделения был последний
приказ - оставаться возле боевых роботов и готовиться к десанту в
атмосферу.
Пройти по коридорам шаттла к стоянке роботов оказалось не так-то
просто. При каждом прямом попадании Джоанну и Кочевника - обоих сразу или
каждого по отдельности - швыряло на пол или об стены. Другие члены экипажа
тоже валились с ног и летели кувырком от мощных тупых ударов, сотрясавших
корабль. В какой-то момент на пару минут погас свет. Пришлось пробираться
на ощупь, держась за тянущиеся вдоль стен поручни. Бросив через плечо
взгляд, Джоанна ясно увидела в глубине коридора отблеск пламени.
В ангаре работали техники тринария. Они быстро и умело подготовили
машины к выбросу. Каждый из пятнадцати роботов тринария находился в
специальной капсуле. Поскольку ангар располагался в центре корабля,
пострадал он мало. Джоанна видела, что даже двери все еще функционируют.
Она ринулась к пульту управления, оттолкнув от него нескольких членов
экипажа. Закрыла все двери и принялась в бешеном ритме активировать все
оборудование для десанта в атмосферу Глории.
Затем она кинулась к своему боевому роботу, чтобы занять место на
мостике прежде, чем катапультируется из обреченного шаттла. Сильный удар
сбил ее с ног. Свет снова потух, Джоанна услышала, как со скрежетом
рушатся обломки механизмов.
Она попыталась встать, но упала снова. На нее свалился еще кто-то.
- В чем дело? - спросила она приглушенным голосом.
- Корабль потерял управление, - прокричал Кочевник. Это он лежал
сверху, закрыв Джоанну своим телом. Чертов дурак! Он защищал ее! Насколько
же он глуп!
Однако времени, чтобы объяснить Кочевнику абсурдность его поведения,
у нее не оказалось. Шаттл начал разваливаться на куски. Джоанна потеряла
сознание.

Сидя на командном пункте. Радик и Вард наблюдали за невероятным
успехом, которого добились истребители в бою с кораблем Кречетов.
- Сайла, - прошептал Радик, наблюдая, как развороченный взрывами
шаттл падает на Глорию. Варду стало интересно, почему Радик думает, что
это ритуальное слово сейчас применимо. На что реагировал этот человек?
Возможно, в такое благоговейное состояние его привел успех придуманной им
стратегии? Радик был для этого достаточно эгоистичен.
Радик взглянул на Варда.
- Теперь у нас значительный перевес перед Каэлем Першоу. Он потерял
корабль с целым тринарием, который, кстати, заявлял. Один блестящий маневр
- и у нас подавляющее преимущество, воут?
Вард очень не любил соглашаться со своим начальником, но сказанное на
сей раз было правдой. Мастерский удар - так бы назвал это он сам.
Радик с радостью посмеивался, глядя на экран, где отражался далекий
пожар и был виден дым с места падения шаттла.
- Подавляющее преимущество, - ликующе повторил он.

6
- Командир звена Хорхе, на вас Черная Лента, воут?
- Ут.
Эйден был уверен, что все вокруг, и воины, и офицеры, смотрят на него
с презрением. Казалось, фотография Баста жжет ему грудь.
- Поскольку на вас Черная Лента, вам разрешается говорить, только
если к вам обратятся. Вы не можете делать замечания или задавать вопросы
по своей воле. Это понятно, воут?
Зная, что теперь Каэль Першоу как раз обратился к нему и требует
ответа, Эйден нарочно промолчал.
- Отвечайте, Хорхе.
- Ут. Это понятно.
- Хорошо. Поэтому я могу не отвечать на ваш вопрос, если, конечно,
его не захочет задать никто из ваших коллег. Воины?
Никто больше не хотел провоцировать полковника, и среди собравшихся
установилась тишина. Спросил же Эйден о том, могут ли его вольнорожденные
рассчитывать на честь занять передовую позицию и встретить врага первыми.
Он знал, что Першоу никогда не позволит "вольнягам" встать впереди
вернорожденных, так что его просьба была обдуманным оскорблением. На этот
вопрос он мог получить только отрицательный ответ. Задал же его Эйден с
целью напомнить о том, что его воины совсем не плохи, хотя все остальные и
были о них самого низкого мнения. Но в его подразделении непременно узнают
об этом вопросе, и тогда его авторитет среди воинов возрастет.
Хотя воины Клана редко теряли присутствие духа, комната погрузилась в
мрачную тишину. Объявленная Каэлем Першоу новость о том, что значительная
часть их сил, так и не успев вступить в бой, уничтожена Кланом Волка,
никак не способствовала появлению обычного перед боем энтузиазма.
Несколько человек продолжали пристально смотреть на Эйдена, который
чувствовал, что краснеет. Это было даже позорнее, чем Черная Лента на его
груди.
Каэль Першоу объявил, что все свободны, и воины начали выходить из
зала. Затем командир базы громко сказал:
- Командир Хорхе, вы останетесь здесь.
Когда комната опустела, Каэль Першоу кивком головы показал ему на
стул и со спокойной угрозой в голосе проговорил:
- Садитесь.
Эйден заколебался, но командир базы вдруг грубо толкнул его по
направлению к стулу. Это случилось так неожиданно, что Эйден чуть не упал.
Восстановив равновесие и услышав повторный приказ сесть, он повиновался.
Бросить вызов, оставшись стоять, было бы глупостью, поскольку тогда
командир базы принялся бы толкать его по всей комнате, а он бы никак не
смог бы ответить этому мерзавцу.
Сам Каэль Першоу присел на край стола - это позволяло ему смотреть на
Эйдена сверху вниз и тем самым как бы подчеркивало его власть. Полковник
славился способностью подавлять подчиненных.
- На этот раз ваше подразделение не будет участвовать в бою.
Он внимательно посмотрел на Эйдена, с удовольствием ожидая проявлений
гнева, который должны были вызвать его слова. Однако лицо Эйдена осталось
спокойным и непроницаемым.
- У меня есть для вас другое задание, - сказал Каэль Першоу.
На лице Эйдена не дрогнул ни один мускул, хотя в душе его бушевал
пожар и ему стоило больших усилий спокойно усидеть на стуле. То, что
Першоу давал другое задание, особенно теперь, когда так не хватало людей,
лишний раз говорило о крайне низком престиже вольнорожденных на станции.
- Но сэр, при всем должном к вам уважении, ваши силы уже слишком
ослаблены, и...
Першоу безнадежно вздохнул, затем так тихо, что его не было слышно и
за пару шагов, проговорил:
- Я спишу это на то, что вы просто не привыкли к Черной Ленте.
Вольнорожденный и в обычной ситуации не должен возражать своему
начальнику, не спросив у него разрешения, что тем более невозможно, если
он носит Ленту. Однако я посмотрю на это сквозь пальцы и отвечу на ваш
очевидный протест. Конечно, я сделаю все, чтобы выиграть сражение, но,
честно говоря, я скорее бы послал против тринария Двилта Радика звено
вернорожденных, чем допустил на поле боя хотя бы одного "вольнягу". Вы
поняли? Ведь вы "вольняга", не правда ли?
Каждый раз произнося своим негромким голосом презрительное словечко
"вольняга", Першоу особо выделял его. Так он старался еще больше оскорбить
Эйдена, которому стоило огромного труда не выложить полковнику всю правду.
Удерживала его только та мысль, что если уж рассказывать кому-нибудь о
своем верном рождении - а последствия могли быть просто ужасны, - то не
этому отвратительному типу.
Ненависть к Каэлю Першоу наполняла Эйдена, и он вдруг осознал, что
позволяет себе эмоции, несовместимые с честью воина Клана. Воины часто
возмущались поведением друг друга, но истинная ненависть встречалась
редко. Воины Клана старались не поддаваться низменным инстинктам, зная,
что это может нарушить согласованность действий в бою. Гордость за свое
подразделение являлась важным объединяющим фактором, а любая ненависть
никак ей не способствовала. Во время воинского обучения колетов специально
тренировали подавлять в себе ненависть. Если же все-таки какая-нибудь
ссора возникала между воинами, то конфликт решался в Кругу Равных. В
случае, когда оба воина оставались после поединка в живых, их побуждали
исполнить Шуркай, чтобы у них не оставалось уже никаких злобных чувств.
Но Эйдена Шуркай никогда не удовлетворял. Еще кадетом он узнал, что
такое настоящая ненависть. Он ненавидел своего офицера-наставника,
Сокольничего Джоанну. Если бы он увидел ее сейчас, то вместо приветствия,
наверное, задушил бы. Однако еще больше ему хотелось сомкнуть руки вокруг
шеи другого офицера из далекого кадетского прошлого. Им был командир
Сокольничих Тер Рошах, тот самый человек, которого он, Эйден, по иронии
судьбы должен был благодарить за то, что вообще стал воином. Рошах
предоставил ему вторую попытку на Аттестации после провала на первой. К
несчастью, чтобы совершить такой из ряда вон выходящий поступок, Тер
Рошаху пришлось подстроить гибель подразделения вольнорожденных. После
этого он заставил Эйдена взять имя одного из них. Погибший кадет по имени
Хорхе обладал большими способностями и, без сомнения, мог хорошо пройти
Аттестацию. Убийство, сегодняшний позор, все то, что произошло, заставляло
Эйдена ненавидеть Рошаха еще больше, чем Першоу или Джоанну, даже больше,
чем врага на поле боя, - настоящий грех для истинного воина Клана.
Если бы он признал свое подлинное происхождение, то, совершенно
определенно, перестал бы быть воином. Правда, и Рошаха утянул бы за собой.
Однако Эйден не считал, что радость увидеть Рошаха осужденным и казненным
стоит риска потерять жизнь самому. Самое малое наказание, на которое он
мог рассчитывать, - это перевод в низшую касту. Он уже некоторое время
работал техником после того, как провалился на первой Аттестации, перед
тем, как стал жить под чужим именем. Эйден знал, что никогда не сможет
вновь вернуться на этот уровень общества Клана. Это тоже отличало его от
обычного воина. В обычаях Клана было получать удовлетворение от любой
работы или занятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31