- Пойдемте же, я вас внимательно слушаю. Что вы не знали?
- Я не знал, что в этом помещении живете вы и Галина... то есть
Гиата.
- Правда? Какая интересная случайность...
Открыв дверь, Антон сразу же увидел в кресле возле окна ту
златовласую женщину, с которой они ехали в машине. На ней было зеленое
платье свободного покроя, волосы эффектно спадали на плечи...
Сухова охватил внутренний трепет, граничащий с паническим страхом.
Что это? Безумие? Шутка? Что-то вообще невообразимое? Но ни руки, ни лицо
не выдали состояния Антона. Врач Сухов умел владеть собой.
Он решил спокойно осмотреться.
В большой комнате возле окна стол и два кресла, на столе бумаги,
штатив с пробирками и три небольшие реторты, газовая горелка, маленькие
аналитические весы, еще один штатив с какими-то реактивами, портативная
пишущая машинка и прибор, похожий на кардиомонитор. (Любой прибор с
экраном осциллографа напоминал Антону кардиомонитор.) Все стены в комнате
заставлены стеллажами с книгами: старыми - с бумажными страницами, и
новыми - библиоскопами.
- Вас зовут Гиатой? - Сухов не нашелся спросить о чем-нибудь еще,
чувствуя, что пауза затягивается.
- Да. Я - Гиата. А вы - Антон Сухов, я слышала, как вы знакомились с
моей мамой. Садитесь. - Она указала взглядом на кресло против себя.
Сухов медленно подошел к столу, остановился в напряжении.
- Как все это понимать?
Женщина тихонько рассмеялась.
- Что понимать?
- Вы хотите сказать, что я знал ваш адрес, а вы просто сидели дома и
ждали меня, пока я натешусь с вашим Серафимом... Не так ли?
- Все случилось действительно не очень складно. Я прошу извинить
меня, но... - Женщина улыбнулась какой-то заученно-кроткой улыбкой. - Но
ко мне вы попали, разумеется, не совсем случайно. Но не нужно волноваться.
Никто из нас не сошел с ума. По крайней мере вы. Можете мне поверить, это
я вам гарантирую. Все в порядке, Антон. Можно мне вас называть просто
Антоном и на "ты"? Тебе плохо гулялось с Серафимом?
- Погуляли прекрасно, - процедил сквозь зубы Сухов, - но, может, вы
все-таки объясните, к чему этот спектакль?
- Это не спектакль. Надеюсь, что как врач и просто как умный
современный человек без лишних комплексов ты не только все быстро поймешь
и воспримешь, но и скажешь свое слово... Однако давай по порядку...
Чудесный день сегодня. Разве не так? Сегодня у тебя рано закончились
операции, ты торопился домой, и вдруг...
- Откуда вы знаете, где я работаю и когда закончил оперировать?
- Все это элементарно, Антон. Просто я читаю твои мысли. Но не
торопись с умозаключениями. Хочешь кофе?
- Благодарю, не хочу.
- Напрасно отказываешься.
Сухову захотелось встать и уйти. Но любопытство и необычность
ситуации заставляли сидеть.
- Почему напрасно?
- Кофе - напиток бодрости! - патетично воскликнула Гиата. - Разве не
так написано в кафе на Киевской площади?
- Не помню. Я очень редко бываю на Киевской площади.
- И очень редко пьешь кофе... - лукаво смотрела Гиата, и Антон Сухов
сразу почувствовал многозначительную иронию. Он любил кофе давно, и Гиата,
оказывается, и об этом догадывается. А может, даже знает?
- Да, я очень редко пью кофе... на Киевской площади.
- А кофе там чудесный.
- Может, прекратим имитацию непринужденной беседы?
- Почему? - она так прелестно, с таким естественным удивлением
улыбнулась, что у Сухова мурашки пробежали по спине. - А что тебя
интересует, Антон?
- Казалось бы, ты и сама должна знать не только время окончания
операций, но и круг моих интересов, - отчеканил Сухов каждое слово, тоже
переходя на "ты".
- Не преувеличивай моих возможностей. - Гиата блеснула рядами ровных
белых зубов. - Я могу многое. Могу читать твои мысли. Но это еще не все.
Далеко не все.
- Кто ты?
- Гиата Бнос.
- Я сейчас встану и пойду. Если я спросил о тебе, то совсем не для
того, чтобы услышать еще раз твою фамилию.
- А что же ты хотел услышать?
- Собственно говоря, ничего не хотел... Но если я оказался у тебя
дома, да еще таким странным образом, то, может, ты сама хотела что-то мне
сказать?
Гиата снова лукаво улыбнулась.
- Зачем так торопиться? Хочешь кофе?
- Да...
- Вот это уже лучше. Кофе - напиток бодрости. А торопиться никогда не
следует. К тому же у тебя такой прекрасный день сегодня. Легкий день.
Сегодня ты можешь отдыхать душой и телом... Послушай, почему ты такой
взвинченный?
Гиата говорила неторопливо, спокойно, доверительно.
- Чем ты испуган? Ведь ничего особенного не произошло... И тебе не
пристало смущаться в присутствии молодой... очень молодой женщины.
Сухов прикрыл веки.
- Разве мое состояние вызвано присутствием молодой женщины? Кстати,
почему ты подчеркиваешь, что "очень молодой" женщины?
- Ну... Галантного кавалера, как вижу, из тебя не получится, но не
отчаивайся. Не будем распространяться о наших годах. Ладно? Серафимчик! -
Дверь в комнату почти сразу же открылась. - Принеси нам кофе и немного
коньячку.
- Любите кофе с коньяком? - спросил Сухов.
- Люблю. Все люблю, что существует на этом свете. На то оно все и
существует. Не так ли?
- Все?
- Да. Именно все. Я рада, что ты как раз на этом слове заострил
внимание. Мне отрадно, что ты способен так тонко чувствовать.
В это время вошел Серафим с небольшим подносом в руках. Он лукаво
подмигнул Сухову, поставил поднос на стол.
- Завтра пойдем гулять? - Мальчик хитро смотрел на него. - Слышишь,
Сухов?
Антон промолчал, даже не глянул в его сторону.
- Молчание - знак согласия. Итак, до завтра. Хотя мы и сегодня еще
увидимся. Ведь ты не торопишься домой?
Серафим вышел, прикрыв за собой дверь.
- Милое создание! Не правда ли? - спросила Гиата, закинув рукой прядь
золотистых волос за спину.
- Да... У тебя интересный сын...
- Сын? - рассмеялась Гиата.
- Разве не сын?
- Сразу десять сынов, в нем одном... Прекрасный кофе. Молодец
Серафим. Он с каждым днем становится все умнее. Антон, а тебе не хотелось
бы иметь такого же умницу сына?
Сухову стало совсем плохо, он убедился, что находится в обществе
психически больного человека. Пока он смотрел с обреченным видом на
письменный стол, реторты и прочее, Гиата будто непроизвольным движением
поправила платье, оголив колени.
- Кажется, ты знаешь им цену, - довольно зло заметил Антон.
- Чему я знаю цену? - улыбнулась женщина.
- Цену своим коленям.
- По крайней мере, мне кажется, что они у меня вполне приличны. Разве
не так? Но почему мы начали говорить о моих коленях?
Сухов понял свой проигрыш: мог и не обратить внимания на это якобы
невольное движение. Но сработала врожденная непосредственность, которая
прежде никогда Антону не изменяла. Он успокоил себя, мол, все к лучшему,
главное - всегда оставаться самим собой.
- Послушай, Гиата, ты, должно быть, плохо читаешь мои мысли...
- Ошибаешься, Антон, именно таким я тебя и люблю.
Это "люблю" прозвучало для Сухова точно выстрел. Он решил немедленно
уйти, оставив эту психопатку со всеми ее ретортами, осциллографами,
серафимами... Но, сам не зная почему, он улыбнулся и спросил:
- Любовь с первого взгляда?
- Думаю, не следует считать мои взгляды, Антон. Мы можем сбиться со
счета.
- Ты опять имеешь в виду, что наша встреча не случайна?
- А разве в этом мире есть что-либо случайное? Буквально все от
чего-нибудь зависит, чему-то подчиняется. Законы природы: физики,
биологии, физиологии... Понимаешь?
- Яснее некуда.
- Вот и наша сегодняшняя встреча тоже кем-то запрограммирована.
- Тобой запрограммирована?
Гиата удовлетворенно улыбнулась, прищурившись. Сухов почувствовал,
что его охватывает неодолимое желание грубо отругать эту самодовольную, не
в своем уме красавицу...
- Антон! - вдруг окликнула его Гиата, и с ее лица мигом исчезла маска
приветливости. - Ты ведешь себя как мальчишка! Если тебе кажется, что я
легкомысленно болтаю с тобой, то ошибаешься. Я жду, когда же ты, наконец,
придешь в себя, успокоишься. Ты сидишь взвинченный, злой... Откровенно
говоря, я немного разочарована. Не вижу в твоем взгляде настоящего
интереса. Почему ты не пьешь кофе? - Последние слова прозвучали почти как
приказ.
Антон смотрел на Гиату с нескрываемым раздражением и неприязнью.
- А чем, по-твоему, я должен заинтересоваться? Причудами моего
появления здесь? Так поверь, я очень удивлен и заинтригован всем
сегодняшним, но если ты ждешь, что...
- Кофе остынет, - произнесла Гиата вновь кротко и миролюбиво. -
Хочешь, я включу музыку? Что ты любишь?
- Ничего.
- Тебе плохо со мной? - спросила Гиата тихо, с интимной грустью,
словно знакомы они уже много лет. - Хандришь... Ты не в духе. Я - причина
твоего раздражения, Антон? Ты только скажи, какою хочешь видеть меня, и я
стану такой... Скажи, что во мне тебе не нравится, и я постараюсь
исправиться. Ты пойми меня, Антон... Я капризная, взбалмошная особа, и
знаю это, но я прежде всего человек и ничего не могу поделать с
человеческими недостатками.
- Ты давно была у психиатра?
- Спасибо за откровенность. Но психиатр мне не нужен. И вспомни-ка,
Антон, припомни, не сам ли ты пришел ко мне, я не звала тебя, не
приглашала, но, видимо, кто-то свыше предопределил нашу встречу, какой-то
мудрый случай...
- Рассчитанный тобою.
- Смешной ты, Антон. Оказывается, совсем не понимаешь шуток. Просто я
пошутила, разговаривая с тобой. А что я могу рассчитать? Я обыкновенная
женщина... Ну, не совсем ординарная, но... Кого теперь удивишь умом,
способностью мыслить... А нашим знакомством мы обязаны моему Серафиму, он
у меня большой шутник, а я и не возбраняю ему шутить... Веселее жить... Я
обыкновенная, одинокая женщина, Антон...
Сухов с тоской вспомнил о жене, о детях. С радостью подумал о
завтрашнем дне. Рабочий день. В который уже раз захотелось встать и пойти
домой. Но неведомая сила удержала его.

4
Я против любой экспансии: научной, военной,
литературной... Жизнь прекрасна простотой своих
сложностей, гармонией, таинственностью неведомого, еще не
открытого и не разгаданного. И не нужно торопиться.
Человечеству дано великое благо - каждому поколению заново
открывать для себя мир, который якобы несовершенно
устроен, но не это ли несовершенство и таит в себе
привлекательность, возможность открытий, ибо вполне
совершенна только смерть.
Антон Сухов выбежал на магистраль и остановил геликомобиль. Было
далеко за полночь. День, который обещал стать таким приятным, почти
идиллическим, и превратившийся внезапно в свою противоположность, наконец
закончился. Сухов сидел в кабине машины совершенно опустошенный. От
избытка событий и впечатлений донышко душевного сосуда не выдержало,
вытекло все: мысли, слова, желания, силы. Он попытался припомнить
сегодняшнюю операцию, которая сейчас не казалась такой удачной, как утром.
Уверенности в том, что с больным все хорошо, как не бывало.
"Следовало позвонить в клинику, спросить... Все нужное вылетело из
головы при разговоре с этой сумасшедшей Гиатой. Сумасшедшей? Как бы не
так..."
"Вероника, безусловно, спит уже. И дети спят. После операции, когда я
уходил домой, больной дышал самостоятельно. К тому же ночью дежурит
опытная бригада..."
Антон старался думать о чем угодно, только бы не вспоминать про
Гиату. Но, вопреки здравому смыслу, он ощущал ее присутствие и в кабине
машины.
Хотелось спать, но в утомленном теле преобладало нездоровое
возбуждение. Антон закрыл глаза и дремал, как частенько дремал на ночных
дежурствах - сторожко, не теряя способности все слышать, чувствовать.
Нередко спал так и дома, не раздеваясь, в кресле возле стола. Такой сон
для него привычен. И лишь иногда, когда бывал переутомлен до крайности,
как вот сейчас, ему требовалось полное расслабление, необходимо было
провалиться на несколько часов в пропасть полного забытья.
- Вы врач? - спросил геликомобиль.
- Да, - машинально ответил Антон, а виделась ему большая прозрачная
камера наркозного аппарата, и почему-то на этом прозрачном колпаке сидела
Гиата, подогнув под себя ноги, блестя красивыми коленями, и таинственно
улыбалась. Правой рукой она поправляла и разглаживала на плече золотистые
волосы, а левой держалась, чтобы не соскользнуть с гладкого стеклянного
купола наркозного аппарата. Под колпаком ритмично сокращался дыхательный
мех. Рядом на пульте мигали датчики газоанализатора. Анестезиолог Митрофан
сидел на круглом стульчике возле аппарата.
- Все нормально? - спросил Сухов анестезиолога.
- Что? - послышалось в ответ. - Что вы сказали?
Антон открыл глаза и понял, что он не в клинике, не в операционной, и
сразу вспомнил прежний вопрос геликомобиля.
- А почему вы подумали, что я врач?
- Лекарствами пахнете. Так все медики пахнут. Я их уже много
перевозил. Запомнил. Вы хирург?
- Да.
- С работы едете?
...Навстречу ему по коридору, освещенному яркими виоловыми
светильниками, шел профессор Павич, руководитель клиники. В левой руке он
держал флакон консервированной крови, но флакон почему-то был откупорен, и
при каждом шаге, - а ходил Павич быстро, порывисто, - из флакона
выплескивалось по нескольку красных капель: на белый халат, на пол, на
стены. Но Павич не замечал этого, торопливо шел по коридору, насупившись,
думал о чем-то своем. Антон остановился, долго смотрел ему вслед, потом
достал из кармана носовой платок и принялся вытирать забрызганные кровью
стены, но тут же сообразил, что нужно позвать санитара - тот это сделает
быстрее и лучше. Но не успел крикнуть, как заметил в конце коридора густой
белый дым, выбивавшийся из семнадцатой палаты. В воздухе чувствовался
запах горелого, слышался приглушенный смех Гиаты. "Ну, это уже слишком, -
подумал Сухов. - Всему должен быть предел! Сколько можно терпеть всякие
выходки Гиаты?" Антон со всех ног бросился вперед, но почему-то, теряя
равновесие, больно ударился обо что-то невидимое.
- Простите, - сказал геликомобиль. - Я не заметил, что вы задремали.
Резко затормозил. Вы не ударились?
- Все в порядке, - буркнул Сухов.
- Кажется, в вашем доме пожар, - сообщил геликомобиль.
- Что-о?
Антон сам открыл дверцу. Быстро вышел из кабины. В ночных сумерках,
тускло освещенных редкими фонарями, Сухов почувствовал сначала запах
пожара, потом увидел, как из форточки на втором этаже дома, в котором он
жил, валит дым. За темными стеклами вспыхивали язычки пламени. Антон знал,
кто живет в той квартире. Пожилая Наталья. Фамилии он не помнил, но хорошо
знал эту женщину - одинокую, без мужа и детей, худощавую, всегда бодрую.
Окна затемнены - ее, вероятно, нет дома. А вдруг она там? Может, нуждается
в помощи?
"Такого дня у меня никогда не было. Хотя... час тому назад начался
новый день. Что же делать? Да и можно ли что-либо сделать? Двери у Натальи
наверняка закрыты. Может, их выломать? Пожалуй, их уже выломали..."
Под окнами дома собралась небольшая группа людей.
- Беда у кого-то, - послышался за спиной голос геликомобиля.
В глубине улицы завыли пожарные машины. Завывание сирен приближалось
и становилось громче. Вот взвизгнули тормоза. Из кабин быстро выпрыгивали
биокиберы-пожарники. Антон подумал, что все это ничуть не похоже на кадры
кинохроники или передачи телеинформатора. Впервые в жизни он видел
настоящий пожар. Биокиберы в серых комбинезонах с отвращением смотрели на
дым, на языки пламени, ловкими, отработанными движениями разматывали
шланги, подсоединяли их к машинам. К окну на втором этаже поднималась
телескопическая лестница, на вершине которой стоял наготове пожарник с
брандспойтом в руках. Мощная струя раствора вмиг раздробила стекла.
Биокибер переводил струю из стороны в сторону, стараясь скорее сбить
пламя. Он шагнул на подоконник и исчез в густых клубах дыма.
Антону почему-то припомнились операционная, минуты собственной
беспомощности, когда не можешь сообразить элементарно простой вещи, к
примеру, попросить отрегулировать свет от рефлектора. Санитар первым
догадывается и спрашивает заботливо, с плохо скрытым раздражением: "Вам
лампу нужно поправить, она же не туда светит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13