- Не так тесно как
вы с Зено, конечно, но достаточно хорошо, чтобы узнать их... если
возможно. Не находите ли вы их несколько... сдержанными?
- Полагаю, что они отличаются так же, как и мы, - ответил я. - Зено
мрачноват... он отбрасывает кумиров, не находит радости в созерцании
Сотворения Мира... и его жизненный идеал несет в себе что-то аскетичное,
но он вовсе не враждебен. Мы сжились вместе.
- Может быть ты и сам мрачноват?
- Я не сказал бы так. Аскетичен, возможно. Может быть сдержан... но
не угрюм. Каждый день на пути жизни становится лучше. Может быть. Мать
всегда наказывала мне смотреть на светлую сторону. Я обещал, что буду,
если найду эту светлую сторону. А мужчина не может нарушить обещание,
которое дал своей матери, не так ли?
- Не ваша ли мать говорила вам, что нужно быть прямолинейным, чтобы
достигнуть чего-то в этом мире?
- Да.
- Думаю, это могло быть. Она не упустила шанса сказать, чтобы ты
ничего не брал у необычных мужчин?
Она держала при этом свое маленькое шпионское устройство. Я поднес и
коснулся его своим, как будто чокаясь бокалами.
- Успеха, - сказал я.
Она рассмеялась, окончательно разряжая некоторую неловкость,
возникшую раньше.
- Нам лучше немного поспать, - сказала она, двинувшись в дверь. -
Завтра нас ждет трудный день.
Я посмотрел как она уходит и шутливо отдал честь.
Затем поспешил пристегнуться ремнями безопасности к койке, чтобы быть
уверенным, что при любой случайности ночью не налечу на металлическую
стену. В свободном падении сон может быть опасным.

8
Следующий день был сугубо деловым и состоял почти всецело из хлопот у
тех из нас, кто собирался работать на планете. Исследовательские данные
поступали от модулей, совершивших мягкую посадку. Мы получали очень узкий
обзор на одно и то же пятно, и отчетливо осознали, что местная фауна с
любопытством бросает взгляды на чудовищную черную металлическую вещь,
которая пришла свистя из ниоткуда и тащится неизвестно куда.
Особое внимание я обратил на изображения, присланные зондами, которые
приземлились в болотистой местности. Мои рассуждения были простыми. По
всем данным на Наксосе было много болот. Большие массивы твердой почвы
были сравнительно редки, а океаническое пространство открытой воды были и
вовсе нетипичными. Большая часть планетной воды была расположена понемногу
на поверхности. Ее топи, без сомнения, были разнообразными - может быть мы
должны придумать пятьдесят новых приблизительных синонимов для слова
"болото" с тем, чтобы начать работать над оценкой их срытых разновидностей
- но если что-то и было на Наксосе нормальным, так это некоторые виды
топей. Десантная группа "Ариадны" поэтому приземлилась где-то в
исключительном месте; факт того, что они мало чего обнаружили в смысле
животной жизни, не был особенно удивителен. Чарльз Дарвин не нашел много
интересного в своей поездке по Патагонии. Настоящие богатства жизненной
системы Наксоса будут выявлены лишь при тщательном изучении болот.
По сравнению с Землей, Наксос действительно напоминал по форме
биллиардный шар. Нет больших тектонических плато, вгрызающихся друг в
друга, поднимающих горные кряжи и вызывающих землетрясения. Нет огромного
количества вулканов. Нет глубоких разломов в океанических глубинах, где
континентальные массы буквально несли себя в сторону в их непрекращающемся
дрейфе-толкотне. Безмятежный мир, чьи воды жестко двигались мягкими
приливами, вызываемыми маленькой луной. Жизнь здесь была более легкой, по
сравнению с Землей.
Какие приложения следовали за этим фактом я не знал. Дело в том, что
все сведения, которые доставили средства "Ариадны" не выявили ничего более
сложного в эволюционном смысле, чем лягушка. Однако это не убедило меня,
что там нет ничего сложного типа "позвоночных". Было заманчиво принять
линию аргументации, по которой следовало, что поскольку Наксос был более
миролюбивым миром, чем Земля, природный естественный отбор не играл роль
могущественного изменяющегося фактора, и это одно, следовательно,
предполагало, что ее жизненная схема сохранит множество предположительно
примитивных черт. Можно было поверить, что жизнь на Наксосе только
начинает действовать на Земле так же хорошо как и в воде, и те, вынесенные
приливом неспециализированные амфибии были в порядке вещей. Мне сильно не
нравилось такое решение, уже из-за его видимого правдоподобия.
Мне не нравилось оно по двум причинам. Первая была связана с
предположением, что поступь эволюции на Земле ускорилась тенденцией
постоянного формирования поверхностного рельефа и изредка
катастрофическими изменениями. Эволюция лучше всего происходит в борьбе за
выживание, но это не означает, что чем больше существа должны бороться за
существование с превратностями природы тем большего прогресса они
добьются. Катастрофы в окружающей среде не являются необходимыми для того,
чтобы склонить в свою сторону евгеников - они слишком неразборчивы. Один
мог доказывать, что скорость изменения окружающей среды является плохим
показателем для эволюционного процесса, потому что она вызывает слишком
много разновидностей, чтобы стать инстинктом, причиняющим в многократном
массиве постоянные рефлексы. Мы стремимся принять то, что случилось на
Земле за природное движение вперед, особенно теперь, когда мы знаем о том,
что случилось на Каликосе, являвшемся нашей углеродной копией. Но что на
всех остальных землеподобных мирах, где враждебное окружение таково, что
жизнь может только добавить недостающее звено таких жалких существований
как первобытный суп или что-либо еще, что трудно даже назвать?
Спорно, что реальны _п_р_о_г_р_е_с_с_и_в_н_ы_е_ изменения в эволюции
- по направлению к большей организованности и сложности в сторону большей
индивидуальной приспосабливаемости и всего ряда поведенческих
возможностей, включая и разумность - но приходит от изучения враждебного
окружения, от специфической конкурентности и отбора. Моей теорией, по
крайней мере было то, что настоящие жизненные изменения в эволюции земного
прошлого произошли не как результат катастроф и волн инстинкта, но в
течение геологически спокойных времен, когда виды имели жизнь относительно
легкую, когда мутации не карались так сурово и генные взносы могли
разнообразиться - когда там было время для природы руководить
экспериментами.
По _т_а_к_о_й_ логике, нет нужды в предположении, что Наксос
"примитивный" родственник Земли. Существовала веская причина, вне
сомнения, ожидать его "_о_т_л_и_ч_и_е_", но прийти к выводу, что он
находится на том же эволюционном пути, только более благоприятном, чтобы
удержаться на амфибийном уровне, казалось мне слишком непростительным.
Может быть вся жизнь на Наксосе - весь комплекс живой жизни, по крайней
мере - был амфибийным... но если так, заключил я, она не нуждается в том,
чтобы там было что-то более сложное, чем лягушка. Это могло произойти
из-за того, что на Наксосе слишком много воды, так обильно распределенной,
что нет большего преимущества в том, чтобы не быть амфибией.
Второй довод, который мне не нравился в эволюционно запретительной
гипотезе было то, что (так я мог толковать факты) она не оставляла места
для растений. Они не укладывались в укатанную колею, чтобы обеспечить
подобие растительности Девония. Тогда существовало множество цветущих
растений, много разнообразных деревьев и - самое многозначительное - много
различного рода трав. Насекомые тоже были весьма разнообразны. Может быть
там не было рептилий, которые могли откладывать яйца в твердой защитной
скорлупе, помогавшей выжить в период засухи. Может быть там не было птиц,
но по-моему, это только подразумевает, что сложность позвоночной жизни
должна выражаться каким-то другим путем. На Земле амфибий "заменили", на
Наксосе они остались - может быть делали то, чего амфибии на Земле никогда
не имели возможности сделать.
Я нянчился с этими идеями, пока не обратил внимания на недостаток
скудной информации и невозможность получить ее на "Ариадне". Я не
обращался к своим компаньонам достаточно громко. Для такой
осмотрительности были свои причины (Причина, по которой я не должен ничего
делать из-за страстной тяги Джесона Хармалла к секретности и, кроме того,
я был не в состоянии защитить свои предположения перед лицом строгих
критиков и факта, что любой ученый хочет иметь маленькую теорию в своем
рукаве на случай, когда она поможет ему первым ответить на неожиданную
головоломку. Внутриспецифическое состязание не является особенностью
только генного набора).
После нескольких часов изучения фотографий и сравнения фактов, я
начал чувствовать, что закон об уменьшающихся отдачах был определенно
навеян колокольным звоном, и что там не много можно будет узнать без того,
чтобы действительно не ступить на поле. Осторожность все-таки напоминала,
что я солдат ищущий жизненных ключей к загадке смерти авангарда "Ариадны".
Зено и Ангелина Хесс также допускали своеобразие жизни Наксоса. Кроме
Везенкова, который, все же как паталогоанатом, мало интересовался
экологическими анализами или общими разговорами.
- Время идет, - объявил он в своей неподражаемой манере. -
Обыкновенная чертова глупость. Ответ в трупах. Сгнивших.
Он повторил свое мнение капитану д'Орсей, которая пообещала, что мы
приступим к этому, как только прибудет все оборудование с "Земного Духа",
которое постепенно в капсулах доставят на поверхность.
- Это не легкая работа, - заметила она. - Падение сквозь атмосферу не
является таким гладким, как скольжение в гиперпространстве. Даже с лучшими
парашютами существует небольшой удар при контакте с поверхностью.
- Следует использовать челнок, - ворчал русский.
- Расточительно, - возразила она. - Один челнок за десять рейсов
принесет груз четырех капсул, если в нем. Мы хотим, чтобы челнок привез
весь экипаж, если не будет ничего угрожающего... если вы поможете нам
установить, что произошло и предотвратить повторение этого.
- Во всяком случае, вы должны использовать челнок для того, чтобы
поднять нас, - отметил я.
- Если бы вы доказали, что опасности нет, - ответила капитан, -
челнок, который опустит вниз второй экипаж, сможет забрать вас назад. Если
же вы докажете. что опасность слишком велика, то тогда может появиться
вариант, что вас вообще не будет нужды возвращать назад.
Я мог оценить выгоды довода, но он мне не нравился. Очевиден факт,
что использование челнока, способного садиться и взлетать снова
энергетически более дорого, чем заброска в защитных капсулах, но я думал,
что особые обстоятельства не дают причин особо скупиться. По крайней мере
вероятна случайность, что мы сможем доказать непригодность планеты к
заселению и все еще будем нуждаться в подъеме... и был также шанс, когда
наше выживание будет зависеть от способности унести побыстрее ноги.
- Я слышал, что Джухач хочет послать с нами весь экипаж. - заметил я.
- Даже сделав так, - ровно ответила она, - они отправятся вниз тем же
образом, что и первая группа. Мы не станем использовать челнок.
Извинив ее, я предположил, что пройдет десять поколений и более, сидя
взаперти в большой консервной банке с замкнутой технологией, пока найдут
одно достаточно ощутимое техническое решение касающееся вопроса экономии
энергии.
- Вы уверены, что сможете опустить капсулу на правом пятне? - спросил
я.
Она опустила вопрос, сделав движение рукой.
- Компьютеры рассчитают траекторию и будут управлять спуском по
радио. С этим не будет проблем.
Я отвернулся, вглядываясь в рисунки. Позднее, мы все достигли успехов
в бесконечных таблицах, которые были насыщены данными, переданными
исследовательским отрядом, предшествующим нам. Снова там не было и близко
того, что делать. Могли быть ключи, но возможности в их получении были
минимальными. Знание состава чужеродных биомолекул мало что дает, если вы
не знаете об их активности и функциях.
- Ладно, - сказал я Зено в конце всего, - есть идеи?
- Чего-то не достает, - сказал он. - Сухопутная экосистема не имеет
значения. Поверхностная растительность - грандиозная биомасса. Некому есть
ее, за исключением насекомых. Если там достаточно насекомых, роящихся над
травоядными, что едят насекомые? В болотах что угодно может скрываться в
засаде под водой - но на земле, где им прятаться?
- Возможно они совершенно миролюбивы, - сказал я.
Он покачал своей ороговевшей головой.
- Там должно быть что-то большее, чем это.
Я не был так уверен. Травоядные не обязаны быть размером с корову.
Они могут быть и под поверхностью - если то, что принимается за уровень,
из которого растет трава считать "поверхностью". Они могут быть любых
размеров, от полевой мыши до свиньи. Я отбросил это.
- Что-то, - настаивал он, - _у_п_у_с_к_а_е_м_. Не в мире, а в его
набросках. Есть там что-то, чего ни люди, ни роботы не в состоянии
увидеть.
- Может быть они слишком хорошо маскируются? - предположил я.
- Может быть, - согласился он. Могу добавить, что он не был убежден.
Мы продолжали обсуждения долго, без сомнения мало что получив, но как
это бывает, шанс нам не выпал. Нас пригласили, возможно, потребовали
исполнения было бы лучшим словом, пообедать с самим капитаном Джухачем, и
мы рассыпались для того, чтобы подготовиться к событию. Я взял распылитель
и изменил свой костюм. Несомненно, если и был какой-то способ одеться
официально для обеда, я его реализовал, но корабельная жизнь не
располагает к таким мелочам бытия.
Я был слегка удивлен, что среди приглашенных не было ни Хармалла, ни
Аланберга. Вероятно, Джухач всегда говорил им в последнюю очередь. За
столом было шестеро - пятеро нас, членов предстоящей экспедиции, и сам
начальник.
С момента начала и до самого окончания трапезы, я чувствовал себя
неловко. Джухач не говорил много, пока мы ели, он только разглядывал нас
одного за другим, и у меня создалось впечатление, что он не был сильно
восхищен тем, что увидел. В самом деле, казалось, что нас и не было. Я не
мог представить о чем пойдет речь, пока он не заговорил. Но как только он
начал развивать свою мысль, как я понял, что это не совсем то направление,
которое мы намечали на Суле. Джухач решил не ждать дальнейшей помощи с
Земли.
- Вы можете этому не поверить, - сказал он, - но мы не будем ждать
пока "Земной Дух" придет в ответ на нашу молнию ГПП. Мы смотрим на
световой переход скорее как на ритуал - поднятие флага, возвещающего о
нашем успехе. Мы ожидали послание с поздравлением или же молчание. Это
может показаться глупостью но мы не ожидали, что сделаем уникальное
открытие. На самом же деле, у нас было предчувствие нашего маленького и
длительно откладываемого триумфа, как достаточно ординарного события.
Настоящее положение относительно исследования галактики заставляет
удивляться. Конечно, когда капитан Аланберг изучал наше затруднение, он
сразу потребовал, чтобы его разрешали силами Земли, а не своими
собственными. Казалось нет причин отклонять его предложение... но вы
можете догадаться почему был... и являюсь... противником этого.
Он сделал паузу, но никто не хотел комментировать его высказывание.
- Я не ожидал, что вы принесете с собой национальное разграничение и
собственные интересы, - добавил он. - "Ариадна" пришла сюда в интересах
всего человечества. Это мое мнение, надеюсь оно и ваше тоже, что работать
здесь в интересах всей расы.
Он поглядел сначала на Везенкова, а затем на меня.
- Ч_т_о_ он _з_н_а_е_т_? - заинтересовался я. - И что он
предполагает?
- Проблема, - заключается в том, чтобы узнать, в чем же состоят эти
самые интересы всей расы.
- "Ариадна" и родственные ей корабли не были запущены для того, чтобы
увековечить конфликты, которые были болезнью ее века, - сказал он так,
словно это было своеобразное объяснение. - Она попробовала превозмочь эту
болезнь. Капитан д'Орсей и я - капитан Айфер тоже - были уполномочены
стать не только хозяевами корабля, но и быть творцами нового мира.
"Ариадна" была создана для того, чтобы нести семена утопии, ее посадка
была предназначена стать глашатаем перерождения человечества - в новое и
лучшее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18