Йокот и Китишейн вздрогнули, Луа посмотрела на матроса с ужасом.
— Если вы знаете об этом, почему вы плаваете через этот пролив?
— С другой стороны от острова сильнейшее встречное течение, а этот путь гораздо безопаснее и короче, если вам нужно добраться до противоположного берега. Кроме того, утопленники всплывают редко, и, даже поднявшись, они не всегда уничтожают корабли. Между их появлениями проходят годы, может быть, даже десятилетия.
Кьюлаэра повернулся к Миротворцу:
— Это правда?
Мудрец раздраженно пожал плечами:
— Кто знает? На свете множество чудес, о которых мне ничего не известно, Кьюлаэра.
Кьюлаэра еще немного задержал взгляд на мудреце, а потом отвернулся, обрадованный тем, что и Миротворец не все на свете знает.
— Что же нам делать? — спросила Китишейн.
— Надеяться, что утопленники не всплывут на этот раз, — коротко отозвался мудрец.
— А если всплывут? — Кьюлаэра почувствовал, что в душе у него зародился страх.
— Будем надеяться, что нас они сочтут добродетельными.
На это Кьюлаэра не очень надеялся.
Корабль плыл вперед, но ветер слабел, и моряки начали боязливо переговариваться.
— За весла! — рявкнул капитан. — Вы что, первый раз видите штиль?
Матросы сели на шесть скамей, расставленных вдоль бортов, достали невероятно длинные весла, вставили их в уключины и принялись грести. Корабль поплыл, но очень медленно. Ветер совсем стих.
— Вон они!
Один из матросов вскочил на ноги, указывая рукой; его напарник едва успел подхватить брошенное и чуть не ускользнувшее за борт весло.
Позади корабля, в пенных бурунах на поверхность выныривали темноволосые головы. Они рассекали волны, руки пловцов поднимались и опускались, они не отставали от корабля.
— Гребите! — заорал капитан. — Гребите, если вам дорога жизнь!
Матросы отчаянно налегли на весла, но стали грести разлаженно, их весла стукались и цеплялись друг за друга. Высвобождая их, гребцы теряли драгоценные мгновения.
— Вместе! — ревел капитан. — Раз! Два! Три! Четыре! Вниз! Гребок! Вверх! Четыре! Вниз! Два! Три! Четыре!
— Они и впереди тоже! — крикнула Луа, взобравшаяся на рулевую рубку и показывавшая вперед дрожащей рукой.
Корабль закачался и остановился. Кьюлаэра подбежал к борту, чтобы взглянуть вперед. На него смотрели синие лица, вытянувшиеся в ряд вдоль корабля, из воды поднялись синие руки.
— Суши весла! — крикнул капитан. Моряки попытались и закричали:
— Мы не можем!
— Они застряли!
— Утопленники вцепились в них!
Три матроса застонали, бросили весла и вскинули руки в мольбе.
— Забудьте про весла и хватайте ножи! — грохотал капитан, поднял меч — длинный и тяжелый, предназначенный для того, чтобы рубить канаты.
— Какой в них толк в драке против мертвецов? — спросил один из матросов.
— Лучше погибнуть в борьбе, чем ждать, когда тебя зарежут, как скотину! — Кьюлаэра тоже достал свой меч. — Скорее всего нам и не удастся их убить, но, разрубив их на куски, мы получим возможность остаться в живых!
Матросы набрались храбрости и достали ножи.
— Никак нельзя их прогнать? — плачущим голосом спросила Луа.
— Можно — доказав свою добродетельность!
— Как же это сделать? — злобно крикнул Кьюлаэра.
— Они загадают тебе загадку, отгадать которую способен только добродетельный человек! — ответил капитан. — Кто-нибудь из вас умеет отгадывать загадки?
— А что! — Глаза Йокота загорелись. — По крайней мере мы можем попробовать! Разве нет, о мудрец?
Услышав слово «мудрец», некоторые из матросов оглянулись на них, и глаза их загорелись последней надеждой.
— Может быть, — задумчиво ответил Миротворец, подошел к борту корабля и крикнул:
— Эй! Утопленники! Почему вы нас не пропускаете?
— Ты сам знаешь почему, — ответил низкий, булькающий голос.
— Не знаю! До меня доходили только слухи!
— Говори что хочешь, старик, нам все равно, — ответил скрежещущий голос. — Ваш корабль так и так мы утащим на дно.
— Миротворец! — воскликнула Китишейн. — Они отвечают стихами!
Мудрец постоял какое-то время безмолвно, а когда он заговорил, его голос был более низким и решительным:
— Ответ узнать хочу из уст твоих, мертвец! Чем заслужили мы такой конец?
Снизу послушался одобрительный шелест:
— Он отвечает стихами.
— Не можем мы вам дальше дать пройти! — ответил булькающий голос. — Средь вас есть смертный, сбившийся с пути!
— Он говорит обо мне! — сжал кулаки Кьюлаэра.
— Пусть Миротворец разговаривает с ними! — Китишейн схватила его за руку, чтобы остановить, но поздно: он уже стоял у борта. — Кьюлаэра! — Из ее уст раздался вопль отчаяния.
— Я был изгнан из своего племени за совращение и вероотступничество! — крикнул разбойник сотне синих лиц внизу. — Потом я избивал и грабил всех, кого встречал на своем пути! Если вы ищите грешника, то это я!
Глава 15
Матросы злобно и изумленно загалдели, а булькающий голос продолжал:
— Нас погубил Боленкар. Это он наслал на нас дикие племена. Неужели мы не будем мстить всякому прислужнику Боленкара?
— Я — прислужник Боленкара? — Лицо Кьюлаэра побагровело от злобы, охватившей его, когда он услышал это оскорбление. — Я борюсь с прислужниками Боленкара, а не помогаю им!
— Отвечай, — сказал каменный голос.
— Я ответил!
— Но ты ответил не стихами. — И маленькая Луа, сняв маску, подбежала к нему, от волнения ее взгляд метался. Она облокотилась о поручень и закричала:
Жестокий мститель думает, наверно:
Убьет врага — и победит в борьбе
Не знает он, как это гадко, скверно,
И роет яму самому себе
Месть — обоюдоострое оружье,
И мститель на страданья обречен,
Он сам себя карающим мечом
Всю жизнь терзает — что быть может хуже?
Оставьте же все мысли об отмщенье,
Иначе вам вовек не знать спасенья!
Ее стихи были встречены одобрительным гулом хора утопленников.
— Малышка, а глядите, как умна, — проскрежетал голос, судя по всему, некогда принадлежавший женщине.
— В ее словах есть мудрость, глубина, — подтвердил другой голос.
Булькающий голос продолжал настаивать.
Но что же будет в том порочного, дурного,
Коль мы к себе на дно утянем злого —
Того, кто слабых мучает и бьет
И жить хорошим людям не дает?
Кьюлаэра был поражен, когда почувствовал, что ответ на этот вопрос звучит в его душе, и еще больше был поражен, когда обнаружил, что его губы сами выражают эти ответы в словах. Он дал словам выйти наружу, пытаясь при этом придать им некое подобие стихотворной формы:
О нет, не ваше дело — наказанье!
Неужто вы не знаете того,
Что для Творца равны Его созданья,
Все души равноценны для него!
— Сказано неплохо, — неохотно согласился булькающий голос.
А если твой Творец — лишь выдумка пустая?
Ты докажи, что он на свете есть!
Другой твердит «Сомненья ни к чему,
Твори, что хочешь, я тебе подмога!»
Один народ кого попало бьет,
Другой народ и мух не обижает
Так, значит, делай все, что в голову взбредет
Ведь где-то кто-то как-то оправдает!
Для бога одного — ты грешник записной,
А для другого — праведник, герой!
Брови Миротворца свирепо нахмурились. Он подошел к борту и грозно произнес:
Вас надоело слушать, лицемеры!
Своим словам не верите вы сами,
Других же искушаете сверх меры
И вдоволь наделяете грехами.
Не стану с вами спорить я напрасно,
Увещевать и убеждать не буду,
Но есть законы, коим все подвластны,
И есть грехи, судимые повсюду.
И племя то, что в мире горе множит,
Убийство грешным делом не считая,
Само себя когда-то уничтожит,
Направо и налево убивая.
За тем же, кто решил, что кража не преступна,
Что можно брать у друга, у соседа,
И страх, и зависть бродят неотступно,
И смерть с косой идет за ним по следу.
Любой в таком роду живет во страхе
Укажут пальцем — ты уже на плахе.
Одобрительное побулькивание перешло в недовольный ропот. Миротворец не отошел от борта, а остался, сжимая посох в руке, он смотрел на возмущенных утопленников.
— Напрасно гневно молнии ты мечешь! — раздался хриплый голос.
Напрасно нас в грехах ты обвиняешь!
Старик, ты сам себе противоречишь,
А нас ты в лицемерье упрекаешь!
Ты говоришь есть племена, что нарушают
Законы, что другие исполняют
Но где тогда закон, что крепок, нерушим?
Скажи, иначе все слова твои — лишь дым!
Губы Миротворца насмешливо скривились.
Я за свои слова перед Творцом в ответе,
Я не бросаю их как кое-кто на ветер
«Закон един для всех», — я вам сказал
И ни единым словом не солгал.
А кто его нарушит — тот ответит
Пред тем, кто создал все на свете,
Пока живет, и даже после смерти
Грешивший от возмездья не уйдет, поверьте.
Голоса снизу превратились в неуверенный рев.
— Ты добился своего, странник, — простонал капитан. — Теперь они уж точно нас потопят. Матросы! Весла будут нашим оружием!
Матросы подняли было весла, но в этот миг Луа показала вниз и крикнула:
— Глядите!
Они посмотрели и — невероятно! — увидели, что головы утопленников удаляются от корабля.
— Мы спасены! — крикнул один из матросов — Они уходят! Они пропускают нас!
Так и было. Через несколько минут утопленники исчезли в волнах Подул ветер, корабль поплыл вперед.
— Все из-за тебя. — Другой матрос злобно смотрел на Кьюлаэру. — Они пришли за тобой. Если бы тебя не было на борту, этого бы не случилось.
От его взгляда воина бросило в дрожь. Но злость остыла, когда капитан победно закричал:
— Мы победили! Те, кого мы везем, одолели утопленников! Будет что рассказать в портовых кабаках: утопленников можно победить стихами!
Но даже Кьюлаэра понимал, что капитан ошибся дважды.
* * *
Странно было почувствовать под ногами твердую почву после недели, проведенной в море. Перетаскивая на берег ящик с золотом, Кьюлаэра бросил взгляд на горы, казавшиеся такими близкими, что он готов был поклясться, они смогут добраться до них к вечеру. Он обернулся, чтобы вслед за друзьями поблагодарить капитана, а потом пошел за Миротворцем и Китишейн в сторону маленького портового городка. К его изумлению, они остановились у постоялого двора.
— Что это вы придумали? — спросил он. — Давайте-ка сразу дойдем до гор! Мы легко доберемся до них засветло, если не будем задерживаться!
— Туда два дня пути, Кьюлаэра. — Миротворец взглянул на горы, вечно встающие над городом из дымки облаков. — Они выше, чем кажутся, а значит, и идти нам дальше.
Кьюлаэра внимательно посмотрел в глаза мудреца. Вроде бы он был равнодушен, но чувствовалось, что его грызла какая-то тоска. Китишейн спросила вместо Кьюлаэры:
— Что тебя тревожит, Миротворец?
— Когда я в прошлый раз был на этом берегу, здесь не было никакого города.
Кьюлаэра удивился и оглянулся в сторону города казалось, что он стоит здесь уже не одну сотню лет простые и крепкие бревенчатые избы, склады — такие же, только в два раза больше, дома без окон, просторный постоялый двор. Сколько же лет Миротворцу? Кьюлаэра поторопил остальных.
— Идемте же скорее!
— Не торопись. — Миротворец поднял руку. — Среди этих холмов, наверное, не так много дичи — стоит захватить с собой еды. Кроме того, в этих горах будет куда холоднее, чем у вас зимой, а нам предстоит идти еще далеко на север. Нам понадобится теплая одежда, толстые шерстяные плащи.
Кьюлаэра не тронулся с места, но в нем вскипела злоба. Остыв, он сказал:
— Ты хочешь сказать, что мы должны провести эту ночь на постоялом дворе?
Так они и сделали. Кьюлаэра просидел на ящике с золотом оставшуюся часть дня, а ночью его место занял Йокот. Воин и Китишейн по очереди дежурили, не очень веря в то, что шаман и мудрец, будучи в трансе, не упустят вора. В какой-то миг Кьюлаэра почувствовал, что кто-то коснулся рукой его лодыжки, открыл глаза и увидел, что Китишейн смотрит на дверь. Он поднял голову и только успел увидеть, как тихонько закрывается дверь и засов возвращается на место. Он мгновенно вскочил на ноги, схватил лучину и подсунул ее под дверь. Тяжело дыша, он вернулся на свою койку и буркнул слова благодарности Китишейн. Ему не сразу удалось снова уснуть — он ломал себе голову, что за хитроумное приспособление позволило хозяину двора отодвинуть засов.
Наутро они позавтракали хлебом, испеченным не больше двух дней назад, и свежей, только что сваренной овсянкой и, готовые к дневному переходу, покинули городок. Кьюлаэра немного поворчал насчет мешков с меховой одеждой, что несли Миротворец и Китишейн, но, поскольку сам он нес одно только золото, он не чувствовал, что имеет особенное право жаловаться.
Этой ночью они остановились в предгорьях; следующую ночь они провели уже там, где холмы уступили место настоящим горам. На третий день начался долгий, мучительный подъем. Кьюлаэра думал, что Миротворец за шесть месяцев, истязая его упражнениями и трудом, подготовил к любым тяготам, но к полудню он вспотел, стал задыхаться под грузом своей ноши и думать о том, сколько бы она весила, если бы не мешок, заколдованный Йокотом. Он испытал необъяснимый порыв благодарных чувств к гному. Конечно же необъяснимый — Йокот не сделал бы этого из любви к Кьюлаэре. Даже по дружбе не сделал бы. Или сделал?
Они остановились перекусить, Кьюлаэра с радостью опустил на землю свой мешок и тут увидел, что Миротворец оглядывается с тем же рассеянным взглядом, который Кьюлаэра заметил еще на пристани. Не успели они задать вопрос, как мудрец стряхнул задумчивость и сказал:
— Хоть горы не изменились. Преломите хлеб, друзья мои, и отдохните.
Они отдыхали час. Затем Кьюлаэра со стоном снова взвалил на себя мешок, раздраженно думая о том, что это ведь не его грех перед богом, а грех короля. Почему же он должен расплачиваться за него?
Путники забрались уже довольно высоко, под самые скалы, когда дорогу им преградили горцы.
Не было бы в мешке ящика с золотом, Кьюлаэра бросил бы его и выхватил меч. Да будь хотя бы ящик его собственностью, он бы тоже сбросил мешок, но это была жертва, которую он обязался принести Аграпаксу. Злобно оглядев высокого, стройного мужчину, он поправил свою ношу и приготовился драться ногами. Но, прежде чем горец успел бросить свой вызов, Китишейн улыбнулась и сказала:
— Добрый вам день, жители гор!
Они вроде бы несколько опешили, и тем не менее самый старший из них сказал:
— Для вас это плохой день. Развязывайте ваши мешки.
— Зачем? Вы — разбойники?
Человек усмехнулся:
— Я — Свиба. Мы — чемои, племя Дикой Серны, это наши горы. Мы собираем дань с каждого, проходящего здесь.
— Почему? Разве вы заботитесь о том, чтобы путники ходили по хорошим тропам?
— Потому что это наши горы, и всякий желающий пройти через них обязан нам платить!
Свиба побагровел, его люди сделали шаг вперед, их мечи блеснули.
— Какова дань? — спросила Китишейн.
— Две десятых от всего, что вы несете.
Девушка нахмурилась:
— Не многовато ли, а? Если вы со всех столько дерете, что же одеты так плохо?
Последнее было справедливо: на горцах были шерстяные штаны и рубахи — изношенные, в заплатах. Волосы сальные, растрепанные, бороды всклокоченные.
— Одну часть нам, вторую нашему богу! — рявкнул Свиба. — Показывайте, что у вас в мешках!
— Какому богу? — поинтересовался Миротворец. Тон мудреца привел Свибу в негодование, он сказал:
— Его зовут Ваханак. Вы должны поклониться ему, раз пришли сюда!
— Я слыхал о нем. — Голос Миротворца стал еще жестче. — Он требует в качестве жертвоприношений не только дань, но и жизни. Кого из нас вы собираетесь принести ему в жертву?
Горцы опешили от неожиданности и что-то забормотали в испуге. Свиба тоже на миг пришел в замешательство, но тут же взял себя в руки и выдавил злую улыбку:
— Жизни всех чужестранцев отдаются богу. Раз уж вы сами догадались, что вы в ловушке, уберите руки за спину, чтобы мы вас связали; нам лучше убить вас на алтаре, чем здесь, на перевале, хотя и это мы можем сделать, если потребуется.
Кьюлаэра прищурился, скинул мешок со спины, сжав одной рукой лямки и высвободив другую для меча. Сундук, окованный медью, послужит и славным щитом, и отличным оружием.
Глаза Свибы одобрительно и с облегчением блеснули.
— Формил! Возьми у него мешок.
Но не успел Формил двинуться навстречу своей неминуемой гибели, как Миротворец сказал:
— Вы не получите мешков, пока мы своими собственными глазами не увидим вашего бога. Если мы должны умереть на его алтаре, мы сначала взглянем на него.
Кьюлаэра резко повернулся и озадаченно посмотрел на старика.
— Как пожелаете, — хмыкнул Свиба. — Давайте руки!
— Нет уж, наши руки останутся свободными, чтобы мы могли идти по горам. Мешки мы понесем сами. Можете окружить нас, если вам так хочется, но мы пойдем к вашему богу как свободные люди — по собственной воле, а не как пленники.
Горцы замешкались. Свиба пробурчал:
— Как пожелаете. Всякий волен выбирать себе судьбу. Ну, вперед!
И он взмахнул копьем.
Миротворец зашагал вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42