Глаза и Лучи незримо присутствовали во всех или почти во всех
публичных заведениях Гегемонии: в магазинах, театрах, государственных
учреждениях. Ходили слухи, что Совет готовился издать декрет,
предусматривающий оборудование всех новых жилых помещений и зданий Глазами
и Лучами. Если это было действительно так, то исчезала последняя видимость
частной жизни, которая еще оставалась у Опекаемых.
Джонсон прошел мимо Третьего Глаза... мимо Четвертого. Теперь
оставался только один, расположенный как раз над секцией из трех кабин
лифта, с целью воспрепятствовать любому, кому это было запрещено. Здесь-то
и должно было все решиться.
Джонсон направился к третьей кабине и вытащил из кармана тряпку.
Напевая вполголоса, он начал протирать медные детали открытой дверцы.
Затем, по-прежнему с тряпкой в руке, он вполне естественно переступил
порог и занялся металлическими деталями внутри кабины.
"Все еще жив! - сказал он сам себе, торжествуя. - Все будет в
порядке!"
В тот момент, когда он уже собирался нажать на кнопку третьего этажа,
он бросил случайный взгляд вверх и почувствовал, что кровь застыла у него
в жилах.
На потолке он увидел Глаз и Луч.
Надо было попробовать... Рискованно, но выбора не было.
Он закончил обработку двери и принялся за панель с кнопками этажей.
Дойдя до кнопки третьего, он слегка нажал на нее через тряпку.
Когда дверь закрылась, и лифт начал движение вверх, он рванулся
назад, выражая всем своим видом изумление, которое, он надеялся, было
разыграно как следует.
Затем он пожал плечами и продолжал свое занятие.
Но все же он задержал дыхание на время этого подъема, который
показался ему нескончаемым.
Глаз ничего не заметил! Задвижка не отскочила!
На третьем этаже лифт плавно остановился, и двери раздвинулись.
Джонсон в последний раз протер панель и вышел.
В коридоре, который вел к выходу, он сдержал вздох облегчения. Самое
трудное было позади. Видимо, Опекун не интересовался промахами
обслуживающего персонала.
В конце коридора, который показался ему нескончаемо длинным, и
который был усеян, кажется, миллионом Глаз, Джонсон выбрался из здания
Министерства и оказался на небольшой платформе, ведущей на второй уровень.
Если ему удастся выйти на улицу, не привлекая внимания, ему останется
только переходить на тротуары с соответственно большей скоростью, затем
попасть на тротуар-экспресс, чтобы за несколько минут очутиться на
расстоянии нескольких километров от этого места и затеряться в массе
Опекаемых.
Быстрым шагом, но не суетясь, он вступил на платформу. Еще несколько
метров и...
- Эй, вы, там! - раздался чей-то голос с улицы, лежавшей на уровне
земли.
Джонсон посмотрел вниз. Это был голос Стражника.
- Да-да, ты, там, наверху! - крикнул Стражник. - Возвращайся в
здание. Сейчас выход запрещен для всех.
Джонсон повернул назад, стараясь держаться в середине платформы, так,
чтобы Лучи снизу не смогли, в случае чего, задеть его. Затем он неожиданно
повернулся и, поставив на карту все, бросился к краю платформы. Ему не
хватало всего нескольких метров, одной или двух секунд.
Стражники тотчас открыли пальбу в его сторону, но промахнулись, и
Джонсон очутился на краю тротуара. Он тотчас спрыгнул на ленту со
скоростью три километра в час, налетев на какого-то тучного мужчину,
который погрозил ему вслед кулаком, в то время как он продолжал свой
лихорадочный бег к тротуару со скоростью десять километров в час.
И вот он уже на расстоянии нескольких улиц от Министерства. Теперь
самое время подумать об осторожности: незачем привлекать внимание, толкая
Опекаемых, которыми был запружен переполненный тротуар.
Стараясь идти с беспечным видом Джонсон добрался до ленты со
скоростью пятьдесят километров в час, решив не пользоваться лентами в
восемнадцать, двадцать семь и тридцать восемь километров в час.
И вот он на тротуаре-экспрессе. У него было теперь преимущество во
времени, но не такое уж большое. Через час или даже меньше все Стражники
бросятся на поиски человека, одетого в униформу обслуживающего персонала,
описанного по документам на имя Бэзила Томаса. Чтобы спастись, на Марсе в
его распоряжении было часа четыре, а может быть и меньше.
Но на Фобосе никто не стал бы беспокоить Самюэля Скляра. Однако надо
было еще выбраться из купола.
Безжалостному деспотизму, который практиковала Гегемония, служили
опорой три кита: Глаза и Лучи Опекунов, Стражники и система пропусков.
Каждый Опекаемый был обязан иметь при себе удостоверение личности.
Для путешествий между планетами или спутниками каждый Опекаемый должен
был, кроме того, иметь разрешение на полет в строго определенном
направлении. Эти разрешения или пропуска могли быть выданы только тем, кто
мог доказать действительную, по мнению Гегемонии, необходимость в данном
полете и были действительны исключительно на данный период времени. Не
существовало постоянных пропусков, а также пропусков на определенные
планеты. Исключение делалось только для высших функционеров Гегемонии.
Любой пропуск мог служить только для полета туда и обратно между двумя
небесными телами, за исключением случаев, когда речь шла о разрешении на
эмиграцию.
Путешествие без документов было преступлением, которое, как и все
запрещенные деяния, каралось смертью.
Джонсон совершил полет с Земли на Фобос, большую естественную
космическую базу Марса, под видом Самёэля Скляра, у которого было
разрешение на полет с Земли на Фобос и обратно, с заходом на обратном пути
на Деймос. Бэзил Томас же был жителем Марса, у которого не было никакого
пропуска.
Таким образом было абсолютно невозможно установить малейшую связь
между "Томасом" и "Скляром".
Самым сложным было пробраться незамеченным на Марс и обратно.
Джонсон еще несколько раз переходил с тротуара на тротуар, чтобы
сбить с толку своих возможных преследователей. Теперь он находился на
ленте-экспресс на уровне земли, которая быстро уносила его к границе
экологического купола, к выходу номер восемь.
Следя за пробегающими зданиями, Борис Джонсон почувствовал, как его
снова охватывает прежнее чувство клаустрофобии, что бывало с ним каждый
раз, когда он покидал Землю.
Его пугало то, что во всех других мирах люди жили на с трудом
колонизированных островках, смирившись с господством Гегемонии в
окружавшей их исключительно враждебной среде. За исключением Земли,
человек не мог прожить ни секунды без космического скафандра или
экологического купола.
Каждый из этих куполов был построен Гегемонией. Все, что находилось
внутри, даже самая ничтожная молекула воздуха, было предметом постоянного
наблюдения.
По странной иронии судьбы космос и девственные планеты и спутники,
которые философы докосмической эры считали главными зонами всеобщей
свободы, превратились в нерушимые оплоты гегемонической тирании. В то
время как Земля с многими тысячелетиями ее истории, с ее еще необжитыми
районами, таинственными и забытыми уголками, где руины накапливались в
течение столетий, еще давала некоторую возможность хотя бы на время
укрыться от всевидящих глаз Гегемонии.
А вот колонии, все до единой, были созданы Гегемонией. Огромные
купола, которые давали жизни возможность существовать, походили на
аквариумы с тропическими рыбками - или на клетки в зоопарке.
Поэтому, каким бы ненадежным оно ни было, наилучшим убежищем
считалась Земля.
Теперь Джонсон перепрыгивал с тротуара на тротуар, чтобы опять
оказаться на ленте со скоростью три километра в час.
На уровне выхода номер восемь он перешел на неподвижную поверхность.
Выход этот был наименее популярным.
Он предназначался главным образом для жителей, желавших совершить
экскурсию по поверхности планеты. Но, учитывая тот факт, что любопытство
вообще-то не считалось положительным качеством, да и такие прогулки могли
представлять интерес только для специалистов, движения здесь почти не
было, а наблюдение было довольно поверхностным.
Единственный Стражник, заведовавший гардеробом со скафандрами, умирал
от скуки.
Джонсон подошел к нему с самым невинным видом.
- Я хотел бы выйти наружу, - сказал он.
- Для чего это? - пролаял Стражник, довольный, видимо, что можно хоть
на кого-то излить пыл души.
- Ха-ха, мне хочется прогуляться. Может быть, мне удастся найти
исчезнувший город марсиан! - ответил Джонсон с доверительной усмешкой.
Это была почти постоянная тема местных разговоров, так как, что
касалось "марсиан", на поверхности планеты не находили ничего, кроме
крошечных песчаных паучков, которые ползали, опираясь на свои дряблые
животики.
- Забавно, - сказал Стражник. - Но дело в том, что в данный момент
никому не разрешается покидать купол.
- Да? - Джонсон сделал вид, что удивлен. - Что-то случилось?
- Что-то! Откуда вы свалились? Вы что же, не знаете, что Братство
Убийц только что предприняло попытку убийства Координатора?
- Братство? - Джонсон был вне себя от изумления. - Но почему...
Он вовремя прикусил язык. Этот гад Кустов был горазд на выдумки.
Ничего не скажешь! Будучи не в состоянии отрицать сам факт заговора - весь
Марс был этому свидетелем - они были вынуждены прервать репортаж до
появления бомбы-анонса, принадлежавшей Братству. Верхушка считала, что
будет лучше, если Координатор спасся от заговора Братства, чем если будут
знать, что его спасло это же Братство от покушения, задуманного Лигой.
Только несколько тысяч Опекаемых, лично присутствовавших при этом, будут
знать, что произошло на самом деле. Но что могли противопоставить их
изолированные голоса чудовищному аппарату масс-медиа. Ведь по мнению
среднего Опекаемого вообще не могло быть никакой попытки убийства,
организованной Лигой! Дерьмо! Дерьмо!
- У вас странный вид, - заметил Стражник.
Он пристальнее всмотрелся в своего собеседника, похлопывая по
прикладу своего автолазера.
Джонсон старался соображать как можно быстрее. Если ему не удастся
добраться как можно быстрее до Фобоса, он пропал.
Заметили, как он убегал из Министерства, а Стражники могли в любой
момент получить указание задержать любого мужчину в униформе
обслуживающего персонала и быстро отыскать так называемого "Томаса". В
этом случае его будут проверять.
Документы были безупречны, но, если их передадут для анализа Главному
Опекуну Марса, ЭВМ моментально обнаружит, что "Бэзила Томаса" просто не
существует: нигде не найдут никаких следов его рождения, а также никаких
следов его школьной и профессиональной биографии. И все же Джонсон
прекрасно понимал: или Фобос, или верная смерть. А чтобы попасть на Фобос,
ему надо было избавиться от этого Стражника. И немедленно!
- Значит, есть какая-то связь... - пробормотал он.
- Что?
- Я думаю, есть какая-то связь между попыткой покушения и порчей
космических скафандров.
- Что еще за новости? - проскрипел Стражник.
- Что ж, раз уж вы получили указания, придется ввести вас в курс
дела. Я занимаюсь проверкой всей спецодежды. Два или три дня назад
обнаружены три испорченных скафандра в проходе номер три. Мастерская
работа - всего лишь несколько царапин, последствия воздействия которых
можно заметить, только оказавшись достаточно далеко от купола, когда уже
будет поздно. На самом деле я хотел выйти именно поэтому. Все скафандры
систематически проверяются, но при этом нужно большое терпение и не нужны
лишние слухи. Поднимется паника, если Опекаемые узнают, что кому-то
удалось испортить скафандры. Хорошо, если нельзя выходить, проверю их на
месте. Конечно, я надеюсь, что вы будете молчать.
- Я не нуждаюсь в уроках по правилам безопасности! - отрезал Стражник
сухо. - Ну, занимайтесь своим делом.
Джонсон направился к хранилищу и начал придирчиво изучать скафандры.
Он отвернул шлем одного из них и засунул туда голову.
- Вот это да! - неожиданно воскликнул он, отпуская град страшных
ругательств.
- Ну, что там еще?
Джонсон присвистнул и снял шлем.
- Ну и ну! Это просто невероятно! - произнес он с ошеломленным видом.
- Так что вы там обнаружили? - пролаял Стражник.
Джонсон дрожащим пальцем указал в сторону скафандра.
- Вы только посмотрите! - присвистнул он. - Нет, вы только
посмотрите!
Продолжая ворчать, Стражник приблизился и наклонился к скафандру.
Джонсон со всего размаха двинул его в основание затылка. Стражник
издал какой-то захлебывающийся стон и рухнул.
Не теряя ни секунды Джонсон тотчас же натянул скафандр, завладел
автолазером Стражника и испортил оставшиеся скафандры.
Покончив со всем этим, он какое-то мгновение рассматривал Стражника,
без сознания лежавшего на земле. Самое элементарное чувство безопасности
подсказывало, что он просто обязан его ликвидировать, но Джонсон никак не
мог решиться на это. Он не был в состоянии хладнокровно убить беззащитного
человека, даже если это был Стражник. Он пожал плечами, недоумевая по
поводу собственной слабости, затем открыл дверь выходной камеры и покинул
купол.
В конце концов, когда они найдут Стражника в бессознательном
состоянии, они подумают, что это всего лишь обычный акт терроризма. По
крайней мере до тех пор, пока Стражник не придет в себя, ведь этот выход
вел в никуда, если не считать опустошенной поверхности планеты. Учитывая
тот факт, что ни один межпланетный корабль не мог пролететь незамеченным,
они не могли подумать, что кто-то мог бы избрать этот путь, чтобы покинуть
Марс. Во всяком случае, не могли бы подумать сразу.
Даже если им станет ясно, в чем дело, ничто не даст им повод связать
воедино это происшествие и личность Самюэля Скляра, который ни разу в
жизни не касался поверхности Марса.
А если кто-либо случайно наткнулся бы на малогабаритный космический
корабль, спрятанный в нагромождениях огромных красных скал из окиси
железа, ему было бы довольно трудно объяснить его присутствие на Марсе.
Ведь это был простой каботаж, мощности которого хватало всего лишь на
перемещение между Фобосом и Деймосом, миниатюрными марсианскими лунами.
Связанный в движении своим мешковатым скафандром, Борис Джонсон с
трудом пробирался через скалистые завалы и, весь мокрый и запыхавшийся,
оказался наконец у люка, ведущего в тесную кабинку каботажника. Он почти
бежал все это время, ругая себя последними словами за то, что у него не
хватило духу прикончить Стражника, что дало бы ему больше оснований
считать себя в безопасности.
Если они что-нибудь узнают до того, как он взлетит...
Гегемония стремилась поддерживать как можно более полную иллюзию
свободы: вместе с действительным ростом благосостояния это во многом
способствовало затуханию в зародыше даже самых слабых поползновений к
противоречиям. Фобос представлял собой нечто вроде естественного и
заботливо сохраняемого парка или заповедника, где человек мог при желании
очутиться в одиночестве, с глазу на глаз со звездами, и на этом каменном
булыжнике, лишенном атмосферы, какую-то долю секунды верить, что он
свободен.
Но, как и везде во владениях Гегемонии, эта свобода была иллюзорной и
формальной.
Те, которым разрешался полет на Деймос, имели возможность взять
напрокат у частных агентств небольшой каботажный корабль. Но однако
мощности двигателей этих ракет хватало только на полет туда и обратно. У
пилота могло сложиться впечатление, что только от него одного зависело
вдруг взять да и пуститься в глубины космоса. Однако к опасному полету
надо было во что бы то ни стало добраться до Деймоса как можно быстрее,
чтобы свести до минимума возможность обнаружения.
Двигатели ракеты взревели, и Джонсона прижало к сиденью. Он не строил
себе иллюзий на этот счет: так и придется ему терпеть ускорение 6Г весь
полет - без искусственной гравитации, без специального скафандра. Но самым
неприятным чувством была постоянная неуверенность: если его засечет
патрульный корабль или станция раннего оповещения, он будет мгновенно
превращен в ничто, так никогда и не узнав, что же с ним произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20