В ту ночь Мегрэ вспомнил эти и другие истории, предчувствуя, что новая его акция станет не менее знаменитой. Во всяком случае, лестной для него. Это была игра, которой комиссар предавался как нельзя более серьезно.

Около семи, когда Люкас собрался уходить, комиссар невозмутимо осведомился:
— Рюмочку примешь?
Ставни в кафе оставили закрытыми — как было. Однако зажгли лампы. Обстановка была такая же, как в любом маленьком кафе после закрытия: столы расставлены по местам, пол посыпан опилками. Мегрэ направился к стойке за рюмками и, словно силясь еще глубже вжиться в роль хозяина заведения, налил себе сюза.
— Как по-твоему, кто способен взять это на себя?
— Шеврие. Его родители содержали гостиницу в Море-сюр-Луэн, и он помогал им до самого призыва в армию.
— Немедленно свяжись с ним — пусть готовится. Твое здоровье!.. Пусть также подберет женщину, умеющую стряпать. Еще вермуту?
— Нет, благодарю. Я пошел.
— Сразу же направь сюда Мерса. Скажи, чтобы прихватил свой инструмент.
Мегрэ проводил инспектора до дверей и с минуту смотрел на безлюдную набережную, шеренги бочек и пришвартованные на ночь баржи.
Это было маленькое кафе, каких много не в самом Париже, а в предместьях, настоящее маленькое кафе с почтовой открытки или лубочной картинки. Оно располагалось в угловом двухэтажном доме под красной черепичной крышей; с фасада на выкрашенных желтым стенах была выведена надпись большими коричневыми буквами «У Маленького Альбера», по бокам ее — незамысловатые завитушки: «Вина — закуски в любое время». Во дворе под навесом комиссар наткнулся на зеленые кадки с деревцами, которые летом, вместе с несколькими столиками, выносились на тротуар, так что получалась своего рода терраса.
Мегрэ как бы обосновался здесь на жительство. Бар несколько дней не топили, воздух был промозглый, холодный, и комиссар уже не раз поглядывал на водруженную посреди зала пузатую печку с блестящей черной трубой, уходившей вверх к стене. Почему бы, в конце концов, не затопить ее, коль скоро рядом полное ведро угля? Под тем же навесом во дворе комиссар разыскал дрова, топор и колоду для колки. В углу кухни нашлись старые газеты. Еще через несколько минут в печке заурчало, и Мегрэ встал перед ней в характерной для неги позе — плечи расправлены, руки заложены за спину.
В сущности, эта старуха Люкаса не такая уж сумасшедшая. Они поехали к ней. В такси она болтала без умолку, но иногда украдкой присматривалась к спутникам, проверяя, какое впечатление производит на них ее рассказ. Дом ее, расположенный меньше чем в ста метрах от кафе, маленький, двухэтажный, с садиком, тоже был того типа, который именуют «особнячком». Сперва Мегрэ недоумевал, как, живя на той же стороне набережной, старуха могла увидеть то, что происходило на улице в известном удалении от нее, тем более после наступления темноты.
— Вы что же, все время стояли на тротуаре или на пороге?
— Нет, сидела дома.
Она оказалась права. В передней комнате, на редкость аккуратной и чистенькой, были не только окна на реку, но еще одно, боковое, через которое просматривался большой кусок набережной в направлении «Маленького Альбера». А так как ставен на окнах не было, фары остановившейся неподалеку машины не могли не привлечь внимания старухи.
— Вы были дома одна?
— У меня была госпожа Шофье.
Г-жа Шофье, акушерка, жила на соседней улице. Это проверили, все подтвердилось. Вопреки тому, что можно было предположить по облику старухи, в доме все напоминало жилье обычной одинокой женщины. Никакого хлама, которым так охотно окружают себя гадалки. Напротив, светлая мебель, явно купленная на бульваре Барбес, пол покрыт желтым линолеумом.
— Так должно было случиться, — твердила старуха. — Вы прочли, что написано на фасаде его кафе? Он либо был посвящен в тайны нашего ремесла, либо совершил святотатство.
Она поставила греться воду для кого-то: ей хотелось, чтобы Мегрэ непременно выпил чашечку. Потом она объяснила, что «Маленький Альбер» — название трактата по магии, восходящего не то к XIV, не то к XV веку.
— А если его действительно зовут Альбер и он действительно низенький? — возразил комиссар.
— Я знаю: он маленького роста. Я часто его видела. Но только этим дело не объяснишь. Есть вещи, с которыми опасно шутить.
О жене Альбера старуха отозвалась так:
— Брюнетка, высокая, не очень опрятная — от нее вечно разит чесноком. Я не польстилась бы на ее стряпню.
— Давно у них закрыты ставни?
— Не знаю. Я пролежала в постели весь следующий день после того, как видела машину, — грипп. А когда встала, кафе было уже закрыто, и я подумала: «Так-то лучше».
— Там бывало шумно?
— Нет. Туда мало кто заглядывал. Приходили завтракать рабочие с крана, вон того, на набережной. Потом кладовщик из подвалов Сесса, виноторговца-оптовика. Еще забегали матросы с речных судов пропустить стаканчик у стойки, и все.
Она настойчиво допытывалась, в каких газетах появится ее фотография.
— Главное, я запрещаю сообщать, что гадаю на картах. Это равно как пропечатать, что вы — полицейский.
— А что тут обидного?
— Ничего, но мне это повредит.
На этом Мегрэ и расстался со старухой. Он допил кофе и вместе с Люкасом направился к угловому дому. Люкас машинально нажал на ручку двери, и та открылась.
Странное дело! Это маленькое бистро простояло незапертым по меньшей мере четыре дня, и никто не покусился ни на бутылки на стеллаже за стойкой, ни на деньги в ящике под кассовым» аппаратом. Стены здесь были выкрашены коричневой масляной краской примерно на метр от пола, а выше — светло-зеленой, повсюду висели рекламные календари, которые можно встретить в любом деревенском кафе. В сущности. Маленький Альбер был не таким уж законченным парижанином; вернее сказать, он, как большинство парижан, сохранил крестьянские вкусы. Такое же кафе, как у него, можно найти чуть ли не в каждой французской деревне.
То же относилось и к спальне наверху. Засунув руки в карманы, Мегрэ облазил весь дом. Люкас следовал за ним, втихомолку посмеиваясь: без пальто и шляпы комиссар выглядел сейчас так, словно действительно въезжал в новую квартиру. Меньше чем за полчаса он совершенно освоился, время от времени становился даже за стойку.
— Ясно пока одно: Нины здесь нет. Они искали ее от погреба до чердака, обшарив двор и садик, загроможденный старыми ящиками и пустыми бутылками.
— Что ты об этом думаешь?
— Не знаю, шеф.
В кафе было всего восемь столиков: четыре вдоль одной стены, два у другой и еще два посередине, около печки. На один из последних Мегрэ с Люкасом и поглядывали, потому что опилки вокруг ножки его были тщательно подметены. Зачем, как не для того, чтобы уничтожить следы крови? Но кто же убрал прибор жертвы, вымыл тарелки и стаканы?
— Может, они вернулись после? — предположил Люкас.
В любом случае налицо любопытная деталь: всюду в доме прибрано, но на стойке одиноко стоит раскупоренная бутылка. Мегрэ постарался не прикасаться к ней. В бутылке был коньяк. Оставалось предположить, что тот или те, кто пил из нее, обошелся без рюмки и глотнул прямо из горлышка.
Неизвестные посетители побывали и наверху. Все перерыли, кое-как побросали обратно белье и прочие вещи, но ящики все-таки задвинули. Самое же странное заключалось в том, что две рамки на стене, в которых несомненно были фотографии, оказались пусты. К тому же вынули из них вовсе не портрет Маленького Альбера, карточка которого по-прежнему стояла на комоде: круглая, веселая физиономия, спереди хохолок, во всем облике что-то комичное, как выразился хозяин «Погребов Божоле».
Подъехало такси. На тротуаре раздались шаги. Мегрэ подошел к двери и отодвинул засов.
— Входи, — бросил он Мерсу, державшему в руке довольно увесистый чемодан. — Обедал? Нет? Рюмочку аперитива?
Этот вечер стал одним из самых памятных моментов в жизни комиссара. Время от времени он подходил и смотрел на Мерса, принявшегося за долгую и трудную работу — снятие пальцевых отпечатков по всему дому: в кафе, кухне, спальне, прочих помещениях.
— На том, кто первым притронулся к этой бутылке, были резиновые перчатки, — категорически объявил Мере.
Он взял также пробу опилок около столика посередине кафе, а Мегрэ отыскал в помойном ведре остатки трески.
Всего несколько часов тому назад мертвец оставался еще безымянным и представлял собой для Мегрэ довольно расплывчатую фигуру. Теперь комиссар не только располагал его фотографией, но и жил в его доме, среди его мебели, щупал принадлежавшую ему одежду, трогал руками его личные вещи. Сразу же по приезде он не без самодовольства указал Люкасу на вешалку в спальне: там висел пиджак из той же ткани, что и брюки, которые были на мертвеце. Иными словами, Мегрэ оказался прав: Альбер вернулся-таки домой и по привычке переоделся.
— Как ты считаешь. Мере, давно здесь побывали?
— По-моему, сегодня, — ответил молодой человек, изучив пятна спиртного на стойке, рядом с откупоренной бутылкой.
Вполне возможно. Дом был не заперт, только вот прохожие этого не знали. А при виде закрытых ставен редко кому придет в голову повернуть ручку и проверить, на замке ли дверь.
— Те, кто приходил, что-то искали, верно?
— Я тоже так думаю.
Что-то маленькое, видимо какую-то бумагу, потому что открыто все вплоть до крошечной картонной коробочки из-под сережек.
Забавно пообедал комиссар наедине с Мерсом в этом кафе! Обслуживал он сам. Отыскал на кухне колбасу, коробки сардин, голландский сыр. Спустился в подвал, нацедил густого голубоватого вина из бочки. Были там и закупоренные бутылки, но их он не тронул.
— Остаетесь, шеф?
— Обязательно. Правда, сегодня ночью вряд ли сюда явятся, но домой ехать все равно неохота.
— Хотите, я тоже останусь?
— Нет, малыш, лучше езжай и займись своими анализами.
Мере не пренебрег ничем — даже женскими волосами, застрявшими в гребне. Набережная была почти безмолвна, прохожие — редки. Время от времени, особенно после полуночи, раздавался грохот грузовика, катившего из окрестностей к Центральному рынку.
Мегрэ позвонил жене.
— Ты уверен, что снова не простудишься?
— Не бойся. Я затопил печку. Сейчас приготовлю себе грог.
— Ночью спать не будешь?
— Обязательно буду. Даже выбирать могу — постель или раскладное кресло.
— Простыни чистые?
— Возьму свежие в шкафу на лестнице.
Комиссар чуть было не застелил кровать свежим бельем, но, поразмыслив, предпочел обойтись креслом.
Мере уехал около часа. Мегрэ набил печку углем, приготовил себе грог покрепче, проверил, все ли в порядке, закрыл дверь на засов и, тяжело ступая по винтовой лестнице, отправился спать. Отыскал в шкафу голубой мольтоновый халат с отворотами из искусственного шелка, но тот оказался слишком мал и узок. Домашние туфли, стоявшие в изножье кровати, тоже не подошли. Комиссар прямо в носках завернулся в одеяло и, подложив под голову подушку, устроился в раскладном кресле. Ставней на втором этаже не было, и свет уличного фонаря, проникая сквозь занавески со сложным рисунком, вычерчивал на стене арабески. Мегрэ смотрел на них, полузакрыв глаза и неторопливо докуривая последнюю трубку. Он привыкал. Притерпевался к дому, как претерпеваются к новой одежде, осваивался с его острым и вместе с тем мягким запахом, чем-то напоминавшим деревню.
Почему все-таки похищены фотографии Нины? Почему она исчезла, бросив дом, не взяв даже выручку из кассового ящика? Правда, набирается там еле сотня франков. Альбер, несомненно, хранил деньги в другом месте, откуда их изъяли со всеми его личными бумагами. Но вот что любопытно: дом обыскан тщательнейшим образом, а следов беспорядка или применения силы почти нет. Одежду щупали, но с плечиков не сняли. Фотографии вынули из рамок, но рамки снова повесили на гвоздики.
Мегрэ так разоспался, что, услышав внизу стук в ставни, готов был голову прозакладывать — прошло всего несколько минут. Было, однако, семь утра, и солнце озаряло Сену, где уже пришли в движение баржи и звучали гудки буксиров. Комиссар наспех, не завязав шнурки, сунул ноги в ботинки и спустился вниз, непричесанный, в расстегнутом воротничке, помятом пиджаке.
Прибыл Шеврие, всего несколько лет назад поступивший в уголовную полицию; его сопровождала довольно миленькая особа в светло-синем английском костюме и красной шляпке на растрепанных волосах.
— Вот и мы, шеф.
Спутница дернула его за рукав. Он понял и спохватился:
— Прости… Позвольте представить вам, мою жену, господин комиссар.
— Не беспокойтесь, мне это дело знакомо, — храбро заверила та. — Моя мать держала у нас в деревне постоялый двор, и нам случалось с помощью всего двух служанок управляться со свадьбами на пятьдесят, а то и больше гостей.
И г-жа Шеврие устремилась к кофеварке, бросив на ходу мужу:
— Дай-ка спички.
Газ вспыхнул, и через несколько минут по дому поплыл запах кофе. Шеврие, устроившись за стойкой, что-то на ней переставлял.
— Открываем?
— Конечно. Самое время.
— Кому закупать продукты? — поинтересовалась г-жа Шаврие.
— Берите такси и езжайте, только куда-нибудь поближе.
— Шпигованная телятина со щавелем вас устроит? Она привезла с собой белый фартук. Вела себя весело и оживленно. Все пока что смахивало на игру, на вылазку за город.
— Открывайте ставни. Если клиенты начнут задавать вопросы, отвечайте, что перекупили заведение у прежних хозяев, — распорядился Мегрэ, поднялся в спальню и разыскал бритву, крем, кисточку. Почему бы нет? Судя по всему. Маленький Альбер был человек здоровый и опрятный.
Комиссар не спеша привел себя в порядок, а когда спустился вниз, жена Шеврие уже укатила за покупками. У стойки, облокотясь на нее, пили кофе с ромом два речника. Их нисколько не интересовало, кто теперь хозяйничает в бистро. Они наверняка были в Париже проездом, и разговор у них шел о каком-то шлюзе, ворота которого накануне едва не протаранил буксир.
— Что вам налить, шеф?
Мегрэ предпочел сделать это собственноручно. Он ведь впервые в жизни наливал себе ром, стоя за прилавком бара. Неожиданно комиссар расхохотался и тут же пояснил:
— Я подумал о следователе Комельо.
Он пытался представить себе, как следователь входит в бар «У Маленького Альбера» и видит за стойкой комиссара с одним из его инспекторов. Однако, если им желательно что-нибудь разузнать, другого способа нет: тех, кто убил хозяина кафе, не может не заинтересовать тот факт, что заведение опять, как обычно, открыто.
А Нину, если, конечно, она жива?
Около девяти мимо кафе несколько раз прошлась старуха гадалка, прижалась даже носом к окну и наконец удалилась, таща в руке сумку с провизией и рассуждая сама с собой.
Потом позвонила г-жа Мегрэ — ей не терпелось узнать, как там муж.
— Тебе что-нибудь привезти? Зубную щетку, например.
— Благодарю, уже купил.
— Звонил следователь.
— Надеюсь, ты не дала ему мой здешний телефон?
— Нет, только сказала, что ты ушел еще вчера. На такси, выгрузив из него кучу пакетов и ящиков с овощами, вернулась жена Шеврие. Услышав от Мегрэ слово «сударыня», она запротестовала:
— Зовите меня просто Ирма. Вот увидите, клиенты сразу же начнут обращаться ко мне именно так. Не возражаешь, Эмиль?
Посетителей почти не было. Зашли перекусить три каменщика со стройки на соседней улице. Хлеб и колбасу принесли с собой, заказали два литра красного.
— Очень неплохо, что ваше заведение снова открылось, а то до ближайшей забегаловки, где можно выпить, минут десять топать.
Новые лица ничуть их не встревожили.
— Прежний хозяин удалился от дел? — полюбопытствовал один. — Хороший был парень.
— Давно его знаете?
— Ровно две недели — с тех пор как началась стройка. Сами понимаете, наш брат привык то и дело кормушки менять.
Правда, каменщиков заинтриговал Мегрэ, слонявшийся по дому.
— Кто это? Вроде бы не здешний.
— Тсс! Это мой тесть, — с невинным видом отпарировал Шеврие.
На плите в кухне что-то урчало. Дом оживал. Сквозь широкие окна в зал, хотя и скуповато, проникало солнце. Шеврие, подтянув рукава и надев на них резинки, подмел опилки.
Телефон.
— Вас, шеф. Это Мере.
Бедняга Мере всю ночь не смыкал глаз. Отпечатки мало что дали. Они, притом самые разные, сильно стертые и беспорядочно налегшие друг на друга, имелись на всех бутылках и всей мебели. Наиболее отчетливые были переданы в антропометрическую службу, но не совпали ни с одной дактокартой.
— Весь дом обыскивали в резиновых перчатках. Надежда одна — опилки. При анализе я обнаружил на них следы крови.
— Человеческой?
— Точно отвечу через час, но почти уверен — да. Около одиннадцати появился Люкас, успевший за утро выполнить свою долю работы. Настроен он был игриво, галстук, как заметил Мегрэ, выбрал светлый.
— Один экспоркассис! — скомандовал он, подмигнув Шеврие.
Ирма повесила на дверях грифельную доску, на которой под словами «Дежурное блюдо» вывела мелом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16