Студент Радек заказывает йогурт и кофе. Кросби и Радек, очевидно, незнакомы друг с другом.
На улице измученный и осунувшийся Эртен ожидает кого-то. Выходят Кросби и Рейхберг, он не обращает на них внимания. Он продолжает ждать даже тогда, когда Радек остается в баре один.
В 5 часов Радек заказывает икру, отказывается платить и покидает «Купол» под конвоем двух полицейских.
Как только он уходит, Эртен перестает топтаться перед баром и отправляется пешком к своим родителям в Найди.
В этот же день, около 9 вечера, Уильям Кросби разменивает у служащего отеля «Георг Пятый» стодолларовую бумажку и опускает в карманы пачки французских денег. Затем присутствует вместе с женой на благотворительном празднестве в баре «Риц», возвращается домой около 3 утра и не выходит из своего номера до одиннадцати.
18 октября. В Найди Жозеф Эртен пробирается в сарай, там его находит мать и прячет. Около 9 утра отец догадывается о его возвращении, идет к нему и приказывает убираться, как только стемнеет. Около 10 Жозеф Эртен пытается повеситься в том же сарае.
В Париже Радек отпущен из полицейского комиссариата квартала Монпарнас в 7 утра. Он ловко отделывается от приставленного к нему для слежки инспектора Жанвье, где-то бреется и меняет рубашку, хотя денег у него ни гроша.
В 10 утра он входит в бар и демонстративно вытаскивает из кармана тысячефранковый билет. Немного позже, увидав Мегрэ, он подзывает его, усаживает за свой стол и угощает икрой. Затем сам начинает разговор об убийстве на вилле Хендерсонов, утверждая, что полиции никогда в этом деле не разобраться. Кстати, никто из полиции не произносил при нем имени Хендерсон. Затем вдруг бросает на стол десять тысяч франков стофранковыми купюрами и заявляет, что, поскольку бумажки новые, их происхождение легко установить. Уильям Кросби, вернувшийся около 3 часов утра, еще не выходил из своего номера. Но деньги — те самые, что он получил накануне вечером от служителя отеля в обмен на стодолларовую банкноту.
Инспектор Жанвье остается в баре, чтобы следить за Радеком. После завтрака тот предлагает ему выпить, дважды уходит звонить по телефону.
В 4 дня на вилле в Сен-Клу, которую никто не посещал после похорон м-с Хендерсон и ее горничной, оказывается человек. Это Уильям Кросби, он находится на втором этаже. Он слышит шаги в саду. Через окно он не может не узнать Мегрэ. Он прячется. По мере того как Мегрэ приближается к нему, он отступает, поднимается на третий этаж. Загнанный в комнату, из которой нет выхода, открывает окно, убеждается, что бегство невозможно, и стреляет себе в рот.
М-с Кросби и Эдна Рейхберг в это время танцуют и пьют чай в гостиной отеля «Георг Пятый».
Радек приглашает инспектора Жанвье сначала пообедать, а затем выпить в одном заведении Латинского квартала. Около 11 вечера к ним присоединяется Мегрэ. Радек и Жанвье пьяны.
До четырех утра Радек таскает их с собой из бара в бар. Заставляет их пить и пьет сам. Кажется то пьяным, то совершенно трезвым. Бросает двусмысленные фразы и повторяет без конца, что полиции никогда не разобраться в убийстве м-с Хендерсон.
В 4 утра Радек приглашает к столу двух дам и предлагает Мегрэ и Жанвье последовать его примеру.
Но они отказываются, и он отправляется с дамами в отель на бульваре Сен-Жермен.
29 октября. В 8 утра администратор этого отеля отвечает по телефону: «Дамы еще спят. Их приятель только что ушел. Он за все уплатил».
Мегрэ охватила усталость, какую ему редко приходилось испытывать во время расследования. Он тупо смотрел на строчки только что сделанных записей, молча пожал руку коллеге, который зашел поздсроваться, и жестом попросил оставить его одного.
Он записал на полях: «Выяснить, что делал Уильям Кросби с 11 утра до 4 дня 19 октября».
Затем упрямо мотнул головой, схватил трубку и позвонил в кафе «Купол».
— Мне надо знать, когда вы получили последнее письмо на имя Яна Радека.
Через пять минут ему ответили: «По крайней мере, десять дней назад».
Мегрэ позвонил в меблированные комнаты, где жил Радек.
— Почти неделю писем не было, — сообщили оттуда.
Мегрэ взял «Боттен», просмотрел список почтовых отделений, получающих корреспонденцию до востребования, и позвонил в отделение, помещающееся на бульваре Распайль.
— У вас есть абонент по фамилии Радек?.. Нет?.. Говорят из полиции… Вам адресуют корреспонденцию на одни инициалы?.. Так вот, не знаете ли вы такого иностранца — среднего роста, одет неважно, с длинными курчавыми рыжими волосами?.. Есть такой?.. Он получает письма на инициалы М. В.?.. А когда он получал письмо в последний раз?.. Справьтесь, прошу вас… Я подожду… Алло! Не разъединяйте, пожалуйста…
В дверь постучали. Не оборачиваясь, Мегрэ крикнул: «Войдите!»
— Да, слушаю… Вчера утром, около девяти часов?.. Оно пришло по городской почте?.. Благодарю вас… Простите, еще один вопрос: письмо было довольно объемистое, похоже, что в конверте лежит пачка кредиток?..
— Не так уж плохо! — раздался сзади насмешливый голос.
Комиссар обернулся — перед ним стоял Радек. У него был довольно мрачный вид, но глаза лукаво поблескивали. Продолжая говорить, он опустился в кресло.
— Разумеется, до этого мог додуматься и ребенок. Итак, комиссар, теперь вы знаете, что вчера утром в почтовом отделении на бульваре Распайль я получил пакет с деньгами, адресованный до востребования. Накануне эти деньги лежали в кармане бедняги Кросби. Но надо знать, послал ли Кросби эти деньги сам. В этом-то и вопрос.
— Как вы прошли мимо служителя?
— Он был занят с какой-то дамой. А я сделал вид, что я у вас свой человек, и нашел на двери вашу визитную карточку. Не так уж хитро, по-моему. А ведь здесь святая святых уголовной полиции!
Мегрэ заметил, что у Радека усталое Лицо. Он был похож не столько на человека, не спавшего ночь, сколько на больного, перенесшего кризис. Под глазами у него были мешки, губы бескровны.
— Вы хотели мне что-то сообщить?
— Сам не знаю… Хотел узнать, что у вас новенького. Вы благополучно добрались до дома?
— Благодарю, вполне.
Чех со своего места увидел записи, сделанные комиссаром, и его бледные губы скривились в улыбке.
— Вы знаете дело Тэйлора? — спросил он вдруг. — Хотя откуда вам знать, вы же американских газет не читаете. Десмонд Тэйлор, один из крупнейших голливудских режиссеров, был таинственно убит. Под подозрением оказалось много видных киноартистов, в том числе несколько красивых женщин. И что же? Всех их пришлось отпустить. И знаете, что писали по этому поводу совсем недавно, после стольких лет? Цитирую по памяти, но память у меня превосходная… «С самого напала следствия полиция совершенно точно знала, кто убил Тэйлора. Однако улики против виновного были столь незначительны и малоубедительны, что, явись он сам с повинной, ему пришлось бы предъявить вещественные доказательства или приводить свидетелей, чтобы подтвердить свое признание».
Мегрэ с удивлением посмотрел на собеседника. А тот положил ногу на ногу, закурил сигарету и продолжал:
— Заметьте, что слова эти принадлежат лично начальнику полиции. Это было напечатано год или два назад, и я помню каждую букву. «Разумеется, убийца Десмонда Тэйлора так никогда и не был арестован».
Комиссар принял равнодушный вид, откинулся на спинку кресла и положил ноги на письменный стол. Он ожидал с безразличным видом человека, у которого много свободного времени, но которого разговор занимает чрезвычайно мало.
— В самом деле, — продолжал Радек, — почему бы вам не подобрать материалы об Уильяме Кросби? Когда расследовалось убийство, полиция об этом не подумала или не осмелилась это сделать…
— И вы принесли мне эти материалы? — небрежно спросил Мегрэ.
— А почему бы и нет? Любой житель Монпарнаса мог вам их доставить. Ко времени, когда убили его тетку, Кросби был должен не меньше шестисот тысяч франков, он задолжал даже Бобу, бармену в «Куполе». Это часто случается в богатых семьях. Впрочем, хоть он и был племянником Хендерсонов, он никогда не был особенно богат… Другой его дядюшка — миллиардер. Двоюродный брат — директор-распорядитель крупнейшего американского банка. Но отец его разорился лет десять назад, понимаете? И Уильям Кросби превратился в бедного родственника. К тому же у всех его дядей и теток, кроме Хендерсонов, есть дети. И вот он коротал время, дожидаясь сначала смерти старика, а потом смерти миссис Хендерсон — им обоим было около семидесяти… Простите, что вы сказали?
— Нет, нет, ничего.
Упорное молчание Мегрэ, видимо, раздражало Радека.
— Вы не хуже меня знаете, комиссар, что в Париже с громким именем можно вполне обходиться без денег. Кросби, кроме того, был обаятельнейшим малым. И в жизни ничем не занимался. Зато всегда был в чудном настроении; как большой ребенок, радовался жизни и стремился все испробовать. Особенно жаден он был до женщин… Вы видели миссис Кросби? Он очень ее любил. И тем не менее… К счастью, у людей подобного сорта существует круговая порука. Я не раз видел, как чета Кросби пила аперитив в «Куполе». Какая-нибудь девчонка, улучив момент, подмигивала Кросби, и он немедленно говорил жене: «Ты меня извинишь, дорогая? Мне надо поговорить с одним человеком…» И все, кроме нее, знали, что он отправляется провести полчаса
с девчонкой в какой-нибудь отель на улице Деламбр. Я видел это десятки, а то и сотни раз!.. Разумеется, Эдна Рейхберг тоже была его любовницей. Она обожала миссис Кросби, все время лезла к ней с нежностями. А сколько их было у него еще? Он никогда им не отказывал. По-моему, даже любил их всех. Мегрэ потянулся и зевнул.
— Случалось, у него не было чем расплатиться за такси. А он заказывал на круг по пятнадцать коктейлей для людей, которых видел первый раз в жизни. И смеялся при этом! Никогда я не видел его озабоченным. Представьте себе существо, с колыбели награжденное превосходным настроением. Таких людей любят все, и они любят всех. Ему прощают все, даже то, чего не простили бы никому другому.
Счастливчик, которому все удается! Вы не игрок, комиссар? Стало быть, вы не знаете, что это такое, когда ваш партнер открывает семь, а вы поднимаете карты и показываете ему восемь! На следующей сдаче у него восемь, а вы открываете девять! У Кросби так получалось всегда. Он жил в царстве чудес, а не в угрюмой действительности с ее мрачными законами. Таков был Кросби. Когда он вдруг получил пятнадцать или шестнадцать миллионов в наследство, ему грозили неприятности. Чтобы погасить долги, он подделал подпись одного из своих знаменитых родственников…
— Он покончил с собой, — сухо вставил Мегрэ. Глаза Радека зажглись непонятным весельем, он поднялся, бросил сигарету в печку и вернулся на место.
— Да, но покончил с собой он только вчера, — загадочно ответил он.
— Однако… — сердито начал Мегрэ. Он встал во весь рост и сверху пристально посмотрел Радеку в глаза. Наступила напряженная пауза.
— Однако какого дьявола вы ко мне пришли?
— Хотелось поболтать или, если угодно, помочь вам. Сознайтесь, что вам пришлось бы потратить известное время, чтобы собрать материал о Кросби, а я принес его вам готовым. Я мог бы прибавить и еще кое-что не менее ценное. Вы видели маленькую Рейхберг? Ей всего двадцать, но она живет с Кросби уже больше года. Проводит целые дни у них и нежничает с миссис Кросби. Однако с Уильямом они давно решили, что он разведется с женой и женится на Эдне. Но чтобы жениться на дочери богатейшего промышленника, нужны деньги, и деньги немалые. Что рассказать вам еще? Хотите материал о Бобе, бармене из «Купола»? Вы видели его в белой курточке, с салфеткой в руке. А этот парень заколачивает от четырехсот до пятисот тысяч фрэнков в год. У него роскошная вилла в Версале и машина самой последней марки. Недурно? Вот что такое чаевые, комиссар.
Радек начал нервничать, в его голосе появился какой-то скрежещущий призвук.
— В то же время Жозеф Эртен зарабатывал в месяц шестьсот франков, двенадцать часов в день толкая по городу свою тележку. Шестьсот франков в месяц!
— А вы? — жестко спросил Мегрэ. Взгляд его не отрывался от глаз Радека.
— О, я…
Наступило молчание. Мегрэ крупными шагами ходил по кабинету. Он остановился у печки и подбросил в нее угля. Радек закурил новую сигарету.
Положение создалось странное. Не ясно было, зачем явился сюда этот неожиданный посетитель. И уходить он вовсе не собирался. Похоже, что он чего-то ждет. Но Мегрэ, как ему ни хотелось, остерегся задавать вопросы Радеку. Да и о чем он стал бы его спрашивать?
И опять первым заговорил чех. Он сказал почти шепотом:
— Великолепное преступление! Я говорю об убийстве режиссера Десмонда Тэйлора. Он был один у себя в номере, в гостинице. Некая юная кинозвезда пришла навестить его. Она последняя видела его живым. Понимаете, комиссар… Но и ее видели, она выходила одна, он не провожал ее. Но убила вовсе не она!..
Радек сидел на стуле, на который Мегрэ обычно сажал посетителей. Яркий, как в операционной, свет озарял его лицо. И теперь Мегрэ невольно залюбовался чехом.
Высокий выпуклый лоб был изрезан мелкими морщинами, но они не старили лица. Длинные медно-красные волосы придавали Радеку вид свободного художника, представителя богемы. Это впечатление усиливалось покроем свободной рубашки с низко вырезанным воротом, очень темного тона и без галстука. Радек не был худым, но выглядел болезненно, может быть, потому, что тело его казалось дряблым. И даже в рисунке губ его таилось что-то злое и нездоровое.
Он волновался необычно, не как все люди. Это могло бы заинтересовать психолога. Лицо у него оставалось неподвижным, и только зрачки вдруг загорались словно от электрической искры. Тогда взгляд становился напряженным, и выдержать его было нелегко.
— Что теперь будет с Эртеном? — спросил он после длинной паузы.
— Ему отрубят голову, — бросил Мегрэ и засунул руки в карманы брюк.
Накал достиг максимума. Радек рассмеялся коротким скрежещущим смехом.
— Ну разумеется! На что еще годится человек, зарабатывающий шестьсот франков в месяц! Кстати, комиссар, хотите заключим пари? Я утверждаю, что на похороны Кросби обе женщины придут в глубоком трауре и будут рыдать в объятиях друг у друга. Я говорю, разумеется, о миссис Кросби и Эдне… Скажите, комиссар, а вы уверены, что он сам покончил с собой?
Радек засмеялся. Это было неожиданно, как и все в этом человеке, неожиданно, как его приход.
— Ведь симулировать самоубийство — такая нехитрая штука. И не будь я в этот час в кабаке вместе с вашим милейшим Жанвье, я, пожалуй, попробовал бы обвинить себя в убийстве. Просто так, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. У вас есть жена, комиссар?
— Да. А что из этого?
— Ровно ничего. Просто вам повезло. У вас есть жена. Спокойное, скромное существование. Удовлетворение от честно выполненного долга. По воскресеньям вы, вероятно, ездите на рыбную ловлю. Или предпочитаете бильярд? Я нахожу все это замечательным! Только приниматься за это нужно как можно раньше. А еще лучше родиться от отца, который обладал твердыми правилами и тоже любил бильярд.
— Где вы встретили Жозефа Эртена? — спросил Мегрэ.
Комиссар задал этот неожиданный вопрос, поскольку ему показалось, что он сделает удачный ход. Однако еще не докончив фразы, он пожалел о ней.
— Где я встретил Жозефа Эртена? В газетах, как и все. Но, Боже, как сложна наша жизнь! Подумать только: вот вы слушаете меня, волнуетесь, переживаете, и вам никак не удается составить себе определенное мнение, от которого зависит ваше будущее, и бильярд, и рыбная ловля. В ваши-то годы! Тридцать лет беспорочной службы поставлены на карту И только потому, что впервые за тридцать лет у вас появилась смелая мысль… Но гением надо родиться, гением не становятся в пятьдесят лет. А вам ведь около пятидесяти, не так ли? Вам не стоило мешать Жозефу Эртену взойти на эшафот. Вы получили бы повышение по службе. Кстати, сколько зарабатывает полицейский комиссар? Две, три тысячи в месяц? Примерно половину того, что покойный Кросби проедал и пропивал в ресторанах. Пожалуй, даже меньше… И в самом деле, как будут объяснять самоубийство этого счастливчика? Несчастной любовью? Найдутся злые языки, которые непременно сопоставят самоубийство Кросби с побегом Жозефа Эртена. И все Кросби, все Хендерсоны, двоюродные и троюродные, сколько их есть в Америке, все они засыплют вас телеграммами, требуя пресечения огласки. На вашем месте… Радек поднялся и потушил окурок о подошву.
— На вашем месте, комиссар, я предпринял бы маневр. Это совсем несложно… Надо арестовать какого-нибудь типа, из-за которого не возникнет никаких дипломатических осложнений. Какого-нибудь Радека, у которого мать была всего лишь служанкой в маленьком чехословацком городке. Да разве ваши парижане знают, где, собственно, находится Чехословакия?
Голос Радека дрожал, в речи его впервые начал ощущаться легкий иностранный акцент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
На улице измученный и осунувшийся Эртен ожидает кого-то. Выходят Кросби и Рейхберг, он не обращает на них внимания. Он продолжает ждать даже тогда, когда Радек остается в баре один.
В 5 часов Радек заказывает икру, отказывается платить и покидает «Купол» под конвоем двух полицейских.
Как только он уходит, Эртен перестает топтаться перед баром и отправляется пешком к своим родителям в Найди.
В этот же день, около 9 вечера, Уильям Кросби разменивает у служащего отеля «Георг Пятый» стодолларовую бумажку и опускает в карманы пачки французских денег. Затем присутствует вместе с женой на благотворительном празднестве в баре «Риц», возвращается домой около 3 утра и не выходит из своего номера до одиннадцати.
18 октября. В Найди Жозеф Эртен пробирается в сарай, там его находит мать и прячет. Около 9 утра отец догадывается о его возвращении, идет к нему и приказывает убираться, как только стемнеет. Около 10 Жозеф Эртен пытается повеситься в том же сарае.
В Париже Радек отпущен из полицейского комиссариата квартала Монпарнас в 7 утра. Он ловко отделывается от приставленного к нему для слежки инспектора Жанвье, где-то бреется и меняет рубашку, хотя денег у него ни гроша.
В 10 утра он входит в бар и демонстративно вытаскивает из кармана тысячефранковый билет. Немного позже, увидав Мегрэ, он подзывает его, усаживает за свой стол и угощает икрой. Затем сам начинает разговор об убийстве на вилле Хендерсонов, утверждая, что полиции никогда в этом деле не разобраться. Кстати, никто из полиции не произносил при нем имени Хендерсон. Затем вдруг бросает на стол десять тысяч франков стофранковыми купюрами и заявляет, что, поскольку бумажки новые, их происхождение легко установить. Уильям Кросби, вернувшийся около 3 часов утра, еще не выходил из своего номера. Но деньги — те самые, что он получил накануне вечером от служителя отеля в обмен на стодолларовую банкноту.
Инспектор Жанвье остается в баре, чтобы следить за Радеком. После завтрака тот предлагает ему выпить, дважды уходит звонить по телефону.
В 4 дня на вилле в Сен-Клу, которую никто не посещал после похорон м-с Хендерсон и ее горничной, оказывается человек. Это Уильям Кросби, он находится на втором этаже. Он слышит шаги в саду. Через окно он не может не узнать Мегрэ. Он прячется. По мере того как Мегрэ приближается к нему, он отступает, поднимается на третий этаж. Загнанный в комнату, из которой нет выхода, открывает окно, убеждается, что бегство невозможно, и стреляет себе в рот.
М-с Кросби и Эдна Рейхберг в это время танцуют и пьют чай в гостиной отеля «Георг Пятый».
Радек приглашает инспектора Жанвье сначала пообедать, а затем выпить в одном заведении Латинского квартала. Около 11 вечера к ним присоединяется Мегрэ. Радек и Жанвье пьяны.
До четырех утра Радек таскает их с собой из бара в бар. Заставляет их пить и пьет сам. Кажется то пьяным, то совершенно трезвым. Бросает двусмысленные фразы и повторяет без конца, что полиции никогда не разобраться в убийстве м-с Хендерсон.
В 4 утра Радек приглашает к столу двух дам и предлагает Мегрэ и Жанвье последовать его примеру.
Но они отказываются, и он отправляется с дамами в отель на бульваре Сен-Жермен.
29 октября. В 8 утра администратор этого отеля отвечает по телефону: «Дамы еще спят. Их приятель только что ушел. Он за все уплатил».
Мегрэ охватила усталость, какую ему редко приходилось испытывать во время расследования. Он тупо смотрел на строчки только что сделанных записей, молча пожал руку коллеге, который зашел поздсроваться, и жестом попросил оставить его одного.
Он записал на полях: «Выяснить, что делал Уильям Кросби с 11 утра до 4 дня 19 октября».
Затем упрямо мотнул головой, схватил трубку и позвонил в кафе «Купол».
— Мне надо знать, когда вы получили последнее письмо на имя Яна Радека.
Через пять минут ему ответили: «По крайней мере, десять дней назад».
Мегрэ позвонил в меблированные комнаты, где жил Радек.
— Почти неделю писем не было, — сообщили оттуда.
Мегрэ взял «Боттен», просмотрел список почтовых отделений, получающих корреспонденцию до востребования, и позвонил в отделение, помещающееся на бульваре Распайль.
— У вас есть абонент по фамилии Радек?.. Нет?.. Говорят из полиции… Вам адресуют корреспонденцию на одни инициалы?.. Так вот, не знаете ли вы такого иностранца — среднего роста, одет неважно, с длинными курчавыми рыжими волосами?.. Есть такой?.. Он получает письма на инициалы М. В.?.. А когда он получал письмо в последний раз?.. Справьтесь, прошу вас… Я подожду… Алло! Не разъединяйте, пожалуйста…
В дверь постучали. Не оборачиваясь, Мегрэ крикнул: «Войдите!»
— Да, слушаю… Вчера утром, около девяти часов?.. Оно пришло по городской почте?.. Благодарю вас… Простите, еще один вопрос: письмо было довольно объемистое, похоже, что в конверте лежит пачка кредиток?..
— Не так уж плохо! — раздался сзади насмешливый голос.
Комиссар обернулся — перед ним стоял Радек. У него был довольно мрачный вид, но глаза лукаво поблескивали. Продолжая говорить, он опустился в кресло.
— Разумеется, до этого мог додуматься и ребенок. Итак, комиссар, теперь вы знаете, что вчера утром в почтовом отделении на бульваре Распайль я получил пакет с деньгами, адресованный до востребования. Накануне эти деньги лежали в кармане бедняги Кросби. Но надо знать, послал ли Кросби эти деньги сам. В этом-то и вопрос.
— Как вы прошли мимо служителя?
— Он был занят с какой-то дамой. А я сделал вид, что я у вас свой человек, и нашел на двери вашу визитную карточку. Не так уж хитро, по-моему. А ведь здесь святая святых уголовной полиции!
Мегрэ заметил, что у Радека усталое Лицо. Он был похож не столько на человека, не спавшего ночь, сколько на больного, перенесшего кризис. Под глазами у него были мешки, губы бескровны.
— Вы хотели мне что-то сообщить?
— Сам не знаю… Хотел узнать, что у вас новенького. Вы благополучно добрались до дома?
— Благодарю, вполне.
Чех со своего места увидел записи, сделанные комиссаром, и его бледные губы скривились в улыбке.
— Вы знаете дело Тэйлора? — спросил он вдруг. — Хотя откуда вам знать, вы же американских газет не читаете. Десмонд Тэйлор, один из крупнейших голливудских режиссеров, был таинственно убит. Под подозрением оказалось много видных киноартистов, в том числе несколько красивых женщин. И что же? Всех их пришлось отпустить. И знаете, что писали по этому поводу совсем недавно, после стольких лет? Цитирую по памяти, но память у меня превосходная… «С самого напала следствия полиция совершенно точно знала, кто убил Тэйлора. Однако улики против виновного были столь незначительны и малоубедительны, что, явись он сам с повинной, ему пришлось бы предъявить вещественные доказательства или приводить свидетелей, чтобы подтвердить свое признание».
Мегрэ с удивлением посмотрел на собеседника. А тот положил ногу на ногу, закурил сигарету и продолжал:
— Заметьте, что слова эти принадлежат лично начальнику полиции. Это было напечатано год или два назад, и я помню каждую букву. «Разумеется, убийца Десмонда Тэйлора так никогда и не был арестован».
Комиссар принял равнодушный вид, откинулся на спинку кресла и положил ноги на письменный стол. Он ожидал с безразличным видом человека, у которого много свободного времени, но которого разговор занимает чрезвычайно мало.
— В самом деле, — продолжал Радек, — почему бы вам не подобрать материалы об Уильяме Кросби? Когда расследовалось убийство, полиция об этом не подумала или не осмелилась это сделать…
— И вы принесли мне эти материалы? — небрежно спросил Мегрэ.
— А почему бы и нет? Любой житель Монпарнаса мог вам их доставить. Ко времени, когда убили его тетку, Кросби был должен не меньше шестисот тысяч франков, он задолжал даже Бобу, бармену в «Куполе». Это часто случается в богатых семьях. Впрочем, хоть он и был племянником Хендерсонов, он никогда не был особенно богат… Другой его дядюшка — миллиардер. Двоюродный брат — директор-распорядитель крупнейшего американского банка. Но отец его разорился лет десять назад, понимаете? И Уильям Кросби превратился в бедного родственника. К тому же у всех его дядей и теток, кроме Хендерсонов, есть дети. И вот он коротал время, дожидаясь сначала смерти старика, а потом смерти миссис Хендерсон — им обоим было около семидесяти… Простите, что вы сказали?
— Нет, нет, ничего.
Упорное молчание Мегрэ, видимо, раздражало Радека.
— Вы не хуже меня знаете, комиссар, что в Париже с громким именем можно вполне обходиться без денег. Кросби, кроме того, был обаятельнейшим малым. И в жизни ничем не занимался. Зато всегда был в чудном настроении; как большой ребенок, радовался жизни и стремился все испробовать. Особенно жаден он был до женщин… Вы видели миссис Кросби? Он очень ее любил. И тем не менее… К счастью, у людей подобного сорта существует круговая порука. Я не раз видел, как чета Кросби пила аперитив в «Куполе». Какая-нибудь девчонка, улучив момент, подмигивала Кросби, и он немедленно говорил жене: «Ты меня извинишь, дорогая? Мне надо поговорить с одним человеком…» И все, кроме нее, знали, что он отправляется провести полчаса
с девчонкой в какой-нибудь отель на улице Деламбр. Я видел это десятки, а то и сотни раз!.. Разумеется, Эдна Рейхберг тоже была его любовницей. Она обожала миссис Кросби, все время лезла к ней с нежностями. А сколько их было у него еще? Он никогда им не отказывал. По-моему, даже любил их всех. Мегрэ потянулся и зевнул.
— Случалось, у него не было чем расплатиться за такси. А он заказывал на круг по пятнадцать коктейлей для людей, которых видел первый раз в жизни. И смеялся при этом! Никогда я не видел его озабоченным. Представьте себе существо, с колыбели награжденное превосходным настроением. Таких людей любят все, и они любят всех. Ему прощают все, даже то, чего не простили бы никому другому.
Счастливчик, которому все удается! Вы не игрок, комиссар? Стало быть, вы не знаете, что это такое, когда ваш партнер открывает семь, а вы поднимаете карты и показываете ему восемь! На следующей сдаче у него восемь, а вы открываете девять! У Кросби так получалось всегда. Он жил в царстве чудес, а не в угрюмой действительности с ее мрачными законами. Таков был Кросби. Когда он вдруг получил пятнадцать или шестнадцать миллионов в наследство, ему грозили неприятности. Чтобы погасить долги, он подделал подпись одного из своих знаменитых родственников…
— Он покончил с собой, — сухо вставил Мегрэ. Глаза Радека зажглись непонятным весельем, он поднялся, бросил сигарету в печку и вернулся на место.
— Да, но покончил с собой он только вчера, — загадочно ответил он.
— Однако… — сердито начал Мегрэ. Он встал во весь рост и сверху пристально посмотрел Радеку в глаза. Наступила напряженная пауза.
— Однако какого дьявола вы ко мне пришли?
— Хотелось поболтать или, если угодно, помочь вам. Сознайтесь, что вам пришлось бы потратить известное время, чтобы собрать материал о Кросби, а я принес его вам готовым. Я мог бы прибавить и еще кое-что не менее ценное. Вы видели маленькую Рейхберг? Ей всего двадцать, но она живет с Кросби уже больше года. Проводит целые дни у них и нежничает с миссис Кросби. Однако с Уильямом они давно решили, что он разведется с женой и женится на Эдне. Но чтобы жениться на дочери богатейшего промышленника, нужны деньги, и деньги немалые. Что рассказать вам еще? Хотите материал о Бобе, бармене из «Купола»? Вы видели его в белой курточке, с салфеткой в руке. А этот парень заколачивает от четырехсот до пятисот тысяч фрэнков в год. У него роскошная вилла в Версале и машина самой последней марки. Недурно? Вот что такое чаевые, комиссар.
Радек начал нервничать, в его голосе появился какой-то скрежещущий призвук.
— В то же время Жозеф Эртен зарабатывал в месяц шестьсот франков, двенадцать часов в день толкая по городу свою тележку. Шестьсот франков в месяц!
— А вы? — жестко спросил Мегрэ. Взгляд его не отрывался от глаз Радека.
— О, я…
Наступило молчание. Мегрэ крупными шагами ходил по кабинету. Он остановился у печки и подбросил в нее угля. Радек закурил новую сигарету.
Положение создалось странное. Не ясно было, зачем явился сюда этот неожиданный посетитель. И уходить он вовсе не собирался. Похоже, что он чего-то ждет. Но Мегрэ, как ему ни хотелось, остерегся задавать вопросы Радеку. Да и о чем он стал бы его спрашивать?
И опять первым заговорил чех. Он сказал почти шепотом:
— Великолепное преступление! Я говорю об убийстве режиссера Десмонда Тэйлора. Он был один у себя в номере, в гостинице. Некая юная кинозвезда пришла навестить его. Она последняя видела его живым. Понимаете, комиссар… Но и ее видели, она выходила одна, он не провожал ее. Но убила вовсе не она!..
Радек сидел на стуле, на который Мегрэ обычно сажал посетителей. Яркий, как в операционной, свет озарял его лицо. И теперь Мегрэ невольно залюбовался чехом.
Высокий выпуклый лоб был изрезан мелкими морщинами, но они не старили лица. Длинные медно-красные волосы придавали Радеку вид свободного художника, представителя богемы. Это впечатление усиливалось покроем свободной рубашки с низко вырезанным воротом, очень темного тона и без галстука. Радек не был худым, но выглядел болезненно, может быть, потому, что тело его казалось дряблым. И даже в рисунке губ его таилось что-то злое и нездоровое.
Он волновался необычно, не как все люди. Это могло бы заинтересовать психолога. Лицо у него оставалось неподвижным, и только зрачки вдруг загорались словно от электрической искры. Тогда взгляд становился напряженным, и выдержать его было нелегко.
— Что теперь будет с Эртеном? — спросил он после длинной паузы.
— Ему отрубят голову, — бросил Мегрэ и засунул руки в карманы брюк.
Накал достиг максимума. Радек рассмеялся коротким скрежещущим смехом.
— Ну разумеется! На что еще годится человек, зарабатывающий шестьсот франков в месяц! Кстати, комиссар, хотите заключим пари? Я утверждаю, что на похороны Кросби обе женщины придут в глубоком трауре и будут рыдать в объятиях друг у друга. Я говорю, разумеется, о миссис Кросби и Эдне… Скажите, комиссар, а вы уверены, что он сам покончил с собой?
Радек засмеялся. Это было неожиданно, как и все в этом человеке, неожиданно, как его приход.
— Ведь симулировать самоубийство — такая нехитрая штука. И не будь я в этот час в кабаке вместе с вашим милейшим Жанвье, я, пожалуй, попробовал бы обвинить себя в убийстве. Просто так, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. У вас есть жена, комиссар?
— Да. А что из этого?
— Ровно ничего. Просто вам повезло. У вас есть жена. Спокойное, скромное существование. Удовлетворение от честно выполненного долга. По воскресеньям вы, вероятно, ездите на рыбную ловлю. Или предпочитаете бильярд? Я нахожу все это замечательным! Только приниматься за это нужно как можно раньше. А еще лучше родиться от отца, который обладал твердыми правилами и тоже любил бильярд.
— Где вы встретили Жозефа Эртена? — спросил Мегрэ.
Комиссар задал этот неожиданный вопрос, поскольку ему показалось, что он сделает удачный ход. Однако еще не докончив фразы, он пожалел о ней.
— Где я встретил Жозефа Эртена? В газетах, как и все. Но, Боже, как сложна наша жизнь! Подумать только: вот вы слушаете меня, волнуетесь, переживаете, и вам никак не удается составить себе определенное мнение, от которого зависит ваше будущее, и бильярд, и рыбная ловля. В ваши-то годы! Тридцать лет беспорочной службы поставлены на карту И только потому, что впервые за тридцать лет у вас появилась смелая мысль… Но гением надо родиться, гением не становятся в пятьдесят лет. А вам ведь около пятидесяти, не так ли? Вам не стоило мешать Жозефу Эртену взойти на эшафот. Вы получили бы повышение по службе. Кстати, сколько зарабатывает полицейский комиссар? Две, три тысячи в месяц? Примерно половину того, что покойный Кросби проедал и пропивал в ресторанах. Пожалуй, даже меньше… И в самом деле, как будут объяснять самоубийство этого счастливчика? Несчастной любовью? Найдутся злые языки, которые непременно сопоставят самоубийство Кросби с побегом Жозефа Эртена. И все Кросби, все Хендерсоны, двоюродные и троюродные, сколько их есть в Америке, все они засыплют вас телеграммами, требуя пресечения огласки. На вашем месте… Радек поднялся и потушил окурок о подошву.
— На вашем месте, комиссар, я предпринял бы маневр. Это совсем несложно… Надо арестовать какого-нибудь типа, из-за которого не возникнет никаких дипломатических осложнений. Какого-нибудь Радека, у которого мать была всего лишь служанкой в маленьком чехословацком городке. Да разве ваши парижане знают, где, собственно, находится Чехословакия?
Голос Радека дрожал, в речи его впервые начал ощущаться легкий иностранный акцент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12