— Часто он туда ходил?
— По вечерам очень редко. Когда приходил в ресторан, шел просмотреть почту. После закрытия я приносила ему туда счета, и мы вместе проверяли…
— Деньги остаются в ресторане до утра?
— Нет, он уносит их в специальном портфеле.
— Полагаю, он имел при себе оружие?
— Он перекладывал пистолет из ящика в карман…
Этой ночью рано было уносить выручку, однако же месье Морис вернулся к себе в кабинет за пистолетом.
— Может быть, здесь лежит еще какое-то оружие?
— Нет. Я видела только этот пистолет.
— Не проведете ли вы меня к нему в кабинет?
— Минутку… — Она протянула какой-то счет Раулю. — Пройдемте сюда…
Они прошли по коридору с окрашенными в зеленый цвет стенами. Слева, через застекленную перегородку, была видна кухня, где четверо поваров наводили порядок.
— Это здесь… Я думаю, что вы имеете право войти…
Кабинет скромный, обставлен без всякой роскоши.
Три добротных кожаных кресла, письменный стол красного дерева в стиле ампир, позади него — сейф и полки с книгами и журналами.
— Деньги лежат в сейфе?
— Нет. Только бухгалтерские отчеты. Можно было бы обойтись и без сейфа. Когда месье Морис откупил ресторан, сейф уже стоял здесь, и новый хозяин не стал его убирать.
— Где обычно лежал пистолет?
— В правом ящике…
Мегрэ выдвинул ящик. Там лежали бумаги, сигары, сигареты, но пистолета не было.
— А что, мадам Марсиа часто звонила мужу?
— Почти никогда.
— Она не звонила этой ночью?
— Нет. К телефону, подхожу только я.
— А он? Он ей не звонил?
— Редко. Даже не помню, когда он звонил в последний раз. Кажется, перед прошлым Рождеством.
— Благодарю вас.
Мегрэ чувствовал себя очень усталым и тяжело опустился на сиденье маленькой черной машины.
— Бульвар Ришар-Ленуар.
Дождь перестал, мостовая по-прежнему блестела, но небо на востоке стало проясняться.
Он смутно ощущал, что эта история выглядит как-то странно. Разумеется, месье Морис не был святым. Он провел бурную молодость и не раз был судим за сводничество.
Затем, к тридцати годам, он поднялся по социальной лестнице, став хозяином публичного дома, одного из самых известных в те времена в Париже, на улице Ганновер.
По документам дом был записан на другое лицо. Добрую часть дня Марсиа проводил либо на скачках, либо играл в карты с другими подозрительными личностями в бистро на улице Виктор-Массе.
У него была кличка — Судья. Уверяли, что, если в их среде случались раздоры, последнее слово оставалось за ним.
Морис был красив, одевался у лучших портных и носил только шелковое белье. Он был женат и уже снимал ту же квартиру на улице Баллю.
С возрастом он пополнел, и это придавало ему большую уверенность в себе.
Вот досада! Мегрэ забыл спросил у кассирши, не говорил ли человек, звонивший по телефону, с акцентом.
Иногда такая деталь может иметь значение.
А пока в голове у него был сплошной туман. Ему вспомнилась фраза, сказанная Морисом Марсиа во время их последнего свидания на набережной Орфевр. Сам Марсиа не был тогда под подозрением, но бармен из его ресторана подозревался как соучастник ограбления банка в Пюто.
— Что вы можете сказать об этом Фредди?
Бармена звали Фредди Страциа. Он был родом из Пьемонта.
— По-моему, он хороший бармен.
— Вы считаете его порядочным человеком?
— Видите ли, господин комиссар, смотря что вы под этим понимаете. Среди порядочных людей есть разные!
Когда мы с вами познакомились и оба, если можно так выразиться, были дебютантами, я не считал себя человеком непорядочным, но это мнение ни вы, ни судьи не разделяли. Мало-помалу я изменился… Можно сказать, потратил около сорока лет, чтобы стать порядочным человеком. Такое бывает только с людьми, которые переходят в другую веру… Такие люди становятся фанатиками новой религии. Они, воспитавшие в себе эти достоинства, намного щепетильнее других. Вы спрашиваете у меня, порядочный ли Фредди? Я бы не дал, конечно, голову на отсечение, но уверен, что он не такой идиот, чтобы впутаться в подобное грязное дело.
Машина остановилась перед домом Мегрэ. Комиссар поблагодарил шофера и медленно, с трудом переводя дыхание, стал подниматься по лестнице. Ему не терпелось поскорее лечь в постель.
— Устал?
— Еле живой…
Через десять минут он уже спал.
Было около одиннадцати утра, когда он проснулся, и мадам Мегрэ тут же принесла ему в постель чашечку кофе.
— Смотри, — удивился он. — Солнце выглянуло.
Ты задержался так поздно из-за дела на улице Фонтен?
— Откуда ты знаешь?
— Из газет. Слышала по радио. Кажется, этот месье Морис типичный парижанин?
— Не простой парижанин, а довольно заметная личность, — поправил он.
— Ты его знал?
— С тех пор, как начал работать в уголовной полиции.
— А почему они решили выбросить труп на авеню Жюно?
— Пока мне еще ничего не понятно, — признался он. — Тем более, что у Марсиа в кармане лежал пистолет.
— Ну и что?
— Странно, почему он не выстрелил первым… Вероятно, он был чем-то взволнован или удивлен.
Мегрэ в халате опустился в кресло, снял телефонную трубку и набрал номер уголовной полиции.
Люка, отдежуривший ночью, уже преспокойно спал дома. К телефону подошел Жанвье:
— Устали, шеф?
— Нет. Кажется, дело сдвинулось. Ты в курсе?
— Да, просмотрел газеты, свежие рапорты, в частности, рапорт комиссара XVIII округа… Еще звонил доктор Бурде.
— Что он сказал?
— Стреляли с расстояния в метр, может быть, полтора. Оружие — скорее всего, «бульдог» калибра 32 или 38.
Пуля в лаборатории. Что касается бедняги Марсиа, то смерть наступила почти сразу от внутреннего кровоизлияния.
— Он потерял много крови?
— Очень мало…
— У него было больное сердце?
— Бурде этого не сказал. Хотите, я ему позвоню?
— Я сам позвоню. Я буду у себя, наверное, после полудня. Если узнаешь что-нибудь новое, позвони мне.
Через несколько минут он уже говорил по телефону с доктором Бурде.
— Вам, вероятно, удалось поспать, — сказал он Мегрэ. — А вот я работал до девяти утра, потом мне принесли еще одного пациента, вернее, пациентку.
— Скажите, доктор, вы чего-нибудь не заметили помимо раны, ну, допустим, симптомов болезни?
— Нет. Это был здоровый человек, прекрасно сохранившийся для своего возраста…
— А сердце?
— Насколько я могу судить, сердце было в хорошем состоянии…
— Благодарю вас, доктор.
Но ведь Лина, белокурая жена Марсиа, сказала, что время от времени ее муж ходил на консультацию к профессору Жардену. Он позвонил профессору домой, но, не застав, связался с больницей.
— Извините за беспокойство, господин профессор…
Говорит комиссар Мегрэ. Кажется, сегодня ночью умер один из ваших пациентов… Ужасная смерть… Я говорю о Морисе Марсиа…
— Хозяин ресторана на Монмартре?
— Да.
— Я консультировал его один-единственный раз. По-моему, он собирался застраховать свою жизнь и перед официальным врачебным осмотром захотел показаться врачу по своему выбору.
— И что же?
— Сердце прекрасное.
— Благодарю вас…
— Ну что, — спросила мадам Мегрэ. — Он был болен?
— Нет.
— Почему же его жена тебе сказала?
— Я знаю не больше, чем ты. Дай мне еще чашку кофе.
— Что тебе хочется на обед?
Он еще не забыл о беспокоившей его ночью тяжести в желудке.
— Ветчину, картошку с маслом и зеленый салат…
— И это все? Ты объелся моими цесарками?
— Да нет… Просто мы с Пардоном слишком налегли на сливянку… Не считая того, что вино…
Он поднялся, вздыхая, и зажег свою первую трубку, потом расположился у открытого окна. Не прошло и десяти минут, как зазвонил телефон.
— Алло, шеф! Это Жанвье. Ко мне только что приехал инспектор Луи из IX округа… Он надеялся повидать вас… Похоже, он хочет рассказать вам что-то интересное… Он спрашивает, можно ли прийти днем.
— Пусть приходит ко мне в кабинет к двум…
Луи — странный человек. Он стал вдовцом лет пятнадцать назад и до сих пор одевался во все черное, словно все еще носил траур по жене. Коллеги между собой называли его Вдовцом.
Он никогда не смеялся и не шутил. Если дежурил у себя в кабинете, то работал без передышки. Поскольку он не курил, то даже не тратил время на то, чтобы раскурить трубку или зажечь сигарету.
Чаще всего он работал вне стен полиции и, как правило, по ночам. Он знал как свои пять пальцев квартал Пигаль.
Если Луи вызывал к себе на допрос проститутку или сутенера, то всегда имел на то веские основания. Поэтому местная публика поглядывала на него с опаской.
Он безвыездно жил в квартире по другую сторону бульвара, на улице Лепик. Он и родился в этом квартале. Его часто видели в магазинах, куда он сам ходил за покупками.
Он доподлинно знал родословную всей местной шпаны, историю всех девиц легкого поведения.
Луи заходил в бары, никогда не снимая шляпы, неизменно заказывал бутылочку виши и долго сидел, поглядывая на посетителей. Иногда обращался к бармену:
«А я и не знал, что Фрэнсис вернулся из Тулона». — «Вы точно знаете?» — «Он сейчас заметил меня и скрылся в туалете». — «Я еще его не видел… Странно… Обычно, приехав в Париж, он заходит поприветствовать меня». — «Вероятно, я его спугнул». — «С кем он был?» — «С Мадлен». — «Это его прежняя».
Луи никогда ничего не записывал, но тем не менее имена, фамилии и прозвища всех этих дам и господ хранились в его памяти, как в хорошей картотеке.
Улица Фонтен относилась к его участку и, должно быть, он знал о месье Морисе намного больше, чем Мегрэ и все остальные. Кроме того, раз он сам явился на набережную Орфевр, то, наверное, не случайно. Ведь он был человеком робким.
Луи прекрасно понимал, что выше звания инспектора ему не подняться, и благоразумно смирился с этим, работая не за страх, а за совесть. Работа была единственной его страстью, и он посвятил ей всю свою жизнь.
— Я спущусь купить ветчины… — сказала мадам Мегрэ.
Мегрэ смотрел, как она шла в сторону улицы Серван.
Ему повезло с женой, и он благодарно улыбнулся.
Сколько времени успели прожить супруги Луи, пока жена не попала под автобус? Наверное, несколько лет, не больше. Ведь тогда ему было всего тридцать. В тот день он, как и сейчас Мегрэ, смотрел в окно и несчастный случай произошел прямо у него на глазах.
Мегрэ постучал по дереву, хотя у него не было такой привычки, и не отошел от окна, пока не убедился, что жена снова пересекла бульвар и вошла в парадное.
Луи — не имя, а фамилия инспектора. Раньше Мегрэ подумывал о том, чтобы взять его к себе в бригаду, но Луи был таким мрачным, что его приход мог бы отрицательно сказаться на общей атмосфере в группе инспекторов.
— Бедняга!
— Ты говоришь сам с собой?
— А что я сказал?
— Ты сказал: «бедняга». Ты думал о Марсиа?
— Нет, я вспомнил об одном человеке, который пятнадцать лет назад потерял жену и до сих пор носит траур.
— Неужели он одет во все черное?.. Нынче это не принято…
— Да, именно во все черное. Ему не важно, что думают о нем другие. Некоторые, увидев его впервые, принимают за духовное лицо и обращаются к нему: «отец».
— Ты не бреешься? Не будешь принимать ванну?
— Обязательно буду… Так приятно, когда не нужно никуда спешить…
И, докурив трубку, он пошел в ванную.
Глава 2
Окна в кабинете Мегрэ были открыты, и туда проникали дуновения свежего воздуха, доносился шум машин с моста Сен-Мишель.
Инспектор Луи сидел на краешке стула, который любезно предложил ему комиссар. Движения его были такими замедленными, что казались почти торжественными, как и его черное одеяние, особенно бросавшееся в глаза в этот весенний день.
— Благодарю вас, господин дивизионный комиссар, за то, что вы согласились меня принять…
На его нежной, молочно-белой, как у женщины, коже резко выделялись густые черные усы, губы были красные, словно накрашенные, но тем не менее в его облике не чувствовалось ничего женственного.
Видимо, он был робким уже в школе, из тех, кто краснеет и заикается, стоит учителю задать ему какой-нибудь вопрос.
— Я хотел, с вашего разрешения, спросить вас…
— Пожалуйста.
— Тело обнаружено на авеню Жюно, значит, следствие будут вести инспекторы XVIII округа?
Прежде чем ответить, Мегрэ пришлось подумать.
— Они, конечно, станут допрашивать случайных свидетелей, будут искать машину, которая среди ночи остановилась на авеню Жюно, вызовут старого художника, который известил полицию, и других соседей.
— А дальнейшее следствие?
— Как вам известно, это уже дело бригады уголовной полиции, но это не помешает нам просить и принимать помощь инспекторов данного округа. Вы ведь хорошо знаете Монмартр, не так ли?
— Там родился и живу до сих пор.
— Вы были знакомы с Морисом Марсиа?
— И с ним, и с его служащими.
Луи покраснел. Он должен был сделать над собой усилие, чтобы сказать то, что собирался.
— Видите ли, главным образом я работаю по ночам.
В результате я стал прекрасно ориентироваться в этом мире. На Пигаль ко мне привыкли. Я перекидываюсь несколькими словами то с одним, то с другим… Захожу в бары, в кабаре, где, не дожидаясь моей просьбы, мне приносят бутылочку виши.
— Полагаю, раз вы пришли ко мне, значит, у вас есть какие-то соображения по делу об убийстве Марсиа.
— По-моему, я знаю, кто его убил.
Откинувшись в кресле, Мегрэ спокойно покуривал свою трубку, глядя на своего собеседника с любопытством, смешанным с некоторой долей восхищения.
— Ваши предположения на чем-то основаны?
— И да, и нет. — Он был смущен и не осмеливался смотреть комиссару прямо в лицо. — Сегодня утром мне позвонили.
— Собеседник назвался?
— В общем, нет… Уже много лет мне звонит один и тот же человек…
— Мужчина или женщина?
— Мужчина… Он каждый раз отказывается назвать свое имя… Когда на Монмартре происходит что-нибудь из ряда вон выходящее, он звонит мне и начинает так:
«Это я…» Я узнаю его голос. Он звонит из автомата и, не теряя времени, сообщает главное, например: «В квартале Ля-Шапель готовится вооруженное нападение… Это банда Колья».
Мегрэ заметил:
— Но Колья в тюрьме, и просидит еще долго.
— Действуют его сообщники.
— А ваш анонимный осведомитель никогда не ошибается?
— Нет.
— И не требует у вас денег?
— Нет. Даже не требует закрывать глаза на какие-нибудь незаконные махинации…
Слова инспектора заинтересовали Мегрэ.
— И он звонил вам сегодня утром?
— Да. В восемь часов, перед тем как я обычно выхожу за покупками… Я живу один и вынужден сам заниматься хозяйством.
— Что он вам сказал дословно?
— Что Марсиа убил один из братьев Мори…
— И все?
— Все. Вы знаете братьев Мори — Манюэля и Джо?
— Вот уже больше двух лет мы пытаемся захватить их на месте преступления. Однако до сих пор не можем предъявить им ничего конкретного.
— Я тоже за ними слежу. Они живут порознь, Манюэль — старший, ему тридцать два года — занимает просторную, можно даже сказать, роскошную квартиру на улице Ля-Брюйер.
— В двух шагах от «Сардины».
— Младшему, Джо, двадцать девять. Он снимает две комнаты, спальню и гостиную, в отеле «Острова» на авеню Трюден… Эти сведения должны быть здесь, на Набережной, в их досье. Они открыли дело по импорту фруктов и овощей на улице Дю-Кэр. Один из них обязательно находится там. Это большое продолговатое помещение на первом этаже. Вход прямо с улицы.
— Они связаны с Морисом?
— Иногда у него ужинают. И не только они. Многие подозрительные личности бывают в этом ресторане.
— А что, Марсиа при случае им как-то помогал?
— Не думаю. Он стал осторожным и боялся рисковать своей репутацией.
— О ком из братьев говорил ваш осведомитель?
— Он не уточнял, но наверняка будет и второй звонок. Поэтому я и осмелился просить, чтобы вы меня приняли.
— Вы хотели бы участвовать в следствии?
— Я хотел бы участвовать в нем официально. Я никогда не занимаюсь тем, что выходит за рамки моих обязанностей. Мне можно доверять. Обещаю, что буду подробно информировать вас о том, что мне удастся обнаружить.
— Вы хорошо знаете братьев Мори?
— Я часто встречаю их в барах… У Манюэля была любовница, уроженка Мартиники, очень красивая…
— Где она теперь?
— Выступает в кабачке для туристов.
— Кем он ее заменил?
— Никем. Я всегда вижу его одного или с братом…
А тот живет вместе с молодой девушкой, приехавшей из провинции, по имени Марсель, ей двадцать два года…
— Может быть, она и есть слабое звено в этой цепи?
— Нет, это девушка с характером и безумно влюблена в Мори…
— Думаете, она в курсе дел обоих братьев?
— Не знаю, насколько они ей доверяют… Им приписывали не менее десяти одинаковых ограблений, совершенных по одной и той же методе. Местом преступления всегда выбирался замок или богатое поместье в провинции, примерно в ста пятидесяти километрах от Парижа.
Грабители прекрасно осведомлены о ценностях, картинах или антикварной мебели, находящихся в доме.
Они точно знают, когда отсутствуют хозяева и сколько человек в охране.
Действуют они тихо, без взлома. Меньше чем за час вывозят все, что так или иначе можно реализовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12