Тем не менее отказ от какого-либо источника информации, пусть даже эзотерического, мне кажется ошибкой. Принц, то, что вы не видите никакого смысла в потаенных искусствах, отнюдь не значит, что они ложны. Я предлагаю включить этого врууна в платежную ведомость, указать сумму несколько большую, чем десять мерок, и попросить его прийти к нам с любыми дальнейшими откровениями, буде они его посетят…
— …Что окажется именно тем результатом, к которому он стремился, явившись сюда, — закончил Септах Мелайн. — Он, очевидно, ищет нового покровителя — а кто может быть лучше, чем вступающий на престол корональ? Нет, нет и еще раз нет! Я категорически возражаю против того, чтобы иметь с ним какие бы то ни было дела. Он не нужен нам, мы не хотим его знать. Он продастся шесть раз за один день, если только найдет достаточно покупателей.
Свор поднял руку ладонью вперед в знак возражения.
— Я считаю, что в период смены правления следует с осторожностью ходить по косогорам — хотя бы для того, чтобы не стоптать сапоги. Если в нашептываниях врууна есть хоть какой-то смысл, а мы откажемся выяснить его лишь потому, что нам неприятно это существо, или из-за недоверия к колдовству вообще, то в дураках окажемся именно мы. И совершенно не обязательно допускать его на совещания в узком кругу, достаточно кинуть ему реал-другой, чтобы он продолжал рассказывать нам о своих видениях. Мне, по крайней мере, это кажется простым благоразумием.
— И мне тоже, — решительно сказал Гиялорис. Септах Мелайн нахмурился.
— Вы оба изо всех сил стараетесь отыскать хоть крупицу истины в этих бреднях. Вы правильно сказали, принц, настало ужасное время. Время шарлатанов, сбивающих с толку своей болтовней даже таких проницательных людей, как вы, Свор. Я с удовольствием взял бы этого врууна и…
— Спокойно, спокойно. — Увидев, что всегда бледное, с тонкими чертами лицо Септаха Мелайна налилось кровью, Престимион произнес эти слова в своей обычной манере, почти ласково, хотя было ясно, что это твердый приказ. — Мне не больше вашего хочется, чтобы он болтался рядом с нами. И я точно также, как и вы, не собираюсь придавать ни малейшего значения глупой болтовне о претенденте, собирающемся восстать против меня. Ничего подобного случиться не может.
— Все мы надеемся на это и молимся, чтобы так оно и было, — ответил Септах Мелайн.
— Все мы глубоко убеждены в этом, — поправил его Престимион. Он содрогнулся, как будто прикоснулся к чему-то гадкому. — Клянусь Божеством, я сожалею, что позволил врууну осквернить наши уши столь недостойными речами! — Он посмотрел на герцога Свора: — Держитесь подальше от него, мой друг, — это я вам говорю. — Принц повернулся в другую сторону: — Но не причиняйте ему никакого вреда, Септах Мелайн. Вы слышите? Я не потерплю этого.
— Как вам будет угодно, принц.
— Вот и прекрасно. Благодарю вас. А теперь, если вы не против, давайте вернемся к выбору соперников на Играх.
5
Леди Тизмет, сестра принца Корсибара, занимала самые, пожалуй, роскошные апартаменты в имперском секторе Лабиринта. Вообще-то, они предназначались для супруги короналя — для тех редких случаев, когда она могла бы посетить подземную столицу. Но всем было отлично известно, что леди Роксивейл, жена лорда Конфалюма, уже давно жила отдельно от короналя в собственном дворце на южном острове Шамбеттиран-тил в тропическом заливе Стойен. Хотя ее муж должен был вскоре занять наивысшее положение на Маджипуре — стать понтифексом, — она не дала никакого ответа на приглашение присутствовать при провозглашении его верховным монархом, и поэтому никто не ожидал ее приезда, а покои, предназначенные для леди Роксивейл, отвели ее дочери Тизмет.
И сейчас принцесса Тизмет находилась там. Она нежилась в большой блестящей ванне из порфира, инкрустированного узором из винно-желтого топаза. Из труб, сделанных из отшлифованного зеленого оникса, бледно-розовой струей текла горячая, ароматная и, казалось, шелковистая вода отдаленного озера Эмболейн. Мраморный водопровод длиной в две тысячи миль доставлял сюда эту воду, чтобы обеспечить все удобства гостям понтифекса. Высоко над ванной висели три пары светивших переливчатым зеленым светом ламп. Принцесса полулежала в красивой позе, по грудь погрузившись в воду; ее руки свободно вытянулись по изогнутым краям ванны, чтобы две прислужницы, стоявшие на коленях по обе стороны, могли выполнить свою ежевечернюю обязанность: сохранение прекрасного облика рук, маникюр, полировка удлиненных ногтей безупречной формы и нанесение на них сверкающего платиной лака. Позади, нежно массируя стройную шею Тизмет, стояла ее первая фрейлина, благородная Мелитирра Амблеморнская, компаньонка принцессы с самого детства. В противоположность своей повелительнице, яркой брюнетке, она была обладательницей густых и пышных золотистых волос; бледные щеки Мелитирры оживлял ровный здоровый румянец.
Обычно во время ванны она и Тизмет непрерывно болтали; но этим вечером сказано было очень немного, причем реплики перемежались длительными периодами молчания. После одного из них Мелитирра заметила:
— Что-то, госпожа, мышцы вашей спины сильно напряжены, просто как камень.
— Я сегодня прилегла после обеда, заснула и увидела сон, который врезался мне в память. И я до сих пор не могу прийти в себя.
— Видимо, это был не особенно приятный сон. Принцесса Тизмет промолчала.
— Вероятно, какое-то послание? — спросила Мелитирра спустя еще несколько секунд.
— Сон, — коротко ответила Тизмет. — Просто сон. Милая Мелитирра, не могли бы посильнее размять мне плечи?
Мелитирра опять умолкла и энергично принялась за работу, а Тизмет закрыла глаза и расслабленно запрокинула голову. Под нежной кожей принцессы отчетливо проступали слишком крепкие для стройного тела молодой женщины мышцы. После тревожных снов и видений ее часто мучили судороги, боль от которых не проходила на протяжении нескольких часов.
Леди Тизмет и принц Корсибар были близнецами; сестра появилась на свет всего лишь через несколько минут после брата. Они были похожи: блестящие волосы цвета черного дерева, темные искрящиеся глаза, высокие угловатые скулы, полные губы, сильные подбородки, длинные, но пропорциональные руки и ноги.
Однако в глаза бросались и внешние различия между ними. Корсибар выделялся своим высоким ростом, а леди Тизмет скорее можно было назвать миниатюрной женщиной; при свойственной ей, как и брату, пропорциональности сложения она отличалась редким изяществом. Потемневшая от постоянного пребывания на солнце и ветрах кожа принца выглядела загрубевшей, а у его сестры она оставалась необычайно гладкой и абсолютно белой, словно она постоянно укрывалась от дневного света и бодрствовала лишь по ночам. Если бы не полная грудь и по-женски широкие бедра, принцессу вполне можно было бы принять за хрупкого подростка.
В ванную комнату вошла третья прислужница.
— За дверью стоит маг Санибак-Тастимун. Он говорит, что его срочно вызвали, и просит разрешения войти. Могу я провести его сюда?
Мелитирра рассмеялась.
— Он что, разума лишился? А может быть, сошли с ума вы? Госпожа принимает ванну.
Девушка покраснела и что-то неслышно пробормотала, запинаясь.
— Мелитирра, я потребовала, чтобы он явился немедленно, — ледяным тоном заметила Тизмет.
— Но ведь вы же не могли иметь в виду…
— Немедленно! — прервала ее принцесса. — Мелитирра, разве в ваши обязанности входит защита моей скромности от существ любого вида, даже от таких, которые никоим образом не могут испытывать вожделения к женщине человеческой расы? Пусть он войдет.
— Действительно, что это я… — с деланной веселостью откликнулась Мелитирра, кивая прислужнице.
Су-сухирис появился почти сразу же. Его тощая, высоченная, угловатая фигура была плотно, как клинок в ножны, упакована в ярко-оранжевую кожаную тунику, густо расшитую блестящим синим бисером, а из туники, словно два одинаковых маяка, торчали узкие головы с изумрудно-зелеными глазами. Он остановился у левого края массивной порфировой ванны, и, хотя взгляд его был направлен прямо на ничем не прикрытую наготу Тизмет, в нем читалось не больше интереса к этому зрелищу, чем к каменному бассейну, в котором плескалась ароматная вода.
— Госпожа? — вопросительно произнес он.
— Санибак-Тастимун, мне нужен ваш совет в одном весьма деликатном вопросе. Надеюсь, что могу положиться на вас. И на ваше благоразумие.
Левая голова быстро, чуть заметно кивнула.
— Как-то не так давно вы сказали, что я предназначена для великих дел… Правда, вы не смогли — или не захотели — пояснить, будут ли эти великие дела добрыми или дурными.
— Не смог, моя госпожа, — ответил су-сухирис. Голос был твердым и совершенно определенно исходил из правой головы некроманта.
— Не могли. Что ж, очень хорошо. Предзнаменования были неоднозначными — этим обычно и отличаются знамения такого рода. Вы также сказали мне, что видели и будущее величие моего брата, однако подробности тоже оставались неясными.
Санибак-Тастимун снова коротко кивнул, правда на сей раз обеими головами сразу.
— Сегодня днем я заснула после обеда, — начала рассказывать принцесса Тизмет, — и видела странный темный сон. Может быть, вы сможете объяснить мне его значение, Санибак-Тастимун? Я видела, что я снова дома, что я каким-то образом вновь оказалась в Замке, но нахожусь в какой-то не знакомой мне его части, на северной стороне, где почти никто никогда не бывает. Мне казалось, что я бреду по широкой площадке, плохо вымощенной щербатым кирпичом, огражденной мрачной полуразрушенной стеной, к странному чем-то парапету, откуда открывается вид на такие города, как Гиюн и Госсиф, и какой-то еще город из тех, что лежат за ними — вероятно, Тентаг. Во всяком случае, я находилась именно там, в этом старом и заброшенном углу Замка, смотрела наружу, на города, в которых никогда не бывала, а затем внутрь, на вершину Горы, вздымающуюся высоко надо мною, и спрашивала себя: как же попасть в те части здания, где мне известен каждый закоулок?
Она умолкла и уставилась в сводчатый потолок ванной, сложенный из гладких изогнутых плит сапфирово-голубого траголита и бледного халцедона, на которых был вырезан изящный растительный орнамент из узорчатых листьев и изящных лепестков элдирона, танигаля, меж которыми выделялись крупные мясистые цветки шепифолей.
— Да, госпожа? — после недолгого ожидания повторил Санибак-Тастимун.
А перед мысленным взором леди Тизмет проносились тысячи перепутанных в полнейшем беспорядке образов. Она видела себя мечущейся по мрачной террасе на задворках гигантского Замка, вольготно раскинувшегося на просторной плоской вершине высочайшей горы Маджипура. На протяжении всех семи тысяч лет истории этой цивилизации Замок служил обителью короналей Маджипура, он непрерывно рос, и теперь в нем насчитывалось не то двадцать, не то тридцать тысяч комнат — никому еще не удавалось сосчитать, сколько именно… На самом деле это был целый город, в котором каждый очередной корональ возводил какие-то свои постройки. В результате Замок превратился в столь запутанное сооружение, что даже те, кто провел там долгие годы, легко могли затеряться в бесконечных безмолвных переходах. Вот и она в своем сегодняшнем сне заблудилась в неизмеримых просторах Замка.
Наконец леди Тизмет заговорила снова и поведала су-сухирису, как благодаря помощи то того, то другого случайного встречного она пробиралась через огромный лабиринт каменных галерей, заплесневелых туннелей, пыльных коридоров и лестниц, внутренних двориков с долгим раскатистым эхом, стараясь попасть к знакомым с детства внутренним бастионам. Снова и снова извилистые проходы раздваивались, заворачивали под неожиданными углами, и она обнаруживала, что оказалась в неком месте, которое совсем недавно покинула. Но на ее пути всегда находился кто-то, готовый оказать помощь, и этот кто-то всегда был нечеловеческого происхождения. Казалось, что дорогу ей указывали существа всех рас, кроме ее собственной: сначала пара покрытых чешуей гэйрогов с раздвоенными языками, потом крохотный вруун со светящимися глазами, который бежал перед ней, словно танцуя на своих многочисленных щупальцах, изгибавшихся во все стороны, и несколько лиименов, и один или два су-сухириса, и хьорты, и массивный скандар, и еще кто-то, и еще… она не знала, к каким расам они принадлежали.
— И даже, мне кажется, метаморф. Очень тонкий, с зеленоватой кожей и, по-моему, без губ и без носа. Но что метаморф мог делать в Замке?
Маникюрши, закончившие свою работу, молча поднялись и вышли из комнаты. Принцесса мельком взглянула на свои ногти, сочла их состояние приемлемым и, жестом указав Мелитирре, что купание окончено, встала во весь рост и переступила через край ванны. Увидев, как Мелитирра со всех ног бросилась к ней с полотенцем, Тизмет чуть заметно улыбнулась. Полотенце из тончайшей вуали не столько прикрывало, сколько подчеркивало форму груди и бедер принцессы. Однако по виду су-сухириса нельзя было сказать, что он испытывает хоть малейшее волнение при виде почти обнаженного молодого тела.
Тизмет небрежно вытерлась и отбросила полотенце. Мелитирра немедленно подскочила и принялась облачать ее в тончайший батистовый пеньюар цвета кости, украшенный полосками, расшитыми крошечными ярко-розовыми хрупкими перламутровыми ракушками ганибина.
— А теперь представьте, — продолжала она, обращаясь к Санибак-Тастимуну, — что я миную арку Дизимаула, вхожу во внутренний замок — и внезапно оказываюсь в полном одиночестве. Я больше не вижу никого; ни хьортов, ни гэйрогов, ни людей — никого. Ни единой живой души. Внутренний замок совершенно пуст. В нем царит пугающая тишина, жуткая тишина. Площадь насквозь продувается холодным ветром, а небо усеяно странными звездами — таких я никогда еще не видела: огромные бородатые звезды с тянущимися за ними длинными хвостами из алого пламени. В конце концов я оказалась в самом сердце внутреннего замка и по Девяносто девяти ступеням поднялась в центральную его часть. Но то, что я там увидела, очень сильно отличалось от реального Замка. Понимаете, отражающий бассейн лорда Симинэйва находился не на той стороне двора Пинитора, Балконов Вильдивара я не увидела вообще, а Башня лорда Ариока казалась еще причудливее, чем на самом деле. У нее было восемь или девять шпилей вместо пяти, а по бокам торчали какие-то длинные, похожие на скрюченные руки выступы. Нет, я действительно находилась во внутреннем замке, однако мое спящее сознание все там изменило. Я видела возвышавшуюся над всем Башню лорда Стиамота, огромное черное здание сокровищницы лорда Пранкипина во всем его чарующем уродстве и оранжерею моего отца с ее бесчисленными диковинными растениями. В конце концов я оказалась перед огромной дверью, ведущей в королевские покои. И все это время я не встретила ни души. Как будто я была единственным человеком во всем Замке.
Санибак-Тастимун стоял перед нею неподвижно как статуя и сосредоточенно молчал, обдумывая слова принцессы.
А леди Тизмет внешне спокойно, хотя с все большим напряжением в голосе, продолжала свой рассказ, описывая, как в этом кошмарном, пугающем одиночестве она прошла по всем внутренним покоям Замка и наконец очутилась на пороге тронного зала.
Она прекрасно знала это помещение, выстроенное по приказу ее отца лорда Конфалюма в середине срока его долгого блистательного правления. И на протяжении детства и юности, месяц за месяцем, год за годом, она наблюдала за ходом этого строительства. Старый тронный зал, относившийся, по общепринятому мнению, к числу первых построек Замка, созданных во времена лорда Стиамота, уже давно считали чересчур маленьким и скромным.
Лорд Конфалюм решил, что величие его достижений очевидно для всех и это дает ему право возвести воистину великолепное помещение, в котором будут вершиться самые великие и торжественные церемонии царства и благодаря которому его имя навсегда останется в истории планеты. Для этого он, разрушив с полдюжины не имеющих никакого исторического значения внутренних комнат, создал тронный зал со сводчатым потолком головокружительной высоты, зал, который должен был стать его отличительным вкладом в прихотливый узор Замка.
Пол в зале был выложен не плитами полированного камня, как это обычно делалось в парадных помещениях, а паркетом из изумительной желтой древесины гурны — редкого дерева, растущего только в горах Кин-тора на севере Зимроэля. Цвет паркета напоминал сияние жаркого огня, а глянцевая поверхность позволяла сравнить его с лучшими сортами янтаря. Поддерживавшие потолок могучие балки были обшиты коваными листами прекрасного розового золота, которое было доставлено с шахт восточного Алханроэля, а поверх золота были в изобилии, целыми гроздьями, закреплены аметисты, сапфиры, турмалины и селениты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
— …Что окажется именно тем результатом, к которому он стремился, явившись сюда, — закончил Септах Мелайн. — Он, очевидно, ищет нового покровителя — а кто может быть лучше, чем вступающий на престол корональ? Нет, нет и еще раз нет! Я категорически возражаю против того, чтобы иметь с ним какие бы то ни было дела. Он не нужен нам, мы не хотим его знать. Он продастся шесть раз за один день, если только найдет достаточно покупателей.
Свор поднял руку ладонью вперед в знак возражения.
— Я считаю, что в период смены правления следует с осторожностью ходить по косогорам — хотя бы для того, чтобы не стоптать сапоги. Если в нашептываниях врууна есть хоть какой-то смысл, а мы откажемся выяснить его лишь потому, что нам неприятно это существо, или из-за недоверия к колдовству вообще, то в дураках окажемся именно мы. И совершенно не обязательно допускать его на совещания в узком кругу, достаточно кинуть ему реал-другой, чтобы он продолжал рассказывать нам о своих видениях. Мне, по крайней мере, это кажется простым благоразумием.
— И мне тоже, — решительно сказал Гиялорис. Септах Мелайн нахмурился.
— Вы оба изо всех сил стараетесь отыскать хоть крупицу истины в этих бреднях. Вы правильно сказали, принц, настало ужасное время. Время шарлатанов, сбивающих с толку своей болтовней даже таких проницательных людей, как вы, Свор. Я с удовольствием взял бы этого врууна и…
— Спокойно, спокойно. — Увидев, что всегда бледное, с тонкими чертами лицо Септаха Мелайна налилось кровью, Престимион произнес эти слова в своей обычной манере, почти ласково, хотя было ясно, что это твердый приказ. — Мне не больше вашего хочется, чтобы он болтался рядом с нами. И я точно также, как и вы, не собираюсь придавать ни малейшего значения глупой болтовне о претенденте, собирающемся восстать против меня. Ничего подобного случиться не может.
— Все мы надеемся на это и молимся, чтобы так оно и было, — ответил Септах Мелайн.
— Все мы глубоко убеждены в этом, — поправил его Престимион. Он содрогнулся, как будто прикоснулся к чему-то гадкому. — Клянусь Божеством, я сожалею, что позволил врууну осквернить наши уши столь недостойными речами! — Он посмотрел на герцога Свора: — Держитесь подальше от него, мой друг, — это я вам говорю. — Принц повернулся в другую сторону: — Но не причиняйте ему никакого вреда, Септах Мелайн. Вы слышите? Я не потерплю этого.
— Как вам будет угодно, принц.
— Вот и прекрасно. Благодарю вас. А теперь, если вы не против, давайте вернемся к выбору соперников на Играх.
5
Леди Тизмет, сестра принца Корсибара, занимала самые, пожалуй, роскошные апартаменты в имперском секторе Лабиринта. Вообще-то, они предназначались для супруги короналя — для тех редких случаев, когда она могла бы посетить подземную столицу. Но всем было отлично известно, что леди Роксивейл, жена лорда Конфалюма, уже давно жила отдельно от короналя в собственном дворце на южном острове Шамбеттиран-тил в тропическом заливе Стойен. Хотя ее муж должен был вскоре занять наивысшее положение на Маджипуре — стать понтифексом, — она не дала никакого ответа на приглашение присутствовать при провозглашении его верховным монархом, и поэтому никто не ожидал ее приезда, а покои, предназначенные для леди Роксивейл, отвели ее дочери Тизмет.
И сейчас принцесса Тизмет находилась там. Она нежилась в большой блестящей ванне из порфира, инкрустированного узором из винно-желтого топаза. Из труб, сделанных из отшлифованного зеленого оникса, бледно-розовой струей текла горячая, ароматная и, казалось, шелковистая вода отдаленного озера Эмболейн. Мраморный водопровод длиной в две тысячи миль доставлял сюда эту воду, чтобы обеспечить все удобства гостям понтифекса. Высоко над ванной висели три пары светивших переливчатым зеленым светом ламп. Принцесса полулежала в красивой позе, по грудь погрузившись в воду; ее руки свободно вытянулись по изогнутым краям ванны, чтобы две прислужницы, стоявшие на коленях по обе стороны, могли выполнить свою ежевечернюю обязанность: сохранение прекрасного облика рук, маникюр, полировка удлиненных ногтей безупречной формы и нанесение на них сверкающего платиной лака. Позади, нежно массируя стройную шею Тизмет, стояла ее первая фрейлина, благородная Мелитирра Амблеморнская, компаньонка принцессы с самого детства. В противоположность своей повелительнице, яркой брюнетке, она была обладательницей густых и пышных золотистых волос; бледные щеки Мелитирры оживлял ровный здоровый румянец.
Обычно во время ванны она и Тизмет непрерывно болтали; но этим вечером сказано было очень немного, причем реплики перемежались длительными периодами молчания. После одного из них Мелитирра заметила:
— Что-то, госпожа, мышцы вашей спины сильно напряжены, просто как камень.
— Я сегодня прилегла после обеда, заснула и увидела сон, который врезался мне в память. И я до сих пор не могу прийти в себя.
— Видимо, это был не особенно приятный сон. Принцесса Тизмет промолчала.
— Вероятно, какое-то послание? — спросила Мелитирра спустя еще несколько секунд.
— Сон, — коротко ответила Тизмет. — Просто сон. Милая Мелитирра, не могли бы посильнее размять мне плечи?
Мелитирра опять умолкла и энергично принялась за работу, а Тизмет закрыла глаза и расслабленно запрокинула голову. Под нежной кожей принцессы отчетливо проступали слишком крепкие для стройного тела молодой женщины мышцы. После тревожных снов и видений ее часто мучили судороги, боль от которых не проходила на протяжении нескольких часов.
Леди Тизмет и принц Корсибар были близнецами; сестра появилась на свет всего лишь через несколько минут после брата. Они были похожи: блестящие волосы цвета черного дерева, темные искрящиеся глаза, высокие угловатые скулы, полные губы, сильные подбородки, длинные, но пропорциональные руки и ноги.
Однако в глаза бросались и внешние различия между ними. Корсибар выделялся своим высоким ростом, а леди Тизмет скорее можно было назвать миниатюрной женщиной; при свойственной ей, как и брату, пропорциональности сложения она отличалась редким изяществом. Потемневшая от постоянного пребывания на солнце и ветрах кожа принца выглядела загрубевшей, а у его сестры она оставалась необычайно гладкой и абсолютно белой, словно она постоянно укрывалась от дневного света и бодрствовала лишь по ночам. Если бы не полная грудь и по-женски широкие бедра, принцессу вполне можно было бы принять за хрупкого подростка.
В ванную комнату вошла третья прислужница.
— За дверью стоит маг Санибак-Тастимун. Он говорит, что его срочно вызвали, и просит разрешения войти. Могу я провести его сюда?
Мелитирра рассмеялась.
— Он что, разума лишился? А может быть, сошли с ума вы? Госпожа принимает ванну.
Девушка покраснела и что-то неслышно пробормотала, запинаясь.
— Мелитирра, я потребовала, чтобы он явился немедленно, — ледяным тоном заметила Тизмет.
— Но ведь вы же не могли иметь в виду…
— Немедленно! — прервала ее принцесса. — Мелитирра, разве в ваши обязанности входит защита моей скромности от существ любого вида, даже от таких, которые никоим образом не могут испытывать вожделения к женщине человеческой расы? Пусть он войдет.
— Действительно, что это я… — с деланной веселостью откликнулась Мелитирра, кивая прислужнице.
Су-сухирис появился почти сразу же. Его тощая, высоченная, угловатая фигура была плотно, как клинок в ножны, упакована в ярко-оранжевую кожаную тунику, густо расшитую блестящим синим бисером, а из туники, словно два одинаковых маяка, торчали узкие головы с изумрудно-зелеными глазами. Он остановился у левого края массивной порфировой ванны, и, хотя взгляд его был направлен прямо на ничем не прикрытую наготу Тизмет, в нем читалось не больше интереса к этому зрелищу, чем к каменному бассейну, в котором плескалась ароматная вода.
— Госпожа? — вопросительно произнес он.
— Санибак-Тастимун, мне нужен ваш совет в одном весьма деликатном вопросе. Надеюсь, что могу положиться на вас. И на ваше благоразумие.
Левая голова быстро, чуть заметно кивнула.
— Как-то не так давно вы сказали, что я предназначена для великих дел… Правда, вы не смогли — или не захотели — пояснить, будут ли эти великие дела добрыми или дурными.
— Не смог, моя госпожа, — ответил су-сухирис. Голос был твердым и совершенно определенно исходил из правой головы некроманта.
— Не могли. Что ж, очень хорошо. Предзнаменования были неоднозначными — этим обычно и отличаются знамения такого рода. Вы также сказали мне, что видели и будущее величие моего брата, однако подробности тоже оставались неясными.
Санибак-Тастимун снова коротко кивнул, правда на сей раз обеими головами сразу.
— Сегодня днем я заснула после обеда, — начала рассказывать принцесса Тизмет, — и видела странный темный сон. Может быть, вы сможете объяснить мне его значение, Санибак-Тастимун? Я видела, что я снова дома, что я каким-то образом вновь оказалась в Замке, но нахожусь в какой-то не знакомой мне его части, на северной стороне, где почти никто никогда не бывает. Мне казалось, что я бреду по широкой площадке, плохо вымощенной щербатым кирпичом, огражденной мрачной полуразрушенной стеной, к странному чем-то парапету, откуда открывается вид на такие города, как Гиюн и Госсиф, и какой-то еще город из тех, что лежат за ними — вероятно, Тентаг. Во всяком случае, я находилась именно там, в этом старом и заброшенном углу Замка, смотрела наружу, на города, в которых никогда не бывала, а затем внутрь, на вершину Горы, вздымающуюся высоко надо мною, и спрашивала себя: как же попасть в те части здания, где мне известен каждый закоулок?
Она умолкла и уставилась в сводчатый потолок ванной, сложенный из гладких изогнутых плит сапфирово-голубого траголита и бледного халцедона, на которых был вырезан изящный растительный орнамент из узорчатых листьев и изящных лепестков элдирона, танигаля, меж которыми выделялись крупные мясистые цветки шепифолей.
— Да, госпожа? — после недолгого ожидания повторил Санибак-Тастимун.
А перед мысленным взором леди Тизмет проносились тысячи перепутанных в полнейшем беспорядке образов. Она видела себя мечущейся по мрачной террасе на задворках гигантского Замка, вольготно раскинувшегося на просторной плоской вершине высочайшей горы Маджипура. На протяжении всех семи тысяч лет истории этой цивилизации Замок служил обителью короналей Маджипура, он непрерывно рос, и теперь в нем насчитывалось не то двадцать, не то тридцать тысяч комнат — никому еще не удавалось сосчитать, сколько именно… На самом деле это был целый город, в котором каждый очередной корональ возводил какие-то свои постройки. В результате Замок превратился в столь запутанное сооружение, что даже те, кто провел там долгие годы, легко могли затеряться в бесконечных безмолвных переходах. Вот и она в своем сегодняшнем сне заблудилась в неизмеримых просторах Замка.
Наконец леди Тизмет заговорила снова и поведала су-сухирису, как благодаря помощи то того, то другого случайного встречного она пробиралась через огромный лабиринт каменных галерей, заплесневелых туннелей, пыльных коридоров и лестниц, внутренних двориков с долгим раскатистым эхом, стараясь попасть к знакомым с детства внутренним бастионам. Снова и снова извилистые проходы раздваивались, заворачивали под неожиданными углами, и она обнаруживала, что оказалась в неком месте, которое совсем недавно покинула. Но на ее пути всегда находился кто-то, готовый оказать помощь, и этот кто-то всегда был нечеловеческого происхождения. Казалось, что дорогу ей указывали существа всех рас, кроме ее собственной: сначала пара покрытых чешуей гэйрогов с раздвоенными языками, потом крохотный вруун со светящимися глазами, который бежал перед ней, словно танцуя на своих многочисленных щупальцах, изгибавшихся во все стороны, и несколько лиименов, и один или два су-сухириса, и хьорты, и массивный скандар, и еще кто-то, и еще… она не знала, к каким расам они принадлежали.
— И даже, мне кажется, метаморф. Очень тонкий, с зеленоватой кожей и, по-моему, без губ и без носа. Но что метаморф мог делать в Замке?
Маникюрши, закончившие свою работу, молча поднялись и вышли из комнаты. Принцесса мельком взглянула на свои ногти, сочла их состояние приемлемым и, жестом указав Мелитирре, что купание окончено, встала во весь рост и переступила через край ванны. Увидев, как Мелитирра со всех ног бросилась к ней с полотенцем, Тизмет чуть заметно улыбнулась. Полотенце из тончайшей вуали не столько прикрывало, сколько подчеркивало форму груди и бедер принцессы. Однако по виду су-сухириса нельзя было сказать, что он испытывает хоть малейшее волнение при виде почти обнаженного молодого тела.
Тизмет небрежно вытерлась и отбросила полотенце. Мелитирра немедленно подскочила и принялась облачать ее в тончайший батистовый пеньюар цвета кости, украшенный полосками, расшитыми крошечными ярко-розовыми хрупкими перламутровыми ракушками ганибина.
— А теперь представьте, — продолжала она, обращаясь к Санибак-Тастимуну, — что я миную арку Дизимаула, вхожу во внутренний замок — и внезапно оказываюсь в полном одиночестве. Я больше не вижу никого; ни хьортов, ни гэйрогов, ни людей — никого. Ни единой живой души. Внутренний замок совершенно пуст. В нем царит пугающая тишина, жуткая тишина. Площадь насквозь продувается холодным ветром, а небо усеяно странными звездами — таких я никогда еще не видела: огромные бородатые звезды с тянущимися за ними длинными хвостами из алого пламени. В конце концов я оказалась в самом сердце внутреннего замка и по Девяносто девяти ступеням поднялась в центральную его часть. Но то, что я там увидела, очень сильно отличалось от реального Замка. Понимаете, отражающий бассейн лорда Симинэйва находился не на той стороне двора Пинитора, Балконов Вильдивара я не увидела вообще, а Башня лорда Ариока казалась еще причудливее, чем на самом деле. У нее было восемь или девять шпилей вместо пяти, а по бокам торчали какие-то длинные, похожие на скрюченные руки выступы. Нет, я действительно находилась во внутреннем замке, однако мое спящее сознание все там изменило. Я видела возвышавшуюся над всем Башню лорда Стиамота, огромное черное здание сокровищницы лорда Пранкипина во всем его чарующем уродстве и оранжерею моего отца с ее бесчисленными диковинными растениями. В конце концов я оказалась перед огромной дверью, ведущей в королевские покои. И все это время я не встретила ни души. Как будто я была единственным человеком во всем Замке.
Санибак-Тастимун стоял перед нею неподвижно как статуя и сосредоточенно молчал, обдумывая слова принцессы.
А леди Тизмет внешне спокойно, хотя с все большим напряжением в голосе, продолжала свой рассказ, описывая, как в этом кошмарном, пугающем одиночестве она прошла по всем внутренним покоям Замка и наконец очутилась на пороге тронного зала.
Она прекрасно знала это помещение, выстроенное по приказу ее отца лорда Конфалюма в середине срока его долгого блистательного правления. И на протяжении детства и юности, месяц за месяцем, год за годом, она наблюдала за ходом этого строительства. Старый тронный зал, относившийся, по общепринятому мнению, к числу первых построек Замка, созданных во времена лорда Стиамота, уже давно считали чересчур маленьким и скромным.
Лорд Конфалюм решил, что величие его достижений очевидно для всех и это дает ему право возвести воистину великолепное помещение, в котором будут вершиться самые великие и торжественные церемонии царства и благодаря которому его имя навсегда останется в истории планеты. Для этого он, разрушив с полдюжины не имеющих никакого исторического значения внутренних комнат, создал тронный зал со сводчатым потолком головокружительной высоты, зал, который должен был стать его отличительным вкладом в прихотливый узор Замка.
Пол в зале был выложен не плитами полированного камня, как это обычно делалось в парадных помещениях, а паркетом из изумительной желтой древесины гурны — редкого дерева, растущего только в горах Кин-тора на севере Зимроэля. Цвет паркета напоминал сияние жаркого огня, а глянцевая поверхность позволяла сравнить его с лучшими сортами янтаря. Поддерживавшие потолок могучие балки были обшиты коваными листами прекрасного розового золота, которое было доставлено с шахт восточного Алханроэля, а поверх золота были в изобилии, целыми гроздьями, закреплены аметисты, сапфиры, турмалины и селениты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11