- Очень приятно, - пробормотал Серов.
- Надо выпить за знакомство, - предложил Толик. - Гена, сбегай за бутылочкой коньяка, а то пока дождешься эту официантку.
Гена, что-то неодобрительно бурча, отправился в буфет, а Толик опять улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и, положив локти на стол, подпер руками подбородок.
- Дима, - спросил он, - так это ты сам сделал детали?
- Разумеется, - ответил польщенный Серов, - своими руками, на станке.
- Так это же превосходно! - неизвестно чему обрадовался Толик.
Дима критически оглядел нового знакомого. Лет двадцати пяти, симпатичное, чуть продолговатое лицо. На кончиках пальцев "трудовые" мозоли, очевидно, от гитары.
Подошел Гена. Это был плотно сбитый парень среднего роста с легкой щетиной на щеках. На шее у него поблескивала массивная витая цепочка. Длинные волосы придавали Гене сходство с каким-то популярным зарубежным рок-певцом. Помимо трехзвездного армянского и закуски он умудрился притащить бутылку "Столичной". Тут Дима спохватился, что Сева, помалкивающий в сторонке, исподлобья смотрит на него, и прекратил свои наблюдения.
Толик тем временем разлил коньяк по стаканам и поднял свой, чтобы произнести тост.
- Нет, нет, - смутился Серов, - я не пью.
- Да что ты! - укоризненно воскликнул Толик, - ведь за знакомство!
Гена поддакнул. Они чокнулись и опустошили стаканы. Толик стал рассказывать анекдот, довольно пошлый. Гена с Севой заржали, похлопывая себя руками по коленям, хотя Серов отчетливо видел, что Гене совершенно не смешно. Обычно Дима довольно тонко чувствовал неестественные ситуации, но сейчас его отвлекало буквально все - навязчивая музыка, шумные разглагольствования за соседними столиками, клубы табачного дыма.
Дима с удивлением обнаружил в руках новый стакан, на этот раз, наполненный водкой. Гена в высокопарных выражениях предложил тост за мужскую дружбу. С каким-то нездоровым азартом Серов, задержав дыхание, снова выпил.
- Сева, а приятель твой не из разговорчивых, - заметил Толик и, повернувшись к Дмитрию, спросил: - Я вот хотел узнать, а мог бы ты изобразить что-нибудь поинтересней тех деталей?
- Да что угодно, - слегка заплетающимся языком сказал Дима, - хоть пистолет. Возможности у меня большие.
Гена с Толиком так и прыснули со смеху, как будто Серов сообщил им, что он работает диктором Центрального телевидения. Сева сидел в неудобной позе, потупив мутный взор в стакан с остатками прозрачной жидкости на дне.
- Вы мне не верите? - обиженно скривился Серов. - Ну что же, дело ваше.
- Да нет, почему, - протянул Толик, сразу придав лицу серьезное выражение, - верим. Но не очень.
- Вот у меня один приятель, - ни к селу, ни к городу начал Гена, говорил, что как только вернется из армии, сразу купит себе черный "Мерседес" с магнитофоном и всякой прочей мишурой.
- Ну?
- За месяц до конца срока службы папашу его, директора рыбного ресторана "Океан", взяли, как говорится, за жабры. Естественно, полная конфискация и все такое. Так вот, сразу после дембеля этот парень подался на Север за длинным рублем.
- А что, кроме отца у него никого в городе не было? - поинтересовался Дима.
- А кто еще кроме папаши ему был нужен? - хмыкнул Гена.
- Это Гена говорит к тому, что важен, в первую очередь, конечный результат, - вклинился в разговор неугомонный Толик. - Вот можешь ты сделать пистолет - во всяком случае, утверждаешь, - давай на спор.
- Да ради бога, - самоуверенно заявил Серов, - хоть десять пистолетов. А то все какую-то муру заставляют делать, вон Сева может подтвердить.
Сева встрепенулся, когда о нем наконец вспомнили, и решительно закивал, даже не пытаясь вникнуть в суть беседы.
- Раз так, - сказал Толик, - предлагаю пари: если ты до конца года сделаешь хлопушку - с меня полтинник, если нет - с тебя четвертак. Имеется в виду, естественно, действующий образец.
Говорил он громко, поэтому Гена, опасливо покосившись по сторонам, пихнул его локтем в бок. Толик скорчил мину человека, умирающего от скуки, затем наклонился к Дмитрию и заговорщически прошептал:
- Пошло?
- Ясное дело, - ответил обалдевший от спиртного и собственного гонора Серов.
Дима и Толик протянули друг другу руки. Разбить было некому - Сева уже дремал над опустевшей тарелкой, так и не выпустив недопитый стакан из цепких пальцев. Гена временно куда-то исчез, очевидно, пошел за подкреплением.
- А, черт, - выругался Толик, рыская глазами. - Рита! Ритка, иди сюда!
Откуда-то из-за колонны с обворожительной улыбкой вынырнула Рита с какой-то своей подругой, не то Алей, не то Галей.
Дальнейшее Дима помнил очень смутно. Хохочущая Рита, символически перебивающая спорщиков наманикюренными пальчиками, возбужденный Гена, орущий: "А теперь на брудершафт!", осоловевший Сева, сонно хлопающий ресницами... И кто-то совершенно посторонний, нахально затесавшийся в компанию...
Потом туалет, незнакомый парень за спиной, упорно втолковывающий пропитым голосом: "Умойся, вот увидишь, полегчает". Дима с трудом умылся, и ему действительно стало чуть легче, хотя координация движений оставляла желать лучшего. Язык распух, еле ворочался и непонятно как вообще помещался во рту.
Они еще провожали кого-то, возможно, ту же Алю-Галю, и редкие прохожие с испуганно-брезгливыми лицами шарахались в сторону. В отдельные моменты Дима почти полностью приходил в себя, закрывал глаза, и начиналось странное состояние головокружения - создавалось впечатление все ускоряющегося раскручивания карусели. Приходилось открывать глаза и, словно в подтверждение издевательства паров алкоголя над мозгом, мир, подернутый пеленой, еще несколько секунд продолжал крутиться в обратную сторону.
Улица, на которой жил Серов... Толик с Геной (Сева успел где-то потеряться) оставили там Диму, в полной уверенности, что дальше он доберется сам. И Дима действительно дошел, хотя по дороге его стошнило, и возле дома он, поскользнувшись, едва не разбил голову.
На следующий день, немного придя в себя, Серов вспомнил про заключенное пари и решил незамедлительно действовать. Он еще не осознавал тогда, что собирается переступить черту, отделяющую проступок от преступления.
Дмитрий решил сделать два пистолета - так, на всякий случай. Он никогда не делал ничего подобного, отсюда и сомнение: а вдруг что-то не получится?
На изготовление первого образца во время заводских смен ушло около трех недель. На работе Дмитрий делал детали и корпус, а собирал пистолет дома, в полном уединении. Впрочем, в суете и шуме большого цеха никто даже не поинтересовался, что именно делает на станках молодой парень. Второй пистолет отобрал времени вдвое меньше. Дима совершенно справедливо счел это результатом отработки прогрессивной технологии.
Сразу после окончания этой работы Дмитрий, улучив свободную минуту, пошел в гальванический цех, где нашел Севу и взял у него телефон Толика.
Вечером Серов позвонил Толику.
- Какой Дима? - удивился Толик, нацеливаясь прервать разговор.
- Забыл "Чернильницу"? - спросил Серов.
- "Чернильницу" помню, так при чем тут... а-а, как же! Знаменитый оружейник Дима со станкоинструментального. - В голосе Толика звучал уже не вопрос, а утверждение. - Севкин приятель.
- Точно.
- Кстати, о Севе. Он ведь на нас обиделся по-крупному. Хоть убей, не пойму, как мы тогда потеряли его после кафе и никто даже внимания не обратил.
- Я потом заметил, - вставил Серов.
- Ну да, так он, оказывается, оставшись один, дошел на автопилоте до проспекта, обхватил там руками фонарный столб и в таком положении попытался уснуть. Как ты сам понимаешь, первый же патруль забрал красавца и отвез в вытрезвитель. Утром туда прилетел руководитель его ансамбля, три часа извинялся, расплатился и увез дурака на своей тачке домой.
- Он мне об этом ничего не говорил, - подхватил Дмитрий. - То-то я смотрю, Сева наш сторониться всех стал, да еще делового из себя строит. Так вот, я позвонил тебе, чтобы узнать, когда можно будет проверить.
- Проверить? Говори громче, ни черта не слышно.
- Я имею в виду наше пари.
Недолгое молчание, потом как будто на другом конце провода глухо кашлянули, и Толик, растягивая окончания слов, ответил:
- Ты это серьезно?.. Я не знаю, сможет ли Гена в ближайшие дни... Слушай, а ты Никольскому уже сказал?
В субботу Серов, Никольский, Толик и Гена поехали на электричке за город проводить "испытания".
Полчаса они бродили в поисках безлюдного места, втаптывая грязно-желтую листву в мокрую землю и спотыкаясь на скользких бугорках. Дима до боли в пальцах сжимал ремень сумки с "опытными образцами". В голове его вертелась тревожная мысль: "А вдруг не сработает?"...
Миновав открытую местность, компания остановилась - кругом были только черные от влаги стволы деревьев да еще несносные вороны, мечущиеся над голыми кронами.
С замирающим сердцем Дима вытащил из сумки пистолеты, один оставил себе, другой передал Толику и начал сбивчиво объяснять, как производить заряжание (патроны остались у Димы от отцовского именного оружия). Сева с Геной, как и полагалось наблюдателям, топтались сзади на почтительном отдалении.
Толих стал в позу заправского дуэлянта и поднял вверх чуть подрагивающую правую руку. Раздался выстрел, вороны с хриплым возмущенным карканьем разлетелись в разные стороны. Сева испуганно отшатнулся, Гена с неестественно побелевшим лицом смотрел в небо, прислушиваясь к затихающему гулу.
У Серова резко изменилось настроение - захлестнуло бодрой волной уверенности, всесильности. Он зарядил свой пистолет, направил на корявый пенек метрах в двадцати, прицелился и нажал на спусковой крючок.
- Попал! - радостно заорал Гена, ошалевший от всего происходящего. Во класс, а!
Назад они возвращались взбудораженные. Впереди уверенной походкой вышагивал Дима, остальные что-то восторженно кричали. Это был настоящий триумф.
На обратном пути Толик пожелал расплатиться за проигранное пари и вытащил из кармана две зеленые бумажки. Дима вначале решительно отказывался, делая протестующие жесты, но потом, "по настоянию общественности", деньги взял. Полученный "гонорар" был благополучно пропит всей компанией в тот же вечер в небезызвестной "Чернильнице".
Вскоре от Толика последовал еще заказ на детали для машины своего приятеля, а когда он расплачивался в кафе, то попросил у Димы на пару дней пистолеты - "поохотиться", и Серов, уже безгранично ему доверявший, конечно, дал.
А через несколько дней - гром среди ясного неба! К Диме домой пришли с обыском. Он не сразу понял, что судьба сыграла с ним злую шутку, и теперь ему, как в кино, предстоит вживаться в новые, неизведанные роли: подозреваемый, подследственный, подсудимый и, в итоге, преступник.
На допросах Серов отрицал все полностью, яростно - и изготовление пистолета (речь шла почему-то лишь об одном экземпляре), и сам факт знакомства с Толиком.
Мир в глазах Дмитрия стремительно переворачивался. Ему и в голову не приходило раньше, что его действия были в чем-то противозаконны, наказуемы. Серов не мог примириться с такой ужасающей мыслью и, не вникая в юридические тонкости, отрицал все и вся, запутываясь в собственных показаниях больше и больше.
Перед новым годом Серова перевели в следственный изолятор.
Дима, удерживая под мышкой тюк с постельными принадлежностями, перешагнул порог камеры, и массивная дверь с грохотом захлопнулась за ним. Пришлось задержаться на несколько секунд на месте, чтобы привыкнуть к тусклому освещению. Как только глаза приспособились, Серов пересчитал "старожилов", пристально его рассматривающих.
- Здравствуйте, - неуверенно сказал Дима и откашлялся.
- Здоров... - насмешливый хриплый бас донесся откуда-то сверху. Чего застрял у "кормушки", располагайся, на втором этаже не занято.
Дима безнадежно кивнул и забросил вещи на верхние нары слева от входа.
- Ну, рассказывай, - сквозь зубы процедил тип с короткой ершистой стрижкой, худой и какой-то озлобленный, - с каким багажом прибыл.
- Не понял, - пробормотал Дима.
- А тут и понимать нечего, - не унимался ершистый. - По какой статье сюда залетел?
- По двести двадцать второй, - неохотно ответил Серов. Меньше всего ему сейчас хотелось обсуждать эту тему.
- Незаконное ношение, изготовление, сбыт огнестрельного или холодного оружия - что именно? - осведомился постоялец нижних нар справа, мужчина лет тридцати пяти с темными волнистыми волосами и медальным профилем лица.
- За изготовление огнестрельного, - уточнил Дима, начиная расстилать тощий матрац.
- До двух лет лишения свободы или исправительные работы на срок до одного года, - бесстрастно продекламировал мужчина, переведя взгляд в потолок.
На некоторое время в камере воцарилась тишина, только в углу кто-то надсадно кашлял, издавая нечленораздельные приглушенные ругательства.
Продолжая нерешительно топтаться неподалеку от двери, Серов стал рассматривать убогий интерьер камеры. Пол - цементный, серый, шероховатый, будто вобравший в себя тягучую тоску побывавших здесь заключенных. Справа от входа - туалет, в ближнем левом углу - бачок с водой, стоящий на табурете. Перед окном - небольшой столик. Присмотревшись внимательней, Дима заметил, что вся нехитрая мебель намертво вделана в пол.
Через наклонные металлические пластины, перекрывающие оконный проем, просачивался и падал сквозь решетку чахлый, унылый свет.
- Так, - начал распоряжаться ершистый тип, - раз ты у нас новенький, значит, завтра будешь дежурным. Встанешь в пять часов и из "кормушки" получишь на всех пай. Потом возьмешь тряпку...
- Чего пристал к человеку? - перебил его знаток Уголовного кодекса. Не видишь, что ли, он еще в себя не пришел.
- Уже молчу, - сказал ершистый и действительно замолчал.
- А ты не стесняйся, - посоветовал мужчина, закинув руку за голову. Ну, не робей, подсаживайся, будем знакомиться.
Мужчину, как выяснилось, звали Жорой, по натуре он был оптимистом, хотя и навидался в жизни всякого.
- Главное ведь что, - рассуждал Жора, - провести время так, чтобы потом не было за себя обидно. И поменьше прислушиваться к мнению других, а побольше думать о себе самом. Широкая натура всегда пробьет дорогу в жизни, нужно только избавиться от стеснительности и сентиментальности.
Серов так до конца и не понял, почему Жора отнесся к нему с сочувствием.
Однажды, когда Жору вызвали на допрос, Диму избили сокамерники, пытаяся забрать передачу.
"Сколько может продолжаться этот кошмар? - думал Серов, глотая слезы. - Казалось бы, втоптали в грязь - дальше некуда. Но, оказывается, надругаться над человеческим достоинством можно и сейчас, когда от него и так почти ничего не осталось..."
В тот же день во время часовой прогулки по тюремному дворику выглянуло низкое солнце. Серов поднимал голову, жадно впитывая ласковые, щекочущие лучи. Нечто очень теплое, человечное нахлынуло изнутри, и Дима еще удивился, как можно радоваться такой малости, а потом как-то внезапно понял: ведь это было настоящее, не фальшивое, не "солнце", которым подследственные называли зарешеченную лампу над входом в камеру.
Вечером Жора подозвал его к себе, раскрыл пачку сигарет "Памир" и предложил Серову угощаться. Дима взял сигарету и, разминая ее, тихо сказал, ни к кому не обращаясь:
- Обидно получилось.
- Да нет, - покачал головой Жора, - обидно, когда человек на тот свет уходит, задолжав прилично. И одолжить ему больше нельзя, и получать не с кого.
- К чему все это?
- Да все к тому же, - Жора ухитрился принять удобную позу на не предназначенных для этой цели нарах, - пока ты живешь, не отчаивайся, не опускай руки.
- Так рассуждать проще всего, - задумчиво сказал Дима, - а насчет "не опускай руки"...
И он окунулся с головой в рассказ, как верующий на исповеди, не упуская мелких подробностей и не испытывая ни малейшего чувства смущения, а только безотчетную жалость к самому себе. Жора слушал его, не перебивая, и, когда Дима закончил, спросил:
- Так как все-таки этот Тюкульмин попался с пистолетом?
- Он оказался подлецом, - с горечью ответил Серов, - самым обыкновенным. Попросил пистолеты для охоты, а сам поехал с какими-то дружками за город на вылазку. Там все напились, а потом Толик решил пофорсить перед своей девушкой. Видно, кто-то из той компании его заложил, а в результате - я здесь. - Дима кисло улыбнулся.
- Ты и сейчас пытаешься в определенной мере выгородить этого подонка, - заметил Жора, выпуская ряд тонких колец, - а ведь именно он посадил тебя сюда.
- Да я все понимаю, но собственных глупостей уже не исправишь.
- Можно исправить, - решительно сказал Жора, стукнув кулаком по матрацу. - Может быть, это, как ни странно, и хорошо, что ты попал сюда. Теперь ты, по крайней мере, будешь знать, что доверять можно только себе и изменить что-нибудь можешь только ты сам. Вот скажи, у тебя есть девушка?
- Нет.
- А раньше?
- И раньше не было.
- А меня ждет одна очень милая дивчина и, надо полагать, дождется, но речь сейчас не обо мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23