В последний раз с мистером Уолшем он виделся при весьма своеобразных обстоятельствах. Никакого желания снова встречаться с этим человеком у него не было, однако он постарался не подавать виду. Вадим боялся расспросов, ведь никто на свете, кроме него самого и этого мистера Уолша, не знал той истории, главной героиней которой была «Женщина с петухом».
— Ну что ты, мама, конечно, не против, — сказал Вадим и, поймав, вопросительный взгляд жены, пояснил: — Мистер Уолш — старый знакомый нашей семьи. Торговец живописью и антиквариатом.
— Он и у вас что-нибудь покупал? — с интересом спросила Валерия.
— Бывало иногда, — небрежно сказал Вадим. — Кое-что из дедовых картин.
Валерия невольно обвела взглядом стены. Любопытно. Ей-то казалось, что все эти картины лишь любительская мазня, которая висит из уважения к памяти деда. Но слово «живопись» придавало им совершенно другой оттенок. Живопись — звучит солидно. Алина Лисовская частенько хвасталась покупками, которые Жора отыскивал в антикварных магазинах, и с восторгом называла цены, а недавно говорила про какого-то настоящего Филонова. Валерия даже ходила смотреть. Оказалось — мазня мазней, но на словах она бурно восхищалась. Еще Антон приучил ее к тому, что, услышав имена Сальвадор Дали или Модильяни, надо делать значительное и понимающее лицо. Правда, в глубине души Валерия была уверена, что самая лучшая картина — та, которая больше всего похожа на фотографию. А живопись — это то, что висит в Эрмитаже. А оказывается, вот эти непонятные картины — тоже живопись.
Рассеянный взгляд Валерии скользил по знакомой ей обстановке гостиной. Если картины могут представлять интерес для иностранного коммерсанта, может быть, в квартире есть еще что-нибудь ценное. Например, резное кресло, обитое кожей, в котором любит сидеть Владимир Вадимович, или вот этот дубовый буфет, высокий, чуть не до потолка… А что, вполне может оказаться, что вещь ценная. Интересно, сколько можно за него выручить?..
Но тут Валерия сама оборвала свои размышления. Сколько бы все это ни стоило, все равно не хватит на то, чтобы закончить и обставить дом. Это уже совсем Другой уровень.
Раздался звонок в дверь, и Нонна Анатольевна пошла встречать гостя.
Англичанин разочаровал Валерию. Он оказался невысоким, полноватым мужчиной с начинающими редеть волосами. И лицо самое заурядное, вот только глаза внимательные и цепкие, сразу видно, что умом природа не обидела.
Зато впечатление мистера Сэмюела Уолша при взгляде на молодую жену Вадима было совершенно иным. Отправляясь в гости, Валерия, как всегда, очень тщательно отнеслась к своему внешнему виду. Она никогда не надевала тапочки, которые гостеприимные Вороновы по русской традиции предлагали гостям у порога, — Вадим каждый раз нес за ней из машины пакет с модными туфлями. Поэтому, когда Вороновы поднялись из-за стола, чтобы приветствовать гостя, Валерия предстала во всем блеске: от стройных ног, которых не скрывала короткая обтягивающая юбка, до густых волос, уложенных блестящими волнами.
— Очень приятно с вами познакомиться, — произнес англичанин. По-русски он говорил с забавным акцентом, но в целом неплохо.
— Мне тоже. — Валерия одарила его своей фирменной, слегка загадочной улыбкой.
— Я слышал о вашей свадьбе, и мне приятно поздравить вас и пожелать вам счастья. — Он церемонно взял руку Валерии и поднес к губам.
Нонна Анатольевна удалилась на кухню готовить. кофе. Гость попробовал салаты, но от горячего отказался, так как шел с делового ужина и не был голоден. Владимир Вадимович налил присутствующим коньяку и стал расспрашивать гостя, что на этот раз привело его в Петербург. Англичанин отвечал любезно и уклончиво, то и дело улыбался Валерии, как бы приглашая ее к участию в разговоре.
— Я слышал, вы провели свадебное путешествие на Мальорке, — сказал он, когда в разговоре наступила пауза.
Валерия оживилась и попросила Вадима принести альбом с фотографиями. Мистер Уолш с интересом разглядывал снимки, переводил взгляд на Валерию и делал комплименты, которые она с удовольствием принимала
Позже, в конце вечера, мистер Уолш вышел вместе с хозяйном на кухню — покурить, хотя сам не курил.
Валерия через некоторое время решила присоединиться к ним. Подходя к кухне, она услышала:
— Подумайте, мистер Воронов. Мое предложение остается в силе.
— Я уже говорил вам, мистер Уолш, и могу только повторить еще раз — эта картина не продается.
Когда на кухне появилась Валерия, разговор сразу прекратился, правда, в глазах англичанина еще были заметны досада и раздражение, но он тут же просиял своей любезной улыбкой.
Прощаясь, мистер Уолш достал из дипломата небольшой сверток.
— Миссис Воронов, — сказал он, обращаясь к Валерии. — Я был счастлив познакомиться с вами и а знак того, что я желаю вашей молодой семье счастья и благополучия, прошу принять этот подарок. — Он развернул сверток, и все увидели в прозрачной коробочке изящный бело-голубой подсвечник, — Веджвудский фарфор, — пояснил он. — Этот завод существует с восемнадцатого века.
— Какая красота. Большое спасибо, — сказала Валерия. И хотя подсвечник ей показался самым обыкновенным, она уже представила, как покажет подарок Алине Лисовской и небрежно упомянет о знакомстве с торговцем антиквариатом.
По дороге домой она сказала Вадиму:
— По-моему, я покорила вашего англичанина. Он весь вечер с меня глаз не сводил.
— Обычная вежливость, — отмахнулся Вадим. — У них так принято.
— А что, он опять у вас что-то покупает?
— Не знаю, — пожал плечами Вадим, которому не хотелось продолжать этот разговор. — По-моему, просто поддерживает отношения.
— А о чем он говорил с твоим отцом?
— Наверно, о «Женщине с петухом». Очень хочет ее купить.
— И сколько он дает?
— Несколько тысяч фунтов.
— Слушай, Вадим, — вдруг сказала Валерия, сделавшая в уме кое-какие выкладки, — может, не стоит упускать шанс? Этих денег хватило бы, чтобы закончить дом, а потом ты привезешь с турнира. В конце концов, ты тоже имеешь право на это наследство.
— Что?! — В первый миг Вадиму показалось, что он ослышался. — Ты с ума сошла! «Женщина с петухом» никогда не покинет нашего дома, ты поняла меня? И чтобы больше я не слышал об этом ни звука!
Валерия замолчала.
Когда они подъехали к дому, Вадим, который раскаивался в том, что так накричал на жену, помог ей выйти из машины и тут же на улице обнял за плечи.
Валерия прижалась к нему, принимая его ласку, и решила, что лучше отложить разговор до другого раза.
* * *
— Да ты что, Воронов, что с тобой? — недовольно спросил Ник-Саныч.
Вадим молчал.
— Ты что, играть, что ли, разучился?
— Да чего-то плечо опять…
— Что? — прямо заревел тренер. — Это с тех пор?!
— Ну да…
— И ты молчишь? Я думал, у тебя прошло все.
— Да чего-то вот… Павел Адрианыч говорит — невралгия. Чего-то опять прихватила.
— Немедленно к врачу! Немедленно! Ты слышишь? Клади ракетку!
Спортивный врач принял Вадима сразу. Он опять осмотрел плечо, снова о чем-то задумался и снова сказал то же самое:
— Невралгия. Ты последнее время больше не тянул руку? Никаких мелких травм не было?
— Да ерунда какая-то… Попросила жена помочь кирпич разгрузить…
— Жена, кирпич разгрузить, — понимающе кивнул врач. — А зачем он вам понадобился, этот кирпич, если не секрет?
— Дом строим, — неохотно ответил Вадим.
— Отли-ично, — сказал врач, и Вадиму почудились в его голосе злобные нотки. — Прекрасно. Дом строите. Причем кирпичный. Это вам не дедовский сруб. А вот мне. Ворон, это не по карману. У тебя что, жена миллионерша?
— Миллиардерша, — отрезал Вадим, показывая, что разговор на эту тему закончен.
— Что ж, миллиардерша — это неплохо, — добродушно продолжал Челентаныч, как будто ничего не замечая. — Ты, кстати, видел мою коллекцию? Ты ведь и сам коллекционер, может быть, интересно будет взглянуть?
— У вас непроверенные сведения. Я никакого отношения к коллекционированию не имею.
— Но ты же спортсмен, а я собираю спортивные награды, самые разные. Между прочим, у меня есть кубок Яшина. Не любопытно взглянуть?
— Нет.
— Жаль-жаль. А то пришел бы, выпили бы чайку. — Вадим молчал, а врач как ни в чем ни бывало продолжал: — Кстати, у меня на примете есть одна любопытная вещица. Бронзовая медаль Марии Лазутиной. Помнишь такую? Как она тогда расстроилась из-за этой бронзы! И просят-то за нее всего ничего.
— Мне это совершенно неинтересно, — оборвал Павла Адриановича Вадим. — И вообще, у меня нет денег на покупку подобных вещей.
— Любишь ты прибедняться. Ворон, — сказал врач. — Кстати, эта миллиардерша не та, которую ты когда-то сбил на машине?
— Нет, не та, — мрачно процедил Вадим.
— А то привет ей хотел передать. — Воронов молчал, а Павел Адрианович после некоторой паузы добавил: — Зря ты со мной не ладишь, ох зря. Ладно, завтра перед тренировкой зайдешь ко мне. Сделаю тебе новокаин. Будешь как новый. Или принимай любые анальгетики, только не верь рекламе. Все эти панадолы ихние да солпадеины — чушь собачья. С нашим пенталгином ничто не сравнится.
Врач был настолько неприятен Вадиму, что он даже не колебался. Купил по дороге упаковку анальгина и сразу проглотил. А то руль становилось тяжело удерживать. Это руль. Ракетка-то ведь полкилограмма весит.
Боль скоро угасла, но настроение оставалось скверным. «А ведь перед соревнованиями придется колоть новокаин, — мрачно размышлял Вадим. — Анальгетики лучше не глотать, еще примут за стимуляторы. Эх, жизнь-копейка».
На самом деле Вадим всерьез не очень беспокоился. Ну даже если пропустит какие-нибудь соревнования, наверстает потом. Вот только Валерия… Что она скажет…
И впервые за долгое время вдруг вспомнилась Кристина. Та бы ничего не сказала. Пожалела бы только.
Он с силой ударил по тормозам. Красный свет. «Еще чего — пожалеет! — мрачно думал он, презирая самого себя за слабость. — Только не хватало, чтобы меня жалели».
Впереди зажегся зеленый, и Вадим, переехав мост, оказался на Петроградской.
Часть пятая
Высоко будет падать
Вадим летел в Рим с легким сердцем. Все постепенно налаживалось, даже холодок между родителями и женой стал понемногу уходить.
И еще почти прошла ставшая привычной боль в плече. Вадим даже с некоторой теплотой вспомнил Адрианыча. Конечно, дерьмо мужик, но врач классный, этого не отнять. Цикл новокаина — и все как рукой сняло.
Вадим отвернулся от иллюминатора, где далеко внизу плыли пуховые облака, и закрыл глаза. Теперь забыть обо всем… Забыть Валерию, родителей, мистера Уолша, фонд ЗДР — все… И уж тем более упрямо возникавший в мозгу смутный образ: рыженькая девушка в кресле-качалке под цветастым пледом…
Теперь главное — думать о том, что надо выиграть. Необходимо. Сейчас это важнее всего на свете. Все поставить на карту. Это и называется ВОЛЯ К ПОБЕДЕ.
И Вадим стал входить в то особое состояние, которое овладевает спортсменом перед важными соревнованиями. Это не волнение, нет, напротив, он должен быть совершенно, абсолютно спокоен. И в то же время все его мысли, чувства, все в нем должно быть направлено только на одно — победить.
«Если вас бросила жена, — любил говорить им тренер Ник-Саныч, — то во время соревнований вы об этом не помните. Понимаете, что я говорю? Мало не Думать, надо НЕ ПОМНИТЬ».
И вот сейчас, сидя в удобном кресле «Боинга», Вадим Воронов забывал. Он забывал обо всем, кроме тенниса. Надо выиграть. Надо.
В Риме было жарко, бешено жарило с неба средиземноморское солнце, но Вадим был рад этому контрасту. Это помогало забыть дождливый даже летом Питер.
Спортсменов поселили в удобном отеле, где для них имелось все, начиная от бассейнов и массажных кабинетов и кончая уютными кафе и ресторанчиками.
Еще в Reception Вадим стал с интересом оглядываться вокруг, хотя старался по возможности скрыть свое любопытство. Здесь ведь могут появиться сильнейшие ракетки мира. Вот промелькнула несколько мужеподобная, но все равно по-своему обаятельная Мартина Навратилова, мелькнул Андре Агасси, или это не он?..
Конечно, это не Уимблдон и не Кубок Дэвиса, и все же турнир достаточно серьезный, на котором можно ожидать лучших из лучших. Кафельников, правда, не поехал, и, надо думать, соберутся не все до одной теннисные знаменитости. И все же Вадима переполняла гордость за одно то, что он попал сюда. Единственный из всего петербургского клуба, один из немногих, собранных по всей России.
Даже если он не выйдет в финал или полуфинал, все равно уже один факт того, что он находился на корте вместе с Майклом Чангом (хоть тот и не был ему особенно симпатичен), был настоящим событием. И даже если он окажется последним (хотя Вадим очень рассчитывал на то, что этого-то как раз не произойдет), он получит плату за участие — вполне солидную по российским масштабам сумму в валюте.
Вечером, когда все уже устроились, в номер к Вадиму заглянул Ник-Саныч:
— Ну, Ворон, как настроение?
— Да вроде нормально.
— Хорошо. Как плечо?
— Забыл о том, что вообще болело.
— Прекрасно. Все-таки проконсультируйся с Павлом. Потому что, сам понимаешь, сейчас тебе болеть запрещено. Вот так. Если хочешь, можешь прогуляться, но в одиннадцать ноль-ноль — в койку, как штык. Это приказ.
— Слушаю и повинуюсь.
Когда Ник-Саныч ушел, Вадим постоял несколько минут у окна, попробовал открыть его, но это оказалось невозможным, — современные окна не открываются. Тогда он, взяв несколько незнакомых на вид бумажек, большие цифры на которых уже не изумляли переживших галопирующую инфляцию россиян, вышел на улицу.
После навеянной кондиционерами прохлады отеля римская улица показалась душной. Пахло жареным и острым, цветами, духами и потом, и все это перекрывал запах резины и выхлопных газов.
Но люди вокруг, говорившие на певучем итальянском, казались довольными и веселыми. Удивительно, до чего итальянцы всегда умудряются сохранять жизнерадостность, как будто у них не бывает сварливых жен, неверных мужей и тому подобного.
— Signore, sentite! — услышал он за своей спиной. Вадим оглянулся. На него смотрела красивая, но очень накрашенная девушка в коротком белом платье с огромным декольте.
— Vuole distrarsi?
— No, — покачал головой Вадим, без слов понявший, что ему предлагается.
— Che peccato, mio bello bambino! — разочарованно протянула итальяночка, и Вадим вдруг подумал, что с удовольствием бы остался здесь, на этой улице, пропахшей резиной и острыми приправами, с этой девочкой, с которой было бы все просто, потому что все ясно.
«А Валерия?» — возникла испуганная мысль. Вадим сделал над собой усилие. О Валерии думать нельзя, завтра соревнования. Можно думать о чем угодно постороннем, об этой девочке, о Риме, о Колизее, но только не о Валерии.
Закончился второй день состязаний, и Вадим успешно продвигался все выше и выше по турнирной таблице. Он вышел в одну восьмую финала. Это само по себе уже было гигантским достижением, но впереди еще встреча с Лефевром, и тогда… Лучше не думать о том, что будет тогда.
О нем уже заговорили. Vadim Voronov, Russia. Это имя теперь произносили на все лады со всеми возможными выговорами и акцентами.
Вызывало некоторое беспокойство плечо. К концу изматывающей партии с Петерсом, длившейся больше трех часов, оно снова дало о себе знать. Сразу же после победы Вадим сообщил об этом тренеру.
— Ничего, Ворон, держись. Пусть Павел сделает тебе новокаин. Анальгетики не стоит принимать, черт их знает, вдруг придерутся. Сейчас же все с ума сошли с этим допинговым контролем. А теперь — расслабиться и отдыхать.
Вечером, посетив массажный кабинет и сауну, наплававшись в бассейне, Вадим чувствовал себя полностью в форме. Он казался себе сильным и непобедимым, и в том, что он непременно должен выйти в четверть финала, у него не было теперь никаких сомнении. Он мог все. Это состояние победителя продолжалось с той самой секунды, когда он только вышел на корт. Протянуть бы его, и Vadim Voronov, Russia, встанет в ряд с Чангом, Агасси, Иванишевичем, Кафельниковым.
Если не подведет плечо…
И Вадим решительно направился к номеру Адрианыча.
На следующий день погода была по-прежнему итальянской: светило щедрое солнце, улыбались люди. И сам Вадим чувствовал себя приподнято. Тело казалось легким и гуттаперчивым, ракетка легкой как пушинка, а предстоящий поединок — сложной, но увлекательной игрой, в которой ему, Воронову, была обеспечена победа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Ну что ты, мама, конечно, не против, — сказал Вадим и, поймав, вопросительный взгляд жены, пояснил: — Мистер Уолш — старый знакомый нашей семьи. Торговец живописью и антиквариатом.
— Он и у вас что-нибудь покупал? — с интересом спросила Валерия.
— Бывало иногда, — небрежно сказал Вадим. — Кое-что из дедовых картин.
Валерия невольно обвела взглядом стены. Любопытно. Ей-то казалось, что все эти картины лишь любительская мазня, которая висит из уважения к памяти деда. Но слово «живопись» придавало им совершенно другой оттенок. Живопись — звучит солидно. Алина Лисовская частенько хвасталась покупками, которые Жора отыскивал в антикварных магазинах, и с восторгом называла цены, а недавно говорила про какого-то настоящего Филонова. Валерия даже ходила смотреть. Оказалось — мазня мазней, но на словах она бурно восхищалась. Еще Антон приучил ее к тому, что, услышав имена Сальвадор Дали или Модильяни, надо делать значительное и понимающее лицо. Правда, в глубине души Валерия была уверена, что самая лучшая картина — та, которая больше всего похожа на фотографию. А живопись — это то, что висит в Эрмитаже. А оказывается, вот эти непонятные картины — тоже живопись.
Рассеянный взгляд Валерии скользил по знакомой ей обстановке гостиной. Если картины могут представлять интерес для иностранного коммерсанта, может быть, в квартире есть еще что-нибудь ценное. Например, резное кресло, обитое кожей, в котором любит сидеть Владимир Вадимович, или вот этот дубовый буфет, высокий, чуть не до потолка… А что, вполне может оказаться, что вещь ценная. Интересно, сколько можно за него выручить?..
Но тут Валерия сама оборвала свои размышления. Сколько бы все это ни стоило, все равно не хватит на то, чтобы закончить и обставить дом. Это уже совсем Другой уровень.
Раздался звонок в дверь, и Нонна Анатольевна пошла встречать гостя.
Англичанин разочаровал Валерию. Он оказался невысоким, полноватым мужчиной с начинающими редеть волосами. И лицо самое заурядное, вот только глаза внимательные и цепкие, сразу видно, что умом природа не обидела.
Зато впечатление мистера Сэмюела Уолша при взгляде на молодую жену Вадима было совершенно иным. Отправляясь в гости, Валерия, как всегда, очень тщательно отнеслась к своему внешнему виду. Она никогда не надевала тапочки, которые гостеприимные Вороновы по русской традиции предлагали гостям у порога, — Вадим каждый раз нес за ней из машины пакет с модными туфлями. Поэтому, когда Вороновы поднялись из-за стола, чтобы приветствовать гостя, Валерия предстала во всем блеске: от стройных ног, которых не скрывала короткая обтягивающая юбка, до густых волос, уложенных блестящими волнами.
— Очень приятно с вами познакомиться, — произнес англичанин. По-русски он говорил с забавным акцентом, но в целом неплохо.
— Мне тоже. — Валерия одарила его своей фирменной, слегка загадочной улыбкой.
— Я слышал о вашей свадьбе, и мне приятно поздравить вас и пожелать вам счастья. — Он церемонно взял руку Валерии и поднес к губам.
Нонна Анатольевна удалилась на кухню готовить. кофе. Гость попробовал салаты, но от горячего отказался, так как шел с делового ужина и не был голоден. Владимир Вадимович налил присутствующим коньяку и стал расспрашивать гостя, что на этот раз привело его в Петербург. Англичанин отвечал любезно и уклончиво, то и дело улыбался Валерии, как бы приглашая ее к участию в разговоре.
— Я слышал, вы провели свадебное путешествие на Мальорке, — сказал он, когда в разговоре наступила пауза.
Валерия оживилась и попросила Вадима принести альбом с фотографиями. Мистер Уолш с интересом разглядывал снимки, переводил взгляд на Валерию и делал комплименты, которые она с удовольствием принимала
Позже, в конце вечера, мистер Уолш вышел вместе с хозяйном на кухню — покурить, хотя сам не курил.
Валерия через некоторое время решила присоединиться к ним. Подходя к кухне, она услышала:
— Подумайте, мистер Воронов. Мое предложение остается в силе.
— Я уже говорил вам, мистер Уолш, и могу только повторить еще раз — эта картина не продается.
Когда на кухне появилась Валерия, разговор сразу прекратился, правда, в глазах англичанина еще были заметны досада и раздражение, но он тут же просиял своей любезной улыбкой.
Прощаясь, мистер Уолш достал из дипломата небольшой сверток.
— Миссис Воронов, — сказал он, обращаясь к Валерии. — Я был счастлив познакомиться с вами и а знак того, что я желаю вашей молодой семье счастья и благополучия, прошу принять этот подарок. — Он развернул сверток, и все увидели в прозрачной коробочке изящный бело-голубой подсвечник, — Веджвудский фарфор, — пояснил он. — Этот завод существует с восемнадцатого века.
— Какая красота. Большое спасибо, — сказала Валерия. И хотя подсвечник ей показался самым обыкновенным, она уже представила, как покажет подарок Алине Лисовской и небрежно упомянет о знакомстве с торговцем антиквариатом.
По дороге домой она сказала Вадиму:
— По-моему, я покорила вашего англичанина. Он весь вечер с меня глаз не сводил.
— Обычная вежливость, — отмахнулся Вадим. — У них так принято.
— А что, он опять у вас что-то покупает?
— Не знаю, — пожал плечами Вадим, которому не хотелось продолжать этот разговор. — По-моему, просто поддерживает отношения.
— А о чем он говорил с твоим отцом?
— Наверно, о «Женщине с петухом». Очень хочет ее купить.
— И сколько он дает?
— Несколько тысяч фунтов.
— Слушай, Вадим, — вдруг сказала Валерия, сделавшая в уме кое-какие выкладки, — может, не стоит упускать шанс? Этих денег хватило бы, чтобы закончить дом, а потом ты привезешь с турнира. В конце концов, ты тоже имеешь право на это наследство.
— Что?! — В первый миг Вадиму показалось, что он ослышался. — Ты с ума сошла! «Женщина с петухом» никогда не покинет нашего дома, ты поняла меня? И чтобы больше я не слышал об этом ни звука!
Валерия замолчала.
Когда они подъехали к дому, Вадим, который раскаивался в том, что так накричал на жену, помог ей выйти из машины и тут же на улице обнял за плечи.
Валерия прижалась к нему, принимая его ласку, и решила, что лучше отложить разговор до другого раза.
* * *
— Да ты что, Воронов, что с тобой? — недовольно спросил Ник-Саныч.
Вадим молчал.
— Ты что, играть, что ли, разучился?
— Да чего-то плечо опять…
— Что? — прямо заревел тренер. — Это с тех пор?!
— Ну да…
— И ты молчишь? Я думал, у тебя прошло все.
— Да чего-то вот… Павел Адрианыч говорит — невралгия. Чего-то опять прихватила.
— Немедленно к врачу! Немедленно! Ты слышишь? Клади ракетку!
Спортивный врач принял Вадима сразу. Он опять осмотрел плечо, снова о чем-то задумался и снова сказал то же самое:
— Невралгия. Ты последнее время больше не тянул руку? Никаких мелких травм не было?
— Да ерунда какая-то… Попросила жена помочь кирпич разгрузить…
— Жена, кирпич разгрузить, — понимающе кивнул врач. — А зачем он вам понадобился, этот кирпич, если не секрет?
— Дом строим, — неохотно ответил Вадим.
— Отли-ично, — сказал врач, и Вадиму почудились в его голосе злобные нотки. — Прекрасно. Дом строите. Причем кирпичный. Это вам не дедовский сруб. А вот мне. Ворон, это не по карману. У тебя что, жена миллионерша?
— Миллиардерша, — отрезал Вадим, показывая, что разговор на эту тему закончен.
— Что ж, миллиардерша — это неплохо, — добродушно продолжал Челентаныч, как будто ничего не замечая. — Ты, кстати, видел мою коллекцию? Ты ведь и сам коллекционер, может быть, интересно будет взглянуть?
— У вас непроверенные сведения. Я никакого отношения к коллекционированию не имею.
— Но ты же спортсмен, а я собираю спортивные награды, самые разные. Между прочим, у меня есть кубок Яшина. Не любопытно взглянуть?
— Нет.
— Жаль-жаль. А то пришел бы, выпили бы чайку. — Вадим молчал, а врач как ни в чем ни бывало продолжал: — Кстати, у меня на примете есть одна любопытная вещица. Бронзовая медаль Марии Лазутиной. Помнишь такую? Как она тогда расстроилась из-за этой бронзы! И просят-то за нее всего ничего.
— Мне это совершенно неинтересно, — оборвал Павла Адриановича Вадим. — И вообще, у меня нет денег на покупку подобных вещей.
— Любишь ты прибедняться. Ворон, — сказал врач. — Кстати, эта миллиардерша не та, которую ты когда-то сбил на машине?
— Нет, не та, — мрачно процедил Вадим.
— А то привет ей хотел передать. — Воронов молчал, а Павел Адрианович после некоторой паузы добавил: — Зря ты со мной не ладишь, ох зря. Ладно, завтра перед тренировкой зайдешь ко мне. Сделаю тебе новокаин. Будешь как новый. Или принимай любые анальгетики, только не верь рекламе. Все эти панадолы ихние да солпадеины — чушь собачья. С нашим пенталгином ничто не сравнится.
Врач был настолько неприятен Вадиму, что он даже не колебался. Купил по дороге упаковку анальгина и сразу проглотил. А то руль становилось тяжело удерживать. Это руль. Ракетка-то ведь полкилограмма весит.
Боль скоро угасла, но настроение оставалось скверным. «А ведь перед соревнованиями придется колоть новокаин, — мрачно размышлял Вадим. — Анальгетики лучше не глотать, еще примут за стимуляторы. Эх, жизнь-копейка».
На самом деле Вадим всерьез не очень беспокоился. Ну даже если пропустит какие-нибудь соревнования, наверстает потом. Вот только Валерия… Что она скажет…
И впервые за долгое время вдруг вспомнилась Кристина. Та бы ничего не сказала. Пожалела бы только.
Он с силой ударил по тормозам. Красный свет. «Еще чего — пожалеет! — мрачно думал он, презирая самого себя за слабость. — Только не хватало, чтобы меня жалели».
Впереди зажегся зеленый, и Вадим, переехав мост, оказался на Петроградской.
Часть пятая
Высоко будет падать
Вадим летел в Рим с легким сердцем. Все постепенно налаживалось, даже холодок между родителями и женой стал понемногу уходить.
И еще почти прошла ставшая привычной боль в плече. Вадим даже с некоторой теплотой вспомнил Адрианыча. Конечно, дерьмо мужик, но врач классный, этого не отнять. Цикл новокаина — и все как рукой сняло.
Вадим отвернулся от иллюминатора, где далеко внизу плыли пуховые облака, и закрыл глаза. Теперь забыть обо всем… Забыть Валерию, родителей, мистера Уолша, фонд ЗДР — все… И уж тем более упрямо возникавший в мозгу смутный образ: рыженькая девушка в кресле-качалке под цветастым пледом…
Теперь главное — думать о том, что надо выиграть. Необходимо. Сейчас это важнее всего на свете. Все поставить на карту. Это и называется ВОЛЯ К ПОБЕДЕ.
И Вадим стал входить в то особое состояние, которое овладевает спортсменом перед важными соревнованиями. Это не волнение, нет, напротив, он должен быть совершенно, абсолютно спокоен. И в то же время все его мысли, чувства, все в нем должно быть направлено только на одно — победить.
«Если вас бросила жена, — любил говорить им тренер Ник-Саныч, — то во время соревнований вы об этом не помните. Понимаете, что я говорю? Мало не Думать, надо НЕ ПОМНИТЬ».
И вот сейчас, сидя в удобном кресле «Боинга», Вадим Воронов забывал. Он забывал обо всем, кроме тенниса. Надо выиграть. Надо.
В Риме было жарко, бешено жарило с неба средиземноморское солнце, но Вадим был рад этому контрасту. Это помогало забыть дождливый даже летом Питер.
Спортсменов поселили в удобном отеле, где для них имелось все, начиная от бассейнов и массажных кабинетов и кончая уютными кафе и ресторанчиками.
Еще в Reception Вадим стал с интересом оглядываться вокруг, хотя старался по возможности скрыть свое любопытство. Здесь ведь могут появиться сильнейшие ракетки мира. Вот промелькнула несколько мужеподобная, но все равно по-своему обаятельная Мартина Навратилова, мелькнул Андре Агасси, или это не он?..
Конечно, это не Уимблдон и не Кубок Дэвиса, и все же турнир достаточно серьезный, на котором можно ожидать лучших из лучших. Кафельников, правда, не поехал, и, надо думать, соберутся не все до одной теннисные знаменитости. И все же Вадима переполняла гордость за одно то, что он попал сюда. Единственный из всего петербургского клуба, один из немногих, собранных по всей России.
Даже если он не выйдет в финал или полуфинал, все равно уже один факт того, что он находился на корте вместе с Майклом Чангом (хоть тот и не был ему особенно симпатичен), был настоящим событием. И даже если он окажется последним (хотя Вадим очень рассчитывал на то, что этого-то как раз не произойдет), он получит плату за участие — вполне солидную по российским масштабам сумму в валюте.
Вечером, когда все уже устроились, в номер к Вадиму заглянул Ник-Саныч:
— Ну, Ворон, как настроение?
— Да вроде нормально.
— Хорошо. Как плечо?
— Забыл о том, что вообще болело.
— Прекрасно. Все-таки проконсультируйся с Павлом. Потому что, сам понимаешь, сейчас тебе болеть запрещено. Вот так. Если хочешь, можешь прогуляться, но в одиннадцать ноль-ноль — в койку, как штык. Это приказ.
— Слушаю и повинуюсь.
Когда Ник-Саныч ушел, Вадим постоял несколько минут у окна, попробовал открыть его, но это оказалось невозможным, — современные окна не открываются. Тогда он, взяв несколько незнакомых на вид бумажек, большие цифры на которых уже не изумляли переживших галопирующую инфляцию россиян, вышел на улицу.
После навеянной кондиционерами прохлады отеля римская улица показалась душной. Пахло жареным и острым, цветами, духами и потом, и все это перекрывал запах резины и выхлопных газов.
Но люди вокруг, говорившие на певучем итальянском, казались довольными и веселыми. Удивительно, до чего итальянцы всегда умудряются сохранять жизнерадостность, как будто у них не бывает сварливых жен, неверных мужей и тому подобного.
— Signore, sentite! — услышал он за своей спиной. Вадим оглянулся. На него смотрела красивая, но очень накрашенная девушка в коротком белом платье с огромным декольте.
— Vuole distrarsi?
— No, — покачал головой Вадим, без слов понявший, что ему предлагается.
— Che peccato, mio bello bambino! — разочарованно протянула итальяночка, и Вадим вдруг подумал, что с удовольствием бы остался здесь, на этой улице, пропахшей резиной и острыми приправами, с этой девочкой, с которой было бы все просто, потому что все ясно.
«А Валерия?» — возникла испуганная мысль. Вадим сделал над собой усилие. О Валерии думать нельзя, завтра соревнования. Можно думать о чем угодно постороннем, об этой девочке, о Риме, о Колизее, но только не о Валерии.
Закончился второй день состязаний, и Вадим успешно продвигался все выше и выше по турнирной таблице. Он вышел в одну восьмую финала. Это само по себе уже было гигантским достижением, но впереди еще встреча с Лефевром, и тогда… Лучше не думать о том, что будет тогда.
О нем уже заговорили. Vadim Voronov, Russia. Это имя теперь произносили на все лады со всеми возможными выговорами и акцентами.
Вызывало некоторое беспокойство плечо. К концу изматывающей партии с Петерсом, длившейся больше трех часов, оно снова дало о себе знать. Сразу же после победы Вадим сообщил об этом тренеру.
— Ничего, Ворон, держись. Пусть Павел сделает тебе новокаин. Анальгетики не стоит принимать, черт их знает, вдруг придерутся. Сейчас же все с ума сошли с этим допинговым контролем. А теперь — расслабиться и отдыхать.
Вечером, посетив массажный кабинет и сауну, наплававшись в бассейне, Вадим чувствовал себя полностью в форме. Он казался себе сильным и непобедимым, и в том, что он непременно должен выйти в четверть финала, у него не было теперь никаких сомнении. Он мог все. Это состояние победителя продолжалось с той самой секунды, когда он только вышел на корт. Протянуть бы его, и Vadim Voronov, Russia, встанет в ряд с Чангом, Агасси, Иванишевичем, Кафельниковым.
Если не подведет плечо…
И Вадим решительно направился к номеру Адрианыча.
На следующий день погода была по-прежнему итальянской: светило щедрое солнце, улыбались люди. И сам Вадим чувствовал себя приподнято. Тело казалось легким и гуттаперчивым, ракетка легкой как пушинка, а предстоящий поединок — сложной, но увлекательной игрой, в которой ему, Воронову, была обеспечена победа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51