Белошей обычно вступал в драку только тогда, когда не было иного выхода, но по природе своей он не был драчлив. С упавшим сердцем Дрэм подумал о том, что Белошей погибнет, если стравить его с этим псом, погибнет именно потому, что он не убийца.
Все смотрели на Дрэма, дожидаясь, когда он вытолкнет собаку на круг. Пауза длилась не более двух ударов пульса, но Дрэму показалось, что их была сотня. Поставив на землю кувшин с медом, который все еще держал в руках, он вышел вперед — Белошей, как обычно, крутился у его ног.
Высоко вскинув голову, он повернулся лицом к Царю, Дамнориксу и толстобрюхому Брэгону.
— Мы, Новые Копья Дамнорикса, зовемся Собаками Дамнорикса, а это значит, что мы тоже можем участвовать в собачьей битве. Пусть выйдет кто-нибудь из Собак Брэгона, из его Новых Копий, и сразится со мной прямо здесь, у костра, вместо третьей пары собак.
Испуганный гул прошел по кругу, раздались встревоженные голоса. Слыханное ли дело, чтоб мальчишка, который еще даже не убил волка, осмелился поднять голос и бросить вызов в присутствии знаменитых воинов племени, в присутствии самого Царя. Но, как ни странно, дерзкий поступок Дрэма угодил под настроение хмельных соплеменников. Царь рассмеялся и ударил ладонью по колену.
— Молодец, Собака Дамнорикса! Хорошо придумал! Ну, а что нам скажут на это Собаки Брэгона?
Брэгон ухватился большими пальцами за пояс под огромным животом и свистнул. И тотчас же один за другим к нему подошли его Новые Копья, протиснувшись сквозь толпу вождей. Дрэм сосчитал — их было восемь, и среди них Кунеда, виновник вчерашней стычки из-за кобылы.
— Ну, так кто из вас принимает вызов? — спросил Брэгон.
Воцарилось молчание, тяжелое и томительное. Дрэм горящими глазами обвел лица мальчиков, переводя взгляд с одного на другое. Все восемь лиц были непроницаемы, но Дрэм хорошо понимал, что никому из Собак Брэгона не хотелось покрыть себя позором, потерпев поражение от однорукого противника. Но если бы даже и удалось одержать победу, это принесло бы немного чести. Рот пересох, и он кончиком языка облизал губы и при этом улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка вышла как можно более оскорбительной. Но если они откажутся драться…
Он знал, что где-то здесь дед, Тэлори и Драстик, который подошел к Царскому Костру вместе с другими воинами клана, пробившись сквозь толпу. Ему казалось, что на него сейчас смотрит все племя. Дамнорикс даже не свистнул своих Собак. Но неожиданно они все вдруг оказались рядом, проскользнув, как и Собаки Брэгона, между собравшимися толпами людей. Он почувствовал, как они сгрудились у него за спиной, как плечо Вортрикса коснулось его плеча. Их объединили годы учения, тесные узы братства. И он знал, что они, что бы не случилось" будут стоять за него, все, за исключением, быть может, Луги. А если Собаки Брэгона откажутся драться, они все равно будут стоять на его стороне, перед лицом всего племени они засмеют этих парней, убоявшихся однорукого героя. Но когда они останутся без свидетелей, они будут смотреть на его руку точно так, как они смотрели в тот первый вечер в Школе, и в их глазах он сразу же утратит завоеванное им почетное место. Дрэм хорошо знал свой мир. Это был жестокий мир, где вся стая обрушивается на слабого и где не приходится ждать ни милости, ни пощады.
Брэгон стоял, заложив руки за пояс и широко расставив ноги.
— Жаль, что никто из моих молодых Собак не бегает на трех лапах. Я все же думаю, что…
У Дрэма упало сердце. Но вдруг Луга, сидевший поблизости от него, обернулся вполоборота и, оглядев с ног до головы Кунеду, сказал с легким смешком:
— Иногда и собака о трех лапах может пригодиться. — А затем добавил, будто о чем-то постороннем: — Разве тебе не нужен помощник, чтобы управиться с лошадью?
Дрэм бросил на Лугу изумленный взгляд. Он думал — коли вообще думал об этом, — что Луга был бы рад, если бы убили Белошея и тем более если бы убили его, Дрэма. Но как только эта мысль пришла ему в голову, он понял, что это не так, однако времени на размышления не оставалось.
Для вождей и старейшин кланов этот обмен колкостями был пустой, не имеющей смысла перепалкой, но Собаки Брэгона сразу смекнули, о чем речь, как и Собаки Дамнорикса. И все они знали, что противная сторона тоже знает. И от этого было не уйти Кунеда пожал плечами, словно желал показать, что все это его мало волнует, но краска гнева, как и накануне, залила лоб, и он выхватил из-за пояса кинжал.
— Ну, хорошо, я буду драться одной рукой. Привяжите вторую мне за спину, если потребуется.
— Нет, не надо. Тогда бой будет неравный, я ведь специально тренировался драться одной рукой.
Дрэм улыбнулся, хотя чувствовал, как пот выступил над верхней губой. Все больше людей покидали свои места у костров и подходили поближе.
Собаки, чуя в воздухе что-то необычное, ощетинились и рвались, громко рыча, из хозяйских рук, пытающихся удержать их за широкие ошейники с бронзовыми бляшками.
Царь, стоя, смотрел на это зрелище, теребя за уши своего волкодава. Похожий на клюв нос придавал ему сходство с хищной птицей.
— Вот это будет настоящая собачья битва, — сказал он. — Впрочем, постойте… Третья пара как бы голая, никак не защищена. Смотрите, у собак густая грива, не хуже, чем у волка. Шерсть — по самое горло. Мне кажется, щит не нужен. Это ведь собачья битва. Нет, не надо щита. Ирдун, сходи-ка за охотничьими ремнями.
Из Царского Дворца были принесены ремни из толстой, но в то же время эластичной лошадиной кожи, какие надевают охотники, отправляясь на волчью или кабанью тропу. Дрэм скинул шафранно-желтую набедренную повязку и стоял, словно во сне, пока Вортрикс, оттеснив остальных, обвязывал ему ремнями живот, бедра и левое предплечье. Ясные блестящие глаза Вортрикса глядели непривычно хмуро, а рот был сурово сжат. Белошей ни на минуту не отходил от Дрэма — он ласково терся об него мордой и тихонько повизгивал.
Затянув последний ремень, Вортрикс сказал:
— А теперь дай мне твой кинжал и возьми мой. Мой лучше.
На самом деле кинжалы почти ничем не различались. Но Дрэм знал — если бы на битву пошел Вортрикс, он поступил бы точно так же. Отдать свой кинжал — это единственное, что он мог сделать, чтобы помочь другу.
— Хорошо, я возьму твой кинжал. А ты подержи Белошея.
Толпа отхлынула, освобождая большой круг у костра. Царь снова уселся на свою раскрашенную, застланную шкурами скамью, где у подножия сидел слепой арфист. Четыре пса в новом приступе ярости рвались из рук, и их ворчание перешло в монотонный рык, в котором была злоба и ненависть. Почти всех собак отогнали подальше, чтобы они не ввязались в драку.
— Удачной тебе охоты, мой кровный брат! — сказал Вортрикс,
Дрэм услыхал его слова сквозь град советов и наставлений, который обрушили на него товарищи и к которым он был уже не в состоянии прислушаться. Затем он вступил в пустой круг.
В толпе, сейчас отделенной от него свободным пространством, он сразу же заметил деда: старик сидел, завернувшись по самые уши в бобровый плащ, и глядел куда-то в середину круга, поскольку ему не пристало на глазах у людей выказывать интерес к молодому соплеменнику, да к тому же еще не убившему волка. На лице Драстика, стоящего возле деда, была паника. Бедняга Драстик! Он вечно принимает все так близко к сердцу. Вот и сейчас он скорее всего мучается, думая о том, что скажет матери, когда все будет кончено. Тэлори, презрев обычай, смотрел прямо на него. Свет от костра, переливающийся в складках алого плаща и искрящийся на кольцах длинной змейки, свисающей с локтя, резче оттенял смуглоту и диковатую гибкость охотника. Между ним и мальчиком протянулась ниточка, незримая для остальных, и Дрэм как бы услышал знакомый ободряющий голос.
И тогда он пошел навстречу врагу, двигаясь, как собака, на негнущихся ногах.
Они сошлись в середине круга и остановились. Туман, как ему показалось, снова начал сгущаться, и золотой дымок костра уже не так отчетливо освещал лица в дальних рядах толпы Он почувствовал, как внезапно все смолкло и только злобное монотонное рычание собак нарушало тишину. Глаза всех мужей племени сейчас были устремлены на него, это он хорошо ощущал. Но он не понимал и не знал — его мужская гордость никогда не позволила бы ему даже задуматься о таких пустяках, — как хорош он был в эту минуту, на пороге смертельной схватки. Он стоял в золотистом тумане, освещенный пламенем костра, высокий, худенький рыжеволосый мальчик, мускулистый и гибкий, как царский волкодав. И что удивительно, рука, висевшая будто перебитое крыло, нисколько не портила, а даже подчеркивала его юную мужественность.
Затем с диким рычанием мимо него промчались спущенные собаки и вцепились друг другу в глотки. Затишье кончилось.
В отличие от собак, Дрэм и его противник осторожно кружили, слегка пригнувшись и не приближаясь друг к другу. Дрэм старался следить за глазами Кунеды. «Следите за глазами, только за глазами, не смотрите на руку с кинжалом», — без конца повторял им старый Кайлан, их наставник. Кунеда первым сделал прыжок, но Дрэм за секунду до этого уловил движение глаз и успел увернуться. Он почувствовал, как кинжал полоснул воздух у самого плеча. Он тут же прыгнул, но Кунеда с молниеносной быстротой отразил удар — кинжалы стукнулись со звоном, и волна от сотрясения прошла по руке Дрэма. С обеих сторон до его слуха доносилось злобное рычание собак и рокот голосов, то нарастающий, то стихающий. Мир сузился, сосредоточившись в кружке золотистого, пахнущего морем тумана, где он теперь был один на один со своим врагом.
Однажды ему пришлось вот так драться, забыв обо всем на свете, но сейчас все выглядело иначе — не было беспорядочно сыпавшихся ударов, не было запаха крови, щекочущего ноздри. Битва напоминала скорее какой-то ритуальный поединок, но тем не менее смертельный. Однако, как и в тот раз, так и теперь, от нее почему-то зависела его алая воинская награда.
Кунеда прыгнул снова — и снова зазвенела бронза. Отдернув руку с кинжалом, Дрэм подскочил совсем близко к Кунеде и, не дав ему уйти, ранил в руку, чуть повыше локтя Неожиданно завыла собака и поднялся невообразимый шум. Сделав несколько кругов на расстоянии, мальчики вдруг сблизились, продолжая наносить и отражать удары.
Дрэм ощутил обжигающую боль в боку, будто старик Кайлан прошелся по нему хлыстом из воловьей кожи. Громко рассмеявшись, он прыжками стал приближаться к противнику, и тот невольно начал отступать. Он видел лицо Кунеды, закушенную губу, раздувающиеся ноздри. Кунеда явно терпел поражение, как и накануне с кобылой. «Это даже к лучшему, — подумал Дрэм, — так скорее все решится».
Стремительность, с которой они вцепились друг в друга, сделала их похожими на дерущихся диких котов, но затем они снова отскочили друг от друга и опять принялись осторожно кружить.
Развязка наступила неожиданно. Она едва не стала роковой для Дрэма, скорее по прихоти случая, чем из-за перевеса в ловкости его противника. Он вовремя уловил опасный огонек в глазах Кунеды и, как в прошлый раз, успел уклониться от удара. Но в ту же минуту он услыхал за спиной страшный шум и что-то рычащее навалилось на него, сбив с ног. Он налетел на двух намертво сцепившихся псов. В мгновение ока Кунеда оказался на нем. Дрэм видел, как сверкнуло занесенное над ним лезвие, и задергался, стараясь высвободить руку. Он понимал, что не может предотвратить удара и, пытаясь защитить грудь, подставил руку с кинжалом. Острое лезвие пройдя сквозь ремни из лошадиной кожи, пропороло ее от запястья до локтя, но Дрэм тут же резко выбросил руку вверх. Удар попал в цель, и кинжал вонзился в плечо Кунеды.
Царь, который все это время сидел на своей раскрашенной скамье, вдруг наклонился, казалось, прислушиваясь к тому, что говорил ему слепой арфист. Кивнув, он поднялся и теперь стоял подбоченившись, обозревая сцену битвы.
Но Дрэм всего этого не видел. Когда Кунеда, вскрикнув от боли, накренился и, с трудом переводя дыхание, встал на ноги, он услыхал голос Царя, заставивший смолкнуть остальные голоса.
— Кончайте, хватит! Битва была честной, и теперь она окончена.
Он в первый момент ничего не понял, но он увидел какую-то новую искру в глазах Кунеды, который с усилием поднимался на ноги, зажав раненое плечо. И это была искра радости.
Еще некоторое время Дрэм и его противник, который больше не был его противником, стояли и смотрели друг на друга, не замечая, как разом заговорила и забурлила толпа. Хозяин одной из собак-победительниц пытался увести ее с поля, тогда как другая, вся израненная, все еще стояла над телом своего бездыханного врага, слизывая кровь с морды. На земле, окрашенной кровью, в агонии каталась третья собака с разорванным горлом. Кто-то из воинов наклонился и ударом кинжала положил конец мучениям несчастного пса.
Дрэм повернулся и двинулся туда, где сидели свои, с независимым видом раскачивая плечами, хотя ноги еще слушались плохо. Струйка крови стекала из пропоротой руки, и он делал усилие, чтобы не выронить кинжал. Белошей, вырвавшись наконец из рук, державших его за ошейник, уже мчался ему навстречу, виляя пушистым хвостом. Все вдруг оказались возле него, а Вортрикс обнимал его за плечи.
— Сердце мое полно радости, — сказал он. — Охота была что надо.
Был здесь и волосатый Кайлан, наставник из Школы Юношей, и с ним жрец, державший наготове полотняные бинты и черную мазь с резким противным запахом.
Царь стоял в окружении предводителей кланов, широко расставив ноги и слегка раскачиваясь, — чаша с медом была у него в руке.
— Нет, нет, мы хорошо повеселились, — сказал он в ответ на протест одного из старых вождей, недовольного тем, что битве не дали завершиться естественным путем. — Зачем племени терять волка, а то и двух?
— Ты, конечно, прав, но дело с кинжалом тем не менее с места не сдвинулось и, следовательно, не завершено, — возразил другой вождь. — Рассуди сам, две собаки, одна из клана Брэгона, а вторая Дамнорикса, выиграли битву, а мальчишкам ты не дал кончить драку. Значит, все остается, как было, и спор, таким образом, не решен.
— Твои слова справедливы, Финдебар, — сказал Царь, и подобие улыбки, далеко не веселой, скользнуло по его юному бородатому лицу. — Спор пока не решен. Но так как надо ему положить конец… Мне кажется неправильным, что кинжал, обладающий такой большой магической силой, находится в руках Вождя клана, даже такого великого, как ты, брат мой Брэгон, тогда как Царь владеет всего лишь бронзовым кинжалом, ничем не отличающимся от тех, что носят за поясом простые смертные. Я не сомневаюсь, что именно по этой причине Брэгон, предводитель клана, решил передать свой серый кинжал в Царские руки.
Брэгон сделал судорожное глотательное движение и залился краской, как ивовый прут соком
— Царь… Царь, верно, шутит, — выдавил он с трудом.
— Какие могут быть шутки?! Царь похоронил все шутки в отцовском погребальном костре, — сказал, улыбнувшись, рыжий великан и протянул руку за оружием.
Брэгон, теперь уже багровый, вытащил из-за пояса серый кинжал и, прижав его на мгновение ко лбу, вложил в протянутую руку.
В ответ Царь снял с пояса свой кинжал, богато инкрустированный серебром и красным янтарем, и протянул его Брэгону со словами:
— А в обмен возьми вот этот, чтобы дареный нож не нарушил дружбу между Царем и его воином.
Сразу же все страсти улеглись. Запрокинув — огромную рыжую голову, Дамнорикс разразился громовым хохотом, который был подхвачен предводителями кланов и стоящими вокруг воинами. Они хохотали так заливисто, что даже лицо Брэгона растянулось в невольной улыбке. В конце концов не так уж и плох царский подарок. На другом конце площадки старый Катлан, одобрительно хмыкнув, повернулся к стоящему возле него Тэлори-охотнику.
— Смотри-ка, у молодого быка, оказывается, на плечах голова старика. Здорово он отвел беду от кланов, да еще и заполучил для себя серый кинжал.
Тэлори улыбнулся своей неожиданной мрачноватой улыбкой, обнажив волчьи резцы.
— Судя по всему, молодой бык не лишен мудрости, или же у него хороший советчик, этот слепой арфист. Мне кажется, это мудрое решение — прекратить бой и избавить брэгоновского мальчишку от позора быть побитым одноруким противником. Такая история могла бы надолго посеять вражду между кланами.
Дед бросил на него взгляд из-под лохматых золотисто-седых бровей.
— Ты думаешь, это так бы кончилось? — спросил он.
— Думаю, что да, после удара в плечо. Он ведь прирожденный боец, этот ваш щенок.
Дрэм слышал раскаты смеха там, где собрались мужчины, но он не знал, почему они смеются. Ранку на боку жрец смазал ему мазью и туго стянул распоротую руку полотняным бинтом, чтобы остановить кровь. Возле него были все его товарищи. Его мучила жажда, и он попросил пить. Луга первым вскочил, принес кувшин ячменного пива и придержал его, пока Дрэм пил, потому что тугая повязка не давала ему согнуть руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Все смотрели на Дрэма, дожидаясь, когда он вытолкнет собаку на круг. Пауза длилась не более двух ударов пульса, но Дрэму показалось, что их была сотня. Поставив на землю кувшин с медом, который все еще держал в руках, он вышел вперед — Белошей, как обычно, крутился у его ног.
Высоко вскинув голову, он повернулся лицом к Царю, Дамнориксу и толстобрюхому Брэгону.
— Мы, Новые Копья Дамнорикса, зовемся Собаками Дамнорикса, а это значит, что мы тоже можем участвовать в собачьей битве. Пусть выйдет кто-нибудь из Собак Брэгона, из его Новых Копий, и сразится со мной прямо здесь, у костра, вместо третьей пары собак.
Испуганный гул прошел по кругу, раздались встревоженные голоса. Слыханное ли дело, чтоб мальчишка, который еще даже не убил волка, осмелился поднять голос и бросить вызов в присутствии знаменитых воинов племени, в присутствии самого Царя. Но, как ни странно, дерзкий поступок Дрэма угодил под настроение хмельных соплеменников. Царь рассмеялся и ударил ладонью по колену.
— Молодец, Собака Дамнорикса! Хорошо придумал! Ну, а что нам скажут на это Собаки Брэгона?
Брэгон ухватился большими пальцами за пояс под огромным животом и свистнул. И тотчас же один за другим к нему подошли его Новые Копья, протиснувшись сквозь толпу вождей. Дрэм сосчитал — их было восемь, и среди них Кунеда, виновник вчерашней стычки из-за кобылы.
— Ну, так кто из вас принимает вызов? — спросил Брэгон.
Воцарилось молчание, тяжелое и томительное. Дрэм горящими глазами обвел лица мальчиков, переводя взгляд с одного на другое. Все восемь лиц были непроницаемы, но Дрэм хорошо понимал, что никому из Собак Брэгона не хотелось покрыть себя позором, потерпев поражение от однорукого противника. Но если бы даже и удалось одержать победу, это принесло бы немного чести. Рот пересох, и он кончиком языка облизал губы и при этом улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка вышла как можно более оскорбительной. Но если они откажутся драться…
Он знал, что где-то здесь дед, Тэлори и Драстик, который подошел к Царскому Костру вместе с другими воинами клана, пробившись сквозь толпу. Ему казалось, что на него сейчас смотрит все племя. Дамнорикс даже не свистнул своих Собак. Но неожиданно они все вдруг оказались рядом, проскользнув, как и Собаки Брэгона, между собравшимися толпами людей. Он почувствовал, как они сгрудились у него за спиной, как плечо Вортрикса коснулось его плеча. Их объединили годы учения, тесные узы братства. И он знал, что они, что бы не случилось" будут стоять за него, все, за исключением, быть может, Луги. А если Собаки Брэгона откажутся драться, они все равно будут стоять на его стороне, перед лицом всего племени они засмеют этих парней, убоявшихся однорукого героя. Но когда они останутся без свидетелей, они будут смотреть на его руку точно так, как они смотрели в тот первый вечер в Школе, и в их глазах он сразу же утратит завоеванное им почетное место. Дрэм хорошо знал свой мир. Это был жестокий мир, где вся стая обрушивается на слабого и где не приходится ждать ни милости, ни пощады.
Брэгон стоял, заложив руки за пояс и широко расставив ноги.
— Жаль, что никто из моих молодых Собак не бегает на трех лапах. Я все же думаю, что…
У Дрэма упало сердце. Но вдруг Луга, сидевший поблизости от него, обернулся вполоборота и, оглядев с ног до головы Кунеду, сказал с легким смешком:
— Иногда и собака о трех лапах может пригодиться. — А затем добавил, будто о чем-то постороннем: — Разве тебе не нужен помощник, чтобы управиться с лошадью?
Дрэм бросил на Лугу изумленный взгляд. Он думал — коли вообще думал об этом, — что Луга был бы рад, если бы убили Белошея и тем более если бы убили его, Дрэма. Но как только эта мысль пришла ему в голову, он понял, что это не так, однако времени на размышления не оставалось.
Для вождей и старейшин кланов этот обмен колкостями был пустой, не имеющей смысла перепалкой, но Собаки Брэгона сразу смекнули, о чем речь, как и Собаки Дамнорикса. И все они знали, что противная сторона тоже знает. И от этого было не уйти Кунеда пожал плечами, словно желал показать, что все это его мало волнует, но краска гнева, как и накануне, залила лоб, и он выхватил из-за пояса кинжал.
— Ну, хорошо, я буду драться одной рукой. Привяжите вторую мне за спину, если потребуется.
— Нет, не надо. Тогда бой будет неравный, я ведь специально тренировался драться одной рукой.
Дрэм улыбнулся, хотя чувствовал, как пот выступил над верхней губой. Все больше людей покидали свои места у костров и подходили поближе.
Собаки, чуя в воздухе что-то необычное, ощетинились и рвались, громко рыча, из хозяйских рук, пытающихся удержать их за широкие ошейники с бронзовыми бляшками.
Царь, стоя, смотрел на это зрелище, теребя за уши своего волкодава. Похожий на клюв нос придавал ему сходство с хищной птицей.
— Вот это будет настоящая собачья битва, — сказал он. — Впрочем, постойте… Третья пара как бы голая, никак не защищена. Смотрите, у собак густая грива, не хуже, чем у волка. Шерсть — по самое горло. Мне кажется, щит не нужен. Это ведь собачья битва. Нет, не надо щита. Ирдун, сходи-ка за охотничьими ремнями.
Из Царского Дворца были принесены ремни из толстой, но в то же время эластичной лошадиной кожи, какие надевают охотники, отправляясь на волчью или кабанью тропу. Дрэм скинул шафранно-желтую набедренную повязку и стоял, словно во сне, пока Вортрикс, оттеснив остальных, обвязывал ему ремнями живот, бедра и левое предплечье. Ясные блестящие глаза Вортрикса глядели непривычно хмуро, а рот был сурово сжат. Белошей ни на минуту не отходил от Дрэма — он ласково терся об него мордой и тихонько повизгивал.
Затянув последний ремень, Вортрикс сказал:
— А теперь дай мне твой кинжал и возьми мой. Мой лучше.
На самом деле кинжалы почти ничем не различались. Но Дрэм знал — если бы на битву пошел Вортрикс, он поступил бы точно так же. Отдать свой кинжал — это единственное, что он мог сделать, чтобы помочь другу.
— Хорошо, я возьму твой кинжал. А ты подержи Белошея.
Толпа отхлынула, освобождая большой круг у костра. Царь снова уселся на свою раскрашенную, застланную шкурами скамью, где у подножия сидел слепой арфист. Четыре пса в новом приступе ярости рвались из рук, и их ворчание перешло в монотонный рык, в котором была злоба и ненависть. Почти всех собак отогнали подальше, чтобы они не ввязались в драку.
— Удачной тебе охоты, мой кровный брат! — сказал Вортрикс,
Дрэм услыхал его слова сквозь град советов и наставлений, который обрушили на него товарищи и к которым он был уже не в состоянии прислушаться. Затем он вступил в пустой круг.
В толпе, сейчас отделенной от него свободным пространством, он сразу же заметил деда: старик сидел, завернувшись по самые уши в бобровый плащ, и глядел куда-то в середину круга, поскольку ему не пристало на глазах у людей выказывать интерес к молодому соплеменнику, да к тому же еще не убившему волка. На лице Драстика, стоящего возле деда, была паника. Бедняга Драстик! Он вечно принимает все так близко к сердцу. Вот и сейчас он скорее всего мучается, думая о том, что скажет матери, когда все будет кончено. Тэлори, презрев обычай, смотрел прямо на него. Свет от костра, переливающийся в складках алого плаща и искрящийся на кольцах длинной змейки, свисающей с локтя, резче оттенял смуглоту и диковатую гибкость охотника. Между ним и мальчиком протянулась ниточка, незримая для остальных, и Дрэм как бы услышал знакомый ободряющий голос.
И тогда он пошел навстречу врагу, двигаясь, как собака, на негнущихся ногах.
Они сошлись в середине круга и остановились. Туман, как ему показалось, снова начал сгущаться, и золотой дымок костра уже не так отчетливо освещал лица в дальних рядах толпы Он почувствовал, как внезапно все смолкло и только злобное монотонное рычание собак нарушало тишину. Глаза всех мужей племени сейчас были устремлены на него, это он хорошо ощущал. Но он не понимал и не знал — его мужская гордость никогда не позволила бы ему даже задуматься о таких пустяках, — как хорош он был в эту минуту, на пороге смертельной схватки. Он стоял в золотистом тумане, освещенный пламенем костра, высокий, худенький рыжеволосый мальчик, мускулистый и гибкий, как царский волкодав. И что удивительно, рука, висевшая будто перебитое крыло, нисколько не портила, а даже подчеркивала его юную мужественность.
Затем с диким рычанием мимо него промчались спущенные собаки и вцепились друг другу в глотки. Затишье кончилось.
В отличие от собак, Дрэм и его противник осторожно кружили, слегка пригнувшись и не приближаясь друг к другу. Дрэм старался следить за глазами Кунеды. «Следите за глазами, только за глазами, не смотрите на руку с кинжалом», — без конца повторял им старый Кайлан, их наставник. Кунеда первым сделал прыжок, но Дрэм за секунду до этого уловил движение глаз и успел увернуться. Он почувствовал, как кинжал полоснул воздух у самого плеча. Он тут же прыгнул, но Кунеда с молниеносной быстротой отразил удар — кинжалы стукнулись со звоном, и волна от сотрясения прошла по руке Дрэма. С обеих сторон до его слуха доносилось злобное рычание собак и рокот голосов, то нарастающий, то стихающий. Мир сузился, сосредоточившись в кружке золотистого, пахнущего морем тумана, где он теперь был один на один со своим врагом.
Однажды ему пришлось вот так драться, забыв обо всем на свете, но сейчас все выглядело иначе — не было беспорядочно сыпавшихся ударов, не было запаха крови, щекочущего ноздри. Битва напоминала скорее какой-то ритуальный поединок, но тем не менее смертельный. Однако, как и в тот раз, так и теперь, от нее почему-то зависела его алая воинская награда.
Кунеда прыгнул снова — и снова зазвенела бронза. Отдернув руку с кинжалом, Дрэм подскочил совсем близко к Кунеде и, не дав ему уйти, ранил в руку, чуть повыше локтя Неожиданно завыла собака и поднялся невообразимый шум. Сделав несколько кругов на расстоянии, мальчики вдруг сблизились, продолжая наносить и отражать удары.
Дрэм ощутил обжигающую боль в боку, будто старик Кайлан прошелся по нему хлыстом из воловьей кожи. Громко рассмеявшись, он прыжками стал приближаться к противнику, и тот невольно начал отступать. Он видел лицо Кунеды, закушенную губу, раздувающиеся ноздри. Кунеда явно терпел поражение, как и накануне с кобылой. «Это даже к лучшему, — подумал Дрэм, — так скорее все решится».
Стремительность, с которой они вцепились друг в друга, сделала их похожими на дерущихся диких котов, но затем они снова отскочили друг от друга и опять принялись осторожно кружить.
Развязка наступила неожиданно. Она едва не стала роковой для Дрэма, скорее по прихоти случая, чем из-за перевеса в ловкости его противника. Он вовремя уловил опасный огонек в глазах Кунеды и, как в прошлый раз, успел уклониться от удара. Но в ту же минуту он услыхал за спиной страшный шум и что-то рычащее навалилось на него, сбив с ног. Он налетел на двух намертво сцепившихся псов. В мгновение ока Кунеда оказался на нем. Дрэм видел, как сверкнуло занесенное над ним лезвие, и задергался, стараясь высвободить руку. Он понимал, что не может предотвратить удара и, пытаясь защитить грудь, подставил руку с кинжалом. Острое лезвие пройдя сквозь ремни из лошадиной кожи, пропороло ее от запястья до локтя, но Дрэм тут же резко выбросил руку вверх. Удар попал в цель, и кинжал вонзился в плечо Кунеды.
Царь, который все это время сидел на своей раскрашенной скамье, вдруг наклонился, казалось, прислушиваясь к тому, что говорил ему слепой арфист. Кивнув, он поднялся и теперь стоял подбоченившись, обозревая сцену битвы.
Но Дрэм всего этого не видел. Когда Кунеда, вскрикнув от боли, накренился и, с трудом переводя дыхание, встал на ноги, он услыхал голос Царя, заставивший смолкнуть остальные голоса.
— Кончайте, хватит! Битва была честной, и теперь она окончена.
Он в первый момент ничего не понял, но он увидел какую-то новую искру в глазах Кунеды, который с усилием поднимался на ноги, зажав раненое плечо. И это была искра радости.
Еще некоторое время Дрэм и его противник, который больше не был его противником, стояли и смотрели друг на друга, не замечая, как разом заговорила и забурлила толпа. Хозяин одной из собак-победительниц пытался увести ее с поля, тогда как другая, вся израненная, все еще стояла над телом своего бездыханного врага, слизывая кровь с морды. На земле, окрашенной кровью, в агонии каталась третья собака с разорванным горлом. Кто-то из воинов наклонился и ударом кинжала положил конец мучениям несчастного пса.
Дрэм повернулся и двинулся туда, где сидели свои, с независимым видом раскачивая плечами, хотя ноги еще слушались плохо. Струйка крови стекала из пропоротой руки, и он делал усилие, чтобы не выронить кинжал. Белошей, вырвавшись наконец из рук, державших его за ошейник, уже мчался ему навстречу, виляя пушистым хвостом. Все вдруг оказались возле него, а Вортрикс обнимал его за плечи.
— Сердце мое полно радости, — сказал он. — Охота была что надо.
Был здесь и волосатый Кайлан, наставник из Школы Юношей, и с ним жрец, державший наготове полотняные бинты и черную мазь с резким противным запахом.
Царь стоял в окружении предводителей кланов, широко расставив ноги и слегка раскачиваясь, — чаша с медом была у него в руке.
— Нет, нет, мы хорошо повеселились, — сказал он в ответ на протест одного из старых вождей, недовольного тем, что битве не дали завершиться естественным путем. — Зачем племени терять волка, а то и двух?
— Ты, конечно, прав, но дело с кинжалом тем не менее с места не сдвинулось и, следовательно, не завершено, — возразил другой вождь. — Рассуди сам, две собаки, одна из клана Брэгона, а вторая Дамнорикса, выиграли битву, а мальчишкам ты не дал кончить драку. Значит, все остается, как было, и спор, таким образом, не решен.
— Твои слова справедливы, Финдебар, — сказал Царь, и подобие улыбки, далеко не веселой, скользнуло по его юному бородатому лицу. — Спор пока не решен. Но так как надо ему положить конец… Мне кажется неправильным, что кинжал, обладающий такой большой магической силой, находится в руках Вождя клана, даже такого великого, как ты, брат мой Брэгон, тогда как Царь владеет всего лишь бронзовым кинжалом, ничем не отличающимся от тех, что носят за поясом простые смертные. Я не сомневаюсь, что именно по этой причине Брэгон, предводитель клана, решил передать свой серый кинжал в Царские руки.
Брэгон сделал судорожное глотательное движение и залился краской, как ивовый прут соком
— Царь… Царь, верно, шутит, — выдавил он с трудом.
— Какие могут быть шутки?! Царь похоронил все шутки в отцовском погребальном костре, — сказал, улыбнувшись, рыжий великан и протянул руку за оружием.
Брэгон, теперь уже багровый, вытащил из-за пояса серый кинжал и, прижав его на мгновение ко лбу, вложил в протянутую руку.
В ответ Царь снял с пояса свой кинжал, богато инкрустированный серебром и красным янтарем, и протянул его Брэгону со словами:
— А в обмен возьми вот этот, чтобы дареный нож не нарушил дружбу между Царем и его воином.
Сразу же все страсти улеглись. Запрокинув — огромную рыжую голову, Дамнорикс разразился громовым хохотом, который был подхвачен предводителями кланов и стоящими вокруг воинами. Они хохотали так заливисто, что даже лицо Брэгона растянулось в невольной улыбке. В конце концов не так уж и плох царский подарок. На другом конце площадки старый Катлан, одобрительно хмыкнув, повернулся к стоящему возле него Тэлори-охотнику.
— Смотри-ка, у молодого быка, оказывается, на плечах голова старика. Здорово он отвел беду от кланов, да еще и заполучил для себя серый кинжал.
Тэлори улыбнулся своей неожиданной мрачноватой улыбкой, обнажив волчьи резцы.
— Судя по всему, молодой бык не лишен мудрости, или же у него хороший советчик, этот слепой арфист. Мне кажется, это мудрое решение — прекратить бой и избавить брэгоновского мальчишку от позора быть побитым одноруким противником. Такая история могла бы надолго посеять вражду между кланами.
Дед бросил на него взгляд из-под лохматых золотисто-седых бровей.
— Ты думаешь, это так бы кончилось? — спросил он.
— Думаю, что да, после удара в плечо. Он ведь прирожденный боец, этот ваш щенок.
Дрэм слышал раскаты смеха там, где собрались мужчины, но он не знал, почему они смеются. Ранку на боку жрец смазал ему мазью и туго стянул распоротую руку полотняным бинтом, чтобы остановить кровь. Возле него были все его товарищи. Его мучила жажда, и он попросил пить. Луга первым вскочил, принес кувшин ячменного пива и придержал его, пока Дрэм пил, потому что тугая повязка не давала ему согнуть руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22