А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Захожу в первую комнату и сразу кидаюсь на чемодан, задвинутый под кровать. В нем только грязное белье… В шкафу тоже ничего достойного моего внимания… Имя жильца комнаты я узнаю по размеру одежды. Тут обретается жирдяй Бертье.Выйдя оттуда, я направляюсь в комнату Планшони. То, что она его, нет никаких сомнений, поскольку на стене над кроватью висит огромная фотография, на которой он изображен вместе с мамочкой. У обоих лошадиные физиономии. Снимок мог бы послужить отличной рекламной вывеской для магазина, торгующего кониной…Копаясь в шкафу, я нахожу фотоаппарат, но не самой лучшей модели. Это старая квадратная штуковина в коробке, какие разыгрывались до войны в лотерею…Ясное дело, что документы фотографировали не этим старьем шесть на девять. Для этой работы нужен усовершенствованный аппарат со вспышкой.Я покидаю комнату и захожу в третью, где живет Берже. Мое внимание сразу же привлекает полный комплект фотоснаряжения в кожаной сумке, висящей на гвозде.Я с наслаждением копаюсь в сумке. Вне всяких сомнений, я вышел на правильный след.Вдруг слышится шум шагов, заставляющий меня вздрогнуть. Я собираюсь спрятаться, но уже слишком поздно. Дверь открывается, и появляется Берже. На его сотрясаемом тиками лице глаза горят так, что запросто могли бы заменить печку.Исходящая от него жара обжигает меня.Вместо того чтобы спросить, что я у него делаю, он набрасывается на меня. Он действует с такой быстротой, что я, не ожидавший нападения, оказываюсь зажатым между кроватью и шкафом и получаю великолепный удар его котелком в пузо. У меня появляется ощущение, что я весь превратился в желудочные колики.Издав жалкое бульканье, я падаю вперед. Тогда он поднимает меня хуком правой в челюсть, от которого я забываю, кто я такой.Я отрубаюсь, даже не успев вспомнить, какого цвета была белая лошадь Генриха Четвертого!Прихожу в себя я очень быстро. Нежная рука моего ангела-хранителя восстановила контакт, и электричество снова поступает в мои мозги. Я с трудом поднимаюсь, массируя челюсть. Брюнет, разъяренный, как крестьянин, заставший на своем клеверном поле стадо муфлонов, следит за мной; ему никак не удается справиться со своими тиками.— Мне сразу не понравилась ваша морда, — говорит он. — Я догадывался, что вы подозрительная личность. Надо бы вызвать полицию.Я размышляю так быстро, как только позволяют мои потрясенные мозги.Не он ли предатель? Может, он отмолотил меня, потому что знал, что я полицейский, и увидел в данной ситуации возможность продемонстрировать свою невиновность, навешав мне тумаков? Или он все-таки действительно чувствует негодование человека, заставшего постороннего в своей комнате?Озабоченный, я иду к нему.— Слушайте, старина, прежде чем начинать военные действия, выполняют обычные формальности!— Чего?!— Я говорю, что, прежде чем бить меня по морде и оскорблять, могли бы задать мне несколько элементарных вопросов, я бы на них ответил, и недоразумение бы рассеялось…Его тики становятся сильнее. Теперь его физия дергается каждые две секунды, как будто его заперли в бочку с лягушками. Пользуясь его растерянностью, я продолжаю:— Если это ваша комната, простите, потому что человеку свойственно ошибаться. Дюрэтр попросил меня найти лекарство для профессора, которое лежит в его чемодане.— Комната Дюрэтра в соседнем бунгало! — выплевывает брюнет.— Откуда я мог знать? Я здесь всего три дня и живу в доме. Неужели нельзя быть полюбезнее?Он начинает расслабляться… Я по-прежнему не знаю, искренен он или притворяется. По этой перекошенной роже ничего не поймешь.— Доктор Дюрэтр мне сказал, что его комната слева…Ну ладно, я пошел налево… Не думаете же вы, что я развлекаюсь, шаря в чужих вещах, как прислуга из отеля? На этот раз он убежден — или притворяется таким. На его губах появляется улыбка, которую я успеваю заметить прежде, чем его морду сотрясает сильный тик.— Ладно, извините меня… Но когда видишь, как плохо знакомый тебе человек роется в твоих вещах…— Да, понимаю. А крепко вы мне двинули… Вы, часом, не были чемпионом Франции в легком весе?Он смеется.— Я немного занимался боксом в университете.— Зря бросили. При таких способностях у вас было бы блестящее спортивное будущее…На этом мы расстаемся. Он мне показывает, где настоящая комната Дюрэтра, и я пользуюсь этим, чтобы провести в ней быстрый обыск. Фотопринадлежностей в ней нет.Видя, что Берже ушел, я рискую заглянуть и в комнату доктора Минивье. В комнате этого тоже нет фотоаппарата… Вывод: наиболее вероятный подозреваемый — Берже.Размышляя над этой загадкой, я возвращаюсь в дом, где узнаю, что Тибодену стало лучше. Дюрэтр, которого я отвожу в сторону, говорит, что надеется его спасти, и начинает задавать мне неудобные вопросы. Конечно, все это кажется ему странным. Он поражен при мысли, что профессор был отравлен, а еще больше от того, что мне известен яд…Выкручиваясь, я наплел ему историю, не уступающую приключениям Тентена. Я ему объясняю, что наша Служба задержала поблизости подозрительного, при котором был пузырек этого яда. Увидев, что старик умирает, я позвонил в Париж… Он поздравляет меня с моими дедуктивными мозгами и принятым решением. Я принимаю цветы без радости. Согласитесь, что все-таки неприятно напичкать известного ученого отравой, а потом получать поздравления с тем, что попытался вытащить его из могилы.Я ему говорю о подозрении, что арестованный нами человек имел в поместье сообщника, и добавляю, что, обыскивая сейчас комнаты ассистентов, был пойман с поличным, но выкрутился. Пришлось рассказать, как мне это удалось. Он обещает не противоречить моим словам, когда Берже заговорит с ним об инциденте.Частично успокоившись — потому что я по-прежнему не знаю, виновен Дюрэтр или нет, — я направляюсь в соседнее поместье нанести визит вежливости второму голубю.Он грустно воркует, пытаясь выбраться из клетки. Жрать ему не приносили, и бедняга выглядит анемичным. Конечно, предателю он больше не нужен.Я связываю лапы птицы куском веревки и иду к своей машине, не проходя через поместье Тибодена…Мне надо съездить в Париж. Я хочу кое-что проверить, потому что люблю убедиться в твердости почвы, прежде чем поставлю на нее ногу.Старик выглядит невеселым. Его лоб исчеркан морщинами, взгляд погасший, как витрина магазина после закрытия.Я сажусь без приглашения.— Как он? — спрашивает Старик.— Немного лучше, — отвечаю я. — Я посвятил в тайну одного из двух докторов; он занимается им и надеется спасти, если сердце профессора окажется на высоте.— Какая катастрофа! — вздыхает босс. Я пользуюсь случаем, чтобы вылить на него частичку моей желчи.— Честно говоря, шеф, я думаю, что решение, принятое в отношении Тибодена, было несколько… поспешным. У нас против него была только та записка… Нас должно было насторожить то, что она подписана… Человек, предающий свою страну и посылающий сообщение с почтовым голубем, зная, что предыдущий голубь не долетел, должен быть осторожнее…Человек с голой черепушкой не отвечает. Он молча скрывает свое разочарование и стыд. Это редкий случай, чтобы Старик так обделался.— А теперь, — говорю, — давайте рассмотрим дело во всех подробностях. Во-первых, голуби. Вы сохранили тех двух, что привез Маньен?— Разумеется…— Вы не могли бы попросить принести их и того, что находится в моем кабинете?Он снимает трубку внутреннего телефона и отдает распоряжения.Через несколько минут нам приносят голубей. Один взгляд на них открывает мне глубину катастрофы. Я не мог выдать моих за тех, что были у шпиона… У моих серые лапки. Разница сразу бросается в глаза! Ночью мы ее не заметили, а тот тип при дневном свете увидел мгновенно…— Моя вина, — говорю я Старику. Это идет ему прямо в сердце, и он ратифицирует мое покаяние осуждающей гримасой.— Этот вопрос донимал меня, — говорю, — но сейчас я с этим разобрался… А теперь покажите мне второе сообщение. Может, мы что-нибудь из него узнаем…Он охотно достает его из своего бездонного ящика.Я строю гримасу, будто позирую для рекламы слабительного. Записка написана печатными буквами. Вы мне скажете, что хороший графолог сумеет установить ее авторство, сличив с образцами почерка сотрудников лаборатории, но я не очень люблю экспертов. Они считают себя волшебниками, а на самом деле простые ремесленники!Я возвращаю записку Старику.— По этому вопросу ничего… Переходим к следующему.— К какому?— К рассуждениям в их чистом виде. Пославший это сообщение думал, что наша служба примет то решение, которое приняла… Верно?Лоб Старика разглаживается, в потухших глазах появляется блеск.— Дальше? — говорит он.— Это значит, что предателю Тибоден больше не нужен, вы понимаете?— Выглядит убедительно, — соглашается босс.— Значит, мы вправе задать себе следующий вопрос, шеф: “А почему ему больше не нужен профессор?"— Потому что он получил все, что ему нужно, — отвечает мой почтенный начальник, у которого ничего нет на голове, зато есть много в ней.— Вот именно!Наступает натянутая тишина.— Скажите, шеф…— Да?— Как этот человек, которого мы пока назовем месье Икс, если вы не возражаете…Он не возражает. Хоть он и занимается самыми громкими шпионскими делами нашего времени, а все равно любит фальшивую таинственность, не развлекающую даже двенадцатилетних пацанов.— Так вот, как этот месье Икс, — продолжаю я, — может иметь полное изобретение, когда его нет у самого Тибодена?Непростая задачка, а, ребята?Но для босса тайн не существует. Массируя черепушку, он предлагает версию:— Сан-Антонио, люди, работающие с профессором Тибоденом, по большей части его ученики… Он их создал как ученых… Руководил их работами… Почему один из них не мог пойти дальше своего учителя?Я подскакиваю:— А верно, патрон, почему бы нет?Полуприкрыв глаза, я думаю. Да, молодой честолюбивый ученый мог бы… Они все помешаны на своей работе. Доказательство: у них под рукой красавица-секретарша, а они едва с ней здороваются!Старик, хорошо знающий своего любимого Сан-Антонио, улыбается.Я продолжаю:— Месье Икс понял, над чем работает папаша Тибоден. Тоже занявшись этим, он уходит вперед… Он опережает своего учителя… Благодаря проделанной в потолке дырке он следит за ходом его работ, что позволяет ему ориентировать свои… Черт возьми… Вот только работы профессора патронируются государством, и с этой стороны ничего не поделаешь… А он хочет продать свое открытие, заработать целое состояние, развернуться по-крупному, стать знаменитостью в научном мире…Шеф встает.— Сан-Антонио, вы должны быть не здесь!— Почему?— Как раз потому, что ваш месье Икс владеет изобретением… Он продаст его тому, кто больше заплатит… Надо найти этого месье Икс и забрать у него документы…Не успел он закончить фразу, как я уже выскочил из кабинета.Рассуждение — оно как лестница. Потайная лестница, ведущая вас к внешне недоступным правдам.Я правильно сделал, что поднялся по ее ступенькам. Спорю, что на этот раз я иду верным путем.Этот самый Икс ошибся, если держит меня за олуха!И как, кстати, он раскрыл, кто я такой? Глава 11 Гоня мою машину на скорости сто тридцать километров в час по Западной автостраде (непонятно, почему она так называется, ведь Восточной автострады во Франции пока нет!), я резюмирую ситуацию. Гениальная идея, как улитка или ажан мотопатруля, никогда не приходит одна. Вот и у меня появляется еще идейка, гораздо более потрясающая, чем первая!С неувядаемой гениальностью, составившей мне популярность, я размышляю следующим образом: месье Икс проделал дырку в потолке и вставил в нее увеличивающую линзу. Браво! Сделал он это, чтобы следить за работами профессора. Еще раз браво! Но тогда это означает, что месье Икс не мог находиться в лаборатории, потому что был этажом выше! А пока Тибоден работал, трое его сотрудников работали в одной комнате с ним. Понимаете? Это позволяет мне вычеркнуть из списка подозреваемых Дюрэтра, Бертье и Берже… Значит, остаются только Минивье и Планшони… Могу признаться, что оба самые несимпатичные из всех, что не особенно меня огорчает. Я доверяюсь моему старому инстинкту, и, когда чья-то морда мне не нравится, можно спорить на что хотите, что это плохой парень.Я проезжаю оставшийся участок пути на полной скорости, непрерывно повторяя две фамилии: Минивье или Планшони Минивье или Планшони. Как узнать? Может быть, виновны оба? Я в этом сильно сомневаюсь, потому что предатель честолюбив, а такие люди предпочитают действовать в одиночку…Когда я останавливаюсь перед поместьем Тибодена, несчастного ученого уже перевезли в больницу Эвре. Я твердо решил доставить ему блистательную компенсацию.Узнав, что он пришел в себя, я продолжаю путь до Эвре. В больнице мне говорят, что ученого поместили в отдельную палату и сейчас его навестить нельзя. Я настаиваю и прошу разрешения поговорить с заведующим клиникой. Просьбу удовлетворяют, несомненно благодаря моему безотказному шарму.Заведующий оказывается любезного вида человеком. Мне кажется, мое звание комиссара производит на него впечатление. Не потому, что он особо уважает полицейских, а скорее из-за того, что читал кое-что из моих воспоминаний во время ночных дежурств.Я спрашиваю его о состоянии Тибодена.— Он выпил слишком большую дозу — (не настаивайте, я все равно не скажу вам название этого препарата), — отвечает главврач. — Не знаю, выпутается ли он. Я позвонил в Париж профессору Менендону. Это лучший токсиколог во Франции. Он уже выехал… Мы разберемся…— Мне сказали, что Тибоден пришел в себя. Как вы думаете, я могу с ним поговорить? Он качает головой.— Поговорить с ним? Да, он вас услышит, но отвечать не сможет…— Мне бы все-таки хотелось попытаться…— Как хотите, но не слишком его утомляйте… Он очень слаб… В его возрасте это серьезно;Он сопровождает меня к отдельной палате, погруженной в успокаивающий полумрак.В ней стоит противный запах.— Ему сделали промывание желудка, — предупреждает меня главврач. — Я не уверен, что это даст положительный результат…Я подхожу к кровати. Изможденное лицо профессора почти не выделяется на подушке. Серые волосы похожи на плесень. Его глаза закрыты, дыхание короткое… Я смотрю на результаты своей работы с перехваченным горлом.— Господин профессор! — тихо зову я. Одно его веко наполовину приподнимается, но второе остается опущенным.— Вы меня слышите? Я комиссар Сан-Антонио… Приподнятое веко подрагивает.— Кто-то подсыпал вам яд, — говорю я, — но не волнуйтесь: мы вовремя это заметили, и вы спасены…Никакой реакции. Можно подумать, что этот вопрос его совершенно не интересует.— Я попрошу вас сделать небольшое усилие, профессор… Постарайтесь вспомнить, говорили ли вы обо мне в профессиональном плане с кем-нибудь из вашего окружения? Вы сказали кому-нибудь из ваших помощников, что я полицейский?Его лицо остается неподвижным, как маска, и кажется высеченным из пемзы. Такое же серое и пористое…— Вы не можете отвечать, профессор? — Я протягиваю ему руку. — Если можете, пошевелите пальцем!Я чувствую ладонью легкое шевеление.— Отлично. Я повторяю вопрос. Если вы пошевелите пальцем, это будет означать “да”… Вы говорили кому-нибудь из лаборатории, что я полицейский?Его рука в моей остается неподвижной, как веревка.— Никому? Вы уверены?Он не шевелится.Заведующий больницей подает мне знаки. Видимо, он считает, что я слишком усердствую. Эдак я убью старикана второй раз.— Ладно, — вздыхаю я, — лечитесь, господин профессор. И не сомневайтесь, я скоро арестую виновного.После этого довольно рискованного обещания я отчаливаю, эскортируемый главврачом.— Мне кажется, он очень плох, — говорю я.— Да. Меня удивит, если он выкарабкается! Я беру его за руку.— Я хочу, чтобы вы его спасли!— С этой просьбой, комиссар, надо обращаться к Господу Богу, а не ко мне!— Тогда передайте ему ее от меня…Я продолжаю задавать себе трудные вопросы. В своем туфтовом сообщении месье Икс написал, что в поместье находится полицейский. Как он догадался, кто я такой?Узнали меня или…Нет, решительно, что-то тут не то…Я вхожу в телефонную кабину на почте и звоню Старику с просьбой прислать мне в подкрепление Пино, Берюрье и Маньена. Я решил нанести большой удар!Господа между тем рьяно взялись за работу. Трудятся, ожидая новостей. Это у них такой способ убивать время. Я прошу Мартин позвать ко мне доктора Дюрэтра и, когда тот выходит, увожу его в парк, чтобы поговорить.— Доктор, — говорю ему я, — в этом доме находятся шесть человек. Один из них преступник.От этой преамбулы его рот раскрывается. Я вспоминаю туннель Сен-Клу.— Что вы сказали?— Правду. И, простите, вас я считаю среди этих шестерых.От моей откровенности он закрывает рот, но тут же открывает его вновь, чтобы спросить:— Что вы называете преступником?— Шпиона! Он интересуется изобретением Тибодена… Один из вас предатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10