Григорий подал ей накладную, взятую им у директора лесоторгового склада. Тому позвонили из райпотребкооперации, и директор с радостью отдал Коляде документ, поскольку Григорий пообещал ускорить продвижение вагона.
Женщина сверила номер накладной с какими-то своими записями.
– Нет, – сказала, словно отрубила.
– Как нет? Почему нет? – вскипел Коляда. – Однако, порядочки на вашей станции! Я буду жаловаться!
– Ну и что? – переспросила женщина. – Мы тут при чем? Идет ваш вагон, если не заблудился где-то.
– Побойтесь бога! – взмолился Григорий. – Люди ведь без леса, а вы – заблудился… Как можно?!
– У нас все можно… – надула губы начальница. – На лес из России лицензия нужна. Отделились, а теперь плачете.
Коляда постарался поприветливее улыбнуться ей. Прикинул: еще не старая, лет за тридцать и не так уж дурна, но, вероятно, замужем, и неизвестно, как все обернется. Но все же следует попробовать…
Спросил:
– А нельзя ли уточнить, когда этот вагон прибудет? И где он застрял? Стоит где-то в тупичке и кукует. Я бы смотался и вызволил.
Начальница посмотрела на Григория внимательно, и он понял, что, пожалуй, произвел на нее соответствующее впечатление: ишь ты, старая – не старая, а еще не против…
Коляда присел у ее стола, молвил просительно:
– Ну, пожалуйста, помогите.
– Много вас тут, всяких… – непочтительно ответствовала женщина, но Коляда каким-то образом ощутил, что это «всяких» в данном случае на него не распространяется.
И действительно, начальница развернулась на стуле и приказала через плечо:
– Леся, разберись с товарищем.
Теперь и Григорий увидел, кому именно адресован приказ. Прижавшись к стене, сидела некрасивая девушка с узкими, невыразительными глазами, веснушчатым лицом, кирпатая и с сильно выдающимися скулами. Григорий с трудом сдержал неудовольствие: придется иметь дело с этой мымрой.
Начальница перебросила Лесе документ Григория. Девушка, чтобы достать его, приподнялась над столом, и Коляда окончательно убедился: поистине мымра. Груди отвисшие, джинсы, плотно облегавшие зад Леси, не делали его привлекательнее: слишком большой и тяжелый.
Григорий неприметно вздохнул, но тут же решил: все же, в этом что-то есть – небось, мымра не привыкла к ухаживаниям и охмурить ее будет значительно проще, чем, если бы довелось, вот ту красотку у дверей.
На мгновение представил Лесю раздетой в своем гостиничном номере: вариант не из лучших, но ради дела надо переступить через это.
Григорий пересел к Лесиному столу, как-то втиснувшись в проход и полностью перекрыв движение по нему, оперся локтями на поцарапанный, в пятнах стол и уставился на девушку ясными синими глазами. Знал: не выдержит его взгляда, отведет глаза – так и случилось, Лесины щеки порозовели, веснушки на них будто взорвались, девушка сразу стала еще некрасивее и, как бы почуяв это, словно отгородилась ладонями от Григория.
«Да, – с удовлетворением подумал Коляда, – я уже тебя ужалил. Никуда теперь не денешься».
Сейчас надо было вытянуть мымру из этой темной дыры, переполненной женской статью. Григорий предложил:
– Леся, давайте найдем ваше товарно-грузовое начальство и разберемся с ним. Это же не песчинка – вагон с лесом.
Девушка взглянула на начальницу. Та кивнула – Григорий краем глаза увидел это, – Леся направилась к выходу, цепляясь обвисшими бедрами за углы столов. Григорий, высоко подняв голову и одаривая девушек улыбками, следовал за ней. Чувствовал: он – как луч света в этом темноватом женском царстве – синеокий, статный, и не одна из этих девчушек, а среди них есть и вполне приличные экземпляры, побежала бы за ним, не оглядываясь.
И надо же такое: выпала ему мымра…
– Вы мне сразу понравились, Леся, – сказал, когда дверь захлопнулась позади. Решил не терять даром времени и сразу брать быка за рога. – Такая симпатичная девушка.
Видно, подобное Леся услышала едва ли не впервые, она недоверчиво покосилась на Григория, но ничего не ответила, только прибавила шагу, и Коляда тут же сообразил, что его слова упали на благодатную почву. Добавил:
– А если вы найдете наш вагон с лесом!..
Он не уточнил, что именно произойдет в таком случае, но и там можно было понять: благодарность его будет безгранична.
Девушка пытливо взглянула Коляде в глаза. Григорий не отвел их, смотрел честно и преданно, уже не одна девчушка купилась на этот его фокус. А в душе хохотал: смотри, смотри, что увидела? Боишься, врет тебе Григорий? Конечно, вру, да как догадаешься? Взгляд ведь у меня нежный и ласковый, я бы и сам поверил такому…
Подождите меня в скверике, – попросила Леся, – я выясню ваше дело с начальником станции.
Девушка возвратилась минут через двадцать. Уже по ее взгляду было ясно: вести неутешительные.
– Вагон еще в Брянске, – сообщила. – Но начальник договорился: завтра или послезавтра пригонят.
«До фени мне тот лес, – чуть не вырвалось у Коляды. – А вот сейчас мы с тобой немного побеседуем, о жизни поболтаем, глядишь, и расколешься».
Он похлопал ладонью по скамейке, приглашая Лесю сесть, что она немедленно и проделала, все поглядывая на него, как и раньше, выжидательно.
– Ну что ж, – сказал Григорий, – завтра, так завтра, день-два – это ерунда, лишь бы наконец пришел наш вагон. Я вам, Леся, очень благодарен и не хотел бы просто так расстаться с вами. Билет у меня, но, скажу честно, расхотелось мне сегодня подаваться в Ребровицу. Прямо говорю – расхотелось, и если у вас свободный вечер?..
Девушка посмотрела на Коляду внимательно, а он улыбнулся ей так нежно, как будто бы вдруг поверил: никакая она не дурнушка и даже чем-то напоминает ту красотку-блондинку, сидевшую у дверей.
– А если свободна?.. – спросила Леся как-то неуверенно.
«Ну, вот и приехали, – обрадовался Григорий. – Попалась ты, дурочка, в мои сети, и нескоро выпутаешься».
– Я хотел бы пригласить вас на ужин, – сказал, демонстрируя волнение и нерешительность.
– Хотите отблагодарить за вагон?
– Просто возникла идея приятно провести вечер. Давайте поужинаем в ресторане. На площади, забыл, как называется…
– «Лилия».
– Я подарю вам роскошные садовые лилии. Леся снова подняла на Коляду пытливый взгляд.
«На крючке ты, дорогая, – чуть не засмеялся тот, – и сейчас совсем проглотишь наживку».
– Теперь в ресторане все так дорого, – засомневалась Леся.
«Не знаешь ты про мои двести кусков», – подумал Григорий, но ответил:
– Для такой девушки, как вы!..
– Смеетесь?
«Не то слово – обхохотался», – резюмировал про себя Григорий, но, промолчав, накрыл ладонью Лесину руку. Она тут же выдернула ее, вся вспыхнув, Григорию показалось, что кровь брызнет из веснушчатых щек… Однако девушка не поднялась, не ушла, и Коляда скорее заявил, чем предложил:
– Я буду ждать вас в восемь у «Лилии».
– Если вам так хочется…
– Спасибо, что не отказали, – сказал Григорий и глянул чистыми глазами на Лесю.
В этот раз совсем не кривил душой.
Девушка ушла, Коляда смотрел ей вслед, на ее неуклюжую походку, на застиранные джинсы, нескладные бедра, и почему-то вдруг стало жаль Лесю – он поиграет с ней и бросит, конечно, не сразу: она еще пригодится, несчастная глупышка, однако месяц или два придется угождать ей, льстить, играть в любовь.
«Такова жизнь, – махнул рукой, – она жестока и не моя вина, что приходится крутиться. Ведь крутятся сейчас все без исключения, времена непредсказуемые, посмотреть лишь на депутатов: как псы чувствуют, где пахнет жареным, вертятся, словно флюгеры…
А Президент и другие высокопоставленные? Тоже должны знать, откуда ветер дует и с какой силой…»
Коляда отправился на базар, купил букет тигровых пятнистых лилий, бросил в ванну в номере, чтобы не увяли, и пошел в ту же «Лилию» пообедать. Велел подать к обеду лишь фужер сухого вина, объяснив официанту, что вечером должен встретиться с девушкой и надо организовать отдельный столик. Желательно, подчеркнул особо, чтобы был хороший коньяк и шампанское.
Официант, исполнившись уважением к зажиточному клиенту, тем более, что Коляда оставил ему щедрые чаевые, пообещал и столик, и коньяк, не говоря уже о закусках. Икры, объяснил, нет уже давно, однако ветчина, буженина и заливная рыба найдутся.
Договорившись, что к восьми столик будет накрыт, и оставив официанту аванс, Григорий возвратился в гостиницу, растянулся на кровати и незаметно задремал. И приснился ему сладкий сон. Будто он с Лесей отдыхает на Канарских островах. Но девушка удивительно похорошела, лежала на морском берегу под пальмами в красивом цветастом купальнике, длинноногая, с высокой грудью и почему-то напоминала свою коллегу-блондинку. Естественно, такая метаморфоза устраивала Коляду, он сел в шезлонг возле девушки, но откуда ни возьмись накатилась огромная волна, смыла их в океан, понесла куда-то от берега, но они не испугались, потому что вблизи оказалась неимоверно шикарная яхта, которая и доставила их обратно на остров, под пальмы. А вечером они сидели на открытой террасе ресторана, и чернокожий официант в смокинге наливал в бокалы шампанское.
Григорию не хотелось просыпаться, настолько приятным был сон, особенно темнокожий официант в белом смокинге, но требовательно зазвенел будильник, и Коляда повертел головой, отгоняя шикарные видения, тут же вспомнил замызганную «Лилию» с жалким официантом Толиком, тяжело вздохнул и стал торопливо одеваться, ведь до восьми оставалось всего полчаса.
Он прибыл к ресторану за пять минут до назначенного времени, стоял, спрятав за спину букет, – возле «Лилии» толпились люди и ему не хотелось у всех на виду вручать дурнушке такие неимоверно шикарные цветы.
Григорий не сразу заметил Лесю, а углядев, подивился переменам, происшедшим с нею. Видно, девушка не теряла времени даром: небось, отпросилась у начальницы и подалась в парикмахерскую, где ей соорудили высокую прическу, а еще подкрасила тушью ресницы, отчего узкие глазенки как бы увеличились, ну и приодела юбку, скрадывающую ее непривлекательные формы, и тугой лифчик, подтянувший груди. Леся явно хотела понравиться Коляде, и это развеселило Григория, так как свидетельствовало: девушка теперь не выскользнет из его когтей.
Коляда вытянул из-за спины лилии, протянул ей, улыбнувшись, и заметил, как в одно мгновение веснушки ее словно стали ярче. Он галантно подал ей руку и повел в ресторан.
Официант Толик уже поставил на стол бутылки и закуски, перспектива солидных чаевых вдохновляла его, и он суетился, пытаясь угодить, наверно, не меньше, чем тот чернокожий из сладкого сна: сам налил в рюмки коньяк и лишь после этого, пожелав приятного аппетита, удалился.
Григорий поднял свою рюмку, хотел чокнуться с Лесей, однако та покачала головой, отказываясь. Это никак не входило в планы Григория, надеялся подпоить ее, чтобы потом затянуть в гостиницу, помрачнел и, сдвинув брови, спросил:
– Боишься?
– Немного.
– А я к тебе со всей душой. Потому что понравилась мне.
– Думала: хочешь отблагодарить за вагон.
– Не вспоминай о том паршивом лесе. Сердце замерло, когда увидел тебя.
Знал: нет на свете женщины, которая сама считала бы себя дурнушкой, и играл на этом.
– Скажешь такое… – смутилась Леся.
– Я вполне серьезно.
– В нашем отделе есть красивее меня.
– Но ты симпатичнее всех, за это и хочу выпить.
– Оно ведь крепкое!..
– Обычный коньяк: грузинский, марочный. Веселит душу.
– Ну, если уж веселит…
Леся осушила рюмку, не задумываясь, а Григорий решил влить в нее перед шампанским еще не меньше двух: тогда ее немного развезет и можно будет откровенно поговорить. Он положил на Лесину тарелку салат, кусочки ветчины, буженины – всего понемногу, чтобы не особенно наелась и поскорее опьянела.
Через несколько минут они выпили еще по рюмке. Григорий прикинулся пьяным, смотрел на Лесю с обожанием, забрасывал комплиментами, договорился до того, что назвал ее самой прекрасной во всем Лижине и заклеймил местных парней, не оценивших по достоинству такой бриллиант.
Леся смеялась. Григорий таки заставил ее опорожнить еще одну рюмку, после этого ей стало совсем весело, теперь она безоговорочно верила такому славному, импозантному и умному юноше: он первый увидел в ней женщину и, кажется, даже немного влюбился.
А ведь еще никто не влюблялся в нее.
Леся родилась в семье учителя, была третьей дочерью, семья не роскошествовала, еле сводила концы с концами, да и разве обеспечены у нас учителя? Ничтожные заработки и никаких перспектив. Нужда замучила семью. Леся донашивала кофточки и юбки старших сестер, по окончании школы сразу пошла работать, чтоб иметь хоть какую-то свою копейку. Сестры, поступившие в пединститут, смотрели на нее свысока, считали дурнушкой, сами они уродились статными и красивыми, Леся тяжело переживала свою ничтожность. Устроившись на работу, она поначалу отдавала заработанные деньги в семейный бюджет, но потом отважилась и приобрела довольно сносные джинсы. Сестры смеялись над ней, доказывая, что американские брюки сидят на ней, как на корове седло. Леся придирчиво осмотрела себя в зеркале и решила, что сестры завидуют ей: не такая уж она и препоганая, просто еще не нашелся парень, оценивший ее по достоинству.
И вот наконец нашелся, даже пригласил в ресторан. Сестры лопнули бы от зависти, увидев их за отдельным столиком в «Лилии». Да еще какой парень! Высокий, красивый! А еще, как открылся недавно, мастер спорта по боксу, даже чемпион какой-то – области или всей страны. И, судя по всему, зажиточный: заказал коньяк и шампанское, еще и полный стол закусок – ветчина, заливная рыба, маринованные грибы…
Представив, какими глазами смотрели бы на Коляду сестры, Леся захотела отчебучить что-то эдакое, вызывающее, но не нашла ничего лучшего, как налить себе полную рюмку коньяку и залпом выпить ее, не закусывая – на радость Григорию, и посмотрела на него так игриво – даже чертиков пустила ему из глаз, впервые в жизни.
«Ну вот – дошла до кондиции, – совсем развеселился Коляда. – Теперь мы отполируем мымру шампанским и тогда из тебя хоть веревки вей».
Григорий подозвал Толика и велел подавать горячее. Официант принес огромные бифштексы с жареной картошкой, Леся попробовала и заявила, что в жизни не ела ничего вкуснее. А Григорий налил ей полный фужер шампанского, не забыл и о себе, коньяк, правда, ему больше нравился, но не пропадать же добру…
«Сладенькая бурда, – подумал, но для Леси в самый раз: шипучая, с газом, в голову ударит, как следует».
Потом Григорий сделал широкий жест: приказал принести мороженое и кофе, заявив, что для любимой женщины ему ничего не жаль.
Услышав эти слова – «любимая женщина», – Леся округлила глаза, но Григорий не отступал: именно любимая, наконец он нашел то, что искал чуть ли не полжизни – может, Леся и не займет первое место на конкурсе красоты, однако, он уверен, что характер у нее золотой, это видно по глазам, а он умеет в них читать.
Девушка не стала убеждать Григория в противном, она уже и сама уверовала, что не такая уж дурнушка, а что характер золотой – в этом нет сомнения: кто, кроме нее, мог бы вытерпеть ежедневные подковырки сестер?
Наконец все шампанское было выпито и, убедившись, что не осталось ни капли коньяку, Григорий предложил Толику рассчитаться. Официант принес счет, Григорий лишь взглянул на него и понял, что Толик обжулил его чуть ли не на треть, однако спорить не стал, выложил даже тысячу на чай – чтобы видела Леся и поняла, какой щедрый у нее ухажер.
На улице перед «Лилией» уже горели фонари, Григорий обнял Лесю за талию, прижал к себе, девушка не протестовала, ей было хорошо и уютно подле этого парня, она помнила, как назвал ее любимой женщиной, от этого и еще от шампанского на сердце было тепло и кружилась голова, а Григорий нежно прижимал ее к себе. Так хорошо ей было впервые в жизни, и когда Коляда предложил ей пойти в гостиницу, – мол, у него там найдется бутылка красного вина, – она не могла отказаться, ведь он мог бы обидеться, а разве можно обидеть такого славного человека, к тому же, влюбленного в нее?
– Пойдем, – сразу же согласилась. – Ты и правда меня любишь?
Григорий вывел Лесю из освещенного круга, припал к ее устам. Целовал долго, и девушка впервые в жизни почувствовала: нет на свете ничего слаще поцелуев.
А Григорий шептал Лесе на ухо прекрасные слова о верности и любви, все быстрее увлекая ее в конец улицы, где светились окна гостиницы. И Леся покорно шла за ним, потому что уже отважилась на все.
В номере Григорий снова прилепился к ее губам, а сам ловко расправлялся с пуговицами на кофточке: желание уже распалило его, он выключил свет, а Леся сама сбросила юбку…
Оказалось: дурнушка-дурнушкой, а в постели шикарная, податливая и горячая, и Григорий нисколечко не пожалел о содеянном. Решил сегодня ни о чем не расспрашивать, тем более, вести деловые разговоры. Девушка пьяна и вряд ли завтра что-то припомнит из сказанного, да и недаром же молвится:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23