Она вся блестела. Она напомнила мне гитару дяди Кирши, только намного меньше, как будто бы это была гитара в детстве или ранней молодости.
- Она кем гитаре приходится? - поинтересовалась я.
Вовка задумался.
- Наверное, внучкой.
Струны были настолько туго натянуты, что я подумала, что они немного малы для скрипки. Я дотронулась до одной струны, и она тонко заныла, у следующей струны голос оказался глубже, а по-следняя взревела басом.
- Подари мне скрипку, Вовка! - поняла я.
Вовка замялся, задвигал вверх-вниз светлыми бровями.
- Да я бы, конечно, подарил, - наконец выдохнул он, - да вот только бабушка мне, наверное, не разрешит.
- Тебе жалко! - догадалась я.
- Да что ты, Леля! - крикнул Вовка и ударил себя кулаком в грудь.
- Тетя Груша говорит, что мы бедные! - вздохнула я.
- А ты ей не верь! - весело ответил Вовка. - Вон моя бабушка тоже говорит, что мы бедные, а я ей не верю. Ни единому слову не верю, и все!
Он подбежал к пианино и что-то заиграл одним пальцем.
- Это мы сегодня днем слышали. Похоже?
- Что-то есть, - кивнула я.
На верху пианино лежала толстая зеленая книга.
- Не-знай-ка... - прочитала я. - Подари мне про Незнайку.
- Забирай! - махнул рукой Вовка.
И тут в комнату вошла тетя Груша и позвала меня домой.
Дома дядя Кирша выпил рюмочку валокордина и проглотил малень-кую зеленую таблеточку - все это мы принесли из угловой кварти-ры. Потом он закрыл глаза, лег на подушку и затих.
- Смотри, что мне подарил Вовка! - и я показала тете Груше "Приключения Незнайки".
- Дай сюда! - строго сказала тетя Груша.
Я испугалась и спрятала книжку за спину.
- Я только посмотреть, - ласково поправилась тетя Груша.
Я протянула ей книжку.
Тетя Груша взяла книжку и пошла в коридор. Я побежала за ней.
- Что ты хочешь сделать? - строго спрашивала я. - Ты что, не понимаешь, он отдал мне ее в подарок!
Тетя Груша молча вышла в подъезд и молча позвонила в уг-ловую квартиру тридцать.
- Как глупо! - негодовала я. - Сейчас ты увидишь!
Дверь открыла Вовкина бабушка.
- Тут Вова подарил Леле, - сказала тетя Груша и протянула ей "Приключения Незнайки".
- Спасибо, - засмеялась Вовкина бабушка и взяла книжку.
Я заревела.
Когда мы вернулись, дядя Кирша сидел на диване с повеселев-шим лицом.
- Отпустило, - радостно сказал он. - Таблетка помогла.
И тут в наше окно мягко ударилась горсть песка, и следом кто-то тихо засвистел. Дядя Кирша встал с кровати и хотел подой-ти на свист, но тетя Груша строго сказала:
- Сиди! - и задернула шторы.
- Не лезь, - лениво отозвался он и пошел в прихожую от-крывать дверь.
Я побежала за ним.
В дверях стоял один из подростков. Тот самый, который ски-нул пиджак и завязал рубаху узлом на животе; только сейчас он заправил ее в штаны, а на плечи набросил куртку.
- Здравствуй, Князь, - сказал он.
- Здравствуй, Валера, - притворно-радостно ответил дядя Кирша.
Они замолчали, и по напряжению между ними я почувствовала, что они готовятся к поединку. Подросток между пальцами держал короткую папироску. Папироска дымилась и вот-вот должна была стать окурком. Но он не стал ее докуривать, он разжал пальцы и выкинул ее на коврик нашей прихожей. Дядя Кирша как бы нечаянно наступил на нее, затушил и носком ботинка вымел за порог.
- Можно войти, Князь? - спросил подросток.
- Нельзя... - четко сказал дядя Кирша.
Подросток улыбнулся, и они снова замолчали.
Я поняла, что первый этап поединка выиграл дядя Кирша.
Я стояла между ними и думала, за кого из них мне болеть. Пол в подъезде был выложен желто-коричневой плиткой. Коричневые и желтые квадраты тянулись от нашего порога и уходили под ноги Валере. Он стоял на них тяжелыми ботинками. Я стала отсчитывать квадраты на полу: "За дядю Киршу, за кучерявого парня, за дядю Киршу, за кучерявого парня...", дальше шли ботинки Валеры, и я поняла, что мне выпало болеть за него.
- Не боишься, Князь? - спросил подросток и улыбнулся.
- Боюсь, - тихо ответил дядя Кирша и опустил глаза.
Тогда я поняла, что подросток специально разрешил дяде Кирше победить, чтобы потом он все время проигрывал. Я выбе-жала из квартиры и взяла Валеру за руку. Дядя Кирша не заметил, Валера тоже - только вяло пожал мне пальцы.
- Давай выпьем на лестнице, - предложил он дяде Кирше. - Вы-пьем, поговорим.
- Давай,- согласился дядя Кирша и вышел в подъезд.
Валера достал из кармана куртки бутылку водки и два сте-к
лянных стакана. Я видела, как вчера утром Паша-Арбуз утащил их из автомата с газированной водой.
- А ты правда князь? - спросил подросток Валера и налил полстакана водки.
Дядя Кирша приосанился и кивнул.
- Ну тогда пей! - и он протянул ему стакан.
- У меня болело сердце, - попробовал отказаться дядя Кир-ша. - Только что отпустило, две минуты назад...
- Пей, - настаивал подросток, - а то ни за что тебе не поверю!
Дядя Кирша принял у него стакан и отпил глоток, и его глаза помутнели. Он сделал еще глоток, и еще, и я внимательно следила, как неотрывно вверх-вниз ходит кадык на его старческой шее. Когда он отнял стакан от губ, его взгляд стал тусклым и вялым. Подросток засмеялся и залпом отпил из горлаi.
- Что ты там вчера трепал? - спросил он. - А правда ты был в Англии? и он внимательно посмотрел в лицо дяде Кирше, слегка наклонив голову вбок. И тут я вспомнила маленького волчонка в зоопарке. Мы с тетей Грушей ходили на него посмотреть.
- Пей еще, - сказал подросток Валера и снова налил полста-кана.
- Сердце... - невнятно напомнил ему дядя Кирша.
- Пей! - крикнул подросток и сунул ему в лицо стакан. И я услышала, как он стукнулся о его зубы. - Что ты видел в Англии, Князь?
- Не я, - уточнил дядя Кирша, тяжело допивая водку. - Мой дедушка видел... Он был в Лондоне вместе с бабушкой, и они почти все время проводили при дворе у английской королевы. Дед завязал роман с одной фрейлиной, а бабушка очень ревновала, ты понимаешь?
Подросток кивнул.
- Так вот, она ревновала, ревновала, - продолжал дядя Кир-ша, - а знаешь ли ты, Валера, что когда женщина ревнует, то она становится еще красивее. Вот ты посмотри на мою Грушу, какой она становится, когда приходит Натка! Да рядом с ней никакая Натка не стояла! Да ведь Груша же - чистый ангел!
Подросток засмеялся и отхлебнул из бутылки.
- Бабушка ревновала деда, - рвано рассказывал дядя Кирша, не видя усмешки, - и сама не заметила того, что в нее влюбился принц Уэльский. Я был мальчиком, когда она умирала, и вот на смертном ложе она призналась, что у нее от принца был ребенок и этот ре-бенок - мой отец...
Подросток молча протянул ему бутылку.
- Оставь, - отмахнулся дядя Кирша, и на этот раз Валера не настаивал, а зорко и холодно следил за его лицом.
- А вот я совсем не умею по-английски, - захныкал дядя Кирша, - и весь французский забыл! И из Англии за мной никто никогда не приедет, ты понимаешь! А я ведь всю жизнь ждал, жил с Грушей, а сам ждал, что мне сообщат, меня найдут, приедут за мной, и так прождал всю жизнь и не получил ни одной весточки...
- Послушай, Князь, - хрипло перебил Валера.
Дядя Кирша уронил лицо в руки и не отозвался.
- Князь! - и он толкнул его в грудь.
Дядя Кирша поднял дрожащую голову и мутно посмотрел на него.
- Поди к себе домой и принеси мне гитару, понял? Навсег-да... А я всем расскажу, что это подарок от Князя.
- Нет, - ответил дядя Кирша. - Это моя гитара!
- Ты что, - засмеялся подросток, - жалеешь для своих? Ты же наш друг. Неси гитару.
- Нет.
- Да ведь мы же тебя зарежем, не веришь? - и Валера достал из кармана маленький перочинный нож. - Зарежем, ты понимаешь?
- Хорошо, - согласился дядя Кирша и заплакал. - Отдам. Все отдам.
- Ну так иди! - прошептал Валера.
Дядя Кирша тяжело поднялся со ступенек и нетвердо вошел в квартиру. Я побежала за ним следом и в коридоре попыталась его обнять. Но он отстранил меня:
- Оставь...
Снял со стены гитару и взял удочку из угла.
- Ты куда? - спросила тетя Груша.
Но он молча вернулся в подъезд.
- А удочки я у тебя не просил, - засмеялся Валера.
- А это княжеский подарок, - ответил ему дядя Кирша. - Больше всего на свете я любил играть и рыбачить! Возьмите все, что я любил. Вы молодые, вам пригодится!
Подросток усмехнулся, повесил гитару на плечо, забрал удоч-ки и ушел.
Дядя Кирша закрыл дверь нашей квартиры на замок и на це-почку и к двери придвинул стул. Он нетвердо стоял на ногах. Он прошел по коридору до комнаты, держась за стену.
- Зачем ты отдал ему гитару, Кирилл? - спросила тетя Груша.
- Мол-чать! - рвано крикнул он.
- Зачем ты так напился?
- Я сказал тебе - молчать! - рявкнул дядя Кирша.
- Кирилл, - начала тетя Груша.
- Ты дождешься... - оборвал он ее. - Ты дождешься, что я тебе все скажу!
- И что же ты мне скажешь, Кирилл? - строго спросила тетя Груша.
Она сидела на краю дивана в розовой ночной рубахе с жел-тыми ромашками и напряженно разглядывала дядю Киршу.
- Ну слушай, Аграфена! - выкрикнул он. - Я потратил на те-бя всю свою жизнь. Я никогда не любил тебя.
- Я знаю, Кирилл! - тихо сказала тетя Груша.
- Я жил с тобой только потому, что мне было удобно! - из усталого его лицо стало страшным, и глаза бессвязно смотрели то на стену, с которой он только что снял гитару, то на завешенное шторой окно. - Я жил с тобой и все надеялся, что найду что-нибудь получше! Ты знаешь, Груша, так раньше князья жили с горничными...
- Я знаю, Кирилл! - еще тише сказала тетя Груша.
- Все женщины, которых я себе находил, - были лучше тебя! - продолжал рваным голосом выкрикивать дядя Кирша. - Только тогда ты была молодая, и поэтому я не говорил тебе об этом. Но теперь ты стара, теперь слушай! Ты плоха, Аграфена! Ты не просто плоха, ты безобразна! Ты не ешь, ты давно разучилась есть, ты жрешь! И с каждым днем ты жрешь все больше и больше!
Тетя Груша молча сидела на диване и слушала, и вдруг она сжала руки в кулаки, замахнулась ими на дядю Киршу и зарыдала в голос.
Дядя Кирша замолчал и удивленно посмотрел на нее.
- Ну ладно, давай спать, - спокойно предложил он, лег на диван, повернулся лицом к стене и захрапел.
Тетя Груша по-прежнему сидела на диване в своей пестрой ночной рубахе и рыдала под его храп.
Я подошла к ней и встала напротив ее большого лица.
- А зачем ты плачешь? - спросила я и приложила ладони к ее мягким коричневым щекам.
Тетя Груша внимательно посмотрела на меня и улыбнулась.
- Утешение мое, - сказала она и наклонила голову вбок, и следом за ней склонились мои ладони. Тогда я качнула ладонями в другую сторону, и ее лицо склонилось за ними.
- Утешение мое, - повторила тетя Груша.
- А ты мое, - ответила я.
- Жизнь за тебя готова отдать, - сказала тетя Груша.
- А я за тебя, - сказала я.
Ночью из-за храпа дяди Кирши я долго не могла заснуть. Тетя Груша дышала ровно, и я почти не слышала ее. Это меня пугало. Когда ее становилось совсем не слышно, я думала, что она умерла, и начинала плакать.
Под утро я увидел сон. Шел дождь. Он шел несколько дней, не переставая, сплошной мокрой стеной. Деревья, под которыми подростки играли в ножички, стояли в воде, и вода с каждым днем прибывала. Она залила подвал нашего дома, подступила к окнам пер-вого этажа и хлынула в нашу квартиру. И я в пластмассовой ванноч-ке, в которой меня всегда купала тетя Груша, поплыла на рынок мимо "Перелетных работ" и зоопарка.
Я проплыла фруктовые ряды. Все они оказались залиты водой. Корзины с фруктами, ящики из-под персиков и мандаринов, коробки с подпорченными яблоками проносились мне навстречу. Иногда попа-дались стулья, табуретки и длинные пустые гробы. Я свернула в мясной павильон. До наводнения мы часто бывали здесь с тетей Гру-шей. На прилавках лежали мокрые куски вырезки, гуси со свернутой шеей и большие коровьи сердца. Дальше на железных крючьях, вбитых в потолок, висели вывернутые свиные туши, и здесь же на пики были нанизаны свиные и коровьи головы. Узковырезанные свиные глаза казались закрытыми, но не до конца, а так, как будто бы свиньи стыдились собственной смерти и опустили веки, а рты растянули в длинной застенчивой улыбке. А коровьи головы тяжело вздыхали и потряхивали рогами. И вдруг я увидела, как между двух свиных голов проплыла тетя Груша. На мгновение свиные головы открыли глаза и посмотрели на нее. Тетя Груша стояла в гробу, скрестив руки на груди. Ее лицо, как она и просила, было присыпано темно--розовой пудрой, глаза накрашены темно-зеленым, а рот - мокрой коричневой помадой. Она была в своем парчовом платье, в бусах и кольцах. Свиные головы засмеялись над ней, следом засмеялись коровьи головы, и даже обезглавленные туши захлюпали, изображая смех. Но тетя Груша ничего не заметила. Она плыла по темному про-ходу мясного па
вильона. Я пронеслась мимо в своей пластмассовой ванночке, но она не заметила меня. В конце прохода виднелся про-свет, какие-то тонкие золотые лучи, и она, ничего не видя вокруг, плыла именно туда...
ГЛАВА 4 - ГАНГРЕНА
Наутро я проснулась раньше всех. Тетя Груша неподвижно ле-жала на боку. Я долго приглядывалась к ней. Наконец у нее вздрог-нули ресницы, и я поняла, что она жива. Дядя Кирша лежал на спине, закинув голову, и тяжело дышал во сне.
Я подошла к окну. Никакого дождя не было, земля и асфальт выглядели совершенно сухими. Под окном валялись сломанные удочки дяди Кирши с оборванной леской и растоптанными поплавками. На земле под деревьями еще не стерлись круги от игры в "ножички", оставшиеся со вчерашнего вечера. Но сегодня было пусто, никто не играл, поэтому я не заметила, как к нашему подъезду подошли Натка с Аленкой.
Когда они позвонили в дверь, тетя Груша тяжело заворочалась на диване, потом встала, просунула руки в рукава цветастого халата и толкнула дядю Киршу в плечо. Дядя Кирша молча оделся, скатал матрац вместе с постелью в толстый валик и спрятал его под диван.
Натка с Аленкой снова позвонили в дверь. Звонок был долгим и настойчивым.
- Иду, иду! - приветливо крикнула тетя Груша и направилась в коридор.
Но они все равно звонили до тех пор, пока тетя Груша им не открыла.
Дядя Кирша ссутулясь сидел на диване и держался за голову. Я видела, что ему нехорошо.
- Мы еще спали! - хрипло ответил он на говорливые приветствия Натки.
Натка поразила меня. На ней было черное платье с мелкими желтыми корабликами. Видно было, что платье может растягиваться, потому что на спине, на рукавах и на воротнике кораблики были ма-ленькими и темными, а на груди они вырастали и светлели. Но ее лицо на этот раз показалось мне бледным и старым, я не увидела на нем и следа пудры. У нее были сухие, покрасневшие глаза, как будто бы она плакала, и неряшливые клочковатые волосы. От нее больше не пахло духами, а пахло старыми рубашками, которые долго стирали, а потом гладили подгорелым утюгом.
Но весь странный неприятный вид Натки был только предупрежде-нием появления Аленки. Когда она выглянула из-за Наткиной спины, я вскрикнула. На Аленке было ее хорошенькое серенькое платьице с красной пряжкой на поясе. Ее лицо ничуть не изменилось. Оно по-прежнему казалось мне смешным и веселеньким, но ее правый глаз был заклеен пластырем. А левый, круглый и прозрачный, робко огля-дывал комнату.
Я подошла к ней и тихо спросила:
- Ты что, стала как та девочка Домна? Так же упала и вы
ткнула соломинкой глазик?
- У меня косоглазие, - прошептала Аленка.
- Это как? - тоже шепотом спросила я.
- Это когда один глаз смотрит куда захочет, а не куда я ему прикажу...
- Но почему тебе его заклеили? - не понимала я. - Его что, наказали?
- Нет, - сказала Аленка. - Мне заклеили послушный глаз, а этот оставили, чтобы он смотрел, вертелся по сторонам, а потом - щелк! - и стал нормальным.
Дядя Кирша вдруг повернул голову и ласково посмотрел на Аленку:
- Доченька, у тебя что, глазик заболел?
Аленка подбежала к нему, мелко семеня ногами в красных бо-тинках. Он неумело погладил ее по голове.
- И ты, Леля, тоже подойди!
Но я спряталась за тетю Грушу, а на нее он не смел даже взглянуть.
- Я снова буду вам читать! - строго сказала Натка.
И точно так же, как ее вид, меня поразил ее голос. Раньше ее голос казался мне пышным и смеющимся, и мне было за нее даже немножко неудобно; а сейчас он стал жестким и сухим.
Натка достала из портфеля тетрадь и прочитала:
- "И увидел я, что преимущество мудрости перед глупостью такое же, как преимущество света перед тьмою: у мудрого глаза в голове его, а глупый ходит во тьме..."
- Послушай, Леля, ты мне не почитаешь? - шепотом спросила Аленка и указала на букварь.
Я больше не прятала букварь под ванну, теперь он лежал открыто на столе вместе с библиотечными книгами.
Я пролистала букварь: мелькнула Шура с шарами, корова Зорька с кувшином молока и буква "Ы", как в плен, пойманная в серый квадрат. Дальше в букваре говорилось, что в русском языке нет слов, начинающихся на "Ы". Буква "Ы" сердила меня, я рисовала ее в тетрадях и на полях газет, которые выписывал дядя Кирша, и пыталась найти слова, где бы она стояла вначале.
Весь букварь был прочитан, и мне стало неинтересно.
Я отказала Аленке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
- Она кем гитаре приходится? - поинтересовалась я.
Вовка задумался.
- Наверное, внучкой.
Струны были настолько туго натянуты, что я подумала, что они немного малы для скрипки. Я дотронулась до одной струны, и она тонко заныла, у следующей струны голос оказался глубже, а по-следняя взревела басом.
- Подари мне скрипку, Вовка! - поняла я.
Вовка замялся, задвигал вверх-вниз светлыми бровями.
- Да я бы, конечно, подарил, - наконец выдохнул он, - да вот только бабушка мне, наверное, не разрешит.
- Тебе жалко! - догадалась я.
- Да что ты, Леля! - крикнул Вовка и ударил себя кулаком в грудь.
- Тетя Груша говорит, что мы бедные! - вздохнула я.
- А ты ей не верь! - весело ответил Вовка. - Вон моя бабушка тоже говорит, что мы бедные, а я ей не верю. Ни единому слову не верю, и все!
Он подбежал к пианино и что-то заиграл одним пальцем.
- Это мы сегодня днем слышали. Похоже?
- Что-то есть, - кивнула я.
На верху пианино лежала толстая зеленая книга.
- Не-знай-ка... - прочитала я. - Подари мне про Незнайку.
- Забирай! - махнул рукой Вовка.
И тут в комнату вошла тетя Груша и позвала меня домой.
Дома дядя Кирша выпил рюмочку валокордина и проглотил малень-кую зеленую таблеточку - все это мы принесли из угловой кварти-ры. Потом он закрыл глаза, лег на подушку и затих.
- Смотри, что мне подарил Вовка! - и я показала тете Груше "Приключения Незнайки".
- Дай сюда! - строго сказала тетя Груша.
Я испугалась и спрятала книжку за спину.
- Я только посмотреть, - ласково поправилась тетя Груша.
Я протянула ей книжку.
Тетя Груша взяла книжку и пошла в коридор. Я побежала за ней.
- Что ты хочешь сделать? - строго спрашивала я. - Ты что, не понимаешь, он отдал мне ее в подарок!
Тетя Груша молча вышла в подъезд и молча позвонила в уг-ловую квартиру тридцать.
- Как глупо! - негодовала я. - Сейчас ты увидишь!
Дверь открыла Вовкина бабушка.
- Тут Вова подарил Леле, - сказала тетя Груша и протянула ей "Приключения Незнайки".
- Спасибо, - засмеялась Вовкина бабушка и взяла книжку.
Я заревела.
Когда мы вернулись, дядя Кирша сидел на диване с повеселев-шим лицом.
- Отпустило, - радостно сказал он. - Таблетка помогла.
И тут в наше окно мягко ударилась горсть песка, и следом кто-то тихо засвистел. Дядя Кирша встал с кровати и хотел подой-ти на свист, но тетя Груша строго сказала:
- Сиди! - и задернула шторы.
- Не лезь, - лениво отозвался он и пошел в прихожую от-крывать дверь.
Я побежала за ним.
В дверях стоял один из подростков. Тот самый, который ски-нул пиджак и завязал рубаху узлом на животе; только сейчас он заправил ее в штаны, а на плечи набросил куртку.
- Здравствуй, Князь, - сказал он.
- Здравствуй, Валера, - притворно-радостно ответил дядя Кирша.
Они замолчали, и по напряжению между ними я почувствовала, что они готовятся к поединку. Подросток между пальцами держал короткую папироску. Папироска дымилась и вот-вот должна была стать окурком. Но он не стал ее докуривать, он разжал пальцы и выкинул ее на коврик нашей прихожей. Дядя Кирша как бы нечаянно наступил на нее, затушил и носком ботинка вымел за порог.
- Можно войти, Князь? - спросил подросток.
- Нельзя... - четко сказал дядя Кирша.
Подросток улыбнулся, и они снова замолчали.
Я поняла, что первый этап поединка выиграл дядя Кирша.
Я стояла между ними и думала, за кого из них мне болеть. Пол в подъезде был выложен желто-коричневой плиткой. Коричневые и желтые квадраты тянулись от нашего порога и уходили под ноги Валере. Он стоял на них тяжелыми ботинками. Я стала отсчитывать квадраты на полу: "За дядю Киршу, за кучерявого парня, за дядю Киршу, за кучерявого парня...", дальше шли ботинки Валеры, и я поняла, что мне выпало болеть за него.
- Не боишься, Князь? - спросил подросток и улыбнулся.
- Боюсь, - тихо ответил дядя Кирша и опустил глаза.
Тогда я поняла, что подросток специально разрешил дяде Кирше победить, чтобы потом он все время проигрывал. Я выбе-жала из квартиры и взяла Валеру за руку. Дядя Кирша не заметил, Валера тоже - только вяло пожал мне пальцы.
- Давай выпьем на лестнице, - предложил он дяде Кирше. - Вы-пьем, поговорим.
- Давай,- согласился дядя Кирша и вышел в подъезд.
Валера достал из кармана куртки бутылку водки и два сте-к
лянных стакана. Я видела, как вчера утром Паша-Арбуз утащил их из автомата с газированной водой.
- А ты правда князь? - спросил подросток Валера и налил полстакана водки.
Дядя Кирша приосанился и кивнул.
- Ну тогда пей! - и он протянул ему стакан.
- У меня болело сердце, - попробовал отказаться дядя Кир-ша. - Только что отпустило, две минуты назад...
- Пей, - настаивал подросток, - а то ни за что тебе не поверю!
Дядя Кирша принял у него стакан и отпил глоток, и его глаза помутнели. Он сделал еще глоток, и еще, и я внимательно следила, как неотрывно вверх-вниз ходит кадык на его старческой шее. Когда он отнял стакан от губ, его взгляд стал тусклым и вялым. Подросток засмеялся и залпом отпил из горлаi.
- Что ты там вчера трепал? - спросил он. - А правда ты был в Англии? и он внимательно посмотрел в лицо дяде Кирше, слегка наклонив голову вбок. И тут я вспомнила маленького волчонка в зоопарке. Мы с тетей Грушей ходили на него посмотреть.
- Пей еще, - сказал подросток Валера и снова налил полста-кана.
- Сердце... - невнятно напомнил ему дядя Кирша.
- Пей! - крикнул подросток и сунул ему в лицо стакан. И я услышала, как он стукнулся о его зубы. - Что ты видел в Англии, Князь?
- Не я, - уточнил дядя Кирша, тяжело допивая водку. - Мой дедушка видел... Он был в Лондоне вместе с бабушкой, и они почти все время проводили при дворе у английской королевы. Дед завязал роман с одной фрейлиной, а бабушка очень ревновала, ты понимаешь?
Подросток кивнул.
- Так вот, она ревновала, ревновала, - продолжал дядя Кир-ша, - а знаешь ли ты, Валера, что когда женщина ревнует, то она становится еще красивее. Вот ты посмотри на мою Грушу, какой она становится, когда приходит Натка! Да рядом с ней никакая Натка не стояла! Да ведь Груша же - чистый ангел!
Подросток засмеялся и отхлебнул из бутылки.
- Бабушка ревновала деда, - рвано рассказывал дядя Кирша, не видя усмешки, - и сама не заметила того, что в нее влюбился принц Уэльский. Я был мальчиком, когда она умирала, и вот на смертном ложе она призналась, что у нее от принца был ребенок и этот ре-бенок - мой отец...
Подросток молча протянул ему бутылку.
- Оставь, - отмахнулся дядя Кирша, и на этот раз Валера не настаивал, а зорко и холодно следил за его лицом.
- А вот я совсем не умею по-английски, - захныкал дядя Кирша, - и весь французский забыл! И из Англии за мной никто никогда не приедет, ты понимаешь! А я ведь всю жизнь ждал, жил с Грушей, а сам ждал, что мне сообщат, меня найдут, приедут за мной, и так прождал всю жизнь и не получил ни одной весточки...
- Послушай, Князь, - хрипло перебил Валера.
Дядя Кирша уронил лицо в руки и не отозвался.
- Князь! - и он толкнул его в грудь.
Дядя Кирша поднял дрожащую голову и мутно посмотрел на него.
- Поди к себе домой и принеси мне гитару, понял? Навсег-да... А я всем расскажу, что это подарок от Князя.
- Нет, - ответил дядя Кирша. - Это моя гитара!
- Ты что, - засмеялся подросток, - жалеешь для своих? Ты же наш друг. Неси гитару.
- Нет.
- Да ведь мы же тебя зарежем, не веришь? - и Валера достал из кармана маленький перочинный нож. - Зарежем, ты понимаешь?
- Хорошо, - согласился дядя Кирша и заплакал. - Отдам. Все отдам.
- Ну так иди! - прошептал Валера.
Дядя Кирша тяжело поднялся со ступенек и нетвердо вошел в квартиру. Я побежала за ним следом и в коридоре попыталась его обнять. Но он отстранил меня:
- Оставь...
Снял со стены гитару и взял удочку из угла.
- Ты куда? - спросила тетя Груша.
Но он молча вернулся в подъезд.
- А удочки я у тебя не просил, - засмеялся Валера.
- А это княжеский подарок, - ответил ему дядя Кирша. - Больше всего на свете я любил играть и рыбачить! Возьмите все, что я любил. Вы молодые, вам пригодится!
Подросток усмехнулся, повесил гитару на плечо, забрал удоч-ки и ушел.
Дядя Кирша закрыл дверь нашей квартиры на замок и на це-почку и к двери придвинул стул. Он нетвердо стоял на ногах. Он прошел по коридору до комнаты, держась за стену.
- Зачем ты отдал ему гитару, Кирилл? - спросила тетя Груша.
- Мол-чать! - рвано крикнул он.
- Зачем ты так напился?
- Я сказал тебе - молчать! - рявкнул дядя Кирша.
- Кирилл, - начала тетя Груша.
- Ты дождешься... - оборвал он ее. - Ты дождешься, что я тебе все скажу!
- И что же ты мне скажешь, Кирилл? - строго спросила тетя Груша.
Она сидела на краю дивана в розовой ночной рубахе с жел-тыми ромашками и напряженно разглядывала дядю Киршу.
- Ну слушай, Аграфена! - выкрикнул он. - Я потратил на те-бя всю свою жизнь. Я никогда не любил тебя.
- Я знаю, Кирилл! - тихо сказала тетя Груша.
- Я жил с тобой только потому, что мне было удобно! - из усталого его лицо стало страшным, и глаза бессвязно смотрели то на стену, с которой он только что снял гитару, то на завешенное шторой окно. - Я жил с тобой и все надеялся, что найду что-нибудь получше! Ты знаешь, Груша, так раньше князья жили с горничными...
- Я знаю, Кирилл! - еще тише сказала тетя Груша.
- Все женщины, которых я себе находил, - были лучше тебя! - продолжал рваным голосом выкрикивать дядя Кирша. - Только тогда ты была молодая, и поэтому я не говорил тебе об этом. Но теперь ты стара, теперь слушай! Ты плоха, Аграфена! Ты не просто плоха, ты безобразна! Ты не ешь, ты давно разучилась есть, ты жрешь! И с каждым днем ты жрешь все больше и больше!
Тетя Груша молча сидела на диване и слушала, и вдруг она сжала руки в кулаки, замахнулась ими на дядю Киршу и зарыдала в голос.
Дядя Кирша замолчал и удивленно посмотрел на нее.
- Ну ладно, давай спать, - спокойно предложил он, лег на диван, повернулся лицом к стене и захрапел.
Тетя Груша по-прежнему сидела на диване в своей пестрой ночной рубахе и рыдала под его храп.
Я подошла к ней и встала напротив ее большого лица.
- А зачем ты плачешь? - спросила я и приложила ладони к ее мягким коричневым щекам.
Тетя Груша внимательно посмотрела на меня и улыбнулась.
- Утешение мое, - сказала она и наклонила голову вбок, и следом за ней склонились мои ладони. Тогда я качнула ладонями в другую сторону, и ее лицо склонилось за ними.
- Утешение мое, - повторила тетя Груша.
- А ты мое, - ответила я.
- Жизнь за тебя готова отдать, - сказала тетя Груша.
- А я за тебя, - сказала я.
Ночью из-за храпа дяди Кирши я долго не могла заснуть. Тетя Груша дышала ровно, и я почти не слышала ее. Это меня пугало. Когда ее становилось совсем не слышно, я думала, что она умерла, и начинала плакать.
Под утро я увидел сон. Шел дождь. Он шел несколько дней, не переставая, сплошной мокрой стеной. Деревья, под которыми подростки играли в ножички, стояли в воде, и вода с каждым днем прибывала. Она залила подвал нашего дома, подступила к окнам пер-вого этажа и хлынула в нашу квартиру. И я в пластмассовой ванноч-ке, в которой меня всегда купала тетя Груша, поплыла на рынок мимо "Перелетных работ" и зоопарка.
Я проплыла фруктовые ряды. Все они оказались залиты водой. Корзины с фруктами, ящики из-под персиков и мандаринов, коробки с подпорченными яблоками проносились мне навстречу. Иногда попа-дались стулья, табуретки и длинные пустые гробы. Я свернула в мясной павильон. До наводнения мы часто бывали здесь с тетей Гру-шей. На прилавках лежали мокрые куски вырезки, гуси со свернутой шеей и большие коровьи сердца. Дальше на железных крючьях, вбитых в потолок, висели вывернутые свиные туши, и здесь же на пики были нанизаны свиные и коровьи головы. Узковырезанные свиные глаза казались закрытыми, но не до конца, а так, как будто бы свиньи стыдились собственной смерти и опустили веки, а рты растянули в длинной застенчивой улыбке. А коровьи головы тяжело вздыхали и потряхивали рогами. И вдруг я увидела, как между двух свиных голов проплыла тетя Груша. На мгновение свиные головы открыли глаза и посмотрели на нее. Тетя Груша стояла в гробу, скрестив руки на груди. Ее лицо, как она и просила, было присыпано темно--розовой пудрой, глаза накрашены темно-зеленым, а рот - мокрой коричневой помадой. Она была в своем парчовом платье, в бусах и кольцах. Свиные головы засмеялись над ней, следом засмеялись коровьи головы, и даже обезглавленные туши захлюпали, изображая смех. Но тетя Груша ничего не заметила. Она плыла по темному про-ходу мясного па
вильона. Я пронеслась мимо в своей пластмассовой ванночке, но она не заметила меня. В конце прохода виднелся про-свет, какие-то тонкие золотые лучи, и она, ничего не видя вокруг, плыла именно туда...
ГЛАВА 4 - ГАНГРЕНА
Наутро я проснулась раньше всех. Тетя Груша неподвижно ле-жала на боку. Я долго приглядывалась к ней. Наконец у нее вздрог-нули ресницы, и я поняла, что она жива. Дядя Кирша лежал на спине, закинув голову, и тяжело дышал во сне.
Я подошла к окну. Никакого дождя не было, земля и асфальт выглядели совершенно сухими. Под окном валялись сломанные удочки дяди Кирши с оборванной леской и растоптанными поплавками. На земле под деревьями еще не стерлись круги от игры в "ножички", оставшиеся со вчерашнего вечера. Но сегодня было пусто, никто не играл, поэтому я не заметила, как к нашему подъезду подошли Натка с Аленкой.
Когда они позвонили в дверь, тетя Груша тяжело заворочалась на диване, потом встала, просунула руки в рукава цветастого халата и толкнула дядю Киршу в плечо. Дядя Кирша молча оделся, скатал матрац вместе с постелью в толстый валик и спрятал его под диван.
Натка с Аленкой снова позвонили в дверь. Звонок был долгим и настойчивым.
- Иду, иду! - приветливо крикнула тетя Груша и направилась в коридор.
Но они все равно звонили до тех пор, пока тетя Груша им не открыла.
Дядя Кирша ссутулясь сидел на диване и держался за голову. Я видела, что ему нехорошо.
- Мы еще спали! - хрипло ответил он на говорливые приветствия Натки.
Натка поразила меня. На ней было черное платье с мелкими желтыми корабликами. Видно было, что платье может растягиваться, потому что на спине, на рукавах и на воротнике кораблики были ма-ленькими и темными, а на груди они вырастали и светлели. Но ее лицо на этот раз показалось мне бледным и старым, я не увидела на нем и следа пудры. У нее были сухие, покрасневшие глаза, как будто бы она плакала, и неряшливые клочковатые волосы. От нее больше не пахло духами, а пахло старыми рубашками, которые долго стирали, а потом гладили подгорелым утюгом.
Но весь странный неприятный вид Натки был только предупрежде-нием появления Аленки. Когда она выглянула из-за Наткиной спины, я вскрикнула. На Аленке было ее хорошенькое серенькое платьице с красной пряжкой на поясе. Ее лицо ничуть не изменилось. Оно по-прежнему казалось мне смешным и веселеньким, но ее правый глаз был заклеен пластырем. А левый, круглый и прозрачный, робко огля-дывал комнату.
Я подошла к ней и тихо спросила:
- Ты что, стала как та девочка Домна? Так же упала и вы
ткнула соломинкой глазик?
- У меня косоглазие, - прошептала Аленка.
- Это как? - тоже шепотом спросила я.
- Это когда один глаз смотрит куда захочет, а не куда я ему прикажу...
- Но почему тебе его заклеили? - не понимала я. - Его что, наказали?
- Нет, - сказала Аленка. - Мне заклеили послушный глаз, а этот оставили, чтобы он смотрел, вертелся по сторонам, а потом - щелк! - и стал нормальным.
Дядя Кирша вдруг повернул голову и ласково посмотрел на Аленку:
- Доченька, у тебя что, глазик заболел?
Аленка подбежала к нему, мелко семеня ногами в красных бо-тинках. Он неумело погладил ее по голове.
- И ты, Леля, тоже подойди!
Но я спряталась за тетю Грушу, а на нее он не смел даже взглянуть.
- Я снова буду вам читать! - строго сказала Натка.
И точно так же, как ее вид, меня поразил ее голос. Раньше ее голос казался мне пышным и смеющимся, и мне было за нее даже немножко неудобно; а сейчас он стал жестким и сухим.
Натка достала из портфеля тетрадь и прочитала:
- "И увидел я, что преимущество мудрости перед глупостью такое же, как преимущество света перед тьмою: у мудрого глаза в голове его, а глупый ходит во тьме..."
- Послушай, Леля, ты мне не почитаешь? - шепотом спросила Аленка и указала на букварь.
Я больше не прятала букварь под ванну, теперь он лежал открыто на столе вместе с библиотечными книгами.
Я пролистала букварь: мелькнула Шура с шарами, корова Зорька с кувшином молока и буква "Ы", как в плен, пойманная в серый квадрат. Дальше в букваре говорилось, что в русском языке нет слов, начинающихся на "Ы". Буква "Ы" сердила меня, я рисовала ее в тетрадях и на полях газет, которые выписывал дядя Кирша, и пыталась найти слова, где бы она стояла вначале.
Весь букварь был прочитан, и мне стало неинтересно.
Я отказала Аленке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12