А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Садур Екатерина
Из тени в свет перелетая
Екатерина Садур
Из тени в свет перелетая
I - ИЗ ТЕНИ В СВЕТ ПЕРЕЛЕТАЯ...
Мира красоту и яже в нем тленная оставив...
Кондакъ, гласъ 2-ой
Преставление Преподобнаго Серафима Саровскаго
Инесса Донова разливала молоко.
- Киса! - хныкала Лиза четырех лет.
- Не кисло, дура, пей давай! - отвечала Инесса.
Лиза отворачивалась и морщила маленькое личико, совсем поблекшее от толстого коричневого платка. Платок, с гармошкой складок на затылке, глухо закрывал уши.
- Пей, девочка, - настаивала нестарая еще бабка Алиса в кримплене, с брошкой под золото: ветка сирени с выпавшим камушком. - Большая вырастешь издалека заметная!
- Что, бабушка? - переспросила Лиза, высвободив ухо из-под платка.
- Пей, говорю, пока не остыло!
Ребенок морщился и послушно отхлебывал из литровой кружки. С каждым глотком лицо исчезало наполовину за эмалированными краями, а потом - бульк! - всплывало все сморщенное с молочной полоской на губах.
- Нормальное, не кислое ничуть молоко, - говорила Инесса Донова Алисе, - всего одну ночь между окнами на холоде стояло, утром проснулась - крышки нет, забыла с вечера накрыть!
Но тут Лиза посмотрела на мать с бабкой, вытерла рот в молоке и звонко повторила:
- Киса!
Инесса Донова заглянула в кружку - проверить, все ли выпито, до дна. На дне лежала небольшая дохлая мышь.
- Киса... - закивала Лиза, указывая на кружку.
- Мышь на дне, - мрачно сказала Инесса, - утонула в молоке.
- Дело нескольких часов, - сказала Алиса, разглядывая мышь на дне кружки. - Трупный яд. Ребенок погиб.
- Она мышь с кошкой перепутала, - догадалась Инесса. - Маленькая еще!
- Трупный яд, - повторила Алиса. - Противоядий не бывает.
- Что, никакой надежды?
- Никакой...
Лиза громко заревела.
- Подожди, - отмахнулась Инесса Донова. - Может, врача вызовем?
- Хуже станет - вызовем, - согласилась Алиса. - Надо подождать!
Инесса уселась на табуретку напротив Лизы и стала ждать.
- Живот не болит? - тревожно спрашивала Алиса.
- Не болит, - отвечала Лиза, плача.
- Девочка моя золотая, - рыдала Инесса.
Прошел час. Все трое выплакались и молча ждали.
- Теперь или никогда, - наконец сказала Алиса. - Говори, Лизавета, не таясь: как ты себя чувствуешь?
- Хо-ро-шо, - испуганно прошептала Лиза.
- Трупный яд растворился в молоке! - радостно заключила Алиса. - Сами справились. Безо всяких врачей!
Бабка Алиса Донова была из тех, кто скорей умрет, чем вызовет врача.
- Не то мальчишка, не то нет, - бормотала соседка Антонина Взвизжева, глядя на Лизу через изгородь.
На Лизе был желтый свитер с рукавами, надвязанными крючком, брючки в клеточку, ботинки. Короткие совсем волосы, белые с легким золотом, от ветра взлетали венчиком.
- Этот лев не любит клетки, несмотря на столько лет, - повторяла Лиза, проходя с пустым бидоном между кустами бузины. - Мы его не понимаем, а ему и дела нет1, - выходила за калитку, вспоминая прочитанное на ночь Инессой. Бидон был настолько велик, а она настолько мала, что, если бы она захотела, она бы, наверное, могла в нем спрятаться.
Грохоча бидоном, Лиза Донова шла к водонапорной колонке.
Опираясь на палку, Антонина Взвизжева ковыляла следом.
Улица Ельцовская выстроилась в очередь за водой.
- Трубы себе в каменные дома прокладывают, а у нас воду отключают, бормотала Антонина Взвизжева, встав в конец очереди. - Хоть бы раз спросили, как нам тут, без воды...
Каждый раз, когда подходила очередь и кто-нибудь заново включал кран, из трубы летел фонтан брызг. Брызги вспыхивали на солнце и звонко падали в жестяное корытце за колонкой. Дети в мокрых чулках с пажиками сидели в рядок у корытца и торопливо водили прутиками по песку, пока вода не стекала через край и не смывала рисунок. Лиза подошла со стороны брызг, поставила бидон и стала дожидаться прилива. Бидон быстро наполнился, и обратно она несла его уже не за ручку, а, как скользкого младенца, обхватила руками с двух сторон и прижала к животу. Свитер намок и потемнел.
- Тоже мне - изобретательница! - пожала плечами Антонина Взвизжева вслед уходящей Лизе. Заметив Антонину, Лиза понеслась бегом, расплескивая воду. - Шумно все-таки с тремя бабами по соседству жить!
Она согнулась пополам, к самой земле, словно желая стать ростом с Лизу или хотя бы поднять с песка мокрый отпечаток ее ноги. В маленький след стекла вода, и, легкое, отразилось облачко.
- Тоже мне - Божий дар! - сказала хромая Антонина.
- Ты не ори, не ори на меня, Алиса! - просила с тоской Инесса Донова, глядя в окно, на дорожку между кустами бузины. По дорожке во-звращалась Лиза, расплескивая воду на ходу.
- Я не ору, не ору на тебя! - кричала Алиса. - Это такое устройство связок! У нас денег нет совсем, а ты с Танькой Зотовой пьяная таскаешься!
- Я не таскаюсь!
- Ой, ладно! - кричала Алиса дальше. - Вчера еще пацаны за тобой бегали, "дурочкой с переулочка" дразнили. Антонина в очереди рассказывала.
- Я уже месяц в "Красном факеле" работаю! - оправдывалась Инесса.
- Актрисой? - не поверила Алиса.
- Гардеробщицей!
- А деньги?
- А зачем ты разбила мою машинку?
- Дорогая моя! - торжественно начала Алиса. Обычно она говорила просто и, только когда затевала скандал, начинала издалека. - Дорогая моя! повторила Алиса. - Ты стучала на ней целый день, у меня заболела голова, а Антонина сказала, что даже в саду слышно, как ты на машинке шлепаешь!
- Я стихи мои печатала, - уныло оправдывалась Инесса. - Я бы денег за них принесла, я бы их в "Вечерний гудок" пристроила!
- Вода! - крикнула Лиза, распахнув дверь ногой. И тут же споткнулась о порог, выронив бидон.
Алиса стояла мокрая с ног до головы.
- Ничего, ничего, - быстро успокоилась она. - Ребенок помогает, как может.
Алиса красила веки синим и пудрила нос, готовясь вести внучку в цирк.
Часов в шесть утра соседка Антонина Взвизжева, белесая и хро-мая, кричала в окна дома No 9, распахнув калитку в сад. Дом спал. На веревке между спиленными до половины деревьями сушились простыни. Пу-таясь в развешанном белье, Антонина разъярялась все сильней. Крушила кусты бузины.
- Так больше не может продолжаться! - кричала она в запотевшие окна.
Дом спал. Простыни раздувались на ветру, мягко шлепая лицо Антонины.
Если Лиза долго не засыпала, Инесса Донова пела:
- Антонина придет, нашу Лизу заберет...
Лиза затихала испуганно.
Инесса Донова смотрела, как рабочие на сцене "Красного факела" вешают декорации - голубое картонное небо с белым облачком и под ним море такой же светлой синевы к утреннему спектаклю "По щучьему веленью".
- Вносите, вешайте лазурь! - крикнула Инесса из зала.
- Она того? - спросил один из рабочих.
- Кто?
- Да гардеробщица наша.
- Она одна дура на весь район. Она стихи сочиняет. Извест
ный в городе человек!
- Я, Лизонька, давно в театре работаю. Не думай, что просто прибираюсь, как Антонина кричит по утрам. У нас и гардеробщицы все, и уборщицы, и осветители своих детей на спектакли детские по воскресеньям водят, мы тоже поедем, что мы, хуже других? - говорила Инесса, стоя утром перед зеркалом. С бабушкой в цирк и на демонстрацию, со мной - в театр... Семья как семья, мало ли что там про нас наговаривают.
Она красила свое сморщенное испитое лицо: веки синим, ресницы черным, черными полосками вдоль век удлиняла глаза, душилась духами "Пируэт".
- Хочешь подушу? - и она брызнула на Лизу из крученого флакона.
Перед входом в театр, в глубине нераспустившегося еще сквера, из груды камней торчал широкий каменный кулак с факелом.
- Я без билета, но здесь работаю, - сказала Инесса билетерше. Пропустите меня!
Рабочие сцены молча проводили нарядных детей, покупали в фойе батончики "Шалунья". Билетерша лениво посмотрела на раскрашенное лицо Инессы и на бледное Лизино, едва заметно повторяющее черты Инессы, и зашлась в крике.
- Все вопросы к администратору! - выдохнула она напо
следок.
Инесса с Лизой смотрели "По щучьему веленью" из будки освети-теля Сережи.
- Мне не жалко, - сказал Сережа. - Только громко не хлопайте!
Внизу на сцене актеры, тонкие до прозрачности, в детских по росту костюмчиках, изображали детей.
- Смотри, Лиза, смотри, - шептала Инесса. - Это и есть театр!
Густой запах духов "Пируэт" заполнил небольшую будку осветителя. Осветитель наливал водки в стакан на три пальца, отпивал чуть-чуть сам и молча протягивал Инессе.
На обратном пути слегка пьяная Инесса Донова говорила:
- У нас в театре хорошо. Я мелочь часто под столиками в буфете нахожу. А после детских спектаклей платочки там разные, заколочки и дру-гие глупости. Особенно в каникулы... Вот я держу тебя за руку, Лизонька, ладошка у тебя теплая и сухая. Других за руку возьмешь - ладони потеют, идти тошно. А у детей, у них у всех ручки легкие...
В магазине, в очереди в молочный отдел, Антонина Взвизжева кричала:
- Эта алкоголичка, она нас с вами позорит! Отец Александр ехал вчера домой на своей "Волге", а она бросилась прямо под колеса, и ведь не пьяная вроде была. Он "Волгу" остановил, вышел к ней, а она упала ему в ноги. Лежит прямо в ногах, сапоги его кожаные обнимает и прохода ему не дает! Книжку свою дрянную со стихами сунула... Ведь ей, алкоголичке, книжку выпустили... Она просто всех наборщиков в типографии напоила! Стали бы они так ее стихи печатать! Знает, как к кому подойти... Отца Александра патриархом назвала, а он протоиерей, не по чину ему, хотя он и на "Волге"!
На улице через витрину видно было Инессу Донову. Она безмятежно сидела на ступеньках магазина и пересчитывала собранную мелочь.
- Ну что, много выклянчила? - спросила Антонина, когда Инесса вошла в магазин.
- Зато у меня ребенок в кримплене! - отвечала Инесса, занимая очередь. Антонина шла вдоль очереди с пакетом молока, припадая слегка на больную ногу, чтобы скрыть хромоту.
- Я всегда знала, что вы прибедняетесь, раз вам на кримплен хватает.
И тут вдруг из пакета брызнула струя молока. Антонина замерла, озираясь. Очередь притихла. Тогда она сжала слегка пакет своими желтоватыми пальцами, чтобы еще одна струя молока брызнула, как будто бы в очереди были одни младенцы и она всех их хотела накормить, и они послушно потянулись к ней, к брызгам молока из желтых сморщенных рук. Молочные струи летели на руки, на одежду и, потемневшие, стекали на пол, только в лица не попадали.
- Ведьма... - прошептала Инесса Донова в наступившей вдруг тишине. Так ты ведьма...
Когда Лизу отдали в школу, в первый класс, учиться было легко. Учительница Лия Ивановна учила детей считать, писать и ненавидеть Бога. Обещала на лето лагерь труда и отдыха.
Весной, в последних числах мая, когда старшие дети сажали изгородью кусты боярышника, над школой прибили выгоревшую надпись "Летний лагерь "Орленок"". Первоклассники рыхлили клумбы, поливали анютины глазки.
- Айда, ребята, в боярку! - звал уставший Димка Югов. - Хоть поссым!
Бросив лейки, первоклассники побежали в кусты боярышника.
- У меня вчера вон до того куста долетело!- хвастался Югов, направляя теплую струю в летние заросли.
Лия Ивановна, увидев опустевшую клумбу, крикнула:
- Почему перестали рыхлить почву?
Из боярышника слышались голоса. Лия Ивановна бросилась в кусты. Она проломила живую изгородь.
- Вот кто истребляет зеленые насаждения! - кричала расцарапанная Лия Ивановна, выволакивая из кустов первоклассников. - А я все думала, почему боярышник вянет!
Было жарко, поэтому первоклассников судить не стали. Заперли в наказание в кабинете биологии, велели Бога в стенгазету рисовать, в сатирический отдел.
- Приду через час, - сказала пионервожатая Люда в шелковом галстуке поверх линялого платья. - Сильно не орите!
Первоклассники отодвинули горшки с геранью на подоконнике и свесились из окон класса во двор. Пионервожатая Люда подстригала кусты садовыми ножницами. Галстук ее стал бледно-красным от жары. Когда Люда наклоня-лась, они смотрели за вырез ее платья. Замолкали. За широким вырезом платья блестел маленький ключик на шнурочке от кабинета биологии...
К обеду пионеры строились под звуки горна, следом по росту строились октябрята.
- Дети! - крикнула в рупор Лия Ивановна. - У нас в лагере произошло ЧП! Три первоклассника уклонялись от общественно-полезного труда. Забросив анютины глазки, они мочились в зеленые насаждения! Пусть выйдут из строя, посмотрим на них! Пусть не берут компот в столовой за обедом и не садятся за наши столы!
Из строя вышел Димка Югов, а следом - еще два первоклассника. Школа молча смотрела.
Наутро Алиса накрасилась перед зеркалом, стерла пыль с подзе-р
кальника и стала перебирать украшения. Она осмотрела бусы искусственного жемчуга в три ряда со сломанной застежкой, два кольца - одно золотое, плоское, другое с фальшивым бриллиантом, - нашла клипсы в коробочке из-под пудры, нашла брошку еловой веткой и брошку голуб-ком, но только свою любимую сирень с выпавшим камушком она найти не могла. Тогда Алиса сказала:
- Дорогая моя! Не думай, что раз лето - ребенку ничего не нужно!
- У девочки все есть! - откликнулась Инесса из соседней комнаты.
- Этой зимой в феврале на Лизе распалось зимнее пальто! - крикнула Алиса. - Доставай где хочешь! Она не может все время кутаться в мою шаль!
- Где Димка Югов живет? - уныло спросила Инесса у Лизы. Лиза пыталась приколоть к стене таблицу сложения позолоченной брошкой с выпавшим камушком.
- Зачем тебе Димка? - спросила Лиза.
- Зачем тебе брошка бабушки Алисы? - спросила в ответ Инесса.
- Из нее выпал камушек, - сказала Лиза. - Значит, бабушка ее все равно выбросит!
- Я пойду к матери Димки Югова, - сказала Инесса. - Нам надо поговорить!
- О чем? - испугалась Лиза. - За боярку его уже ругали!
- Я не ругаться! - успокоила Инесса. - Я пальто сшить хочу!
Юговы жили в старом кирпичном доме по другую сторону Ельцовки. Инесса торопливо шла к мостику и тянула за руку Лизу. Синел воздух от распустившейся сирени, а один куст вырос вдруг на спуске к реке у самой воды и в мутной воде отражался вместе с небом последних дней мая.
- Я, мам, не могу так быстро!- жаловалась Лиза. От ветра ситцевый халат Инессы раздувался линялым парусом, и Лизино платье в неясный горох раздувалось следом.
- У нас Танечка Зотова в одном спектакле очень хорошо поет, - торопливо рассказывала Инесса в такт шагам. - Я песню запомнила, иногда у магазина пою. Хорошо подают. На паперти петь отец Александр запретил. "Ты, - говорит, - Инесса, лучше молись! Тебе и так подадут! Ты если молиться станешь, пить совсем забудешь!" Я молюсь, как он велел, да только плохо. Иногда слова совсем забываю, не свои же говорить. А пить - все равно тянет, я стараюсь держаться и Танечке Зотовой советую, а ничего не выходит...
Лидия Югова молча выслушала просьбу Инессы о пальто.
- Мы к зиме решили приготовиться, а то ребенку совсем не в чем ходить! - объясняла Инесса.
Лидия Югова молча ушла в соседнюю комнату.
- Я заплачу! - позвала Инесса через стенку. - Хоть сейчас! Я при деньгах!
"У магазина, наверное, деньги насобирала да в церкви на паперти,угрюмо подумала портниха. - Да мне-то что? Лишь бы платила!"
Димка Югов лежал на диване и пускал мыльные пузыри.
- Говорю тебе: пускай пузыри на балконе! - отвлеклась портниха на сына. - А то в комнате они у самых глаз лопаются!
- Лизка, что ли, Донова с матерью пришла? - лениво спросил Димка с дивана. - Она у нас в классе самая умная. Я у них как-то был. У них там дома - одни книги, даже дивана нет! И бабка на кухне!
Портниха смягчилась.
- Ладно, сошьем пальто, - сказала она, выходя к Инессе. - Подклад из ватина выкроим. Для тепла...
- Худенькая какая, - сказала портниха, обмотав Лизу клеенчатым сантиметром вокруг пояса. - Худая и щуплая, - добавила, измерив расстояние от плеча до пупа и от пупа до коленок. - Воротник цигей-ковый сделаем, а пуговицы я со старой шубы состригу. Тоже за ваш счет.
Лиза, перетянутая сантиметром, потянулась через розовую руку портнихи Лидии и заглянула в соседнюю комнату. Она увидела продавленный валик дивана, закинутую ногу Димки Югова в полосатом носке и край стола с клеенкой в клеточку. На клеенке лежали засахаренные подушечки с повидлом, и Димка Югов тянулся чумазыми пальцами к лип-ким конфетам. А Инесса тем временем смотрела за полное плечо портнихи Лидии с широкой лямкой сарафана, упавшей до локтя, на буфет в полстены со стеклянными дверцами. Сквозь стекла буфета виднелись ровные ряды банок с вареньем. В тягучем сиропе плавали размякшие ягоды малины с золотистыми зернышками. Одна банка до половины пус-тая, мутного вишневого варенья с голубоватым пушком плесени по стенкам... В литровых банках хранились грузди, тесно прижавшиеся к стеклу, прижавшие скользкими своими шляпками ветки укропа и распиленные дольки чеснока. В миске с цветком лежали сухие груши, чернослив, урюк, прозрачный, как желтое стекло; рядом стояла пустая банка с разводами меда и масленка с волнистыми цветами по краю крышки.
- На буфет смотришь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11