- Приказ у всех один, - говорит. - Добычу принести. Хочешь домой пустым вернуться - уходи.
По ушам видно - многие прислушиваются, хоть зуб на зуб ни у кого не попадает от страха, по себе могу сказать. Он тогда громче, чтоб все слышали:
- Сейчас у собак обед. Кто не собирается на полдник оставаться - за мной бегом марш!
И потрусил себе дальше. Вроде ни одного слова понятного не сказал, а пробрало. Рванули мы за ним все как один. И Утюг бежит, подгоняет еще:
- Не растягиваться!
Кто такие эти собаки, что за обед у них и что за полдник - не знаю. Да, может, оно и к лучшему. Бежим себе. Пустые холмы впереди все выше и выше поднимаются. То есть не холмы, а, выходит, склады. И совсем даже, может оказаться, не пустые. Самый ближний - ох здоровенный, на четыре угла, с отвесными стенами - ну точь-в-точь такой, как про них врут...
Бежим прямо на стену. Вся она белая, только кусок серый, чем-то он не такой, как остальная стена.
- Соображаешь, Плетюня? - толкаю на ходу балбеса, напарника своего.
- Чего? - пыхтит, булками работает, толстомясый.
- В стене-то!
- Ну? Чего в стене?
- Чего-чего! Корм ты кошачий! Не видишь - дверь!
- Какая такая дверь?
- Эх, обалдуй! Сколько колешься - дверей не знаешь!
- Да ну тебя! - Плетюня отмахивается. - Потом поговорим!
Да чего уж тут говорить, когда и так все понятно. Следопут прямо к двери нас и вывел. Неужто открыть собирается?! Вот это был бы номер! Никому из бойцов самому открыть дверь не удавалось, штука эта особенная, хитрая. То она - стена стеной, а то вдруг раз - и лаз. Неподатливая уму вещь!
Но Следопут, он не из нашей шкуры сшит. Ему, поди, и дверь не в диковинку. Подошел, понюхал, когтем колупнул...
- А ну, навались! - говорит.
Ну, мы и уперлись всем отрядом, иные просто в стену, но этих Следопут обругал, переставил к двери, дал команду. Надавили дружно. Следопут сзади стоит, сам не толкает. Потом вдруг - скок Плетюне на спину, а оттуда - еще выше, до блестящей какой-то ерундовины, что из двери торчит. Я даже подумал, может, добыча такая? Чего он в нее вцепился, как в родную? И тут мы все повалились, потому что дверь-то поехала! Только что ни щелки не было, и вдруг - готовый лаз прямо туда - в склад. А оттуда кисленьким так и тянет - добыча промасленная лежит, нас дожидается!
Ай да Следопут! Вот это голова! Такую бы голову - да на всех поделить, хоть по кусочку каждому бойцу отведать!
Ломанулись мы в щель - прямо давку устроили, и впереди всех - Утюг. Следопут на землю соскочил, предупреждает
- Эй, полегче там! Под ноги смотреть, рты не разевать! Тут ведь тоже зубы встречаются...
Какие там зубы! Мы как на склад влетели, так прямо растерялись. Глаза в разные стороны, честное слово! Вот это добыча! Без конца и без края. Взрослая кольцами свернулась плотно, и кольца лежат - до потолка. Молодая короткими хвостами, тонкой пластиной, крючком, всякой загогулиной - на полстены куча! Самая жирная, в мягкой шкуре, на толстые бревна намотана, и тоже - несметно. А помимо того, еще какая-то особая, упрятанная в бумагу, в дерево, в жеваную труху, но по кислому духу все равно ясно - она, добыча! Кругом - добыча!
Эх, как пошли мы нагружаться да обматываться! Тут уж нас Следопут не учи! Длинную тянем, на нее короткие цепляем, так чтоб только еле-еле волочь. Да поперек еще - плоских с дырками, а на них уж - каких попало, внасыпуху.
- Хватит! - Следопут орет. - Пора возвращаться! Завтра опять придем!
Ну, смешной! Завтра! Завтра еще будем живы или нет, а добыча - вот она, сегодня! И пока мы ее с места сдвинуть можем - будем нагружать! Вот как не сможем, тогда ладно. Один, последний, хвостик скинем. Хотя вряд ли...
Уж Следопут и уговаривал, и дрался, и на командира кричал - ничего сделать не мог. То-то, брат! Это тебе не двери открывать. Нет такой силы, что бойца от добычи оторвет!
Наконец тронулись, медленно, но со всей красотой. Ползет куча, а нас из-под нее почти и не видно. Дверь пришлось настежь распахнуть, и то еле протиснулись. Наконец выползли на голое место. Через травы ломиться нечего и думать, двинули проплешинами в сторону большой гари, к дырявой башне. А чего стесняться? Мы тут хозяева теперь! Добычи сколько хотим, столько и волокем. Гарь, и та - наших ребят работа, Смурняга с Клюквой ее устроили, когда с дырявой башни добычу рвали. Да куда ни глянь - везде все теперь наше!..
Вот тут-то он и появился. Вымахнул на пригорок прямо перед нами будто из моего же сна выскочил, из старой покойницкой памяти, - в общем, сразу я его узнал. Ловкий, глаза озорные, а сам при этом - огромный, аж тошно, и зубы такие, что тоска. И сразу понятно, что бежать бесполезно. Все, отбегались.
- Дождались, сволочи! - Следопут хрипит. - Бросай все - и врассыпную!
Глупый он все-таки, хоть и колотый. Ну сколько можно объяснять, что бойцы добычу не бросают? А если который и бросит, так недолго после того проживет. Свои же и прикончат. Не для того мы такую муку перед походом принимаем, чтобы взять и все бросить. Наоборот, вцепись в нее всеми зубами и когтями - может, и не оторвут...
Только зверь отрывать никого и не стал. Подскочил к командиру да голову ему и скусил. Напрочь! Только хрустнуло. И сразу - дальше. Утюг еще лапами загребает, а этот уже возле следующего бойца. Хвать поперек загривка - готов! Следующая - Плетюнина задница из-под кучи торчит, а там и до меня очередь дойдет. Я уж и глаза закрыл, готовлюсь.
И вдруг - что такое? Слышу опять Следопутов голос, но уже совсем с другой стороны. Да неужто он бросил-таки добычу?! Не может того быть! У меня даже глаз сам собою раскрылся. Вижу, и точно, Следопут от нашей кучи черт-те где. Но не удирает, а, наоборот, забежал к чудищу сзади и кричит, шипит, плюется! На себя отвлекает. Зверь поначалу только фыркнул - погоди, мол, и до тебя очередь дойдет, - но на Следопута не бросился. Зачем, когда вот они, Плетюнины окорока, прямо у него под носом? Да неправильно он рассчитал. Только хотел окорочка отведать, как Следопут подбежал сзади и за его собственный окорочок - цап! Визгу такого я отродясь не слыхал. Рванулось чудище, чуть всю добычу нам не разметало, крутанулось на месте и за Следопутом. Да тот, не будь дурак, давно уже удирает, без выдумок, без зигзагов, а держит прямиком на клетку. Ага. Вылитая клетка стоит посреди поля, совсем как дома у нас, только здоровенная и без верха. А внутри у нее - ну почти как в пустом холме - добыча на добыче! Но не кучей, не как попало, а вся друг с другом сцеплена, скреплена, хвосты от нее тянутся во все стороны, на ветру посвистывают.
Следопут, видно, давно в этой клетке дыру углядел, кинулся прямо к ней, юрк - и внутри! Зверь на прутья налетел, но не пробил - сам чуть не убился. Зарычал свирепо, давай землю под прутьями рыть.
Мы стоим, смотрим. А что делать? Далеко с добычей не уйдешь, да и носильщиков меньше стало. Слава Богу, зверь на нас - никакого внимания, роет, только камни летят. Следопуту тоже деваться некуда. Сидит в клетке, ждет. Ну и дождался.
Зверь даром что здоровый, а порыл-порыл, втиснулся под прутья и, глядим, голова уж в клетке! Уперся, рванулся - и весь там! Беда Следопуту! Сам себя в крысоловку загнал. Тут бы ему надо по клетке побегать, зверя закружить да в ту же дыру и выскочить, а он, бедолага, с испугу сплоховал, полез чего-то наверх, прямо по добыче, с ветки на ветку, со ступеньки на ступеньку. Да разве от такого убежишь! Следопут со ступеньки на ступеньку прыгает, а зверь - сразу через три. Добро еще, понапутано там из добычных пластин, крючков да хвостов - прямо заросли. Нам отсюда как следует не разобрать, но видно, что несподручно здоровенному чудищу по этакой путанице Следопута гнать. Однако и не отстает.
Следопут со страху уж на самые хвосты забрался, думал, там его зверю не достать, да просчитался. В три прыжка влетело чудище на самый верх и, по хвостам шагая, - прямо к нему, теснит в самый угол. Тут уж нам очень хорошо все видно - забрались высоко, как напоказ. Жмется боец к решетке, на нас оглядывается. Ну и мы смотрим. Без командира остались, сейчас и проводника прикончат...
Зверь, кажется, и не спешит, выбирает, как половчее его ухватить. Пасть разинул, зубищи наружу выставил и - шажок за шажком - все ближе...
А что дальше произошло, я вам и не скажу - не разглядел. Следопут метнулся, будто от отчаяния, да, оказалось, неспроста. Ухватил он какую-то блестящую загогулину вроде той, что на двери, и - дерг! А от нее - искры! Как загудело в клетке, хвосты разом дрогнули, зашелестели меж собой, и не знаю отчего, но зверь вдруг тявкнул жалобно, заскулил, задергался, как в спину уколотый, а потом голоса у него совсем не стало. Так молча и околел.
Мы из-под кучи своей повылазили, глазам поверить не можем: добыча убила своего же сторожа! А Следопута - главного на свете вора - пощадила! Это как же понимать? Выходит, и впрямь мы здесь законные хозяева? Раз добыча сама в руки просится и не зверюге охранному помогает, а нашему бойцу-добытчику? Вон он, из клетки выбирается, гордый, как сто отрядных командиров. К нам идет ленивой походочкой, и морда сонная, будто все ему нипочем и раз плюнуть.
Окружили мы его, в бока пихаем, молодец, дескать, этакое страшилище уконтрапупил!
- Ладно, чего там! - Следопут отмахивается. - Пошли скорей отсюда, пока другие не вернулись...
- Нет, погоди, - Плетюня ему в ответ, - тут одно маленькое дельце осталось...
Все обступили Следопута еще плотнее, слушают, что Плетюня говорить будет. Смотри-ка ты! Увалень-увалень, а тут Разговорился что твой командир!
- Это, - говорит, - хорошо, Следопут, что ты зверя победил. А что в пустые холмы нас привел, так просто замечательно. Мы этого теперь никогда не забудем.
- Ну? - Следопут ничего не понимает, смотрит на каждого по очереди.
Не догадался еще, хоть и умный.
- А вот то, что ты добычу бросил, - Плетюня неторопливо объясняет, это очень плохо.
Дошло наконец до Следопута, заметался.
- Да вы что, ребята?! Вот же она, добыча! Целехонька! Я же спас ее! И вас всех от собаки спас! Разве непонятно?!
Плетюня ко мне поворачивается.
- Чего он раскричался?
- Уговаривает простить.
- Как это так - простить? - Плетюня удивляется.
- Ну, подумайте! - Следопут втолковывает, мечется с одного к другому. - Ну, напрягите мозги свои мышиные! Если бы я за добычу, как все, держался, что с нами было бы?! Кто бы добычу домой потащил, если бы всех вас тут передавили, как кур? Кто?!
- Ты, Следопут, не мудри! - Плетюня спокойно отвечает. - Мы тебе про одно, а ты нам про кур! Закон простой добычу не бросать. А там уж как Бог даст...
Он оглядел отряд.
- Что решим, братцы? Мне одному вскрывать или кто поможет?
Ну, я и помог...
Плохо спать стал. Всю ночь ворочаюсь. И выпивка не помогает, только хуже от нее. Тошнит, а не забирает, и во рту горечь. То ли уж специально такую гонят, чтоб и последнюю радость у нашего брата отнять? Глотнул да срубился - вот все счастье бомжево. Нет, мешает оно кому-то! Не спи, калечный, мучайся, каждую секундочку этой жизни сволочной разжуй да проглоти! Намаешься так за ночь, под утро только прикемаришь чуть-чуть тут другая беда. Сны наваливаются. И всегда одни и те же. Куда-то ползу я через подземные ходы, через травы высоченные, пробираюсь под железными конструкциями, каких сроду не видано было, и носом, на нюх, ищу ее добычу.
Чертов старичок! Все уши своей добычей прожужжал, снится она уже! Но началось это не так давно, с тех пор, как Казбек стал по два укола засандаливать. Рвет из спины свою вытяжку, а потом через ту же иглу что-то обратно закачивает. Возможное ли дело - такую муку пережить? Вот и не выдерживает человек - с ума сходит. Если бы я один такой был, так сомневался бы еще насчет уколов. А то ведь всех наших колбасит, как порченых! Злые стали, наглые. Нинка Костяну зубами в горло вцепилась, чуть до смерти не загрызла - еле отняли. Это что же такое с людьми делается?!
...И опять верчусь, не могу пятый угол найти. На спине совсем спать разучился, тянет все время клубком свернуться и ноги к носу подтянуть. Да тут еще зуд этот! Раньше, бывало, заведется по летнему времени какая-нибудь живность в волосьях, чешется помаленьку до холодов, а зимой ей другая на смену приходит - еще спокойней. А теперь не так. Крупно зудит, без отдыха. И больше всего - в руках и в ногах, в самых пальцах. Я поначалу струхнул, думал, не гангрена ли после тех заморозков, а теперь понял, в чем дело. Когти у меня растут. Да такие прут твердые, неломкие, острые и с загибом. Подобрал этой весной ботинки в лесопарке - почти новые, крепкие, думал, износу не будет. Куда там! Вдрызг! И во все дыры когти торчат. Да разве в одних когтях дело? Я вон вчера сунулся в гастроном, чего-то все ларьки закрыты были, так мент у дверей аж позеленел, как меня увидел, и ни слова не говоря - за кобуру. Видно, совсем я засинячил, на человека стал не похож. Ну и хрен с ним! В гастроном больше не хожу. Не то чтобы я мента боялся, нет. Вовсе даже наоборот. Достань он тогда пистолет, вряд ли успел бы выстрелить.
Вот это меня больше всего и пугает. С каких это пор я опасным стал?! Может, с голодухи такая злость? Что-то уж больно несытные времена пришли. Возле столовской помойки что ни день - драки. Хотя вываливают вроде и не меньше, чем раньше. Много ли той еды нашему брату надо было? Поклевал корочку, чтоб не пить без закуски, - и ладно. Не зря ж говорят: алкаш спиртом сыт и спиртом сс...т. А тут - с холодами, что ли? - какая-то прямо прожорливость напала. Ешь, ешь - и все мало...
Ох, заботы, заботы! Никак не уснуть от них... Лежишь, глазами лупаешь. Вдалеке собака прошла. Не слышу, не чую, а знаю, что прошла. Тоже вот, недавно у меня такая особенность появилась. От бессонницы, наверное...
А жалко, что убежала собачка... Неплохо было бы заморить червячка. В последнее время совсем мало бродячих псов стало, всех поели. А раньше чего-то брезговали или боялись их - голов по пятнадцать - двадцать стаи ходили и кормились же чем-то! Да и то рассудить, лесопарк - не тайга. Здесь кафушка, там - ларек, жарят, варят, дым коромыслом, объедков - вагон. Отчего теперь голодаем - ума не приложу!
Заботы, заботы! Охо-хо... Сейчас бы засадить стакан, как в бывалое-то время, и отплыть до утра во тьму сиреневую...
И вдруг - мороз по спине! Я аж вскрикнул и сам себе рот зажал. Понимаю - рядом кто-то есть. Вот тут, за жестью моей ржавой, стоит и прямо сквозь нее на меня смотрит. И видит! Как же я шагов не услышал?! Запаха не почуял, при нынешнем-то моем чутье?! Кто ж там такой? Может, тот самый пес, что стороной прошел недавно? Да не подобраться ко мне простому псу! А если он не простой? Господи, чего ж ему надо возле ямы моей? Лежу, никого не трогаю... Может, заорать? Ругнуться на него матерно? Набираю воздуху побольше и... нет, не могу. Страшно! Это ж кому расскажи - не поверят: бомжу по ночам страшно! Чего бояться-то, верно? Все равно подыхать! А вот поди ж ты! Подыхать не боюсь. Боюсь идти. А идти придется, потому что он ждет...
Завозился я, завертелся и медленно, ногами вперед, из хибары полез. Почему ногами? Мудрено объяснить... Ну не могу я башку высунуть и посмотреть, кто пришел! Хоть ты убей меня - не могу! И на месте сидеть нельзя, я ж чую - он ждет! Пячусь раком ни жив ни мертв и глаза закрыл. Делайте со мной что хотите! Сдаюсь!
Вылез целиком - ничего. Глаза по одному размежил осторожно, влево-вправо зырк! Никого. Мать Пресвятая Богородица! Неужто померещилось?! Огляделся, прислушался - все спокойно. Вдалеке дискотека бухает, будто сваю в землю забивает, а над пустырем звезды низенько висят... Надо же! Сколько лет уж не замечал никаких звезд, а тут разглядел! Какие же яркие сегодня! Особенно вон те две, над самым горизонтом...
Мигнули две звездочки голодно - и прямо ко мне. Смотрю - проступает в темноте остроухая голова, разевает пасть. а в пасти - кровавый отсвет, будто клык блеснул. Я попятился, запнулся, чуть не упал, но тут наваждение развеялось Вижу - никакой волчьей головы, человек как человек, только воротник поднял и край воротника из-за головы торчит, как ухо. Пасть кровавая не сверкает - папироску он курит, огонек то ярче горит, то притухает малость. И нисколько он ко мне не приближается - на пригорке сидит, в двух шагах от хибары. Просто раньше я его не замечал. Пока он сам не захотел заметным стать. А такое умеет на всем свете только один человек.
- Стылый, ты? - спрашиваю.
Огонек папироски наливается жаром.
- Холода идут, - слышится голос. - Звезды-то как разгорелись! К заморозкам, не иначе...
- Зачем я тебе опять понадобился?!
- Почему именно ты? Вы мне все надобны...
- Да с меня-то какая польза?! Видишь - подыхаю!
Огонек улетел в траву, но лицо Стылого так и маячит в багровом отсвете.
- А ты хитер, - усмехается. - Вот как затеял договорчик обойти! Дескать, кто алкашу бездомному поверит? Мели, чего хочешь! Вреда не будет.
- О чем это ты? Не пойму...
- О чем! О нашем договоре. Где твои блестящие статьи? Где наша, в соавторстве написанная, теория многомерной общности? Почему я должен торчать на этой свалке? Я хочу на международный конгресс!
И тут я улыбаюсь всем щербатым своим отверстием.
1 2 3 4 5 6