А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


На пороге стоял парень лет двадцати, в джинсовой куртке, застегнутой на «молнию». Правую руку он держал в кармане.
— Сначала предъявите свои!
Я сделал шаг вперед и предъявил ему «етоича». Причем на тот случай, если парень окажется в бронежилете, сунул ствол под нижнюю челюсть, так, что лязгнули зубы.
— Тихо, мой дружок! Не шуметь! Дернешься! Мне терять нечего! Руку из кармана! Не спеша!
«Мой дружок» сразу все понял и дергаться не стал. Медленно вытащил из кармана пятерню.
— Федор! — донесся из недр квартиры еще один мужской голос. — Кого принесло?
— Скажи, ошиблись адресом. Только без фокусов и дрожи в печенках.
Федор послушался. Дрожи в печенках ему, на мой взгляд, избежать удалось. Тем не менее в недрах квартиры раздались приближающиеся шаги. Лицо Федора напряглось, он явно ждал, пока напарник возникнет на пороге, и был готов к исполнению долга. Но я ему такой возможности не предоставил. Когда напарник на пороге возник, я безо всяких затей прострелил Федору мозг. Конечно, будь эти два друга свеженькими, сразу после смены, без проблем бы не обошлось. Но двадцать с лишним часов абстрактного ожидания отнимают немало сил и притупляют реакцию. В общем, через мгновение мозг напарника составил компанию содержимому головы «моего дружка».
Я переступил через тела и шагнул в комнату.
Савицкая лежала на диване с закрытыми глазами. На столе в центре комнаты стояла тарелка с остатками сухого завтрака и недопитый стакан воды — похоже, перед моим появлением узницу кормили.
Я подошел к лежащей, тронул за плечо. Глаза Савицкой открылись, но мысли в них не было.
— Вставайте, Катя. Я пришел за вами.
Никакого отклика.
Я взял ее за руку, потянул.
Она послушно поднялась с дивана и осталась стоять, с опущенными руками, глядя в пространство невидящим взором. На ней было мятое-перемятое голубое платье с короткими рукавами. Спутанные волосы на голове мог бы назвать прической лишь человек с очень развитым воображением. Ноги были босы, колготки валялись на полу возле дивана, рядом с ажурными белыми трусиками и пустыми шприц-тюбиками. То ли охранники ее изнасиловали, то ли не хотели возиться с лишней одеждой, выводя узницу в туалет.
Одним словом, в таком виде я бы довел ее только до первой бабушки, из тех, кто все и всегда замечает. В лучшем случае, до первого мента. Тем более что вены на сгибе локтей оказались испещрены следами многочисленных уколов.
Я глянул на часы. Четверть второго — времени на охи и ахи не оставалось. Я растерянно оглядел комнату. И едва успел поймать падающее на меня тело — самостоятельно Савицкая не могла даже стоять.
— Садитесь!
Она вновь начала падать, теперь уже навзничь. Поймал, усадил, прикрыл подолом оголившиеся бедра. И тут ко мне вновь вернулась собранность. Я подобрал с пола трусики и натянул на щиколотки Савицкой.
Нет более трудного дела, чем одевать бесчувственную женщину!.. Савицкая, строго говоря, бесчувственной не была, но мало чем от таковой отличалась. Тем не менее я с поставленной задачей в конце концов справился. Заодно обнаружил, что бюстгальтер находится на том месте, где ему и положено. Видимо, изнасиловать свою пленницу охранники все же не решились. Почему-то эта мысль принесла мне облегчение.
Закончив процесс одевания, я вновь поставил Савицкую на ноги и, придерживая, критически осмотрел. Колготки на икрах морщились. С этой проблемой я справился уже легко.
А потом заметил валявшуюся в дальнем углу дамскую сумочку. Там нашлись расческа и несколько шпилек. С помощью этих инструментов я соорудил на голове Савицкой некое подобие прически.
Пора было уносить ноги. Я вышел в прихожую и оттащил в сторону трупы. Подобрал с пола один из шприц-тюбиков, сунул в карман. Потом за руку вывел из комнаты женщину (она шла за мной, словно овечка на привязи), посмотрел в зеркало.
Не так уж плохо мы и смотрелись — подумаешь, кавалер, ведет после ночных утех перепившуюся даму!.. По улицам в таком виде ходить не стоит, но в машину посадить вполне можно.
Мы вышли из квартиры, спустились вниз.
— Обнимите меня, Катя.
Никакой реакции.
Пришлось положить ее руку себе на талию и обнять покатые плечи. Вышли на улицу, как два голубка. Я тормознул пятое по счету такси, поддерживая под локоток, усадил Савицкую на заднее сиденье.
— Наширялась? — Водила, плюгавенький мужичок предпенсионного возраста, участливо смотрел в панораму заднего вида.
— Да, — сказал я. — Связалась, потаскушка, с подонками. Вот ведь наградил господь сестрицей! Второй раз за неделю возиться приходится!
— Наблюет — стольник сверху. Иначе, парень, — на выход, с вещами! Интересу нет!
— Не боись, дядя, расплачусь, не обижу.
И я назвал ему адрес — но не снятых час назад меблирашек, а соседнего с Яниным дома.
Черт возьми, да они первым делом обыщут все меблирашки и гостиницы в округе. Вот и пусть устраивают засаду на пустом месте. Глядишь, время пройдет…
Всю дорогу мы с водилой кляли проклятых дельцов, сбивающих с пути слабых людей (у водилы сын оказался наркоманом), а Савицкая сидела, привалившись ко мне. Грудь ее упиралась в мой бок, и это прикосновение меня волновало, будто я вчера и не трахался с Ингой.
Наконец добрались до места. Я расплатился с товарищем по несчастью, вывел «бедную сестренку» на тротуар, дождался, пока укатит. Доплелись до Яниного дома, вошли в подъезд, поднялись на лифте. Больше всего я опасался, что нам встретится кто-нибудь из соседей по лестничной площадке. Но мне в очередной раз повезло.
Когда мы зашли в квартиру, я облегченно вздохнул и глянул на часы.
Без четверти три. Новая смена тюремщиков, наверное, уже нашла трупы и обнаружила, что птичка из клетки улетела. А может, уже и подняла тревогу. Да только хрен вам лысый, голубчики!..
Пальцы Савицкой вдруг слегка стиснули мою руку.
Кажется, она приходила в себя.
— Сейчас уложу вас, Катя, баиньки, — ласково сказал я, чтобы она не испугалась, обнаружив себя в компании с незнакомым мужчиной.
— П-п-писать… — прошептала она.
— Что? — Я опешил.
— П-писать… п-писать х-хочу…
Все так же, за руку, я отвел ее в туалет. И понял, что ни черта Савицкая в себя не пришла — она продолжала держаться за меня и шептать: «П-писать х-хочу…»
Ну что ж, раздевать даму — не одевать; с этой привычной проблемой я справился в мгновение ока. Усадил Савицкую на унитаз, постоял рядом, пока она не отжурчалась. Потом отвел в спальню, уложил на кровать, прикрыл одеялом.
— Спите!
Она послушно закрыла глаза. А я сел в кресло, вздохнул и наконец-то спокойно смог рассмотреть бледное лицо.
Да, чем-то она была похожа на Ингу, такая же белокурая и кареглазая. Потом мне пришло в голову, что теперь-то спать в одежде ей совсем ни к чему. Я раздел ее догола (груди у нее оказались полнее, а бедра шире, чем у Инги, — естественно, рожавшая женщина) и прикрыл одеялом. Потом достал из кармана шприц-тюбик. Эти скоты кололи ее ультрапентаморфином. Сильная, сволочь, штука, но противоядие от нее продается свободно и без рецепта. Впрочем, все понятно, ведь в любое время скотам могла понадобиться дееспособная жертва.
Я сбегал в ближайшую аптеку, подыскал на сгибе локтя Савицкой более-менее чистое место и перегнал в вену содержимое купленного шприц-тюбика.
Через пять минут лицо женщины порозовело, веки дрогнули и открылись. Глаза некоторое время смотрели в никуда, потом ожили, прокатились по орбитам и уставились на меня. Шевельнулись губы, прошептали:
— Кх-де я?
— Вы у друзей, — ласково сказал я. — Вам нечего бояться.
Зрачки у Савицкой расширились, сузились, снова расширились. Правая рука выпросталась из-под одеяла, скомкала пододеяльник на груди.
— Вакх-дик? Эт-то т-ты?
Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, какое слово она произнесла первым.
— Я не Вадик, — ласково сказал я. — Меня зовут Максим. Но я ваш друг. Я не сделаю вам ничего плохого. И мы обязательно найдем Вадика.
— Вакх-дик… — Голос вдруг окреп. — Вадик! Ва-дичка! Жив! Господи ты боже мой!
Гибкое тело взметнулось из-под одеяла и приникла к моей груди.
— Вадичка!!! — Это был отчаянный крик, полный восторга. — Вадик!!! Господи ты боже мой! Это же я, Катя.
— Вы Катя. — Я подхватил ее на руки, отнес к кровати, уложил. — А я Макс. Вам надо отдохнуть. — Отступил на шаг.
Она вновь вскочила, прижалась ко мне.
— Вадичка, ты меня не узнаешь?! — Отшатнулась — колыхнулись из стороны в сторону тяжелые груди. — Вадим!!! Что они с тобой сделали.
— Не волнуйтесь, Катя! Вы были больны, вам надо отдохнуть.
Она не слушала.
— Вадим…
Ее пальцы принялись расстегивать на мне пуговицы.
— Вадик!
Ее руки сорвали с меня одежду.
— Вадичка!!!
Она опрокинулась на спину и потащила меня за 'собой. Зовущий рот впился в мои губы.
Это было какое-то наваждение. Будто Лили лежала подо мной, зажмурившись, теребя пальчиками мою шею, требуя ласки!
И я не устоял — сплющил на кровати податливое тело, стиснул руками гладкие груди, вонзился торсом между жаркими бедрами, окунулся во влажное лоно. Ослепительная молния вожделения полыхнула между нашими животами.
Ни Лили, ни я уже не владели собой. Любовный танец был, как никогда, короток, а наслаждение, как никогда, бездонно. С последним толчком Лили закричала тонким голоском: «Ой, мамочка-а-а!»И радость узнавания разорвала опутывающую мой мозг пелену…
Глава 58
Жил-был мальчик по имени Вадик Ладонщиков. И были у него папа и мама, а также бабушки с дедушками. Лишь тетей и дядей не было. Во всяком случае — родных…
Вадиков папа, следуя провозглашенному в конце прошлого века лозунгу «Обогащайтесь!», занимался крутым бизнесом. Таких в не столь уж давние времена называли «новыми русскими».
Имелись у папы квартира с евроремонтом и ванна «джакузи»(«Буль-буль-буль, в» джакузи»я валяюся на пузе, — пели на радио глупые рекламные девочки. — вдумчиво, в экстазе, я сижу на унитазе…«), и дача о трех этажах в ближнем пригороде, и» Мерседес» последней модели, и многое-многое другое. Не было у папы лишь одного: удачливого сына.
И в самом деле, рос Вадик неудачником. Если какала в полете птичка, то обязательно ему на панамку. Если пацаны принимались кидаться камнями во дворе гимназии, то в окно директорского кабинета непременно попадал булыган, брошенный рукой Вадика. Если в хоккейной команде (а Вадик серьезно занимался этим видом спорта в детской команде местного СКА; ведь хоккей — это спорт для богатых, так же как теннис) кто-то ломал ногу, то это была нога Ладонщикова-младшего. Если Вадим шел на экзамен, то ему попадался билет именно с тем вопросом, который он не успел выучить. Парня так и звали за глаза: Вадим-Облом-С-Ним.
Шли годы.
Вадим закончил гимназию и поступил в университет. Правда, и тут не повезло с билетом на вступительных, и пришлось папе в очередной раз тряхнуть мошной, чтобы сын мог учиться на платном отделении.
Скоро сказка сказывается, да не скоро пять курсов пролетают!..
И была у Вадима подружка. Училась она с ним в одном классе, а потом и в университет увязалась. То ли жалела она его за бесталанность, то ли в сердце он ей запал (а парень он был видный и крепкий — многие телки на улице заглядывались), но ходила она за ним хвостиком, как привязанная, и когда они были вместе, сторонились неудачи Вадима. Да только того никто не замечал. В том числе и сам Вадим…
Так и шло дело: Вадим учился, отец платил… Но то ли согрешил Ладонщиков-старший перед господом в бизнесе своем (а кто в те годы не грешил?), то ли попал в жернова сыновней неудачливости, да только настал один прекрасный день (вернее, промозглый октябрьский вечер). Ехал отец Вадима с матерью да бабушкой и двумя дедушками с дачи о трех этажах. То ли дорога была хуже, чем казалось, то ли скорость выше, чем требовала безопасность, да только выскочил «Мерседес» на встречную полосу, прямо под многотонный «КамАЗ». И не стало у Вадима ни отца, ни матери, ни бабушки, ни дедушек. Одна лишь бабушка осталась, но и та горя не выдержала — вскорости в могилу сошла.
Настало время решать дела наследственные… И, как водится в этих случаях, налетели зубастые акулы-кредиторы, стервятники-заимодавцы, да и государство налоговую петельку накинуло (оно ж какое у нас, государство? И своего не упустит, и к чужому ноги приделает. Не зря говорят честные россияне: «Я люблю свою страну, но государство ненавижу!»).
В общем, не успел Вадим оглянуться, как не осталось у него ни квартиры, ни «джакузи», ни дачи о трех этажах, ни «Мерседеса» последней модели. И студенческого билета, разумеется, тоже не осталось.
Пришла пора тянуть лямку солдатскую. По стати отменной определили Вадима в элитные войска, в самый что ни на есть спецназ.
А в ту пору уже который год шли по стыку христианского да исламского миров войны, кои пресса прозвала малыми да превентивными (имея в виду, что рано или поздно разразится война большая — Великая Религиозная). Оно бы, конечно, и жили сыны Аллаха с христианами в мире и согласии, да больно много имелось в этом противоборстве заинтересованных. Генералам война нужна — чтобы новые звезды на погоны вешать да хлеб народный, который жуют, оправдывать. Капитанам военно-промышленного комплекса необходима, чтобы заказы новые получать да прибыли подсчитывать. И людишкам некоторым впору — тем, у кого в голове одно: размахнись, рука, раззудись, плечо!.. Где еще можно человека безнаказанно убить? То-то и оно! На войне за все случившееся правительства да военачальники отвечают. А с них — известно какой спрос, много ли за человеческую историю перед судом предстало?
Войны малые — кровь большая. А прибыли и вовсе сверхгигантские!..
Да и другой стороне противоборство не без выгоды. На волне религиозного шовинизма скорее достигнешь целей. Великие Албании да Великие Джамахирии быстрее создашь. А там и Объединенная Исламская Республика — от калмыцких степей и хребтов гималайских до самого Атлантического океана. А еще немного пройдет — вот он и Великий Джихад. Многие ли религиозные радикальные течения убийство человека оправдывают? Правда, неверный — не человек, собака!..
А мяса пушечного женки еще нарожают, на то их господь и обрек после первородного грехопадения…
В общем, попал Вадим Ладонщиков на очередную из таких войн. Служил Отечеству и Христу верой и правдой, ранен был дважды. До наград не дослужился — слава богу, хоть не убили да в плен к нехристям не попал.
Подоспела пора дембеля — вернулся в Питер. А там ни кола ни двора. Лишь подружка дожидается — верность хранит (честь-то девичью Вадим у нее еще в десятом классе отобрал. Впрочем, в нашу эпоху честь по-другому зовется — целкой. Какая там честь: по Марсу уже ходим, а вы тут доисторические понятия на уши вешаете! Честью, господа, прибыли не получишь!).
В общем, поженилась парочка. Ребенком пока решили не обзаводиться — одной надо образование закончить, другому гражданскую профессию приобрести.
Пошли месяцы рая в шалаше. А неудачи преследуют Вадима по-прежнему — то недостача в магазине, куда торговать пристроился, то, перейдя на станцию техобслуживания, новенькому «Форду» крыло помял. Конечно, мелочи это по сравнению с настоящей непрухой — смертью близких, к примеру, да разве о том Вадим думал? Не везет, не везет и не везет!.. И почувствовал Ладонщиков, что не по нутру ему шпакская житуха. Помаялся, помаялся, посчитал очередные обломы да и махнул в военкомат. Жену перед фактом поставил. Та — плакать, но когда женские слезы солдатскую душу по-настоящему трогали?
Как человек повоевавший, попал Вадим в школу офицерскую. Вышел лейтенантом, не чета тем мозглякам, что военные училища заканчивают. Пороху не нюхали!..
И вновь пошла служба боевая — очередная малая война. От завтрака до завтрака, от боя до боя.
Оно бы, конечно, выписал Вадим к месту службы свою супругу, да только в этих местах жены офицерские — для нехристей первая цель. Локти потом кусать станешь, да поздно!.. Так что не положено, ротный, фронт здесь!
Вот и остается: либо связисточку уговорить, под кустиком разрядиться; либо сестренка спиртику поднесет, ножки раздвинет; либо в очередном взятом селе горянку, дочь Аллаха, в сакле изнасилуешь. Только чтобы ни начальство, ни подчиненные не видели. Иначе и в трибунал можно загреметь…
А на самой службе дела пошли из рук вон. Соседние роты в бою отличатся, Вадимова опростоволосится. Не то чтобы командир плохой — удачи солдатской нет. Как батальонный священник говорит перед боем: «Да пребудет с вами удача, дети мои! Да осенит вас Христос своим знамением!» Так вот — не пребывает с Вадимом удача, не осеняет его Христос!.. И наказывать не за что — видит командир: не трус парень и умен, военная косточка; просто судьба-злодейка на мужика взъелась. То ли за грехи родительские, то ли по иной какой причине…
В общем, списали Савицкого со службы.
Приехал в Питер. Жена уже университет закончила, работает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32