так у нас
называют для краткости Парк культуры и отдыха имени
коммуниста-двадцатипятитысячника Чугунникова.
Она сказала, что мы идем гулять в Чугунок, и я тотчас
понял, что так оно и будет. Впоследствии я окончательно
убедился в том, что Ольга относится к тому типу женщин, которых
бесполезно уговаривать: они либо сразу уступают, либо сразу
отказывают напрочь. Мы бродили по напитанным свежей зеленью
аллеям, и я читал ей свои лирические стихи, которые сочинил,
когда мне было как ей 20 лет или около того. Серьезно выслушав
мои стихи, Ольга сказала, что я, конечно же, никакой не поэт,
потому что вслух читать не умею, а, скорее всего, я рядовой
инженер, что у меня, судя по моему виду, сварливая жена и двое
детей, но стихи ей понравились, хотя еще не известно, мои они
или нет, и лишь поэтому она готова мне отдаться, но только один
раз... Я был просто очарован ее почти детской прямотой и
непосредственностью! Еще плохо зная ее характер, я боялся, что
она передумает, и, не дожидаясь темноты, завел ее на глухую
полянку и без обиняков предложил выполнить только что данное
обещание. Ольга сильно смутилась, на какое-то мгновение даже
растерялась, но характер быстро взял свое: она подчеркнуто
неторопливо стянула колготки, аккуратно сложила их на пенек и
попросила постелить на землю пиджак. Я был просто опьянен ее
отчаянной решимостью, и все произошло, как во сне... Помню
только ее тихий плач да шепот приведенных им в трепет листьев:
"нир-вана, нир-вана, нир-вана..."
Когда мы вышли из парка, было уже темно. Я хотел проводить
Ольгу до дома, но она наотрез отказалась, сказала, чтобы я ее
забыл, впрыгнула в подошедший трамвай и уехала. Будь на ее
месте любая другая, я бы, не раздумывая, бросился за ней в
трамвай, но здесь меня что-то остановило... Так я и стоял в
роли фонарного столба на остановке, провожая глазами бледно
светящийся трамвайный вагон с удаляющейся в нем загадочной
красавицей, которая не стала ближе и доступнее после нескольких
минут физической близости.
Целую неделю Ольга не звонила, и я никак не мог решить для
себя, плохо это или хорошо. С одной стороны, это было хорошо,
потому что являло собой хороший конец хорошего приключения, но
с другой стороны, это было плохо, потому что мне самому было
плохо. Как бы то ни было, я ждал ольгиного звонка, заранее не
зная даже, как на него отвечу. Да и что я мог ответить, когда
Ольга позвонила в пять часов утра (наверное, не спала ночь) и
без всякого предисловия заявила, что если я думаю, что она
блядь и готова отдаться под кустом первому попавшемуся, то я
"опасно заблуждаюсь". Спросонья я сразу ничего не понял и
только хрипло пробормотал: "Да, конечно..." К счастью, она уже
повесила трубку и не слышала моего дурацкого ответа. После
такой многообещающей прелюдии я с волнением ожидал следующего
звонка, чтобы серьезно объясниться, и вот этот звонок грянул...
Не прозвенел, не прогремел, а именно грянул!

Через день, придя домой с работы, я нашел свою жену в
невменяемом состоянии: бесформенной массой, как выброшенная на
берег медуза, она лежала на диване и беззвучно рыдала. С
большим трудом мне удалось ее немного успокоить, насильно залив
в рот валерьянки, и тогда она рассказала, что незадолго до
моего прихода позвонила какая-то девица и попросила Сергея, то
есть меня, а когда Алена ответила, что Сергея дома нет, и
поинтересовалась "на всякий случай", кто его спрашивает, эта
девица нагло заявила "его любовница".
Это было уже слишком! С трудом сдерживая нервный смех, я
изложил бедной Алене экспромтом придуманную историю о том, как
я ее приревновал к преподавателю физкультуры (совсем забыл
сказать, что Алена работает учительницей французского языка в
школе, поэтому она и переделывает все имена на французский
манер), который звонил нам как-то раз, правда, довольно давно,
и на почве этой своей ревности я попросил одну девчонку из
соседнего отдела позвонить моей жене и представиться
любовницей. История эта, конечно, была наивной, но Алена в нее,
как ни странно, поверила и сказала, улыбаясь сквозь слезы, что
"прощает мавру его жестокость". Бедная добрая Алена!
В тот же вечер я позвонил домой начальнику и предупредил
его, что немного задержусь с появлением на работе по семейным
обстоятельствам. Наутро я приехал в "Гименей" и с порога
заявил, что если они мне через одну минуту не выдадут
телефонный номер абонента 1237, то я разнесу в щепки их жалкую
лавочку. Несчастные кооператоры, очевидно, решили, что имеют
дело со взбесившимся рэкетиром, и тут же, без лишних вопросов,
выдали мне не только телефонный номер, но и домашний адрес
этого самого абонента. Выйдя от кооператоров, я тут же обложил
"абонента 1237" такими изысканными ругательствами, что
проходившая мимо телефонной будки солидная дама обещала вызвать
милицию, чтобы меня оштрафовали "за оскорбление ушей прохожих".
Итак, обматерив Ольгу, что называется, с двойным запасом
прочности, я облегченно вздохнул, надеясь снова зажить
спокойной жизнью, но не тут-то было... На той же неделе, в
пятницу, она мне снова позвонила: назначила на субботу встречу
и, не дожидаясь ответа, повесила трубку. И все же мой урок не
прошел даром: теперь она уже избегала общения с моими
домочадцами и просила своего отца позвонить и позвать меня к
телефону. Кстати, нужно отметить, что родители в Ольге души не
чаяли - она была их единственным и, к тому же, поздним ребенком
- и исполняли все ее прихоти, при этом трепеща перед ней: она
им постоянно заявляла, что "в случае чего уйдет в банду". Вот
так, раньше девицы грозились уйти в монастырь, а теперь - в
банду.
Три месяца продолжались наши встречи в Чугунке на
облюбованной полянке. Сначала мы встречались по субботам, а
потом и чаще, в зависимости от погоды. Мы были готовы
продолжать нашу лесную эпопею до самых заморозков, но в один из
прохладных августовских вечеров нас в самый ответственный
момент облаяла лохматая бродячая псина, и после этого интерес к
природе у нас моментально пропал. По этой причине "занятия
шахматного клуба были перенесены на ольгину квартиру. Обычно я
покупал ее родителям билеты в кино, если повезет - на
двухсерийный фильм или удлиненную кинопрограмму, - и в нашем
распоряжении было целых два часа или даже больше. Самих ее
родителей я видел лишь мельком и со спины: они не только делали
вид, что меня не существует, но и, казалось, пытались убедить
себя в этом... и всем нам было от этого только спокойнее. Нет,
все же они замечательные старики! ---За это время я узнал, что
Ольга работает в райисполкоме секретаршей - как она выражалась,
"девочкой на побегушках". Конечно же, она ждала от жизни
большего, "чего-нибудь такого этакого". У нее, естественно,
была армада поклонников и даже отвергнутых воздыхателей, но все
они были "мелкими... не в смысле размеров, разумеется". В
общем, ей нужен был если и не сказочный принц, то, как точно
подметил "Гименей", яркая личность, желательно, к тому же,
творческая натура. (Это в нашем-то Углове!). Именно за этим она
и обратилась в службу знакомств. В ответ на свое объявление
Ольга получила семнадцать писем, и я у нее был вторым...
"Точнее, первым, потому что самый первый похотливый старикашка
- не в счет", - сказала она с подчеркнутым ударением в слове
"старикашка" на второй букве "а": она любила подражать южному
говору, и это у нее очень мило получалось. Таким образом,
оставалось еще 15 неразработанных вариантов, и Ольга сразу
прямо сказала, что не собирается на мне останавливаться. "Ты
меня интересуешь только как "шахматист", Серый", - призналась
она мне. Вот так. Серый шахматист... ничего интересного! =
Сказала бы уж проще - как барь, - брякнул я с досады. - Пусть
будет так, если тебе больше нравится, милый, - засмеялась она.
Я ее страшно ревновал к другим остававшимся вариантам и
даже пытался вырвать из нее обещание, что ни с одним из них она
не ляжет в постель, по крайней мере, до тех пор, пока не
убедится по-настоящему в том, что это именно тот вариант,
который ей нужен. Такого обещания она мне не дала, но сказала,
что, может быть, будет рассказывать про них "кое-что". И стыдно
сказать, но я искренне радовался, когда очередной вариант
оказывался таким же "мелким", как и я сам. Как бы то ни было, а
к тому дню, с которого я начал свое повествование, осталось
всего четыре варианта. Всего четыре! Нормальный человек,
возможно, не поймет моих чувств, потому что к тому времени я
уже не был вполне нормальным - я потерял голову. Да, я влюбился
в Ольгу! Психологи советуют не замечать в любимом человеке
недостатков, а отыскивать достоинства, чтобы кропотливо
культивировать их, но какая уж там культивация! Я принимал
Ольгу такой, какая она есть и не отличал в ней достоинств от
недостатков. Впрочем, один сильный недостаток я в ней все же
замечал: она не любила меня...
И вот этот странный утренний звонок: "Лети ко мне!" Я,
разумеется, полетел, хотя и был слегка озадачен. Никогда еще до
этого она не звала меня к себе утром. Здесь должна была быть
какая-то особая причина.
Развалившись на заднем сидении забрызганного мелким дождем
трамвайного вагона, я задремал под мягкий перестук колес... И
вот в моем мимолетном сне мне явилась моя покойная бабка и, и
по-крестьянски хитро прищурившись, спросила: "А может, она
понесла?" Эти слова меня как-то всколыхнули, и я тут же
проснулся, но в первую минуту никак не мог взять в толк, что же
хотела сказать бабка. Наконец, до меня дошло: она спрашивала,
не забеременела ли Ольга... А действительно? Правда, она
недавно поставила себе по знакомству "фирменную" японскую
спираль, но мало ли... Эта мысль меня настолько захватила, что
я проехал остановку кинотеатра "Галактика", где обычно покупал
билеты для ольгиных родителей. Ну да ладно, возвращаться =
дурная примета.
Дверь мне открыла, как всегда, сама Ольга. Обычно она меня
встречала в будничном халатике, но на этот раз на ней было
блестящее в прямом и переносном смысле слова вечернее платье.
"И на старуху бывает проруха, - подумал я, заглядывая в
светящиеся торжественно-радостным светом ольгины глаза.- Вряд
ли Ольга обрадовалась бы..."
- Тебе не нравится мое новое платье? - удивленно-обиженно
спросила она, с шутливой грубостью заталкивая меня в свою
комнату. - Если не нравится, то я сниму...
- Платье - то что надо, Диору и не снилось, но раз уж ты
хочешь его снять, то я не против, - улыбнулся я.
- А ты купил билеты? - Куплю на вечер.
- Это уже наглость! - Ольга стянула через голову платье и,
схватив меня за лацканы пиджака, повалила на кровать.
И все же я пожалел, что не купил билеты: Ольга так азартно
кричала, что мне было неудобно за нас обоих перед ее
родителями, - и когда мы кончили, я облегченно вздохнул.
- Что же все-таки случилось? - спросил я ее, облегченно
откидываясь на спину.
Ольга тряхнула своей роскошной каштановой гривой и
доверительно прошептала, смеясь сквозь стоящие в глазах
радостные слезы: "Ты - мессия!"
2. О чем поведали звезды
В конце августа я рассказал Ольге, как моя теща возмущалась
помещением в ее родной газете "Вечерний коммунист" рекламных
объявлений всевозможных "говеных кооперативов". Речь шла, в
частности, об объявлении кооператива "Звездочет", в котором
этот, по выражению тещи, "пережиток прошлого и разносчик
вредных предрассудков" предлагал правоверным читателям
печатного органа районного комитета КПСС узнать по звездам
собственные черты характера и свое жизненное призвание. Ольга
сразу же заинтересовалась этим "пережитком" и потащила меня в
"Звездочет". Там мы заполнили анкету, указав в ней место, дату
и время своего рождения, заплатили по десять рублей и удалились
в ожидании ответа, который нам обещали выслать по почте на
ольгин адрес.

И вот ответ пришел. Ольга торжественно вручила мне два
листочка, на одном из которых был начертан мой гороскоп, а на
другом - ее. Не без интереса, смешанного с удивлением, а в
отдельных местах - с недоумением, я узнал, что чертами моего
характера являются активность, напористость, рвение,
импульсивность, граничащая с грубостью прямота, смелость,
энтузиазм и упорство в достижении цели, а также что я полон
сил, активен и легко возбудим, часто нетерпим к окружающим,
страстен и беззаботен, самоуверен, люблю риск, стремлюсь к
лидерству, мало обращаю внимания на чувства других и не выношу
никаких внешних ограничений. Ниже перечислялись искаженные
качества: конфликтность, агрессивность, беспощадность,
грубость, вульгарность и эгоизм, - и, как приговор, жизненное
призвание: "новый мессия". Ни больше ни меньше. Бред какой-то.
- Бред сивой кобылы, - сказал я вслух.
- Почему же бред?! - возмутилась Ольга. - Помнишь, в
"Звездочете" нам сказали, что результат выдает компьютер, а
компьютер не может бредить.
- Значит, у программиста была белая горячка, - не уступал
я. - Из чего следует, что я новый мессия? Из того, что я
страстен и беззаботен, агрессивен и вульгарен?! Где же логика?
- Во-первых, человеческая логика на мессию не
распространяется, потому что он несет в себе божественное
начало, - неожиданно серьезно изрекла Ольга, - а во-вторых, сам
Христос говорил: "Ничто человеческое мне не чуждо".
- Откуда такие речи? Тебе, наверное, сообщили, что ты
мудрая и прозорливая? - не без издевки спросил я.
- С моим гороскопом, между прочим, все в порядке. Вот
послушай: "Эмоциональность в сочетании с серьезностью, чувство
красоты, тонкий вкус, элегантность, обаяние, привлекательность,
сексуальность..." Похоже?
- Похоже, но только ниже пояса, - рассмеялся я.
- Пошляк, - рассердилась Ольга. - Можешь убираться!
- Ну и пожалуйста, - спокойно ответил я, натягивая брюки.
- И "в шахматы играть" вечером не приходи!
- Намек понял, приду обязательно.
Я оделся и побыстрее удалился, не дожидаясь, пока Ольга
разозлится по-настоящему. А звездочетовские листки я все же с
собой прихватил, чтобы повнимательнее просмотреть их на досуге:
хоть и ерунда, но интересно, что про тебя говорят другие, тем
более компьютер.
* * *
- Отдал ключи? - спросила Алена, когда я вернулся домой.
- Какие... А, да, отдал, - вспохватился я, вспомнив свое
утреннее вранье.
- А почему такой кислый?
- Кто тебе сказал, что я кислый?
- Я же вижу!
- Мало ли, что ты видишь... Я не кислый, а сосредоточенный.
- Это тебя Жоржик сосредоточил?
- Да, Жоржик, - ответил я, зевая: как мне надоели эти
разговоры ни о чем!
- Ты что, не выспался?
- Кто тебе сказал, что я не выспался?
- Я же вижу, ты зеваешь.
- Что мне, зевнуть нельзя?!
- Ты будешь завтракать?
- А что у нас на завтрак?
- Я хотела приготовить салат, но у меня нет помидоров...
- Что ты этим хочешь сказать?
- Что было бы хорошо, если бы ты сходил за ними в магазин.
- Где это видано, чтобы в магазине продавались помидоры! =
попытался пошутить я.
- Тебе просто не хочется стоять в очереди.
- А тебе хочется? По-моему, этого не хочется никому.
- Вот когда ты будешь получать такую зарплату, что мы
сможем покупать что-то на рынке...
- Ладно, давай деньги, я пойду, - перебил я Алену, не
выдержав удара ниже пояса.
В овощном магазине помидоров и правда не было, но зато их
продавали неподалеку на улице: стоявшая под привязанным к палке
зонтом серолицая девица вдумчиво зачерпывала их пластмассовой
кастрюлей из возвышавшейся над лужей кучи и тут же брякала на
весы: 3 рубля за кило. Очередь была небольшая, человек
тридцать. Я встал в конец и приготовился впасть в обычное для
долгих очередей сомнамбулическое состояние, запрограммировав
себя на продвижение на два шага в минуту, но тут стоявшая
передо мной женщина в прорезиненном плаще цвета бывшего в
употреблении презерватива развернулась и спросила прямо в лицо:
- Стоять будете?
- А что? - отстранился я на всякий случай - мало ли,
инфекция какая...
- За углом в табачке "Яву" рублевую дают - я очередь
заняла, хочу сбегать посмотреть, как продвигается.
- А большая?
- Что большая?
- Очередь за "Явой".
- Больше этой, но идет быстрее: сигареты ведь не
взвешивают... А вы тоже занять хотите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18