мать лежит с сердечным приступом, а единственная родственница, к которой Лиза могла поехать, – ее двоюродная сестра, проживающая в таком-то городе. – Отлично, – говорю. – Я как раз собирался туда в командировку от редакции.
Илиев заявляет, что готов отвезти меня туда на своей машине. Отвезти меня – можно подумать, будто это я рвусь на поиски, а не он.
Что касается командировки, то мне и в самом деле – по закону вероятности – может выпасть поездка в этот город. Именно там произошла запутанная производственная история, которой я едва ли рискнул бы заняться, если бы на письме Главный не начертал собственноручно: «А. Павлову. Проверить и доложить».
На следующий день рано утром мы выезжаем, хотя погода опять же по закону вероятности, возможно, самая неподходящая для путешествия на машине. По стеклам «москвича» стекают обильные струи воды, и «дворники» едва успевают смывать их, давая водителю возможность видеть чуть дальше собственного носа. Дождь барабанит по кузову, снопы света от фар тут же тонут в его струях. Такое впечатление, словно асфальт внезапно порос буйным серебристым камышом.
Если верить моим часам, уже должен наступить рассвет, но вокруг почти темно; видя, как напряженно Владо держится за руль, я невольно вспоминаю Бебу. Наконец после часа езды, в течение которого мы вряд ли одолели более сорока километров, дождь поутих и впереди стало светлей.
– Погода налаживается, – говорит Илиев.
Он любит делать констатации по поводу вещей вполне очевидных. Ясность никогда не повредит.
– А я уже думал, не вернуться ли нам, – бросаю я интереса ради.
– Вернуться? Да старики нас на части разорвут.
– Забавные деды…
– Ничего забавного, – возражает он. – Грызутся без конца, словно белены объелись, как болельщики, что после матча целый вечер обсуждают, правильно судья подал свисток или нет.
– Только эти двое не болельщики, они сами участвовали в игре.
– Ну п что? Матч-то закончился.
– Этот матч продолжается.
– Но для них закончился, – настаивает Илиев.
Он совсем замедляет ход и переключает на вторую, потому что впереди тащится какой-то грузовик, сплошь забрызганный грязью.
– А разве вас не задевают некоторые явления? – спрашиваю я.
– Конечно, задевают, но в техническом плане, не в эмоциональном.
Мы еле ползем, и это позволяет Владо взглянуть на меня.
– Помните, – спрашивает он, – как деды взъярились, когда речь зашла о злоупотреблениях?
– И что?
– И готовы были схватить друг друга за горло, когда разгорелся спор о бесхозяйственности, о том, кто во всем этом виноват?
– И что?
– Эти вещи их раздражают. И не только их. А вот меня они успокаивают.
– А! По-вашему, выходит, чем хуже, тем лучше?
– Вовсе нет! Как можно такое говорить! Меня успокаивает как раз то, что, несмотря на все безобразия, мы продолжаем двигаться вперед.
– Только мы с вами почти не движемся, – замечаю я. – Почему бы вам не обогнать эту черепаху?
– Паршивая видимость. Недолго и в катастрофу попасть… – И он возвращается к нашему разговору: – В том-то и штука, что, сколько бы ни портили дело всякие там неучи и разгильдяи – да и опыта нам порой недостает, – цель будет достигнута. Потому что система наша сильна. Система много значит, Павлов. Так что я не понимаю, почему из-за каждой промашки надо поднимать шум.
– Вам лучше знать, – отвечаю я. – О системе могу сказать только, что, раз она так сильна, почему она мирится с негодной практикой? Сильный организм отторгает все, что ему мешает.
– И наш организм отторгнет все помехи. Помните, на что позавчера так напирал Димов: почему, мол, на Западе существует образцовая организация, а у нас ее нет?
– Думаю, старый хрыч прав.
– Думаете, но не убеждены. А я убежден, что не прав. И суть вовсе не в том, что у них одна организация, а у нас – другая. Суть кроется гораздо глубже, Павлов! Возможно, даже в генах.
– Ничего себе – в генах!
– Именно! Те народы учились организации производства уже восемь веков назад, в средневековые городах. Ремесленные мастерские, гильдии, мануфактуры, не говоря уж о дальнейшем внедрении машинного производства и о капиталистической индустрии. Так что коллективные процессы и организация дела у них в крови! Для них это уже унаследованный опыт, если угодно, тут уже сказывается биологическая наследственность. Тогда как нашенский мужик, будь то крестьянин или ремесленник, в это самое время еще ковырялся один или в лучшем случае ему пособлял подмастерье, а потомки этого мужика лишь несколько десятилетий назад впервые увидели фабричную машину. А мы хотим по всем показателям быть наравне с их потомственным пролетарием, больше того – с потомственным организатором и руководителем производства.
– По-моему, у вас перекос в область генетики, – произношу я с серьезным видом. – Какой-то сплошной биологизм.
Илиев не отвечает. Улучив момент, он нажал на газ, прошмыгнул мимо черепахи, но тут же повис на хвосте другой такой же грязной черепахи, так что опять нам предстоит ползти.
Рискованный маневр, похоже, отвлек Илиева от волнующей темы, и я возвращаю его к ней:
– Сколько же веков потребуется, по-вашему, чтобы догнать их, потомственных?
– Вы меня не поняли, – терпеливо возражает Илиев. – Речь идет не о веках. Сегодня процессы протекают очень быстро.
– Быстро не только для нас, но и для них, – напоминаю я ему. – А это значит, разрыв сохраняется.
– Совершенно верно, – кивает инженер. – Разрыв сохранялся бы, если бы системы были одинаковы. Но ведь они разные. Почему я и говорю: система много значит. Система нас спасает, Павлов, вот в чем штука!
Ну, мой оппонент зациклился на «системе», и лучше прекратить дискуссию, не то мы так и будем буксовать на одном и том же словечке. Я перевожу разговор на другое:
– Как думаете, почему Лиза подалась к своей тетке?
– Еще вопрос, там ли она, – педантично напоминает Илиев. – А если и там, то, должно быть, вам лучше знать, почему ее туда понесло.
– Значит, вы тоже считаете, что я ее прогнал?
– Вовсе нет. Но вы больше общались с нею. Вы могли многое знать.
– Вы не ревнуете? – вдруг спрашиваю я.
Илиев чуть улыбается, словно мой вопрос его забавляет.
– Я выгляжу так глупо?
– Отнюдь.
Это действительно так. Илиев может выглядеть как угодно, только не глупо.
– Лиза не способна жить с двумя мужчинами одновременно, – продолжает он. – Если бы она жила с вами, это значило бы, что у меня нет решительно никаких шансов. А если так, то какой мне смысл ревновать? А поскольку я чувствую, что у меня все же есть какие-то шансы, из этого следует, что она с вами не живет. Тогда зачем мне ревновать?
Выстроив эту логическую цепь, Илиев обеими руками вцепляется в баранку, лихорадочно ее выкручивает и обгоняет вторую черепаху. Чтобы упереться в третью. Так, теперь придется разглядывать ее номер до самого конца.
– Может, вы, Павлов, снова обвините меня в приверженности к генетике, в «биологизме», но в человеческой среде происходит то же, что и в животном мире: женские особи выбирают себе партнера, а не наоборот. И в этом сила этих слабых существ.
– Гены, – подсказал я.
– Инстинкт, – уточняет он.
– Однако то, что вы живете на разных этажах…
– Я, конечно, предпочел бы, чтобы мы были вместе. Но Лиза на это не пойдет, пока не будут соблюдены соответствующие формальности. Да и я не спешу. Прежде чем решиться на такой серьезный шаг, надо все взвесить.
Еще не все взвесили?
– Наверное, все. Я не бабник, Павлов, но без женщины жить глупо. А она жутко на меня действует. Вы не можете себе представить, как она на меня действует. И я только тогда успокоюсь, когда она придет ко мне. Это будет то что надо. Надоело созваниваться со старыми приятельницами. Пора остановиться па одной.
– Завидую вашей способности так трезво мыслить.
– Может, и не завидуете, но все обстоит у меня именно так. Честно говоря, я подтрунивал над вами – про себя, конечно: «Иметь у себя дома такую бабенку и прохлопать ее!» На прошлой неделе я видел вас возле «Софии» с какой-то красоткой. Вы только не обижайтесь, но она Лизе в подметки не годится.
– Верно, – киваю я. – Она почти в два раза меньше Лизы.
Но на это инженер не отвечает. Какой смысл отвечать на глупые речи.
Когда мы прибыли на место, дождь перестал, и ветер принялся разметать темные тучи, похожие на дым заводских труб, открывая просветы звонкого голубого неба.
Владо паркует машину в какой-то улочке у перехода, мы сговариваемся встретиться в пять и расстаемся. Ему проще, он по крайней мере знает, что ищет. А я и этого не знаю.
Хорошо, что хоть адрес мне известен – оказывается, управление в двух шагах отсюда. Почтительно прочитав золотые буквы на черной дощечке у входа, я поднимаюсь по каменной лестнице на верхний этаж. Секретарша предупреждена о моем приезде, так что я застрахован от возможных уловок: «Начальника нет» и «Не могу сказать, когда будет».
Начальник на месте, он одет, как и подобает начальнику, безупречно выбрит, его румяные щеки странно контрастируют с мертвенной бледностью плешивого темени.
– Прошу садиться, – говорит он и широким жестом гостеприимно приглашает к кожаным креслам. – Как доехали в эту бурю? – И, не дожидаясь ответа, дает указание секретарше: – Позовите товарищей!
– Что тут у вас не ладится? – спрашиваю я, пропуская вопрос о буре мимо ушей.
– Все не ладится! – отвечает начальник, выходя из-за письменного стола и подсаживаясь поближе. – Полный провал.
Он явный холерик, из тех, о которых говорят очень деятельный товарищ», каждое слово его сопровождается быстрыми и резкими жестами и мимикой.
– Как-никак это стройка государственного масштаба… Познакомьтесь с моими помощниками, – говорит он.
Помощники уже здесь: одни – маленький, согбенный и седой, другой – чуть помоложе, худой и длинный, словно жердь. Впрочем, в присутствии начальства оба они кажутся маленькими.
Помощники вооружены папками – готовы, очевидно, к длительному разбору всевозможных дел, однако все их участие в беседе сводится к однообразным восклицаниям: «Да, товарищ Стаменов!», «Точно, товарищ Стаменов!», а мне остается только слушать, прихлебывая принесенный секретаршей кофе – сладкий, как меласса, и почти такой же ароматный, – да изредка задавать вопросы.
Письмо, присланное в редакцию, проливает свет на многое, но многое еще необходимо уточнить. А в общем дело сводится к следующему.
Управлению поручено строительство в округе крупного гидроузла. В сооружение гидроузла входит прокладка трубопровода, требующая металлических труб определенного диаметра. Однако труб до сих пор нет, хотя предприятие, взявшееся их поставлять, завод «Ударник», находится в соседнем округе.
В результате, рассказывает Стаменов, задерживается возведение плотины, застопорилось сооружение водозапорного трубопровода, затягиваются работы по сооружению каскада, плюс ко всему строителей незаслуженно лишили премии.
Все вроде ясно: несмотря на заключение договора, несмотря на десятки совещаний и горы протоколов, завод «Ударник» проваливает задание по строительству объекта государственного значения.
«Расстрелять!» – сказал бы Несси. Но прежде чем принимать столь крайние меры, надо бы поглубже вникнуть в историю вопроса. У тех, из «Ударника», тоже могут быть объективные трудности. А эти, из управления, могут оказаться не такими уж невинными жертвами, каких из себя изображают. Так что я вынужден выразить свои сомнения вслух.
– Затруднений сколько угодно! И оправданий можно привести массу, – разводит руками начальник управления. – Но если бы их оправдания чего-то стоили, им бы не стали строго указывать. Вот, обратите внимание!…
Стаменов нетерпеливо вырывает у седоволосого папку, показывает мне заключение арбитражной комиссии.
– А что вы сами предпринимали в течение всего этого времени?
– Во всяком случае, не сидели сложа руки, – отвечает Стаменов. – Вот поглядите.
На этот раз он вырывает папку у длинного, знакомит меня с целой коллекцией жалоб в вышестоящие инстанции.
– У нас-то совесть чиста! – патетически восклицает начальник управления, прижимая руку к сердцу. – Иначе мы не стали бы обращаться в органы печати.
– А почему вы не сделали этого раньше? – интересуюсь я. – Ведь столько времени потеряно – около года.
– Видите ли, мы надеялись, что положение как-то наладится. Кроме того, нам советовали не предавать это дело широкой огласке… Провал очень уж большого масштаба, вы меня понимаете – неудобно…
– Дело, конечно, нешуточное, – признаю я. – И я не смогу дать ход вашему письму, пока не буду располагать подробной документацией.
– Документацией? Извольте! – Конечно, он хорошо подготовился к встрече с печатью. – Костов, сходи возьми у Вани папку.
Чистая работа. Мне не надо исписывать записную книжку своими каракулями, я получаю из рук шефа управления папку с выписками из всех важнейших документов. Поскольку делать мне здесь больше нечего, я протягиваю ему руку.
Холодный ветер полностью очистил небо, в мокрых плитах мостовой отражается небесная синева. Вокруг новые светлые дома, громадные витрины, на каждом шагу кафе-эспрессо. Живут же провинциалы!
Я захожу в ресторан – изучить здешнюю кухню и убить время. Но в ресторане, если не пьешь, можно убить какой-нибудь час, не более, да и то за счет неторопливости официантов. Так что вскоре я перекочевываю в кафе, где мне удается убить еще час. Но до пяти остается еще два. Зря я не взял ключ от машины – мог бы подремать в ней немного.
Таким образом, памятуя пословицу «Дурная голова ногам покоя не дает», я иду побродить по торговому центру – и нос к носу сталкиваюсь с Лизой, нашей беглянкой. Она, конечно же, в обществе инженера. Но есть тут и кое-кто еще…
– Эй, карапуз!… Поглядим-ка, сумеешь ты прыгнуть до неба? – тихо говорю я, подкидывая малыша над головой.
– Я не карапуз, я – Петьо! – поправляет меня мальчик, обозревая мир с высоты.
Удовольствие так велико, что, едва приземлившись, он просит:
– Еще!
Я подбрасываю еще два-три раза, потом Лиза делает ему замечание:
– Ну, довольно! Разошелся.
Послушный малый. Я на его месте повторял бы это «еще» до тех пор, покуда у матери не лопнуло бы всякое терпение… Видимо, Лиза приходится ему матерью. Хотя, может, и здесь есть интернат для бесхозных детей.
– Вот так встреча! – говорю я Лизе и Илиеву. – Но не буду портить вашу прогулку.
– Что вы, что вы, – бормочет Илиев.
– Мы в кафе-кондитерскую, присоединяйтесь, – предлагает Лиза.
Голос звучит суховато, но беглый ее взгляд вдруг показался мне молящим. В конце концов, почему бы не пойти с ними, вместо того чтобы мерзнуть на ветру, порывы которого становятся все более резкими.
В кафе-кондитерской я общаюсь главным образом с мальчишкой. Я говорю ему, что делаю детские автомобильчики. Он, конечно, спрашивает, правду ли я говорю, и в доказательство того, что это правда, я удаляюсь (пусть эта парочка закончит наконец свою беседу) и забегаю в соседний магазин, где незадолго до этого мой, так сказать, зоркий глаз журналиста приметил несколько игрушечных машин.
– А-а-а, ты их купил! – недоверчиво встречает меня малыш, однако это не мешает ему оценить игрушки по достоинству.
– Как это купил? Их только что прислали с завода.
– Как прислали?
– Самолетом, естественно.
Мальчонка, конечно, все понимает, однако игра в вопросы и ответы ему нравится, и мы некоторое время продолжаем развивать легенду о самолете, уточняя детали.
Оживление на нашем конце стола, увы, находится в резком контрасте с холодной атмосферой на другом. Лиза и Илиев почти не разговаривают, лишь изредка оттуда слышится: «Может, возьмем еще по кусочку торта?» – «Нет-нет, спасибо!»
– Нам, пожалуй, пора, – говорит наконец Илиев.
С этим решительным предложением спешат согласиться все, в том числе и Петьо, которому не терпится как можно скорее отнести домой свои сокровища.
– Что это вы там сидели такие надутые? Ни дать ни взять индюки… – говорю я Илиеву, когда наш «москвич» уже катит по направлению к Софии.
– Ну и выражаетесь вы, – кисло отвечает Владо. – А ведь вроде культурный человек.
– Простите, мне подумалось, что у вас, должно быть, что-то не ладится.
– Посмотрел бы я на вас, если б вам подсунули ребенка.
– Значит, это ее малыш, – заключаю я. И, поскольку Илиев молчит, продолжаю: – Старая проблема. Помнится, я еще в первом своем сценарии ее затронул.
– Сценарий – это одно, а жизнь – другое, – меланхолично произносит инженер.
– Мне казалось, подобные предрассудки давно вышли из моды, – говорю я как бы про себя. Илиев не отвечает. – Вы, надеюсь, не воображали, что окажетесь у нее первым мужчиной?
– Естественно, – неохотно отзывается он, включая дальний свет, так как мы уже выехали на шоссе.
– Ребенок – всего лишь следствие прежней связи. Не могла ведь эта женщина заранее знать, что встретится с вами, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45