Именно эти конусы заполняли V-образное углубление в
сидении. А сами хичи удобно устраивались поверх конусов. Клара удивленно
покачала головой - сколько было догадок и шуток, а о таком никто не
подумал.
Она почувствовала горячее дыхание Вэна на шее.
- Что они делают? - спросил он.
Она почти забыла о нем. Забыла даже бояться, так захватило ее
происходящее. Это неразумно. Кто может сказать, что собираются делать эти
чудовища со своими пленниками-людьми?
Кстати, а кто может догадаться, что они делают сейчас? Все они
возбужденно гудели и чирикали, четверо больших собрались вокруг пятого,
меньшего по размерам, того самого, с синими и желтыми обозначениями на его
- нет, определенно на ее рукаве. И все пятеро никакого внимания не
обращали на людей. Все их внимание было сосредоточено на одном экране, где
появилась звездная карта. Она показалась Кларе смутно знакомой. Группа
звезд, и вокруг несколько значков - разве не такое же изображение было на
экране Вэна?
- Я голоден, - мрачно проворчал Вэн ей на ухо.
- Голоден! - Клара отшатнулась от него - в изумлении и отвращении.
Голоден! Ее тошнило от страха и тревоги - а также, она поняла, от
странного запаха, смеси аммиака с гнилью, который исходил как будто от
самих хичи. К тому же ей нужно в туалет... а это чудовище не может думать
ни о чем, кроме еды!
- Заткнись! - бросила она через плечо, чем сразу вызвала ярость Вэна.
- Что? Мне заткнуться? - завопил он. - Сама заткнись, дура! - Он
начал вставать, но, привстав, тут же снова согнулся, потому что один из
хичи направился к ним.
Он постоял над ними, его широкий рот с узкими губами шевелился,
словно он репетировал свои слова.
- Будьте справедливы, - отчетливо произнес он и махнул костлявой
рукой в сторону экрана.
Клара подавила приступ нервного смеха. Быть справедливым! К кому? За
что?
- Будьте справедливы, - снова сказал хичи, - потому что там
уб-бийт-тцы.

Таково пришлось Кларе, моей истинной любви. Она испытала ужас черной
дыры, шок от утраты десятилетий в жизни мира, грубость Вэна, невыносимый
ужас от захвата хичи. А тем временем...
А тем временем у меня были свои проблемы. Я тогда еще не расширился и
не знал, где она; я не слышал предупреждения опасаться Убийц; я вообще не
знал, что Убийцы существуют. Я не мог смягчить ее страх - не только
потому, что не знал о нем: я был полон собственных страхов. И худшие из
них не были связаны с Кларой или с хичи; и даже не со сбоем в моей
программе Альберте Эйнштейне. Они у меня были в животе.

Десятилетиями "молитвенные веера" хичи представляли собой загадку. Мы
не знали, что это их эквивалент книг и баз данных, потому что величайшие
умы того времени (включая и мой) не могли найти способа читать их, не
могли даже найти указания, что их следует читать. А причина в том, что
хотя само чтение осуществлялось просто, оно возможно только в присутствии
фонового микроволнового излучения. У самих хичи проблем с этим не было,
потому что они всегда находились в контакте с веерами, содержащими память
их предков, - эти веера хранились в их конусах. Людей можно простить, что
они не догадались: хичи носят данные между ног, а человеческая анатомия
такого не позволяет (Простить меня гораздо труднее).

21. ПОКИНУТЫЕ АЛЬБЕРТОМ
Ничего не действовало. Мы все испробовали. Эсси извлекла веер
Альберта из гнезда, но он замкнул приборы, так что и без него мы ничего не
могли изменить. Эсси составила другую пилотирующую программу и попыталась
ввести ее; не получилось. Мы звали его по имени, просили появиться,
бранили. Он не отзывался.
Несколько дней, показавшихся нам неделями, мы продолжали полет,
руководимый несуществующими руками моей бездействующей информационной
программы Альберта Эйнштейна. А тем временем Вэн и смуглая леди моих снов
находились в космическом корабле хичи, а миры вокруг нас устремлялись к
яростной схватке, масштабы которой мы не могли представить себе. И не это
занимало наши мысли. Нас беспокоило нечто гораздо более близкое. Пища,
вода, воздух. На "Истинной любви" были запасы для длительного полета.
Но не на пятерых.
Мы ничего не делали. Мы делали все, что могли придумать. Уолтерс и
Джи-ксинг испытывали собственную программу пилотирования, но не смогли
преодолеть того, что сделал Альберт. Эсси делала больше нас всех, потому
что Альберт был ее созданием, и она не хотела, не могла признать
поражение. Проверяла и перепроверяла, писала новые программы и видела, что
они не вводятся; она почти не спала. Эсси скопировала всю программу
Альберта на запасной веер и попробовала его: видите ли, она все еще
надеялась, что поломка чисто механическая. Но если и так, она перешла в
новую запись. Долли Уолтерс безропотно кормила всех, старалась не мешать,
когда мы считали, что что-то получается (никогда не получалось), и
позволяла нам обмениваться мнениями, когда мы оказывались в тупике (а это
случалось часто). А у меня была самая трудная работа. Альберт - моя
программа, сказала Эсси, и если он кому-нибудь ответит, то только мне. И
вот я сидел и разговаривал с ним. Говорил в воздух, потому что ничего не
показывало, что он слышит, но я все равно убеждал его, болтал с ним, звал
его по имени, кричал на него, умолял его.
Он не отвечал, не появлялся.
Во время перерыва на еду Эсси стояла за мной и массировала мне плечи.
Устала у меня гортань, но я все равно оценил ее заботу.
- Ну, наверно, - сказала она дрожащим голосом скорее в воздух, чем
мне, - он знает, что делает. Он должен сознавать, что наши запасы
ограничены. Должен вернуть нас к цивилизации, потому что Альберт ведь не
может просто позволить нам умереть? - Слова были утвердительными. Тон нет.
- Я в этом уверен, - ответил я, не поворачиваясь, чтобы она не видела
моего лица.
- Я тоже, - сказала она жалобно. Я отодвинул свою тарелку. Долли,
чтобы сменить тему, спросила материнским тоном:
- Вам не нравится, как я готовлю?
Пальцы Эсси перестали массировать мне плечи, потом впились в тело.
- Робин, ты ничего не съел.
Все смотрели на меня. Забавно. Мы находились неизвестно где, у нас
никаких возможностей добраться домой, а эти четверо смотрят на меня,
потому что я не не ем обед. Конечно, в начале путешествия, когда Альберт
еще не онемел, Эсси суетилась вокруг меня. Сейчас все вдруг поняли, что я
нездоров.
Да, я был нездоров. Я быстро уставал. В руках покалывало, словно они
затекли. У меня не было аппетита. Я почти ничего не ел, и Эсси не заметила
только потому, что мы ели наскоро, когда случалось время.
- Помогаю растянуть наши припасы, - я улыбнулся, но никто не
улыбнулся мне в ответ.
- Глупый Робин, - зашипела Эсси, и пальцы ее оставили мои плечи и
перешли на лоб, измеряя температуру. Температуры не было: когда никто не
видел, я глотал аспирин. Я принял терпеливое выражение.
- Все в порядке, Эсси, - сказал я. Не совсем ложь, просто желаемое: я
ведь не уверен, что болен. - Вероятно, следовало бы провериться, но без
Альберта...
- Для этого? Зачем Альберт? - Я повернул шею, удивленно глядя на
Эсси. - Для этого нужна только медицинская подпрограмма, - твердо сказала
она.
- Подпрограмма?
Она топнула ногой.
- Медицинская программа, юридическая программа, секретарская
программа - они все включены в Альберта, но могут действовать и
самостоятельно. Немедленно вызови медицинскую программу!
Я смотрел на нее. Мысли метались, говорить я не мог.
- Делай, что я говорю! - закричала она, и я обрел наконец голос.
- Не медицинская программа! - воскликнул я. - Есть кое-что получше! -
Я повернулся и крикнул в воздух:
- Зигфрид фон Психоаналитик! Мне отчаянно нужна помощь!

В год своих психоаналитических сеансов я сидел как на иголках,
дожидаясь появления Зигфрида. Иногда приходилось и подождать: в те дни
Зигфрид состоял из смеси схем хичи и программ, составленных людьми, и ни
одна программа не принадлежала моей жене Эсси. Эсси - очень хороший
специалист. Миллисекунды, требовавшиеся для ответа, превратились в нано-,
пико-, фемтосекунды ["нано" - одна миллиардная доля, или десять в минус
девятой степени, пико - десять в минус двенадцатой степени, фемто - десять
в минус пятнадцатой степени], и Альберт оказался способен отвечать в
реальном времени, как человек. Нет, лучше человека!
И вот когда Зигфрид сразу не появился, у меня было такое ощущение,
как при включении света: он не загорелся, значит, где-то перегорело. Не
станешь терять время, снова и снова включая его. Просто знаешь.
- Не теряй времени, - сказала у меня за плечом Эсси. Если голос может
быть бледным, то таким был ее голос.
Я повернулся и потрясенно улыбнулся ей.
- Вероятно, положение хуже, чем мы думали, - сказал я. Лицо у нее
тоже бледное. Я положил свою руку ей на руку. - Это возвращает меня в
прошлое, - сказал я, чтобы занять время и не думать о том, насколько хуже.
- Когда я встречался на сеансах с Зигфридом, самое трудное было ждать,
когда он появится. Я всегда нервничал и... - Ну, я начал болтать. И мог бы
продолжать вечно, если бы по глазам Эсси не увидел, что больше не нужно.
Я повернулся и одновременно услышал его голос:
- Мне жаль слышать, что для вас это было так трудно Робин, - сказал
Зигфрид фон Психоаналитик.
Даже для голографической проекции Зигфрид выглядел неважно. Он сидел
неудобно просто в воздухе, сложив руки на коленях. Программа не
потрудилась добавить стул или блокнот. Ничего. Только Зигфрид. Выглядел он
так же, каким я его помнил, но чувствовал себя явно неловко. Посмотрел на
нас пятерых - мы все смотрели на него - и вздохнул, прежде чем вернуться
ко мне.
- Ну, Робин, - сказал он, - не скажете ли, что вас беспокоит?
Я слышал, как Оди Уолтерс набрал воздуха, чтобы ответить ему, как
Джейни щелкнула языком, чтобы остановить его, потому что Эсси покачала
головой. Но я на них не смотрел. Я сказал:
- Зигфрид, старая жестянка. У меня проблема как раз по твоей части.
Он смотрел на меня, нахмурившись.
- Да, Робин?
- Фуга [Патологическое нарушение сознания, при котором пациент
совершает действия, о которых потом не помнит].
- Случай серьезный?
- Очень.
Он кивнул, словно ожидал этого.
- Я предпочел бы, чтобы вы не пользовались медицинскими терминами,
Робин. - Он вздохнул, пальцы его сплетались и расплетались. - Скажите мне.
Вы просите меня помочь вам самому?
- Не совсем, Зигфрид, - признался я. В этот момент вся игра могла
рухнуть. Мне кажется, она чуть не рухнула. Зигфрид какое-то время молчал,
но не сидел неподвижно - пальцы его сплетались, а когда он шевелился,
вокруг его тела в воздухе появлялся голубоватый ореол. Я сказал: - Это мой
друг, Зигфрид, может, самый близкий друг в этом мире, и у него серьезные
неприятности.
- Понятно, - сказал он, кивая, словно действительно понял. Но, я
думаю, так оно и было. - Вероятно, вы знаете, - заметил он, - что вашему
другу нельзя помочь, если он не присутствует здесь.
- Он присутствует, Зигфрид, - негромко ответил я.
- Да, - сказал он, - я так и думал. - Пальцы его теперь были
неподвижны, и он откинулся, словно на спинку стула. - Ну, а теперь
расскажите мне о нем и, - с улыбкой, которой я обрадовался, как ничему в
жизни, - на этот раз, Робин, если хотите, можете пользоваться специальными
терминами.
Я услышал, как за мной негромко выдохнула Эсси, и понял, что мы оба
затаили дыхание. Я взял ее за руку.
- Зигфрид, - сказал я, начиная надеяться, - я понимаю, что термином
"фуга" обозначается бегство от реальности. Если кто-то оказывается в
двусмысленной ситуации, прости, я хочу сказать, если он оказывается в
положении, когда одно мощное побуждение противостоит другому столь же
мощному, он не выдерживает этого конфликта и отворачивается от него.
Делает вид, что конфликта не существует. Я знаю, что смешиваю несколько
школ психотерапии, Зигфрид, но правильно ли я выразил общую мысль?
- Достаточно близко, Робин. Во всяком случае я понял, что вы хотите
сказать.
- Например, - я помолчал, - человек глубоко любит жену. Он узнает,
что у нее связь с его близким другом. - Я почувствовал, как Эсси сжала мне
руку. Я ее не обидел: она просто подбадривала меня.
- Вы смешиваете побуждения и эмоции, Робин, но это неважно. К чему вы
ведете?
Я не позволил ему торопить себя.
- Или другой пример, - сказал я, - религиозный. Человек, искренне
верующий, обнаруживает, что Бога нет. Ты следишь за мной, Зигфрид? Он
искренне верил, хотя знал, что многие умные люди не разделяют его веру, и
вот понемногу он начинает убеждаться, что они правы, и наконец эти
доказательства становятся настолько убедительны...
Он вежливо кивнул, слушая, но пальцы его снова начали извиваться.
- ...что он наконец принимает квантовую механику, - сказал я.

Это второй момент, когда вся игра могла провалиться. И, мне кажется,
едва не провалилась. Голограмма сильно замерцала, и выражение лица
Зигфрида изменилось. Не могу сказать, каким оно стало. Я не узнал его,
лицо словно смягчилось и потеряло четкость.
Но когда он заговорил, голос его звучал устойчиво.
- Говоря о побуждениях и фуге, Робин, - сказал он, - вы говорите о
людях. Допустим, интересующий нас пациент не человек. - Он помолчал, потом
добавил: - Совсем. - Я подбадривающе кашлянул, потому что не понимал, что
последует дальше. - Допустим, эти побуждения и эмоции... гм...
запрограммированы в нем, примерно так, как программируется человек, когда
ему, уже взрослому, нужно изучить иностранный язык. Он изучил язык, он его
знает, но усвоил не очень хорошо. Говорит с акцентом. - Он помолчал. - Мы
не люди, - сказал он.
Эсси еще сильнее сжала мне руку. Предупреждение.
- Альберт запрограммирован, как человеческая личность, - сказал я.
- Да. Насколько возможно. Очень во многом, - согласился Зигфрид, но
лицо его оставалось серьезным. - Но Альберт все же не человек: ни одна
компьютерная программа не может стать человеком. Например, никто из нас не
испытывает воздействия ТПП. Когда все человечество сходит с ума от
чьего-то безумия, мы ничего не чувствуем.
Почва стала очень скользкой, над трясиной похрустывал ледок; если я
сделаю неверный шаг, куда мы все провалимся? Эсси крепко сжимала мне руку,
остальные затаили дыхание. Я сказал:
- Зигфрид, люди все отличаются друг от друга. Но ты часто говорил
мне, что это не имеет особого значения. Ты говорил, что проблемы сознания
заключены в сознании, и средство для решения этих проблем там же. А ты
лишь помогал пациентам вынести эти проблемы на поверхность, где они могут
справиться с ними, покончить с одержимостью, неврозами... и фугой.
- Да, я так говорил, Робин.
- Ты просто пинал старую машину, Зигфрид. И она от толчка снова
начинала действовать.
Он улыбнулся - вымученная улыбка, но все же улыбка.
- Достаточно близко, я думаю.
- Хорошо. Позволь мне изложить свою теорию. Позволь предположить, что
у этого моего друга, - я не смел тогда снова назвать его по имени, - у
моего друга конфликт, который он не может разрешить. Мой друг очень умен и
исключительно хорошо информирован. У него доступ к самым свежим
достижениям науки, ко всем отраслям науки, и особенно к физике,
астрофизике и космологии. Поскольку квантовая механика составляет основу
этих наук, он принимает квантовую механику; без этого он не мог бы
выполнять работу, для которой запрограммирован. Она является основой
его... программы. - Я чуть не сказал "личности".
Теперь в его улыбке было больше боли, чем веселья, но он по-прежнему
слушал.
- В то же время, Зигфрид, у него есть другой слой программирования.
Его научили думать и вести себя, как - вообще быть, насколько он может, -
как очень образованный и мудрый человек, который умер уже давно и который
очень сильно верил, что квантовая механика неверна. Не знаю, достаточно ли
такого конфликта, чтобы повредить человеку, - сказал я, - но он может
причинить большой ущерб... гм... компьютерной программе.
На лице Зигфрида выступили настоящие капли пота. Он молча кивнул, и
передо мной встала картина прошлого: неужели Зигфрид выглядит сейчас так,
как выглядел я когда-то, во время сеансов с ним?
- Возможно ли это? - спросил я.
- Это серьезное противоречие, - прошептал он.
И тут я провалился.
Лед треснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33