Молодые пальмы вновь
согнулись в дугу, готовые схватить оставшуюся на воле кошку. Вместо
старухи под сетью из лиан теперь постоянно находился живой рогатый козел.
Астарт направил суденышко к противоположному берегу, где было глубже,
а значит, медленней встречное течение. Свежий восточный ветер, еще не
растерявший запахов моря, весело гнал парус вперед, навстречу новым тайнам
Ливии.

50. ВПЕРЕД
Приближался сезон дождей. Все чаще хмурилось небо, все чаще гремели
громы. И ливни были уже не в новинку.
Река несла на восток свои потемневшие, но по-прежнему
прозрачно-чистые волны. Низменные берега сменились холмами и скалами.
Посвежевший воздух был необыкновенно прозрачен. Далекие горы, близкие
холмы, долины - все было покрыто яркой зеленью. Грузные баобабы
приветствовали африканскую весну праздничными нарядами из крупных белых
душистых цветов. Каждая травинка, каждый кустик спешили принять участие в
общем хороводе красок: яркие цветы в обилии появлялись всюду с каждым
новым днем - пунцовые, розовые, белые, желтые, темно-красные... Оживились
пчелы, шмели, осы, стрекозы. Астарт видел акации, усеянные крупными жуками
и гроздьями диковинных цветов, соперничающих яркостью с бабочками,
порхающими над ними. Появились перелетные птицы. С севера прилетели
коричневые коршуны, известные тем, что умели громко свистеть. Вокруг
селений зазвучали голоса певчих птиц. Певчие, от кукушки до малиновки,
собирались к деревням, словно понимая, как приятны их песни людям.
Переливчатая трель или мелодичный посвист, прозвучавший вдруг в тишине,
были верным признаком человеческого жилья.
Ливийцы, как ни в какое другое время года, прихорашивались, следили
за прическами и украшениями. Женщины стали более привлекательными, мужчины
- галантными и восторженными.
Астарт шел и шел вперед и если задерживался на день-два в
какой-нибудь деревне, то ощущал смутное болезненное беспокойство и снова
срывался с места.
Он глушил тоску туземным пивом и плясками до изнеможения у ночных
костров всех встречных народов, смело шел с охотниками на любое опасное
дело или дерзил небу.
Однажды ночью во время ветреного ливня он услышал густой воющий звук,
доносившийся из скал у воды. Хозяева хижины, где он ночевал, с суеверным
трепетом объяснили, что это кричит дух реки. Утром Астарт нашел пещеру, в
которой проживал дух, и никого там не обнаружил. Он даже пытался выкурить
духа дымом, разозлившись в конце концов, завалил пещеру камнями. С тех пор
дух реки не осмеливался подать голос.
Судьба готовила Астарту неожиданный подарок.
Однажды Астарт долго плыл по глубокому узкому руслу, стиснутому с
обеих сторон высокими мрачными скалами. Впрочем, мрачными они казались
лишь в отсутствии солнца. Ущелье вывело его к кипящим, пенистым бурунам,
через которые немыслимо подниматься вверх по течению. Великую реку зинджей
пересекал базальтовый хребет, разрушенный водами. От него остались
неприступные валуны порогов как память о былом могуществе. Астарт
раздумывал, не повернуть ли назад. Собственно, зачем он лезет против
течения? Чтобы не сидеть на месте? Из-за врожденной наклонности
продираться сквозь препятствия? Именно в этот момент невеселых размышлений
он увидел длинную цепочку людей. По плоской вершине одной из скал
проходила тропа. Люди шли с запада, таща на себе узкие и легкие пироги из
коры.
Ночью финикиец нашел их по блеску костров, отражающихся в реке. Это
были торговцы солью. И земляные люди, и пастухи добывали соль из золы
растений при помощи фильтрования или выпаривания. Астарт впервые увидел
полированные, сияющие при свете костра бруски настоящей каменной соли.
Чернокожие негоцианты подарили ему такой брусок. Это был щедрый дар, цена
нескольких пирог или добротной хижины. Один из торговцев стал
допытываться, почему у Астарта светлая кожа, прямые, "не как у людей",
волосы, и куда он направляется. Астарт научился почти свободно объясняться
с ливийцами любого племени с помощью жестов, мимики, отдельных слов. Он
показал рукой на запад и попытался узнать, что находится там, за порогами.
Ответ торговца ошеломил финикийца.
Худосочный, сутулый ливиец с избитыми в кровь ногами чертил пальцем
на песке ломаную линию, изображая русло Великой реки со всеми порогами и
водопадами. Потом линия сделалась очень тонкой, и длинный палец ливийца с
загнутым, выкрашенным охрой ногтем остановился. Река начинается в этом
месте? Не из преисподней, не из подземелья, как утверждали египетские
жрецы, говоря о Большом Хапи и всех реках Ливии?
Палец торговца протоптал тропинку через утрамбованный ладонью песок,
обильно смоченный речной водой. "Болото, что ли?" Затем началась другая
река, на этот раз текущая в противоположную сторону, на запад.
"Еще река? Как обширна Ливия! Но все малые воды впадают в большие или
теряются в песках... Как колотится сердце... Где же кончается та река?"
Ливиец распростер длинные тонкие руки, изображая безграничное
пространство. Другой торговец изобразил волны, а третий мастерски показал,
как акула, вытянутая на берег, бьет хвостом.
- Море? Океан?
Обезумев от радости, финикиец обнимал ливийцев, прыгал, катался по
песку и, наконец, забыв о крокодилах, бросился воду. Тут же пришла трезвая
мысль: "А может, то просто озеро? На озерах Египта тоже бывают большие
волны, когда дует хамсин. И большие рыбы там - не редкость".
Он выбрался на берег. Ливийцы с интересом смотрели на него, ожидая
еще какой-нибудь выходки. Но Астарт попросил показать какую-нибудь вещь,
завезенную с моря. Его в конце концов поняли: финикиец увидел копье с
обломком рыла меч-рыбы вместо наконечника, кусок ткани из шелковистого
синеватого биссуса мидий, обломок створки жемчужницы в качестве украшения
в мочке уха. Один торговец показал свои ноги, изуродованные страшными
зубами барракуд.
Да! Сомнений нет: Ливия со всех сторон окружена океаном! Астарт
первым узнал об этом. Фараон, Петосирис и карфагенские мореходы лишь
догадывались, опираясь на мудрейшие толкования оракулов и жрецов.
Утро Астарт встретил в пути. Топор, меч - у пояса, свернутый парус и
весло - на плече. Радость переполняла его! Жизнь вдруг обрела ясную
желанную цель: достичь берега неведомого океана. Рано или поздно
финикийская флотилия Альбатроса пройдет теми водами, и он вновь будет
среди своих! А там и Карфаген, и... Ларит?..
Тропа торговцев вилась у самого обрыва над клокотавшей далеко внизу
Великой рекой зинджей, сражающейся с порогами. Впереди в утренней дымке
раскинулись цепи покрытых лесами гор, узкие долины речушек, жемчужные
ленты стремительных прохладных ручьев.
Вскоре стал виден первый водопад, с грохотом низвергающий потоки
прозрачных, хрустальных вод на ложе из темного камня. Деревья,
подступившие к гигантским речным воротам, словно в ужасе, трепетали,
омываемые водяной пылью. Не в силах сдержать переполнявшие его чувства,
Астарт запел. И победный голос гулким эхом метался среди скал, вплетаясь в
напев реки.

51. КОЛДУНЫ ГРЕМЯЩЕЙ РАДУГИ
Много дней Астарт поднимался вверх по реке, поражаясь многоликости и
бескрайности Ливии. Зной, ливень, узкое ущелье, необозримая саванна,
непроходимый лес, паковые рощи непрерывно сменяли друг друга, словно в
каком-то сказочном калейдоскопе. Народы, населяющие берега реки, были в
большинстве своем дружелюбны, любопытны и жизнерадостны. Ливийцы
удивлялись необыкновенному цвету кожи, а также бесстрашию финикийца. Никто
не посягал на жизнь одинокого странника, хотя каждое племя пыталось
удержать его у себя.
Однажды появление Астарта остановило кровопролитную войну двух
племенных союзов. Тысячи мужчин, протыкающих друг друга копьями и
стрелами, остановили свои занятия и полдня рассматривали диковинное
существо. Астарт пытался выяснить, из-за чего же воевали эти люди, но
безуспешно: даже старики не могли вспомнить, повод давно изжил себя, а
вражда оставалась.
Ливийцы нравились ему своей первобытной простотой, искренним
проявлением чувств. Их зло было до удивления прямолинейно. Если один
угнетал другого, то он не маскировал свой паразитизм ссылками на небо: он
просто угнетал, потому что был в состоянии угнетать. И даже горе их в
случае болезни или смерти близких не носило исступляющего или
самоистязающего характера, оно было проявлением настоящей человеческой
скорби.
Как-то Астарт оказался в покинутой людьми деревне. Трупы умерших по
обычаю этого племени заворачивались в циновки и оставлялись на деревьях.
Финикийца окружала рощица со множеством свертков на ветвях. До того все
было зловеще - вымершая деревня, трупы, раскормленные грифы, - что Астарт
бегом устремился к реке. Но наткнулся на еще дышавшего ливийца, неимоверно
худого, неподвижного, как оказалось, спящего.
Ливийца он унес в лодку и несколько дней пытался разбудить его. Но
тот умер так и не проснувшись. После этого финикиец почти месяц не
встретил ни одной живой души. Позже ему объяснили, что эта обширная страна
проклята духами мщения, и виной тому - большие темные мухи, которые
пребольно кусаются. Люди убивали мух, а мухи теперь убивают людей, насылая
на них смертельный сон. Астарту посоветовали быть вежливей с мухами, если
мечтает дожить до старости.
Носорожьими каменистыми тропами финикиец обогнул огромную расселину,
преградившую путь реке. Выбравшись к берегу намного выше водопада, он
наткнулся на деревянного груболицего идола, врытого в землю, что
предвещало встречу с людьми. Астарт сильно устал, поранил о камни ноги и
руки, поэтому мечтал об отдыхе под травяной крышей.
Недавно прошел ливень. Цикады, сверчки и лягушки объединились в
оглушающий хор, соперничающий по мощи с глухим ревом водопада.
Ярко-красный ковер цветущего мака покрыл все вокруг, теряясь вдали между
деревьями и кустарниками.
Неожиданно на него наткнулись какие-то люди, немыслимо расписанные во
все цвета радуги, повалили и потащили к воде. Затем последовало
головокружительное плавание между грозно ревущими порогами. Раз десять
длинная узкая пирога могла перевернуться вместе с полосатыми гребцами и
пленником, но все обошлось благополучно: суденышко достигло зеленого
острова посреди реки. Грохот водопада заглушал все звуки, и только по
раскрытым ртам людей финикиец понял, что они что-то кричали.
Астарт увидел огромные, вполне осязаемые столбы пара или тумана,
упирающиеся в небо. И тут он обнаружил, что реки-то нет, она внезапно
провалилась сквозь землю. Течет стремительная гигантская река и вдруг
исчезает - настоящее чудо, а дальше впереди, где она должна протекать, -
мокрый камень, вечнозеленые деревья со струйками, стекающими с глянцевых
кожистых листьев, постоянный мелкий дождь. Удивительно видеть дождь со
стороны.
Ливийцы дали оглядеться пленнику и потащили его к самой оконечности
острова. У Астарта дух захватило: он висел на краю невообразимого,
немыслимого водопада. Полноводная река отвесно падала в пропасть, соединив
на пути в бездну оба протока, ранее раздвоенных островом. Внизу гремело,
клокотало, бурлило. Мириады брызг рождали столбы водяного пара и почти
полные круги радуг. "Раз, два, три... пять, пять радуг сразу вместе!"
Астарт, потрясенный картиной водопада, забыл, что его могут столкнуть
в любое мгновение. "Вот оно, сердце Ливии, Страна гремящей радуги!" Краски
переливались, исчезали, возникали, накладывались одна на другую. Водопад
гремел, сотрясал небо и землю необузданной мощью.
Ошеломив Астарта величием зрелища, полосатые люди вновь посадили его
в лодку и доставили в деревню. Женщина-вождь, рослая, могучая негритянка,
устроила пышный прием светлокожему страннику. Оказывается, даже совершив
насилие над финикийцем, утащив его к водопаду, ливийцы действовали из
благих побуждений: дух гремящей радуги благосклонен лишь к тем, кто
преисполнен уважения к его величию и силе.
Астарт еще от людей пастушеского племени слышал об удивительных
колдунах, именуемых колдунами гремящей радуги. Рассказывали, что они
владеют тайной властью над животными. А полосатые в свою очередь слышали о
человеке со светлой кожей и прямыми, как слоновая трава, волосами,
избавившем земляных людей от беды.
Женщина-вождь ласково посмотрела на Астарта и улыбнулась. По спине
низвергателя богов пробежал холодок: ее зубы были тщательно заострены
наподобие крокодильих, что превращало улыбку в звериный оскал.
Перед началом пиршества два тощих голых колдуна исполнили дикий танец
при всеобщем благоговейном молчании. Затем прыжками, похожими на
лягушачьи, ускакали в лес. Уже наступила ночь, ярко горели костры. Свет их
тонул в густых зарослях, охвативших плотным кольцом деревню. Где-то совсем
неподалеку прогромыхал могучий рык: лев вышел на охоту.
Астарт поделился своими опасениями с женщиной-вождем, и та долго и
заразительно смеялась.
После традиционной трапезы под ночным небом начались забавы племени
полосато-радужных. Несколько едва научившихся ходить мальчуганов притащили
дюжину лягушек и отвратительного вида жаб. Животные норовили скрыться в
траве, но мальчуганы принялись показывать свое умение: перевернув лягушку
или жабу лапами вверх и придержав ее рукой, они вызывали полное ее
оцепенение. Вершиной трюков с лягушками считалось, когда оцепеневшее
животное поднимали за лапку и долго трясли, так и не разбудив. Однако не
все оказались умельцами. Один плосконосый мальчишка никак не мог погрузить
свою жабу в сон, и его с позором выгнали из освещенного круга.
Астарт разволновался. Эти забавы чем-то напоминали страшные проделки
Эшмуна Карфагенского.
Но вот у костров - женщина. Она извлекла из клетки жирную цесарку, и
зажав в руке ее лапы, несколько раз подбросила вверх, отворачивая лицо от
беспорядочных взмахов длинных крыльев. Резко опрокинув птицу на спину и
опять-таки придержав рукой в этом положении, женщина вызвала у своей
жертвы полное оцепенение. Старик колдун что-то крикнул, и всех уснувших
животных вернул в прежнее положение. Лягушки и жабы бросились врассыпную.
Затрепыхавшую цесарку с великолепным черным хохолком заперли в клетку. На
освободившееся место вышли двое мужчин. Один из них нес на плаке толстую
извивающуюся змею. "Кобра?!" Брошенная перед костром змея приготовилась к
прыжку, раздув шею и устрашающе шипя. Кончик палки описывал перед ее
глазами замысловатые фигуры, отвлекая внимание. Подкравшись сзади, второй
мужчина, расписанный, как и все, полосами, схватил кобру, за голову и
надавил пальцем на затылок. Тотчас страшная змея превратилась в вялую
гибкую ленту, покорную воле человека. Малыши начали таскать ее за хвост,
обвивая свои шеи, дергать, отбирать друг у друга. По сигналу колдуна змею
оставили в покое. Мужчина с палкой дунул в змеиные глаза. Кобра ожила. Ее
подцепили на палку и унесли.
Но вот грянули сонмы барабанов: два тощих колдуна, обливаясь потом,
притащили волоком за задние лапы очень крупного льва. В могучей
черно-бурой гриве застряли колючие сучья, прелые листья. Темная кисточка
на конце длинного гладкого хвоста нервно подрагивала. Лев учащенно дышал,
словно был в сильнейшем возбуждении. Глаза были открыты, но смотрели
неподвижно. Лев валялся у самого костра на спине, в позорнейшей для царя
зверей позе. А вокруг пело и плясало все племя. Женщина-вождь, потрясая
телесами, задавала тон веселью и заставила финикийца отплясывать со всеми
ее подданными.
Улучив момент, Астарт подсел к верховному колдуну племени и стал
выяснять, может ли их искусство быть властно над людьми, как и над
животными. Вместо ответа колдун величественно поднял руки и запустил все
свои пальцы в шевелюру гостя. Под воздействием магического массажа по
всему телу финикийца разлилась сладкая истома. Он оцепенел, все видя и все
сознавая. Он сидел неподвижно, учащенно дыша, как и лев, которому женщины
с песнями расчесали гриву и вдели в оба уха по серьге. К Астарту подошла
возбужденная танцами женщина-вождь и засмеялась ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31