В углу за круглым столиком началась игра. Из соседней комнаты доносился визг, да такой, что пламя свечей вздрагивало, от чего лица принимали нелепые формы.
Недалеко от себя Авросимов, медленно вращая головой, увидел другую молодую даму, в розовом платье, черноволосую. Она держала в одной руке кубок, а другой гладила по щеке лежащего перед ней офицера, а сама между тем поглядывала на нашего героя, и ему показалось, что она моргает ему, хотя это можно было отнести за счет дрожания пламени.
Авросимов потянулся было к вину, чтобы не отставать от компании и выпить за эту прекрасную молодую даму, как вдруг она легче пушинки кинулась к нему со странной улыбкой и протянула ему свой кубок. И не успел он воспротивиться из учтивости, как она тотчас скользнула на пол, налила себе и, устроившись возле его ног, откинула голову и, смеясь, предложила выпить.
Старинное серебро зазвенело, сладкое вино легко пролилось внутрь, молодая дама обхватила колени нашего героя, приникла к ним горячим телом и, осушив свой кубок, швырнула его на ковер.
Авросимов склонился к ней, хохоча напропалую без всякой видимой причины, обнял ее за шею и утонул лицом в душных завиточках ее волос. А она и не вырывалась на манер деревенских девок или уездных барышень, когда, бывало, наш герой пытался со свойственной ему скромностью не то что обнять их, а лишь коснуться...
Откуда-то снизу, сквозь пелену волос, рук, пальцев, она спросила:
- Вас как звать-то? А?..
Авросимов наслаждаясь, проговорил свое имя и потянулся к ее губам.
Губы у нее были горячие, влажные, они шевелились словно живые существа, прилипали - не отлепишь. Авросимов даже застонал, все более сползая к ней, на ковер, со своего дивана, все крепче обхватывая ее шею, плечи, задыхаясь... Вдруг она оттолкнула его этак лениво, скинула с себя его руки, проговорила капризно:
- Да ну вас, измяли всю... Что это вы, Ваня, как медведь... Ну вас...
А наш герой сидел рядом с ней на ковре, широко разинув рот, жадно дыша, в каком-то безумном отчаянии протягивая к ней руки.
- Да не лезьте вы, не лезьте, - сказала она, оправляя платье, - я к Сереженьке хочу.
- Как вас зовут? - выдавил Авросимов, пытаясь остановить ее, ухватив за подол, но она легко, несмотря на некоторую полноту, упорхнула от него и вмиг была уже возле прежнего своего офицера.
И тут до Авросимова снова стал доноситься шум веселья, словно слух вернулся к нему. Трещали поленья в камине, кем-то подожженные.
- Ба! А вы здесь откуда?! - услышал наш герой и, подняв голову, увидел знакомого тонкорукого кавалергарда, который с бокалом остановился над ним. Авросимов тотчас вскочил и поклонился со всей возможной учтивостью.
- Вот уж незачем церемонии, - засмеялся кавалергард. - А вы с нами? Это прелестно. Нравится?
- Нравится, - сказал Авросимов потерянно, поглядывая на прекрасную свою незнакомку, прильнувшую к другому.
- А, эта?.. - засмеялся кавалергард. - Дельфиния... Да ну ее к черту...
- Дельфиния? - удивился наш герой.
- А черт знает, как ее на самом-то деле зовут, - сказал кавалергард, усаживаясь на диван. - Меж нас она - Дельфиния... В сене нашли, - и, увидев, как вскинулись брови у нашего героя, сказал: - А это и хорошо, ведь верно? Вольно так... Иногда ведь это прелестно - ото всего уйти к черту. Настоишься там, насмотришься за день... - и он кивнул куда-то, но Авросимов понял, что тот имеет в виду. - Отчего ж вы не пьете? Я вот смотрю на вас там - вы там очень переживаете, это заметно. А меня зовут Бутурлин Павел... А если вы с Дельфинией пошалить хотите... Хотите?
- Да ну ее, - сказал Авросимов, глотая слюну и стараясь не видеть, как она обвивает своего офицера.
- Это ведь просто, - усмехнулся Бутурлин. - Я могу сказать...
- Да нет, сударь. Пустое все это, - ответствовал наш герой, тая надежду.
Они выпили. Авросимов снова краем глаза глянул на Дельфинию, но ее не было, и офицера не было. Вместо них на диване сидел нога на ногу черноусый гренадерский поручик и медленно раскачивался.
- Этот уже готов, - засмеялся Бутурлин, кивая на поручика. - А ведь он может пять бутылок один осушить... Да, верно, перебрал, перебрал...
Они выпили еще, и Авросимов непослушными губами прикоснулся к сыру, но есть не стал.
- А я вот вижу, что вы там переживаете, - снова заговорил Бутурлин, страшно вам смотреть, как следствие идет?
- Страшно, - признался Авросимов, трезвея. - Первый раз цареубийцу вижу... Я-то думал: с бородой он...
Бутурлин расхохотался очень располагающе.
- Воистину, - сказал Авросимов, - дивлюсь я, как можно долго так да так учтиво со злодеем?
- А ведь я с Пестелем знаком, - вдруг сказал Бутурлин, наполняя вином кубки. - Он человек с головой, да. Но и с закидонами... А я не люблю крайностей...
- Хитрый он, - вставил Авросимов. - Да не перехитрил!
- А вот и нет! - захохотал Бутурлин непонятно о чем. - Вы мне нравитесь, ей-богу...
И он опрокинул кубок свой с жадностью и кинулся прочь. Авросимов попытался было бежать за ним, но не смог подняться с дивана.
А пиршество тем часом продолжалось. Поленья в камине трещали с новою силою. Лица у всех были медного блеска, отчего у нашего героя дух захватывало.
"Веселье-то какое! - думал он, смеясь просто так, с самим собой. - Ах, Дельфиния! Где ты есть?.. Откликнись!"
Он все-таки поднялся и с трудом зашагал через развалившихся на ковре молодых людей и дам, подобных Дельфиний, а они пели, кричали и хватали его за ноги, скалясь и гримасничая. Он добрался до двери и вышел в прихожую.
С блуждающей счастливой улыбкой пробирался наш герой куда-то вперед, не отдавая себе отчета, пока кто-то, взявши его за плечо, не остановил. Авросимов увидел давешнего гренадерского поручика, видимо несколько протрезвевшего.
- Где Дельфиния, а? - спросил наш герой.
- А крови не боишься? - засмеялся поручик и стал жать Авросимова за плечи, пригибая его к земле.
- Да что вы, сударь? - возмутился Авросимов. - Сударь... Да знаете.. Пустите плечо...
- Врешь, - сказал гренадер, - и не таких ломал.
И он стал жать с новой силой, но тут наш герой пришел в себя, и либо отчаяние его было велико, либо деревенская жизнь, здоровая и вольная, в нем сказалась, но он сжал руку гренадера, закрутил ее и отшвырнул обидчика прочь. Поручик вскрикнул и стал на колени.
- Стреляться! - сказал он. - Рыжий черт.
- Я вам не черт, - обиделся Авросимов. - Вы, сударь, шли бы спать...
И тут глаза у поручика потухли, тело расслабилось, он приткнулся на шубах и блаженно улыбнулся.
Авросимов кинулся подальше от этого происшествия и заглянул в одну из комнат. Какой-то штатский с оттопыренными красными ушами стоял на коленях, молитвенно сложив руки, перед молодой дамой, которой Авросимов еще не видал.
Наш герой поспешил затворить дверь.
- Дельфиния, - слабо позвал он, спотыкаясь во мраке о какие-то тела и предметы, - Дельфиния... Душечка, откликнись!.. Дельфиния..
И тут словно чудо произошло. Распахнулась темная дверь, и, лениво потягиваясь, зевая и стараясь прибрать поаккуратнее свои черные волосы, прекрасная Дельфиния выплыла в прихожую под желтый свет единственной свечи.
- Ах, - лениво произнесла она, увидев Авросимова, - Ванюша, рыбонька, вы ли это?
- Дельфиния, - сказал наш герой, воспрянув, - я обыскался вас... А вы все спите?
Они, спотыкаясь, пробирались по прихожей навстречу хохоту, визгу и треску поленьев в камине и наконец вошли в залу, где от синего трубочного дыма лица были почти не видны и аромат вина и колбасы и тел, почти осязаемый, витал меж ними. И сквозь эту плотную завесу наш герой, счастливый от того, что Дельфиния рядом с ним, увидел своих случайных сотоварищей, предающихся веселью, словно в мире уже ничего не было, кроме этого флигеля во дворе.
- Ах, и Милодорочка уже здесь! - воскликнула Дельфиния радостно и кивнула на молодую даму в белых чулках, которая, заливисто хохоча, брызгала вином в Бутурлина, пытавшегося чмокнуть ее в щечку.
- Какие у вас всё имена удивительные, - восхитился Авросимов, готовый восхищаться всем.
- Чего ж удивительного, - сказала Дельфиния. - Как у нимфов настоящих... Вы бы мне, Ванечка, кавалер мой алмазный, вина бы принесли, - и плюхнулась на ковер.
Авросимов стремительно кинулся выполнять ее желание, чувствуя, как снова нарастает в нем возбуждение, как руки дрожат, словно в лихорадке. Он схватил целую бутыль и бокалы, и потащил к Дельфиний, и уселся рядом.
- Ах, неучтиво-то как, - засмеялась она. - Кавалер-то стоя должен даме наливать...
Авросимов выпил свой бокал лихо, по-гусарски, отшвырнул его и наклонился поцеловать ручку Дельфиний. Она уже протягивала ее, белую, с короткими пальцами, с синей жилкой, похожей на крестик, мягкую, пахнущую негой...
- Вы прямо как влюблены в меня, - засмеялась Дельфиния.
В голове у Авросимова был сумбур от хмеля, любви и полумрака.
- Целую вас в ваши рыжие кудри! - снова засмеялась шалунья и поцеловала, от чего он совсем возгорелся и обхватил ее поудобнее, словно намеревался остаться так навеки.
- Я люблю вас, - прошептал он, сжимая ее все крепче, - едемте ко мне в деревню... к матушке... венчаться... У меня - двести душ!..
И тут она стала вырываться, и, несмотря на немалую силу и невменяемость нашего героя, это ей удалось, хотя, оттолкнув его, она являла собой зрелище жалкое в помятом платье и с растрепанными волосами и, оставив его на ковре, пошла прочь к дивану, где сидела Милодора с бокалом в руке.
- Дель... фи...ния... - позвал он едва слышно, но напрасно.
Милодора хохотала, слушая рассказ подруги.
- Что это с вами? - сказал Бутурлин, подойдя к Авросимову. - Разве это в правилах? Она на вас серчает за насмешку...
- Да какая же насмешка? - едва не плача, вопросил наш герой. - Я по чести... Вот крест святой...
- Да бросьте вы, ей-богу, - рассмеялся Бутурлин. - Зачем же надсмехаться? У нас это не принято... Она ведь и так пойдет... Чудак вы, право.
За карточным столом разгорался спор, даже стекло зазвенело и черные лохматые тени заметались по стенам, и наш герой вдруг почувствовал, что сознание снова возвращается к нему. И тогда его поманило в деревенскую тишину, в покой первозданный, к печеньям, соленьям, где все как говорится, так и пишется, и уже стремительный взлет не казался чудесным таким и не грел, а, напротив, виделся как испытание и искушение судьбы, и он сказал Бутурлину, располагавшему к откровенности:
- Ах, скорее бы уж это кончилось!.. Чего тянуть?
Бутурлин тотчас понял, что имеет в виду наш герой.
- Да вы все это к сердцу-то не кладите, - сказал он. - Я вот тоже смотрю, как они друг друга, к примеру, терзают, то есть меня воротить начинает... Но я мимо смотрю, в окно, на снег; думаю, как там вечером нынче...
И Авросимов тоже понял, что имеет в виду Бутурлин, о чем он говорит.
- Никто ничего об другом не думает, - сказал Бутурлин, усмехаясь грустно, - каждый думает об себе...
"Никто, нигде, никого, никогда..." - с ужасом вспомнил Авросимов и тайно перекрестился.
- А государь? - шепотом спросил он.
- А что государь? - шепотом же ответствовал Бутурлин. - Каждый живет как может... Я так, а государь - этак...
- Да как вы можете такое? - поразился Авросимов.
- Ах, какой вы... - засмеялся Бутурлин. - Вот мы эскадроном в тот день на Московский полк скакали, нестройно так... сблизились, я крикнул Бестужеву: "Не вели солдатам своим стрелять. Мы вас только постращаем немножко!.." Ну зачем бы я его рубить стал?
- А коли узнали бы! А коли велели бы... рубить?! - захлебнулся Авросимов.
- Ну рубил бы, - пожал плечами Бутурлин. - Сказал бы ему: "Прости, брат" и рубил бы. Да и он бы меня не помиловал, право... А тут обошлось, а вы по неопытности очень это всерьез принимаете...
- На государя руку подняли! - крикнул Авросимов.
- А государь-то что, Бог? - захохотал Бутурлин. - Он ведь тоже о двух ногах, об одной голове... Да вы успокойтесь, мы его в обиду не дадим... захохотал пуще. - Прелестный у нас с вами спор вышел!
- Какие уж тут шутки, сударь, - с трудом смеясь, проговорил Авросимов. Не пойму я вас, однако.
Тут Бутурлин, желая рассеять неприятное впечатление, произведенное на нашего героя его словами, поманил Милодору, и она тотчас опустилась на ковер возле них. Авросимов глянул было: где же Дельфиния? Но ее снова не было в зале. Милодора обняла его за плечи, шепнула ему:
- Ах вы, рыженький шалун, а Милодора вам уж и не люба?
- Господа, - крикнул Бутурлин. - Пьем за Милодору!
- А вот они меня любят, - шептала меж тем Милодора нашему герою, кивая на Бутурлина, - а вы так совсем нет... Нет, чтобы на руки меня поднять... Можете?
- Могу, - сказал Авросимов и, обхватив ее поудобнее, поднял с пола.
- Ура! - крикнул Бутурлин, расплескивая вино.
А чудесные превращения тем не менее продолжались. Казалось, будто из табачного тумана сами по себе возникают призрачные картины, чтобы тревожить нашего героя. Не успел он опустить Милодору на ковер и смахнуть капельки пота со своего лба, не успела она, изнемогшая от визга, глотнуть прохладного кислого вина (а ведь это, заметьте, на виду у Авросимова), как тотчас все смешалось, затуманилось, а когда проявилось, то никакой Милодоры не было и в помине, Бутурлин резко вистовал в дальнем углу, словно никогда и не вставал из-за карт, а на ковре возлежала, подложив руки под голову, та самая молодая дама, которую Авросимов помогал вытягивать из сугроба. Голубое платье ее раскинулось и казалось на темном ковре лесным озерцом. Она лежала и разглядывала нашего героя неподвижными серыми глазами.
- Господи, - прошептал Авросимов, - эту-то еще как зовут?
- Мерсинда, - тотчас отозвалась дама и капризно пожаловалась: - Меня в вине утопить хотели... Нахлестали в лохань вина...
- Мерсинда, - сказал он, уже ничему не дивясь, - а где же Милодора? Кого я на руках держал?
Но она смотрела на него неотрывно и молчала.
- Мерсинда, - продолжал наш герой, - неужто вас, в вашем платье, в лохань окунали?
- Вот горе мое, - засмеялась Мерсинда на эти слова, - вот горе мое... Да как же в платье, когда я голая была! - И в глазах ее вдруг промелькнул живой интерес к стоящему над ней молодому человеку, чьего имени она не знала.
Голос у нее был хрипловатый, улыбка яркая, подобная цветку. Авросимов опустился рядом с ней на ковер и услышал, как она сказала, словно и не ему, а самой себе.
- Весна придет, почки раскроются. А меня, нимфу молодую чудесную, повезут на белой колеснице по дороге столбовой... А вы грустите чего-то, да?
- Почему же это, прекрасная Мерсинда, - спросил наш герой, - ваши подружки отказывают мне в любви, когда другим все позволяют? Вот и вас другие даже в лохань окунали - и ничего.
- А потому, - ответствовала Мерсинда, - что на это комнаты имеются, где никто вас не видит... А в зале можно ручки целовать да комплименты говорить да смеяться.
В это время в залу вошел гренадерский поручик, красивый и трезвый.
- Вот он, соблазнитель мой, - засмеялась Мерсинда с томностью. - А уж силен, силен!
- Да я его одной рукой свалил, - сказал Авросимов.
- Силен, спасу нет... Он меня на руки взял и в лохань... - она засмеялась. - Всю прямо в калачик свернул...
- Да я ж его запросто свалил, - сказал Авросимов.
- Силищи у него ужас, спаси Христос! - сказала она, вспоминая.
- А я сильнее, - сказал Авросимов. - Хотите, я вас к потолку подниму? - И он напряг мышцы, готовясь по первому ее знаку совершить геройство.
- Вот он, силач мой, - засмеялась Мерсинда, не обращая внимания на нашего героя. - Ох и силен!
Авросимов почувствовал, что не может теперь отступиться, не может, что готов схватить ее в охапку и бежать с ней в комнаты, ото всех подальше, но трезвое ее наставление уже руководило им, и он сказал, надеясь:
- Пойдемте со мной, прекрасная Мерсинда... Я вас в лохани топить не буду.
- Пойдемте уж, - согласилась она, словно только и ждала его предложения, и поднялась с ковра.
Теперь уже с Мерсиндой пробирался наш герой на своих дрожащих ногах по шубам, наваленным в прихожей, теперь уже Мерсинду держал он за руку, все больше поражаясь легкости, с которой она согласилась ответить на его любовь.
И они вошли в ту самую комнату, из которой еще совсем недавно возникла встрепанная Дельфиния, и Мерсинда, привычно и деловито сняв нагар со свечки, уселась на красную кушетку и с легкой усмешкой выжидательно уставилась на нашего героя, который, опустившись на стул, застыл.
Так они молчали несколько минут. Потом Мерсинда, теряя терпение, спросила:
- Ну, что же мы с вами делать будем?
Наш герой только слюну проглотил, а выговорить ничего не смог. Тогда она похлопала по кушетке.
- Хоть рядом сядьте, горе вы мое...
- Где... рядом? - выдавил Авросимов, теряясь окончательно.
- Горе мне с вами! - засмеялась она одними губами. - Идите вина выпейте... Ступайте же!
Он встал и вышел и, уже не разбирая дороги, ринулся в залу. Дельфиния встретилась ему, но он оттолкнул ее.
- Ванюша, рыбонька, неучтивый какой! - проговорила она вслед.
Он выпил вина прямо из бутылки. Пил, пока не почувствовал, что ноги уже не держат. Бутылка выскользнула из рук. Вино пролилось. Покачиваясь, он направился обратно, не слыша, как за карточным столом снова возгорается спор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Недалеко от себя Авросимов, медленно вращая головой, увидел другую молодую даму, в розовом платье, черноволосую. Она держала в одной руке кубок, а другой гладила по щеке лежащего перед ней офицера, а сама между тем поглядывала на нашего героя, и ему показалось, что она моргает ему, хотя это можно было отнести за счет дрожания пламени.
Авросимов потянулся было к вину, чтобы не отставать от компании и выпить за эту прекрасную молодую даму, как вдруг она легче пушинки кинулась к нему со странной улыбкой и протянула ему свой кубок. И не успел он воспротивиться из учтивости, как она тотчас скользнула на пол, налила себе и, устроившись возле его ног, откинула голову и, смеясь, предложила выпить.
Старинное серебро зазвенело, сладкое вино легко пролилось внутрь, молодая дама обхватила колени нашего героя, приникла к ним горячим телом и, осушив свой кубок, швырнула его на ковер.
Авросимов склонился к ней, хохоча напропалую без всякой видимой причины, обнял ее за шею и утонул лицом в душных завиточках ее волос. А она и не вырывалась на манер деревенских девок или уездных барышень, когда, бывало, наш герой пытался со свойственной ему скромностью не то что обнять их, а лишь коснуться...
Откуда-то снизу, сквозь пелену волос, рук, пальцев, она спросила:
- Вас как звать-то? А?..
Авросимов наслаждаясь, проговорил свое имя и потянулся к ее губам.
Губы у нее были горячие, влажные, они шевелились словно живые существа, прилипали - не отлепишь. Авросимов даже застонал, все более сползая к ней, на ковер, со своего дивана, все крепче обхватывая ее шею, плечи, задыхаясь... Вдруг она оттолкнула его этак лениво, скинула с себя его руки, проговорила капризно:
- Да ну вас, измяли всю... Что это вы, Ваня, как медведь... Ну вас...
А наш герой сидел рядом с ней на ковре, широко разинув рот, жадно дыша, в каком-то безумном отчаянии протягивая к ней руки.
- Да не лезьте вы, не лезьте, - сказала она, оправляя платье, - я к Сереженьке хочу.
- Как вас зовут? - выдавил Авросимов, пытаясь остановить ее, ухватив за подол, но она легко, несмотря на некоторую полноту, упорхнула от него и вмиг была уже возле прежнего своего офицера.
И тут до Авросимова снова стал доноситься шум веселья, словно слух вернулся к нему. Трещали поленья в камине, кем-то подожженные.
- Ба! А вы здесь откуда?! - услышал наш герой и, подняв голову, увидел знакомого тонкорукого кавалергарда, который с бокалом остановился над ним. Авросимов тотчас вскочил и поклонился со всей возможной учтивостью.
- Вот уж незачем церемонии, - засмеялся кавалергард. - А вы с нами? Это прелестно. Нравится?
- Нравится, - сказал Авросимов потерянно, поглядывая на прекрасную свою незнакомку, прильнувшую к другому.
- А, эта?.. - засмеялся кавалергард. - Дельфиния... Да ну ее к черту...
- Дельфиния? - удивился наш герой.
- А черт знает, как ее на самом-то деле зовут, - сказал кавалергард, усаживаясь на диван. - Меж нас она - Дельфиния... В сене нашли, - и, увидев, как вскинулись брови у нашего героя, сказал: - А это и хорошо, ведь верно? Вольно так... Иногда ведь это прелестно - ото всего уйти к черту. Настоишься там, насмотришься за день... - и он кивнул куда-то, но Авросимов понял, что тот имеет в виду. - Отчего ж вы не пьете? Я вот смотрю на вас там - вы там очень переживаете, это заметно. А меня зовут Бутурлин Павел... А если вы с Дельфинией пошалить хотите... Хотите?
- Да ну ее, - сказал Авросимов, глотая слюну и стараясь не видеть, как она обвивает своего офицера.
- Это ведь просто, - усмехнулся Бутурлин. - Я могу сказать...
- Да нет, сударь. Пустое все это, - ответствовал наш герой, тая надежду.
Они выпили. Авросимов снова краем глаза глянул на Дельфинию, но ее не было, и офицера не было. Вместо них на диване сидел нога на ногу черноусый гренадерский поручик и медленно раскачивался.
- Этот уже готов, - засмеялся Бутурлин, кивая на поручика. - А ведь он может пять бутылок один осушить... Да, верно, перебрал, перебрал...
Они выпили еще, и Авросимов непослушными губами прикоснулся к сыру, но есть не стал.
- А я вот вижу, что вы там переживаете, - снова заговорил Бутурлин, страшно вам смотреть, как следствие идет?
- Страшно, - признался Авросимов, трезвея. - Первый раз цареубийцу вижу... Я-то думал: с бородой он...
Бутурлин расхохотался очень располагающе.
- Воистину, - сказал Авросимов, - дивлюсь я, как можно долго так да так учтиво со злодеем?
- А ведь я с Пестелем знаком, - вдруг сказал Бутурлин, наполняя вином кубки. - Он человек с головой, да. Но и с закидонами... А я не люблю крайностей...
- Хитрый он, - вставил Авросимов. - Да не перехитрил!
- А вот и нет! - захохотал Бутурлин непонятно о чем. - Вы мне нравитесь, ей-богу...
И он опрокинул кубок свой с жадностью и кинулся прочь. Авросимов попытался было бежать за ним, но не смог подняться с дивана.
А пиршество тем часом продолжалось. Поленья в камине трещали с новою силою. Лица у всех были медного блеска, отчего у нашего героя дух захватывало.
"Веселье-то какое! - думал он, смеясь просто так, с самим собой. - Ах, Дельфиния! Где ты есть?.. Откликнись!"
Он все-таки поднялся и с трудом зашагал через развалившихся на ковре молодых людей и дам, подобных Дельфиний, а они пели, кричали и хватали его за ноги, скалясь и гримасничая. Он добрался до двери и вышел в прихожую.
С блуждающей счастливой улыбкой пробирался наш герой куда-то вперед, не отдавая себе отчета, пока кто-то, взявши его за плечо, не остановил. Авросимов увидел давешнего гренадерского поручика, видимо несколько протрезвевшего.
- Где Дельфиния, а? - спросил наш герой.
- А крови не боишься? - засмеялся поручик и стал жать Авросимова за плечи, пригибая его к земле.
- Да что вы, сударь? - возмутился Авросимов. - Сударь... Да знаете.. Пустите плечо...
- Врешь, - сказал гренадер, - и не таких ломал.
И он стал жать с новой силой, но тут наш герой пришел в себя, и либо отчаяние его было велико, либо деревенская жизнь, здоровая и вольная, в нем сказалась, но он сжал руку гренадера, закрутил ее и отшвырнул обидчика прочь. Поручик вскрикнул и стал на колени.
- Стреляться! - сказал он. - Рыжий черт.
- Я вам не черт, - обиделся Авросимов. - Вы, сударь, шли бы спать...
И тут глаза у поручика потухли, тело расслабилось, он приткнулся на шубах и блаженно улыбнулся.
Авросимов кинулся подальше от этого происшествия и заглянул в одну из комнат. Какой-то штатский с оттопыренными красными ушами стоял на коленях, молитвенно сложив руки, перед молодой дамой, которой Авросимов еще не видал.
Наш герой поспешил затворить дверь.
- Дельфиния, - слабо позвал он, спотыкаясь во мраке о какие-то тела и предметы, - Дельфиния... Душечка, откликнись!.. Дельфиния..
И тут словно чудо произошло. Распахнулась темная дверь, и, лениво потягиваясь, зевая и стараясь прибрать поаккуратнее свои черные волосы, прекрасная Дельфиния выплыла в прихожую под желтый свет единственной свечи.
- Ах, - лениво произнесла она, увидев Авросимова, - Ванюша, рыбонька, вы ли это?
- Дельфиния, - сказал наш герой, воспрянув, - я обыскался вас... А вы все спите?
Они, спотыкаясь, пробирались по прихожей навстречу хохоту, визгу и треску поленьев в камине и наконец вошли в залу, где от синего трубочного дыма лица были почти не видны и аромат вина и колбасы и тел, почти осязаемый, витал меж ними. И сквозь эту плотную завесу наш герой, счастливый от того, что Дельфиния рядом с ним, увидел своих случайных сотоварищей, предающихся веселью, словно в мире уже ничего не было, кроме этого флигеля во дворе.
- Ах, и Милодорочка уже здесь! - воскликнула Дельфиния радостно и кивнула на молодую даму в белых чулках, которая, заливисто хохоча, брызгала вином в Бутурлина, пытавшегося чмокнуть ее в щечку.
- Какие у вас всё имена удивительные, - восхитился Авросимов, готовый восхищаться всем.
- Чего ж удивительного, - сказала Дельфиния. - Как у нимфов настоящих... Вы бы мне, Ванечка, кавалер мой алмазный, вина бы принесли, - и плюхнулась на ковер.
Авросимов стремительно кинулся выполнять ее желание, чувствуя, как снова нарастает в нем возбуждение, как руки дрожат, словно в лихорадке. Он схватил целую бутыль и бокалы, и потащил к Дельфиний, и уселся рядом.
- Ах, неучтиво-то как, - засмеялась она. - Кавалер-то стоя должен даме наливать...
Авросимов выпил свой бокал лихо, по-гусарски, отшвырнул его и наклонился поцеловать ручку Дельфиний. Она уже протягивала ее, белую, с короткими пальцами, с синей жилкой, похожей на крестик, мягкую, пахнущую негой...
- Вы прямо как влюблены в меня, - засмеялась Дельфиния.
В голове у Авросимова был сумбур от хмеля, любви и полумрака.
- Целую вас в ваши рыжие кудри! - снова засмеялась шалунья и поцеловала, от чего он совсем возгорелся и обхватил ее поудобнее, словно намеревался остаться так навеки.
- Я люблю вас, - прошептал он, сжимая ее все крепче, - едемте ко мне в деревню... к матушке... венчаться... У меня - двести душ!..
И тут она стала вырываться, и, несмотря на немалую силу и невменяемость нашего героя, это ей удалось, хотя, оттолкнув его, она являла собой зрелище жалкое в помятом платье и с растрепанными волосами и, оставив его на ковре, пошла прочь к дивану, где сидела Милодора с бокалом в руке.
- Дель... фи...ния... - позвал он едва слышно, но напрасно.
Милодора хохотала, слушая рассказ подруги.
- Что это с вами? - сказал Бутурлин, подойдя к Авросимову. - Разве это в правилах? Она на вас серчает за насмешку...
- Да какая же насмешка? - едва не плача, вопросил наш герой. - Я по чести... Вот крест святой...
- Да бросьте вы, ей-богу, - рассмеялся Бутурлин. - Зачем же надсмехаться? У нас это не принято... Она ведь и так пойдет... Чудак вы, право.
За карточным столом разгорался спор, даже стекло зазвенело и черные лохматые тени заметались по стенам, и наш герой вдруг почувствовал, что сознание снова возвращается к нему. И тогда его поманило в деревенскую тишину, в покой первозданный, к печеньям, соленьям, где все как говорится, так и пишется, и уже стремительный взлет не казался чудесным таким и не грел, а, напротив, виделся как испытание и искушение судьбы, и он сказал Бутурлину, располагавшему к откровенности:
- Ах, скорее бы уж это кончилось!.. Чего тянуть?
Бутурлин тотчас понял, что имеет в виду наш герой.
- Да вы все это к сердцу-то не кладите, - сказал он. - Я вот тоже смотрю, как они друг друга, к примеру, терзают, то есть меня воротить начинает... Но я мимо смотрю, в окно, на снег; думаю, как там вечером нынче...
И Авросимов тоже понял, что имеет в виду Бутурлин, о чем он говорит.
- Никто ничего об другом не думает, - сказал Бутурлин, усмехаясь грустно, - каждый думает об себе...
"Никто, нигде, никого, никогда..." - с ужасом вспомнил Авросимов и тайно перекрестился.
- А государь? - шепотом спросил он.
- А что государь? - шепотом же ответствовал Бутурлин. - Каждый живет как может... Я так, а государь - этак...
- Да как вы можете такое? - поразился Авросимов.
- Ах, какой вы... - засмеялся Бутурлин. - Вот мы эскадроном в тот день на Московский полк скакали, нестройно так... сблизились, я крикнул Бестужеву: "Не вели солдатам своим стрелять. Мы вас только постращаем немножко!.." Ну зачем бы я его рубить стал?
- А коли узнали бы! А коли велели бы... рубить?! - захлебнулся Авросимов.
- Ну рубил бы, - пожал плечами Бутурлин. - Сказал бы ему: "Прости, брат" и рубил бы. Да и он бы меня не помиловал, право... А тут обошлось, а вы по неопытности очень это всерьез принимаете...
- На государя руку подняли! - крикнул Авросимов.
- А государь-то что, Бог? - захохотал Бутурлин. - Он ведь тоже о двух ногах, об одной голове... Да вы успокойтесь, мы его в обиду не дадим... захохотал пуще. - Прелестный у нас с вами спор вышел!
- Какие уж тут шутки, сударь, - с трудом смеясь, проговорил Авросимов. Не пойму я вас, однако.
Тут Бутурлин, желая рассеять неприятное впечатление, произведенное на нашего героя его словами, поманил Милодору, и она тотчас опустилась на ковер возле них. Авросимов глянул было: где же Дельфиния? Но ее снова не было в зале. Милодора обняла его за плечи, шепнула ему:
- Ах вы, рыженький шалун, а Милодора вам уж и не люба?
- Господа, - крикнул Бутурлин. - Пьем за Милодору!
- А вот они меня любят, - шептала меж тем Милодора нашему герою, кивая на Бутурлина, - а вы так совсем нет... Нет, чтобы на руки меня поднять... Можете?
- Могу, - сказал Авросимов и, обхватив ее поудобнее, поднял с пола.
- Ура! - крикнул Бутурлин, расплескивая вино.
А чудесные превращения тем не менее продолжались. Казалось, будто из табачного тумана сами по себе возникают призрачные картины, чтобы тревожить нашего героя. Не успел он опустить Милодору на ковер и смахнуть капельки пота со своего лба, не успела она, изнемогшая от визга, глотнуть прохладного кислого вина (а ведь это, заметьте, на виду у Авросимова), как тотчас все смешалось, затуманилось, а когда проявилось, то никакой Милодоры не было и в помине, Бутурлин резко вистовал в дальнем углу, словно никогда и не вставал из-за карт, а на ковре возлежала, подложив руки под голову, та самая молодая дама, которую Авросимов помогал вытягивать из сугроба. Голубое платье ее раскинулось и казалось на темном ковре лесным озерцом. Она лежала и разглядывала нашего героя неподвижными серыми глазами.
- Господи, - прошептал Авросимов, - эту-то еще как зовут?
- Мерсинда, - тотчас отозвалась дама и капризно пожаловалась: - Меня в вине утопить хотели... Нахлестали в лохань вина...
- Мерсинда, - сказал он, уже ничему не дивясь, - а где же Милодора? Кого я на руках держал?
Но она смотрела на него неотрывно и молчала.
- Мерсинда, - продолжал наш герой, - неужто вас, в вашем платье, в лохань окунали?
- Вот горе мое, - засмеялась Мерсинда на эти слова, - вот горе мое... Да как же в платье, когда я голая была! - И в глазах ее вдруг промелькнул живой интерес к стоящему над ней молодому человеку, чьего имени она не знала.
Голос у нее был хрипловатый, улыбка яркая, подобная цветку. Авросимов опустился рядом с ней на ковер и услышал, как она сказала, словно и не ему, а самой себе.
- Весна придет, почки раскроются. А меня, нимфу молодую чудесную, повезут на белой колеснице по дороге столбовой... А вы грустите чего-то, да?
- Почему же это, прекрасная Мерсинда, - спросил наш герой, - ваши подружки отказывают мне в любви, когда другим все позволяют? Вот и вас другие даже в лохань окунали - и ничего.
- А потому, - ответствовала Мерсинда, - что на это комнаты имеются, где никто вас не видит... А в зале можно ручки целовать да комплименты говорить да смеяться.
В это время в залу вошел гренадерский поручик, красивый и трезвый.
- Вот он, соблазнитель мой, - засмеялась Мерсинда с томностью. - А уж силен, силен!
- Да я его одной рукой свалил, - сказал Авросимов.
- Силен, спасу нет... Он меня на руки взял и в лохань... - она засмеялась. - Всю прямо в калачик свернул...
- Да я ж его запросто свалил, - сказал Авросимов.
- Силищи у него ужас, спаси Христос! - сказала она, вспоминая.
- А я сильнее, - сказал Авросимов. - Хотите, я вас к потолку подниму? - И он напряг мышцы, готовясь по первому ее знаку совершить геройство.
- Вот он, силач мой, - засмеялась Мерсинда, не обращая внимания на нашего героя. - Ох и силен!
Авросимов почувствовал, что не может теперь отступиться, не может, что готов схватить ее в охапку и бежать с ней в комнаты, ото всех подальше, но трезвое ее наставление уже руководило им, и он сказал, надеясь:
- Пойдемте со мной, прекрасная Мерсинда... Я вас в лохани топить не буду.
- Пойдемте уж, - согласилась она, словно только и ждала его предложения, и поднялась с ковра.
Теперь уже с Мерсиндой пробирался наш герой на своих дрожащих ногах по шубам, наваленным в прихожей, теперь уже Мерсинду держал он за руку, все больше поражаясь легкости, с которой она согласилась ответить на его любовь.
И они вошли в ту самую комнату, из которой еще совсем недавно возникла встрепанная Дельфиния, и Мерсинда, привычно и деловито сняв нагар со свечки, уселась на красную кушетку и с легкой усмешкой выжидательно уставилась на нашего героя, который, опустившись на стул, застыл.
Так они молчали несколько минут. Потом Мерсинда, теряя терпение, спросила:
- Ну, что же мы с вами делать будем?
Наш герой только слюну проглотил, а выговорить ничего не смог. Тогда она похлопала по кушетке.
- Хоть рядом сядьте, горе вы мое...
- Где... рядом? - выдавил Авросимов, теряясь окончательно.
- Горе мне с вами! - засмеялась она одними губами. - Идите вина выпейте... Ступайте же!
Он встал и вышел и, уже не разбирая дороги, ринулся в залу. Дельфиния встретилась ему, но он оттолкнул ее.
- Ванюша, рыбонька, неучтивый какой! - проговорила она вслед.
Он выпил вина прямо из бутылки. Пил, пока не почувствовал, что ноги уже не держат. Бутылка выскользнула из рук. Вино пролилось. Покачиваясь, он направился обратно, не слыша, как за карточным столом снова возгорается спор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30