После нескольких секунд внимательного изучения неподвижного, пожелтев
шего, как будто покрытого воском лица, Ио вдруг вспомнила, что именно оно,
только в профиль, было оттиснуто на значке Зои.
«Маленький ленин!» Ц с ужасом догадалась она.

А из динамика внезапно повеяло чем-то мирным и широким… Как проспект!

Глава пятая
«… спект… Ми…»

Ц отрывисто прокаркал Буратино. Из-за сотрясающих его приступов икоты,
фраза прозвучала очень похоже на английское «Help me!».
Ну, слава Богу! Значит, все-таки движемся куда-то… Уже совсем недолго оста
лось.
Тинэйджерам, похоже, не осталось совсем ничего. Услышав фрагменты назван
ия станции, они быстро встали и, не разрывая объятий (взаимопроникновени
е сознаний в действии?!), скользящим шагом покинули вагон. Я смотрел им всл
ед с оттенком грусти во взгляде, мне не хотелось сейчас расставаться с ни
ми. Особенно с парнем: у него в наушниках несколько секунд назад зазвучал
и первые аккорды моей любимой композиция «Garbage».
Но, как верно заметил Михайло Васильевич, если где чего убудет, то… свято м
есто пусто не бывает. Или просто всех вновь входящих тянет на нагретые ме
ста? В вагон неспешно вошел новый пассажир и занял место, только что покин
утое молодой парой.
Это был высокий, интеллигентного вида мужчина лет тридцати пяти: возраст
уже не Христа, но еще и не Пушкина периода «Болдинской осени». Светлые, ср
едней причесанности волосы, усы, небольшая, аккуратно подстриженная бор
одка. Голубые, цепкие глаза и греческий нос с горбинкой. Одет он был в серу
ю, не по сезону легкую куртку с чуть подвернутыми рукавами и коричневые в
ельветовые брюки, а обут Ц в высокие шнурованные ботинки с квадратными
носами. Портрет завершала совершенно аморфная сумка из черной кожи, пред
назначенная для ношения через плечо. Вошедший почему-то держал ее, прост
о ухватив за край; длинный ремень сумки при этом едва не волочился по полу.

Я так подробно описываю внешность нового пассажира по двум причинам. Во-
первых, стоило ему возникнуть в разверстых дверях вагона, как я почти физ
ически ощутил исходящую от него волну трудно осознаваемого чувства, кот
орое точнее всего я охарактеризовал бы словами «спокойная неувереннос
ть». Он излучал эту волну, но сам, казалось, оставался к ней совершенно нев
осприимчив: напротив, выглядел очень спокойным, двигался уверенно и без
суеты. А вот меня, когда он прошел рядом, словно окутало мягким шлейфом бес
причинного, на первый взгляд, беспокойства. Меня атаковало сразу множест
во маленьких назойливых мыслей, не опасных, но сильно раздражаюших. Врод
е того, выключил ли я утюг после того, как утром погладил джинсы, и не забыл
ли перед уходом с работы поставить на сигнализацию дверь компьютерной к
омнаты. Кроме того, меня внезапно посетило сомнение, все ли в порядке с мое
й одеждой, не осталась ли случайно расстегнутой какая-нибудь особенно в
ажная пуговица. Эти мысли кувыркались на поверхности сознания и сильно р
аздражали. Но, поскольку я совершенно точно… Так, секунду… Да, совершенно
точно мог сказать, что все, что нужно, выключил, поставил на сигнализацию и
застегнул, в глубине души я остался совершенно спокоен. Поэтому то чувст
во, возникновение которого я невольно связал с появлением нового пассаж
ира, лучше всего описывалось словами «спокойная неуверенность».
Кстати, как мне удалось заметить, вошедший производил подобное впечатле
ние не только на меня. Мой краснолицый сосед по сиденью, которого я про себ
я назвал «великим воином Чингачгуком, сыном Инчучуна», вдруг тоже занерв
ничал, тактичным движением ноги подкатил к себе третью, недавно опустоше
нную банку «Хольстена», а кольцо-чеку только что открытой четвертой, нем
ного подумав, положил в нагрудный карман. Он не начинал пить, только прист
ально смотрел на медленно растущий бугорок выходящей из отверстия пены.
А лежащий на противоположном сиденье пенсионер резким движением подоб
рал под себя ноги, словно стремясь вывести их из зоны поражения неизвест
ного психического излучения.
Словом, у стороннего наблюдателя, загляни он в эту минуту в окошко, создал
ось бы впечатление, что все мы Ц стадо бестолковых пассажиров, случайно
набившихся в один вагон и теперь мчащихся невесть куда, и только один выс
окий интеллигент действительно осознает, зачем и куда влечет его поезд.

А второй причиной, из-за которой я уделил «новенькому» столь пристально
е внимание, было внезапно посетившее меня чувство мощнейшего дежа-и-не-р
аз!-вю. С полной определенностью я мог сказать, что где-то уже встречался с
этим человеком. Но вот где?.. Для ответа на этот вопрос определенности не х
ватало.
Где я мог раньше видеть это лицо? Причем систематически! Вроде не в обычно
й жизни: уж больно оно запоминаюшееся. Но и не по телевизору: к «Монти Пайт
ону» он вряд ли имеет отношение, передача английская, к тому же лет двадца
ть уже как не снимается… Может быть, он из «Что? Где? Когда?»? Запросто! Внешн
е он смахивает на знатока. Я даже вроде припоминаю, на какого… Как же там з
вучала его фамилия?.. Хотя нет. Похож, но не он.
А ведь я встречал где-то именно его! И вроде даже здесь. В метро…
Тем временем пассажир сел, положив ногу на ногу, раскрыл молнию на сумке и
извлек из нее Ц я сначала подумал, что это будет книга, и даже представил
себе что-то фаулзовско-борхесовско-картасарское в универсальной супер
обложке, но нет Ц обычный блокнот. Узкий, малоформатный, на пружинках. В л
инейку, как мне удалось узнать секундой позже, когда он раскрыл блокнот н
а чистой странице. Из внутреннего кармана куртки он достал пухлую серебр
истую ручку, щелкнул кнопкой и начал писать, быстро и очень мелким почерк
ом.
Я, благодаря какому-то Ц девятому, что ли, Ц чувству, понимал, что
именно он сейчас пишет. Как будто сам водил его рукой.
Только не думайте, что это было зрение. Во-первых, оно у меня не настолько о
строе, а во-вторых, есть все-таки предел и моему любопытству!
«Здравствуй, мама! Ц как мне думалось, писал он. Ц Пишу тебе это письмо из
вагона метро, поэтому заранее прошу прощения за неровный почерк. У меня в
се нормально. На работе нас недавно…» Ц и еще пару страниц подобной трог
ательной ерунды.
За этим занятием я и оставил его, а сам вернулся к своим… К своим…


(Ритуал четвертый, дополните
льный)

… Их купил один негр. На Арбате. За двадцать долларов.
Ц Матрошка? Ц полуутвердительно спросил он, выпрастывая из кармана па
льто черную, как гуталин, лапу, и протягивая ее раскрытой ладонью вперед. Л
адонь имела грязновато-серый оттенок, словно гуталина на все тело не хва
тило.
Ц Ага, матрешка, Ц послушно кивнул Степан.
Ц Зьюганофф? Ц спросил негр, указывая огромным, как сегмент бамбуковой
удочки, пальцем на верхнюю, отдельно стоящую половинку самой большой мат
решки.
Ц Фак офф! Ц в тон ему ответил Степан и тихо засмеялся. Он уже успел подле
читься с утра, и теперь весь мир представлялся ему в виде большого хруста
льного шара, внутри которого он чувствовал себя спокойно, прозрачно и те
пло. Ц Он, сволочь! Кто ж еще…
Покупатель громко, с акцентом засмеялся непонятно чему, запрокинув голо
ву и оскалив в улыбке белоснежные зубы. Словом, засмеялся так, как это умею
т делать только негры…

«Да… уж…, Ц подумал я, невольно цитируя незабвенного отца русской демок
ратии, и для пущей убедительности повторил, Ц да…»
Признаться, как раз чего-то подобного я от Валерьева и ожидал. И не испыты
вал по этому поводу особой гордости: Валерьев, как я когда-то сам для себя
сформулировал… как же это?. , о! всегда предсказуем в своей непредсказуемо
сти.
Может быть, со временем все это приестся, и я с первых страниц научусь пред
сказывать, чем же автор хочет удивить меня в финале. Но пока все, что я чита
л у него, мне очень нравилось.
На этой оптимистической мысли я закрыл книжку, заложив страницу октябрь
ским проездным, положил на колени и…
Потом, будто дойдя до середины дороги, посмотрел направо…
Потом снова себе на колени…
И с ужасом понял, что начинаю волноваться. А может быть, даже краснею.
С обложки книги, выглядывая между обтекающими его строками краткой библ
иографической справки, улыбаясь черно-белыми глазами, смотрел автор.
Он же, только в цвете и в профиль, сидел по правую руку от меня и что-то запи
сывал в блокнот. Чем черт не шутит, может быть, он как раз сейчас, на моих гла
зах, грудился над третьей частью «Арахно»!
С путающей неизбежностью я ощутил, что сейчас заговорю.
Две неиспользованные возможности за один вечер Ц это было бы слишком да
же для меня! Я уже заплатил лань своей глупости и нерешительности, когда с
мотрел, как девушка моей мечты уходит в вагонную даль, унося с собой сладк
ий аромат лаванды.
И я был недостаточно скуп, чтобы платить дважды! Я не дам своему любимому п
исателю вот так просто просидеть рядом со мной еще пару остановок, испис
ать еще пару страниц и навсегда исчезнуть из моей лизни, чтобы потом неув
еренно, словно маскируя неловкость, улыбаться мне с обложки очередной кн
иги.
Ни. За. Что.
Еще не имея представления о том, что сейчас буду говорить, я пе
реместился, не теряя контакта с сиденьем, в сторону писателя и даже откры
л рот.
К моему удивлению, начать разговор мне так и не удалось.
Валерьев Ц я был уверен, что это он Ц видимо, краем глаза заметил мое дви
жение. Он отложил блокнот, втиснув похожую на дирижабль ручку между пруж
инками, и произнес, обращаясь, очевидно, ко мне, но глядя почему-то прямо пе
ред собой:
Ц Ты никогда не замечал, что из всего многообразия отражающих поверхно
стей, с помощью которых человек подглядывает за собой, наиболее правдиво
й является оконное стекло в вагоне метро?
Ц Что? Ц из всего многообразия возможных вариантов начала разговора, э
тот показался мне наиболее неожиданным. Я настолько опешил, что не улови
л суть вопроса.
Ц Посмотри, Ц предложил писатель, подбородком указав на окно, напротив
которого мы сидели. Стекло было мутным, заметно неровным, в одном месте от
него был отколот небольшой фрагмент. Оно напоминало почти собранную гол
оволомку, в которой не хватало последнего кусочка. За окном, похожие на ув
еличенные под микроскопом кровеносные сосуды, проносились причудливо
переплетенные канаты силовых кабелей. Изредка вспышки сигнальных фона
рей разрубали на сегменты тьму, тесным кольцом окутавшую поезд. Ц Видиш
ь свое отражение? Ц спросил Валерьев. Голос его был тихим и очень спокойн
ым. Ц Смотри внимательнее. Именно в этом стекле человек видит себя таким
, какой он есть в действительности. Оно отражает его внутреннюю сущность.
Видишь?
Я посмотрел на свое отражение довольно внимательно, но никакой внутренн
ей сущности в нем не заметил. Лицо как лицо, я видел его таким всякий раз, ко
гда смотрелся в зеркало. С утра, может, чуть менее причесанным, а в воскрес
енье вечером Ц чуть более небритым, но в целом Ц всегда одним и тем же. Се
йчас изображение, конечно, слегка деформировалось из-за искривленности
стеклянной поверхности, но ничего особо выдающегося в этом не было. Шея к
азалась неестественно вытянутой, голова, наоборот, немного «сопритюкну
той», словно по ней легонько вдарили кирпичом. Глаза сузились в неровную
щелочку, потянув за собой нос и брови.
В общем, с утверждением Валерьева я был не согласен. Если уж на то пошло, са
м писатель, согласно собственной теории, внутренней сущностью напомина
л жертву болезни Дауна. Его лоб над распухшими до размеров одежных щеток
бровями сильно вытягивался вверх, одновременно выгибаясь вправо.
Ц Что-то я ничего такого… Ц честно признался я.
Ц Ты просто невнимательно смотришь. Слишком поверхностно. Смотри глубж
е, Ц посоветовал писатель, Ц за верхний слой изображения. Взгляни, к при
меру, на вон того красномордого ублюдка. Видишь? Это же не человек! Это мут
ант! Причем мутант сознательный, самый опасный…
Не вполне понимая, чего от меня добивается Валерьев, я взглянул на отраже
ние «красномордого» Чингачгука. Как раз в том месте стекло было разбито,
поэтому морда была слегка перекошена. Его глаза, отраженные в стекле, ост
авались такими же мутными. Я честно пытался «смотреть глубже». От напряж
енной работы мысли у меня начала тихо гудеть голова, наморщился лоб, а бро
ви сошлись у переносицы, совершенно исчезнув с моего собственного отраж
ения. Устав изображать персонаж фильма «Сканнеры», я сдался.
Ц Нет. Не выходит.
Ц Ничего страшного, Ц успокоил Валерьев. Ц Тут нужна большая практика
, Ц и добавил, меняя тему: Ц Может, познакомимся?
Ц Валерьев Ц это вы? Ц начиная знакомство, я был непоследователен.
Ц Не совсем, Ц усмехнулся мой собеседник. Ц Скорее, просто Валерий. Но в
одном вы правы: это действительно я.
Ц Как это? Ц реплики писателя раз за разом перемещали меня из одного ту
пика в другой.
Ц Игнат Валерьев Ц мой творческий псевдоним, Ц объяснил он. Ц На само
м деле меня зовут Валерий Игнатов.
Ц Оригинально… Ц протянул я.
Ц Да. Лукаво так… И вместе с тем Ц не мудрствуя.
Ц А я Ц Павел.
Ц Приятно!
И он с неожиданной силой сжал мою ладонь. Мысленно я прикинул, сколько дне
й смогу не мыть руку. «Может, автограф попросить?» Ц промелькнула в голов
е совсем уж фантастическая мысль.
Ц Как неожиданно! Ц спешил поделиться я своим восторгом. Ц Только что
сидел, читал вашу книгу, и вдруг Ц вы! Странно, правда?
Ц Ничего странного, Ц отозвался Игнатов. Ц Как я уже где-то писал, «мир
тесен, как трусы девственника». Чем дольше живу, тем сильнее убеждаюсь в э
той истине. Сейчас уже почти всякий раз, когда мне приходится пользовать
ся общественным транспортом, ко мне подходит кто-нибудь и заявляет, что я
его любимый писатель. Странно, еще лет пять назад мне никто ничего подобн
ого не говорил. Что это, мир становится теснее? Ц он явно шутил.
Ц Кстати, Ц серьезно ответил я, Ц хочу сказать, что вы Ц действительно
мой любимый писатель. Я вообще уважаю фантастику, ну а ваше…
Ц Весьма польщен, Ц сказал он, поморщившись, Ц но я никогда не писал фан
тастику.
Ц А что же это? Ц удивился я. Ц Постсоветский неореализм? Или… наоборот?

Ц Кстати, ты почти угадал. Стиль, в котором я обычно пишу, я определяю как «
ССС-сюр». Если помнишь, этот термин обыгрывается в названии одного моего
…
Ц «Сюр-таки», знаю, Ц перебил его я, Ц очень приятная вещица.
Ц Согласен, Ц кивнул он и продолжил разъяснения. Ц То, что я пишу, на сам
ом деле гораздо ближе к реальности, чем может показаться на первый взгля
д. Просто это не всегда та реальность, которая уже существует. Это может бы
ть реальность, находящаяся в зачаточном состоянии и только ожидающая мо
мента своей…
Ц Инициации?
Ц Да, можно сказать и так… Ц он покосился на книжку, лежащую у меня на кол
енях. Ц Кроме того, это может быть над-реальность, то есть банальный сюрр
еализм, от которого я постепенно хочу отойти, или даже под-реальность. Сут
ь этого творческого направления непросто сформулировать… Ц он улыбну
лся. Ц Несмотря на то что мы с тобой как раз сейчас находимся ниже уровня,
так сказать, обычной реальности. Лучше… Ты не читал мой новый сборник, «Де
нь омовения усохших»? Это мой первый опыт объективного субреализма. Не ч
итал?
Ц Нет, Ц признался я.
Ц Жаль. Если где-нибудь увидишь Ц рекомендую. Особенно рассказ «Внуки а
ндеграунда».
Ц Обязательно, Ц пообещал я, нимало не кривя душой. Ц Мне вообще-то у ва
с больше всего нравится цикл про «Арахно». Особенно «Год паука». Ну а «Сюр
-таки» Ц это, конечно, просто шедевр!
Ц Спасибо. Любишь компьютерные игры?
Ц Обожаю!
Ц Я тоже изредка балуюсь. Хотя свободного времени почти не остается. Все
пишу, пишу… Вот, даже в метро приходится Ц и он, как бы оправдываясь, помах
ал передо мной блокнотом.
Ц Так вы поэтому в метро ездите?
Ц Отчасти. Сидя за рулем автомобиля, даже повышенной комфортности, мног
о не напишешь. Кроме того, общественный транспорт Ц настоящая кладовая
разговорного языка. Именно здесь порой можно подслушать такой диалог, а
особенно монолог Ц закачаешься! Вот позавчера, например…
Ц Что? Ц я навострил уши.
Ц Да нет, Ц Игнатов внезапно передумал. Ц Вам будет неинтересно.
Ц Ну что вы! Ц настаивал я.
Ц Нет, нет, нет! Ц писатель остался непреклонен. Ц Писательская кухня
Ц помещение гораздо более интимное, чем его рабочий кабинет. Лучше спро
сите, что я пишу сейчас.
Ц Ой, а что вы сейчас пишете? Ц от общения со своим кумиром я помолодел ле
т этак на…
1 2 3 4 5 6