ни одна собака не загавкала на нее. Девушка прошла мимо церкви, но не остановилась, несмотря на колебания. Она уже молила Бога о помощи, и Он не ответил. Теперь она шла за помощью в другое место.
Такое место имелось в каждом французском селе: источник, дерево, камень, посвященные Древнему народу; возле них оставляли приношения и просили о милости. Добрым христианам строго-настрого запрещалось навещать эти места, поскольку все Силы (как говорили священники) исходят от Всесвятого Господа, и почитать какие-либо Его творения превыше Его самого — тяжкий грех. Но крестьяне знали истину: Матерь Божья не всегда могла помочь им, если это шло вразрез с желаниями ее Сына, который относился к грешникам с меньшим пониманием, чем Святая Дева. Что же до самого Господа, то Он был беспристрастен и справедлив, и Его невозможно было подкупить.
А вот подкупить Волшебный народ — можно.
Мириэль слыхала, что они не ценят серебра, но она несла с собой золото — монеты и драгоценности, которые зашила в подол нижней юбки накануне своего побега. Теперь все, что можно было купить за деньги, не имело для девушки никакой ценности: она готова была отдать все свое имущество, лишь бы эльфы услышали ее.
Луи сам указал ей это место несколько дней назад: группа камней на меже, разделяющей два поля. Тогда Мириэль испугалась. Луи предложил зайти внутрь, а она убежала.
Теперь она вернулась.
В общем, в них не было ничего такого уж страшного: просто три светло-серых камня, стоящие треугольником. Они были не очень большими — самый высокий из трех едва доставал Мириэль до подбородка — и напоминали грубо обработанные дорожные столбы. Трава, росшая между ними, выглядела сочной и зеленой (Луи говорил, что она оставалась такой всегда, даже в самую сильную жару), но за этим могла крыться какая-нибудь вполне естественная причина — например, подходящие близко к поверхности подземные воды.
Но когда Мириэль приблизилась к этим камням посреди ночи, ее сердце заколотилось быстрее и девушка исполнилась суеверного страха.
«Все это ради Луи!» — прикрикнула она на себя. При мысли о том, что с ним может происходить сейчас, страх и гнев изгнали из ее сердца всякую нерешительность, и она смело шагнула в центр треугольника. Внутри него было холодно, хотя лишь миг назад Мириэль окутывал жаркий летний воздух.
Это была ее последняя надежда. Если это не поможет, Луи отправят на свидание с мадам Гильотиной. А потом солдаты вернутся и отыщут саму Мириэль, а когда и она исчезнет, никто не узнает, куда делась Сара.
Исполнившись решимости не допустить этих бедствий, Мириэль подобрала подол и неуклюжими, озябшими руками разорвала потайной шов на нижней юбке. Монеты и драгоценности высыпались на траву. Мириэль собрала их и сложила свое приношение в небольшую кучку на носовом платке. Она посмотрела на свои невеликие сокровища…
…а потом, стоя в волшебном кольце, леди Мириэль залилась слезами, потому что внезапно поняла, что последняя ее надежда исчезла. Даже если эльфы и вправду могли спасти жизнь Луи, Мириэль не знала, как их вызвать. Стиснув руки, она медленно опустилась на колени. Может быть, помолиться? Но здесь это казалось святотатством. Да она и не знала, кому здесь можно молиться. Если Луи умер — если ее молитвы остались без ответа, — она не сможет больше верить в Бога. А этого она боялась почти так же сильно, как боялась потерять Луи.
Глаза Мириэль наполнились слезами, и девушка стиснула зубы, чтобы никто не услышал ее рыданий. Но и она, в свою очередь, не услышала, как кто-то подошел к ней.
— Кто звал меня? — произнес чей-то певучий голос.
Мириэль задохнулась и подняла голову. Ее взору предстала столь поразительная картина, что слезы девушки мгновенно высохли.
Меж камней стояла женщина. Она была миниатюрной — ее макушка находилась на одном уровне с вершиной самого высокого камня, — а платье ее было сшито из такого тонкого и сияющего шелка, что его колышущиеся складки напоминали туман над рекой.
— Я… я вызвала, — запинаясь, пробормотала Мириэль. — Мне нужно…
— Король отвернулся от этой земли, — заметила женщина-эльф, — и вместе с ним отвернулись и Холмы. Я пришла издалека, чтобы ответить на твой зов, дочь земли, но ты взывала воистину громко.
— Он ведь не умер! — задохнулась Мириэль. Из всего, что сказала женщина, она поняла только это. — Скажите, что Луи не умер, — умоляю вас, мадам!
— Молодой король жив, но он мертв для нас — ведь он никогда не станет возобновлять древний союз с нами.
Голос женщины звучал холодно и отстранено, словно она не принадлежала этому миру и здешние заботы ее не волновали.
— Он жив! — Радости Мириэль не было предела. Но тут девушка вспомнила, что пришла сюда просить о помощи.
— Помогите мне, мадам, и я отдам вам все это, — сказала Мириэль, указывая на узелок, лежащий у ее ног. — И…
«И все, что вы захотите», — чуть было не сказала она, но тут девушке вспомнились наставления, некогда услышанные от няни. Старая Жаннет была шотландкой, а в тех краях люди до сих пор частенько общались с Древним народом. И Жаннет предупреждала свою маленькую подопечную, чтобы та никогда не заключала сделок с эльфами. А главное — чтобы никогда не давала таких расплывчатых обещаний, в которые можно было вложить любое содержание.
— …и я буду чтить вас всю свою жизнь, — осторожно закончила Мириэль.
Женщина-эльф улыбнулась холодной лунной усмешкой, присела и принялась ворошить драгоценности.
— Этого недостаточно, — сказала она в конце концов.
— Но это все, что у меня есть! — не выдержала Мириэль. На глаза ее снова навернулись слезы.
— Нет, — укоризненно произнесла женщина, и Мириэль вспомнила про свои серьги и цепочку с медальоном.
Девушка медленно сняла коралловые серьги и опустила их в общую кучу. Женщина тут же подобрала их и принялась разглядывать. Кажется, они ей понравились.
Мириэль расстегнула цепочку — еще медленнее. На одной стороне медальона был выложен алмазный крестик, а на другой — выгравирован герб Рипонов. Внутри же хранилась прядь волос давно уже скончавшейся матери Мириэль. Эта прядь была для Мириэль дороже всех драгоценностей.
«Она только хочет посмотреть, действительно ли я готова отдать ей все», — подумала Мириэль. Но она знала, что терзаться угрызениями совести поздно и глупо. Уже просто придя сюда, она рисковала своей бессмертной душой. Но на карту было поставлено несколько жизней. Сейчас не время трястись над пустяками. Мириэль положила медальон поверх остальных драгоценностей.
— Этого достаточно, — сказала женщина-эльф. — Чего же ты просишь у меня, дочь земли?
Мириэль заколебалась. Старая Жаннет говорила, что, даже если эльфы и заключают сделку, делают они это хитро. Чего же ей просить? Чтобы эта женщина освободила Луи? Это может ничего не значить. Чтобы она послала спасение? Но это то же самое.
— Я хочу, чтобы вы дали мне средство освободить Луи и помогли мне добраться к нему, — наконец вымолвила Мириэль. Но едва лишь эти слова сорвались с ее губ, как девушка тут же об этом пожалела: ей сразу представились сотни связанных с этим ловушек.
— Это две просьбы. Какую из них мне следует выполнить? — шутливо спросила женщина.
Мириэль открыла было рот, но не успела она произнести ни слова, как стоящая перед ней фигура начала таять и течь, словно речной туман, на который она так походила, — и Мириэль, не выдержав, моргнула и отвернулась.
Когда же она взглянула снова, женщина-эльф исчезла, а на ее месте стоял серый пони. Он повернул голову и взглянул на девушку, и глаза его вспыхнула красным, словно у хорька. Мириэль посмотрела вниз. Все золото, платок и медальон ее матери исчезли.
Решившись наконец, Мириэль встала и осторожно двинулась к серому пони. Она ездила верхом с раннего детства, но на этом странном животном не было ни седла, ни уздечки.
Но подобные мелочи не могли остановить Мириэль.
Пони не стал шарахаться при ее приближении. Подойдя вплотную, Мириэль ухватилась обеими руками за гриву пони и вскочила ему на спину. Прежде чем она успела усесться поудобнее, пони двинулся прочь — сперва шагом, потом рысью, а потом перешел в галоп. Мириэль никак не могла управлять им — поводьев ведь не было. Все, что ей оставалось, это покрепче цепляться за его гриву и молиться.
18 — ПЕШКА БЕРЕТ ЛАДЬЮ (19 ИЮЛЯ 1805 ГОДА)
САРА ПРИШЛА К ВЫВОДУ, что сидеть в тюрьме очень скучно. Вот уже четыре дня она гостила у месье Талейрана и находила это времяпрепровождение на редкость нудным.
Если бы Сара и вправду была той женщиной, за которую ее принимал Талейран, — изнеженной английской аристократкой, — то она вполне могла бы изрядно пострадать от суровых условий содержания: ее заперли в холодной, скудно обставленной комнате, а весь ее суточный рацион состоял из миски жидкой каши.
Но Саре довелось в свое время пройти куда более суровую школу и довольствоваться гораздо более скудным пропитанием. Она расчесала волосы пальцами, заплела их в две косы и перевязала полосками ткани, оторванными от нижней юбки. Муфту, чепчик и мантилью Сара потеряла еще до того, как очутилась в замке Шато-Руасси, потому она соорудила плащ из одеяла и целыми днями расхаживала по крохотной камере: чтобы согреться и дать нагрузку мышцам. Она сразу же избавилась от корсета — сняла и засунула под матрас, — и теперь ничто не мешало ей двигаться свободно. Правда, ее платье было скроено в соответствии с требованиями моды, с зауженными плечами, но теперь, когда Сара отказалась от корсета, оно сидело достаточно свободно.
Сара предпочла бы иметь в своем распоряжении брюки вроде тех, в которых она отправлялась на охоту, но она решила как-нибудь обойтись без них ее тюремщики не походили на людей, способных из сочувствия к ней выполнить столь странную просьбу. Она никого не видела — не считая служанки, появляющейся дважды в день, — и, пожалуй, была этому только рада: за время их краткого знакомства Джеффри Хайклер произвел на нее впечатление человека, способного на злорадство и прочие неприятные вольности. Особенно если он будет уверен, что все эти вольности сойдут ему с рук.
Однако мистер Хайклер любезно держался где-то вне поля ее зрения, и Сара расхаживала по камере, ела то, что давали, и планировала побег.
Она должна бежать отсюда… и поскорее.
Сара не знала, намеревается ли Уэссекс выкупить ее — хотя от герцога вполне можно было ожидать чего-то в этом духе, с его-то гордостью, — но знала, что ей не следует особенно полагаться на его помощь. Ведь Талейран признался, что не знает, где сейчас можно найти герцога Уэссекского. А раз уж его местонахождение не смогла обнаружить вся французская шпионская сеть, вряд ли это удалось бы Саре Канингхэм, даже если бы она и не сидела в плену. Следовательно, на помощь Уэссекса надеяться не следует.
Но надежда не покидала Сару, поскольку и Джеффри Хайклер, и месье Талейран отнеслись к ней как к обычной женщине, к пешке. Они даже не потрудились обыскать ее — а Сара, когда ее схватили, была с головы до ног одета по последнему слову моды. Корсет из клееного холста, каковой сейчас предписывала мода, был укреплен гибкой проволокой и пластинами из китового уса. Кроме того, при ней остались серебряные шпильки, прежде скреплявшие высокую модную прическу. Этих нехитрых орудий вполне хватит, чтобы справиться с замком. Когда Сару доставили в замок, как раз миновало полнолуние; как только ночи станут достаточно темными, нужно будет начинать действовать.
Осмотрительность Сары была продиктована и другим обстоятельством: чем дольше она будет изображать трусливую, робкую пленницу, тем меньше ее тюремщики будут ожидать сопротивления. Но ей нелегко было переносить томительно долгие дни, лишенные как общества, так и возможности чем-либо заняться. Лишь дисциплина, которой Сара научилась дома, в Америке, среди племени, не позволяла ей доводить себя до изнурения размышлениями о всяческих мучительных вопросах, ответить на которые она не могла, — от местопребывания Уэссекса до судьбы Мириэль.
Погрузившись в грустные мысли, Сара машинально мерила шагами свою небольшую камеру. Внезапно женщина насторожилась. Сара не знала, что именно вырвало ее из размышлений, но когда она застыла, прислушиваясь, то услышала скрежет замка. Сара мгновенно метнулась к кровати, уселась на краешек и понурилась, старательно изображая запуганную пленницу.
Когда дверь отворилась, Сара подняла голову. В коридоре стояло несколько chasseurs, а между ними — белокурый юноша в грязной блузе и брюках. Руки юноши были связаны за спиной, а на окровавленном лице темнело несколько синяков. Но несмотря на все это, юноша продолжал сопротивляться до тех пор, пока тюремщики не швырнули его в камеру и не заперли за ним дверь.
Сара подбежала к нему, но юноша уже и сам попытался подняться на ноги. Веревки на его запястьях были затянуты настолько туго, что кисти рук потемнели от застоявшейся крови. Сара попыталась развязать узлы, но безуспешно; их слишком сильно затянули.
— Подождите, — сказала она. — Я сейчас перережу веревку.
Сара сказала это по-английски; ее матушка, помимо всего прочего, преподавала юным балтиморским леди и французский язык, но Сара была неважной ученицей, и в ее памяти не осталось ничего из этих уроков. Впрочем, похоже было, что незнакомец знает английский: он бросил свои попытки разорвать путы и стоял на коленях на холодном каменном полу, внимательно глядя на Сару.
Еще в первые дни плена Сара украла ложку, которую ей принесли вместе с кашей. Ложка была оловянной (после этой кражи Саре подавали исключительно деревянные ложки), и женщина сразу сообразила, что ее можно будет использовать в качестве орудия или оружия. Отчасти по этой причине, а отчасти потому, что делать было все равно нечего и хотелось как-то развеять скуку, она заточила край ложки до остроты ножа. Теперь же Сара осторожно извлекла наточенную ложку из тайника в матрасе и опустилась на колени рядом с юным пленником.
— Так вы англичанка? — спросил он по-английски. Лишь легкий, едва заметный акцент свидетельствовал, что этот язык не родной ему.
— Американка, — машинально ответила Сара, прежде чем сообразила, что в здешнем странном мире это слово не имеет смысла.
— Вы из Нового Света! — юноша просиял от радости. На миг он даже словно позабыл про плен. — Пожалуйста, расскажите мне о нем, мадемуазель!
— С удовольствием, — отозвалась Сара, примеряясь, как бы половчее перерезать путы. — Но я думаю, нам стоит сперва освободить ваши руки от веревок, — если циркуляция крови не восстановится, вам может прийтись очень плохо.
— Эти трусливые свиньи! — с жаром произнес юноша. — Они боятся одного-единственного человека, словно старые бабы, — а что я могу им сделать, если с детства живу изгнанником в собственной стране? А, ладно! Со мной и так все ясно! Если бы я только знал, что ma petite в безопасности… Она пошла следом за мной на ту встречу, во время которой меня схватили. Как я сразу не догадался, что она последует за мной?
— Да, конечно, — рассеянно произнесла Сара. Она наконец выбрала подходящее место и принялась пилить веревку. Ложка была острой, но при этом мягкой, и Сара не решалась надавить посильнее, поскольку боялась сломать свое непрочное орудие.
— Может, вы что-нибудь слышали о другой пленнице? — продолжал тем временем юноша. — Ее зовут Мириэль. Она англичанка, как и вы, хотя вполне могла бы сойти за мою соотечественницу…
— Мириэль?! — Сара оторвалась от своего занятия и изумленно уставилась на юношу. — Где она? С ней все в порядке?
— Вы ее знаете? — Юноша был удивлен ничуть не меньше Сары. — О, прошу прощения, мадемуазель. Я забыл представиться. Меня зовут Луи. О прочем, я думаю, лучше будет умолчать, если учесть необычные обстоятельства нашего знакомства.
— Меня зовут Сара, — отозвалась молодая женщина.
К ее удивлению, услышав это, Луи рассмеялся, но смех перешел в невольный стон — избитое тело отозвалось болью даже на такое ничтожное движение.
— Тогда вы, должно быть, та самая Сара, о которой беспокоилась моя Мириэль. Я очень рад, что месье Джеффри не расправился с вами.
Они вкратце изложили друг другу свои истории, — хотя Сара чувствовала, что Луи что-то скрывает, — и к тому времени, как они завершили рассказы, Сара справилась с веревкой. Она осторожно распутала ее, а потом принялась растирать затекшие руки юноши, и продолжала до тех пор, пока не убедилась, что в кистях восстановился нормальный ток крови.
Тарелка с едой все еще стояла на столе, а в кувшине осталось немного воды. Сара оторвала лоскут от нижней юбки, смочила водой и стерла кровь с лица Луи. Когда она справилась с этим, юноша добрался до кувшина и жадно осушил его. Потом Сара помогла ему подняться на ноги и стала водить по камере, помогая привести в порядок мышцы, затекшие от неподвижности.
— Так, значит, они собираются казнить вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42