— С Кейджералией, — улыбнулся я ей.— С Кейджералией, — ответила она.И снова ко мне вернулась та же неотвязная мысль. «Из тебя, Несущий Смерть, никогда не вышел бы настоящий игрок». Настроение сразу же резко ухудшилось, я с мрачным видом выбрался в коридор и стал спускаться по ступеням, ведущим на нижние этажи и в глубь цилиндра. «Никогда… не вышел… игрок… настоящий игрок… никогда…» — сопровождала каждый мой шаг проклятая мысль.Она доводила меня до тошноты. Я начал даже бояться её, затем меня охватило раздражение. Она вцепилась в мой мозг когтями, раздирала, бросалась на него, как тот зверь, невидимый за тяжелой окованной дверью.«Из тебя, Несущий Смерть, никогда бы не вышел настоящий игрок».С бутылью паги в руке я прошел мимо охранников и стал осторожно пробираться по узким металлическим мосткам, тянущимся над железными клетками, забитыми перепившими в честь праздника рабами, спавшими, разметавшись, на каменном полу, сидевшими, уставясь отупевшим, невидящим взглядом в одну точку, или дрожащей рукой подносившими к губам вожделенную бутыль с разбавленной пагой. Я увидел, как одна из женщин, сильно пьяная, протягивала сквозь прутья, отделяющие одну клеть от другой, руку к ближайшей клетке с рабами-мужчинами, продолжая настойчиво бормотать: «Прикоснись ко мне, прикоснись!», но все её соседи спали на каменных плитах мертвецким сном.На пути снова встретилась лестница. Я миновал этажи с комнатами для допросов, с камерами для рабов, напоминавшими большие зарешеченные каменные мешки, и спускался все ниже и ниже, уходя глубоко под землю, оставляя за спиной все новые и новые этажи с железными клетками для рабов и бросая на ходу приветствовавшим меня охранникам неизменное: «С Кейджералией!».«Никогда, никогда, Несущий Смерть, из тебя бы не вышел настоящий игрок», — подгоняла меня словно следующая по пятам злорадная мысль, ставшая моим назойливым, похлопывающим по плечу, заглядывающим в глаза попутчиком, присутствие которого, мне начинало казаться, я ощущал уже физически всем своим телом.Я добрался до самого нижнего этажа.— Кто идет? — крикнул мне изумленный охранник.— Это я, Куурус из черной касты. — По приказу Кернуса разношу пагу пленникам по случаю празднования Кейджералии.— Но здесь только один пленник, — сообщил недоумевающий стражник.— Значит, больше паги достанется нам с тобой, — ответил я, вытаскивая из бутылки пробку.На лице охранника появилась радостная ухмылка.— Я провел здесь всю Кейджералию, — бормотал он в промежутках между большими глотками, — сидя один, без паги. Они даже девушку мне не прислали, — чувствовалось, что возмущению его не было предела.Я вначале было решил, что стоящий здесь на посту охранник получил приказ оставаться трезвым даже в сегодняшний вечер, но, увидев, с какой прытью он разрушает это мое неверное предположение, догадался, что о нем, вероятно, просто забыли в общей суматохе празднества.Успешно справившись с большей частью бутыли нужно признать, весьма вместительной, — он присел на пол, поскольку в этом положении ему теперь легче было держаться на ногах.— Хорошая пага, — наконец заметил он, заглядывая сквозь горлышко бутылки в остатки мутной жидкости.Я отошел от него и стал осматривать коридор. По обеим его сторонам тянулись ряды небольших, вероятно, рассчитанных на одного человека камер с металлическими дверями, снабженными окошками для наблюдения. В коридоре было сыро; в расщелинах между каменными плитами поблескивала влага. Полутьму мрачных сводов едва рассеивали тусклые светильники, расположенные на стенах ярдах в тридцати один от другого.До меня донесся долгий булькающий звук очередного глотка охранника, и я заметил, что теперь он просто сел на пол, прислонившись спиной к стене.Я взял укрепленный у него над головой факел и пошел по коридору. Двери камер были заперты, но мне удавалось заглянуть внутрь каждой из них, откидывая закрывающую окошко для наблюдения металлическую панель и светя факелом внутри камеры. Все они были доверху уставлены коробками, в большинстве своем напоминавшими те, что выгружались из доставившего рабынь черного корабля на Валтае.— Пленник в коридоре номер девять, — окликнул меня охранник, имея в виду ответвление коридора, находящееся в противоположной от меня стороне.Я зашагал назад и едва не наступил на мокрого, поблескивающего серебристой шкурой урта, шмыгнувшего при моем приближении прочь.— Спасибо, — поблагодарил я охранника, протягивая руку за бутылкой, которую он тут же на прощание снова надолго приложил к губам, затем, с сомнением поглядев на остатки жидкости, опрокинул в себя ещё глоточек и только после этого с явным сожалением отдал почти пустую бутылку мне.— Я скоро принесу её назад, — пообещал я.— Там слишком много паги для одного пленника.— Верно, — подтвердил я. — Значит, скоро я тебе её верну.Глаза охранника открывались уже с трудом, в замедленных движениях стала наблюдаться вялость.— Сороковая камера, — кивнул он головой, а точнее, уронил её на грудь.— Где ключ? — спросил я.— Возле двери, — ответил он.— Возле остальных дверей ключей не было, — с сомнением заметил я.— Остальные ключи хранятся где-то наверху, — пробормотал он. — Я не знаю где.— Спасибо.Я двинулся по направлению к девятому коридору.Вскоре в свете факела мне на глаза попалась камера с номером сорок на небольшой металлической пластине.Я открыл окошко для наблюдения. Внутри темной, мрачной камеры я едва сумел различить скрюченную фигуру лежащего у дальней стены закованного в цепи человека.Ящик для ключа находился слева от замочной скважины, футах в четырех от окошка для наблюдений. Маленький, тяжелый металлический ящик был намертво вделан в каменную кладку стены. Отпирался он несколькими поворотами болта с выпуклой головкой. Я проделал все необходимые операции, достал из ящика ключ, вставил его в замочную скважину, отпер замок и открыл тяжелую металлическую дверь камеры. Подняв факел повыше, я вошел внутрь.Напуганный светом урт, подбиравший из железной миски остатки овсяной каши, выскочил у меня из-под ног и скрылся в узкой расщелине в стене.В камере стоял спертый запах промокшей соломы и экскрементов урта и человека.Пленник — небольшого роста, совершенно раздетый, похожий на скелет человек с седыми всклокоченными волосами и блуждающим взглядом ввалившихся глаз проснулся и, увидев меня, испуганно запричитал плаксивым голосом нечто невразумительное. Он, пошатываясь, поднялся на колени и худой, изможденной рукой прикрыл глаза, очевидно давно отвыкшие от света.— Кто вы? — шепотом, скорее похожим на едва слышный вздох, спросил он.Я заметил, что узник ещё вовсе не стар, хотя волосы у него на голове свисали редкими, совершенно седыми прядями. Одно ухо у него отсутствовало.— Мое имя Куурус, — сказал я, отводя факел от пленника.Его шея, ноги, руки, были прикованы несколькими тяжелыми цепями, соединенными со вделанными в стену кольцами, хотя даже одной из таких цепей вполне хватало, чтобы удержать человека. Значит, этот человек должен быть не обычным пленником. Я заметил также, что длина цепей была строго рассчитанной и предоставляла лишь столько свободы в движениях, чтобы он мог дотянуться до миски или отогнать наиболее назойливо нападающих на него уртов. Судя по всему, содержащим его здесь было необходимо на некоторое время оставить его в живых, хотя маловероятно, чтобы в столь жалких условиях он мог просидеть здесь сколько-нибудь длительный срок.Я огляделся и, увидев в каменных плитах стены скобу, вставил в неё факел. Возвращаясь к пленнику, я спугнул ещё трех-четырех мотнувшихся в разные стороны уртов.— Вы из черной касты, — прошептал он. — Наконец-то они решили со мной покончить.— Относительно меня вы ошибаетесь, — ответил я.— Меня снова будут пытать? — с дрожью в голосе спросил он.— Не знаю.— Убейте меня, — попросил он.— Нет, — сказал я.Он глухо застонал.Я ещё раз взглянул на его тщедушное, измученное, покрытое кровоподтеками грязное тело, всклокоченные поредевшие седины и шрам на месте уха, потом отыскал на полу несколько камней, ногами забил ими щели и отверстия, через которые в камеру проникали урты.Не веря своим глазам, почти привыкшим к свету факела, пленник следил за каждым моим движением.Я снова вернулся к нему. Под металлическими наручниками и кандалами на щиколотках и запястьях пленника виднелись кровавые рубцы, превратившиеся в толстые сплошные нарывы. Вероятно, он пробыл в цепях уже несколько месяцев.— Зачем вы пришли? — спросил он.— Сегодня Кейджералия, — неопределенно ответил я и протянул ему бутылку с пагой.— Кейджералия?— Да.Из его груди вырвался хриплый надрывной смех.— Я был прав. Значит, я был прав!— Я не понимаю.Он запрокинул голову и поднес к губам бутыль. Я заметил, что у него во рту почти не осталось зубов, большинство из которых, вероятно, были выбиты или сгнили от долгого пребывания пленника в столь невыносимых условиях.Я насилу оторвал от него бутыль. Мне вовсе не хотелось, чтобы он убил себя лишними глотками паги, от которой его организм давно отвык.— Я был прав, — кивая головой, снова произнес он.— В чем?— В том, что сегодня Кейджералия, — ответил он и, отклонившись в сторону, показал на стене у себя за спиной длинный ряд тонких отметин, сделанных на каменной поверхности, очевидно, краем миски или металлическим наручником.— Все совпадает. Сегодня — Кейджералия, — повторил он.При взгляде на этот грубый календарь у меня невольно перехватило дыхание: ряд отметин был слишком длинен.Он снова глухо рассмеялся.Я дал ему сделать ещё глоток паги.— Иногда, — сказал он, — я не был уверен, сделал ли за день отметку или забью, а в иные дни боялся, что отметил их дважды.— Вы были аккуратны, — заметил я, внимательно всматриваясь в ровные ряды отметин, соответствующих пятидневным неделям, объединенным в месяцы и разделенным равномерно чередующимися Переходными стрелками.Я быстро сделал подсчет и сказал, указывая на самую первую отметину:— Это первый день ен'кара прошлого года.Беззубый рот растянулся в улыбке, глаза засверкали от удовольствия.— Да, — ответил пленник, — это первый день ен'кара 10118 года.— И произошло это незадолго до моего появления в доме Кернуса, — произнес я, чувствуя, как задрожал мой голос.Я снова протянул ему бутыль.— Ваш календарь очень точен, — сказал я. — Он вполне достоин писца.— Я — писец, — сказал человек.— Я знаю, — ответил я.— Меня зовут Капрус, — добавил он.— И это я знаю.За спиной у меня раздался громкий смех. Я вскочил на ноги и схватился за меч. В сопровождении четырех вооруженных арбалетами охранников в дверном проеме стоял Кернус. Из-за плеча у него выглядывал стражник, которого я угощал пагой, а ещё дальше, в коридоре, виднелся человек, которого я все эти долгие месяцы принимал за Капруса. На его лице играла кривая ухмылка.Они вошли в камеру.— Не нужно вытаскивать оружие, — сказал Кернус.Я усмехнулся. Это было бы действительно глупо. Охранники направили на меня арбалеты. С такого расстояния выпущенные из них стрелы прошили бы меня насквозь.Охранник, тот самый, которого я поил пагой, подошел к Капрусу, вырвал у него из рук бутыль и с отвращением вытер рукавом туники её горлышко.— По-моему, вы обещали вернуть эту бутыль мне, — заметил охранник.— Она твоя, — ответил я. — Ты её заслужил.Стражник рассмеялся и приложил бутыль к губам.— Из тебя, Несущий Смерть, — насмешливо произнес Кернус, — никогда бы не вышел настоящий игрок.— Вероятно, так и есть, — ответил я.— Заковать его в цепи, — приказал Кернус.Один из охранников поставил арбалет в угол камеры и принес из коридора тяжелые наручники. Мне скрутили руки за спиной, и я почувствовал прикосновение к запястьям холодной стали.— А теперь, Капрус, — сказал Кернус, взглянув на жалкую, изможденную фигуру прикованного к стене человека, — позволь представить тебе Тэрла Кэбота из Ко-Ро-Ба.Я был поражен.— Тэрл Кэбот, — произнес я деревянным от напряжения голосом, — убит в Ко-Ро-Ба.— Нет, — покачал головой Кернус. — В Ко-Ро-Ба убит воин из Тентиса по имени Сандрос.Я удивленно посмотрел на него.— Сандрос считал, что он должен принадлежать к черной касте, — продолжал Кернус. — Он полагал, что именно для вступления в неё его направили в Ко-Ро-Ба. На самом же деле его послали туда умереть от ножа наемного убийцы. Мне подумалось, что его внешнее сходство с неким коробанским воином, оставленный поблизости обрывок зеленой нарукавной повязки и тот факт, что убийство было совершено ночью, наведут Тэрла Кэбота на мысль о неудавшемся покушении на него самого и породят у него желание отправиться за разъяснением причин в Ар. А уж попав сюда, он, несомненно, попытается проникнуть в дом Кернуса.У меня пропал дар речи.— Сандрос был глупец. Его послали в Ко-Ро-Ба только для того, чтобы убить и дать тем самым тебе возможность попасть в мой дом, где на самом деле весь этот год ты был моим пленником.— Наверное, есть какая-то причина, почему вы хотели, чтобы я был здесь? — спросил я.— Давай оставим этот спектакль, Тэрл Кэбот. Мы знали, что у Царствующих Жрецов имеются подозрения насчет нашего дома. По крайней мере, мы полагали, что они должны у них быть. И такая простая, хотя и бесполезная для них уловка, как внедрение ими в наш дом дикарок с Земли, подтвердила наши предположения.Однако этого для них было явно недостаточно; для глубокой, всесторонней проверки им нужен был здесь мужчина. И, естественно, при возможности они захотели бы направить сюда такого человека, как Тэрл Кэбот.— Вы правильно все рассчитали, — заметил я.Кернус рассмеялся.— Вот мы и решили им помочь. А для того чтобы гарантировать себе прибытие к нам именно Тэрла Кэбота, которого мы уже хорошо знаем и с которым у нас свои старые счеты в деле с яйцом Царствующих Жрецов, мы послали в Ко-Ро-Ба Сандроса из Тентиса, чтобы этот бедный глупец был убит там якобы вместо тебя по ошибке, что помогло бы тебе попасть сюда, к нам.— Вы разыграли эту партию блестяще, — не мог не признать я.— Таким вот образом мы и организовали прибытие и устройство в нашем доме тебя — шпиона Царствующих Жрецов, действующего здесь, по их представлениям, осторожно и очень успешно. А мы тем временем на самом деле все эти месяцы занимались своим делом, используя тебя, терпеливо помогающего нам болвана, в качестве гарантии того, что Царствующие Жрецы не пошлют сюда кого-нибудь еще.Кернус запрокинул голову и громко расхохотался.— Вы все время говорите «мы» и «наше дело», — заметил я.Кернус окинул меня неприязненным взглядом.— Шутки в сторону, воин, — сказал он, и на его губах заиграла улыбка. — Идет война, Тэрл Кэбот. И пощады в ней никому не было и не будет.Я снова кивнул, полностью принимая его слова.Идет война. Я проиграл. Потерпел в ней поражение.— Вы убьете меня? — поинтересовался я.— В отношении тебя, Тэрл Кэбот, у меня есть очень интересный план. Я вынашивал его все эти долгие месяцы.— И в чем он состоит?— В свое время ты об этом непременно узнаешь. А пока что нам не следует забывать о нашей маленькой красавице.Все во мне замерло.— Сура доложила, что Велла прекрасно овладела всем курсом обучения и способна теперь, доставить своему хозяину наивысшее наслаждение.Я рванул наручники, цепи прочно сковывали запястья.— Насколько я знаю, — продолжал Кернус, — она ожидала, что её и двух других дикарок приобретет агент Царствующих Жрецов, чтобы выпустить впоследствии на свободу.Во мне начала подниматься волна бешеной ярости.— Поэтому, я надеюсь, на предстоящих торгах она покажет себя во всей своей красоте.Единственным моим желанием сейчас было разорвать наручники и вцепиться ему в глотку.— Думаю, это будет интересное зрелище, — сказал Кернус. — Я хочу предоставить тебе возможность тоже его посмотреть.Я едва не задохнулся от бешенства.— В чем дело? Неужели тебе не хочется увидеть, как эта маленькая красавица демонстрирует себя, выступая на подмостках невольничьего рынка? — Его губы растянулись в ухмылке. — Надеюсь, она вместе с остальными принесет дому Кернуса достаточно золота, которое мы сможем вложить в реализацию нашего дела. А девчонка не скоро ещё поймет, что её продали по-настоящему.— Ты слин! — закричал я и рванулся к Кернусу. Двое стоявших около него охранников тут же оттолкнули меня назад и крепко схватили за руки.— Из тебя, Тэрл Кэбот, никогда бы не вышел настоящий игрок.— Слин! Слин! — кричал я, задыхаясь от переполняющей меня ярости.— С Кейджералией тебя, — бросил напоследок Кернус, поворачиваясь и выходя из камеры.Невидящим взглядом я уставился ему в спину. Двое державших меня охранников расхохотались.— С Кейджералией, — с трудом выдавил я из себя. — С Кейджералией. Глава 19. КУРУМАНСКИЙ НЕВОЛЬНИЧИЙ РЫНОК Элизабет Кардуэл, Вирджиния Кент и Филлис Робертсон не были выставлены на продажу в первый день Праздника Любви, хотя их ещё утром доставили в транспортировочных корзинах на Куруманский невольничий рынок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49