Наконец, она получила такое письмо:
"Вера! Я с Вами видеться не хочу. Слышите вы это или нет? Чего Вам от меня нужно? Зачем Вы беспокойте родных моих? Я, как мужчина, Вам не гожусь, значит нечего Вам и возиться со мной. Да и вообще прекратили бы Вы уже свою "деятельность" среди рабочих, а то может плохо кончиться. Забастовка проиграна при чем Вы даже не догадываетесь, сколько людей загубили Представители! Занимайтесь себе своими "духовными" дельцами по темным уголкам, толкуйте о "гармонии и риднисть душ" и получайте аренду из мужиков Это больше подходит к Вам, чем вмешательство в жизнь рабочих. Меня лучше не трогайте, потому нарветесь.
Тарас.
Вера для чего показала это письмо Дария. Даша, перечитав, удивленно посмотрела на нее.
- Что это значит?
Вера странно улыбалась бледными губами.
- Вот себе ...
- Что "вот себе"?
- Интересное письмо, правда?
- Да ... Себ-то ... Но почему он к тебе ... так ...
- Как?
Даша внимательно посмотрела на Веру. Лицо желтое, под глазами фиолетовые синяками, взгляд горячковий.
- Ты плохо выглядит, - мимоходом заметила Даша.
- Разве? А мужчины находят, что я теперь собственно "волшебная" Один так и сказал: "вы, - волшебная. Даже не "вы", а "ты - очаровательная". Ха-ха-ха! Что ты так смотришь? Разве не верно? Думаешь, Мирон сказал? Так?
Даша немножко покраснела.
- При чем тут Мирон?
- Совсем ни при чем? Разве?
- Вера, ты - странная все эти дни ...
- Очень? Это потому, что Мирон посватался ко мне, а я не знаю выходить мне его или нет.
Даша не сводила с него своих похмурених чистых глаз.
Вера слегка засмеялась.
- Как ты посоветуешь?
Даша улыбнулась.
- Я бы посоветовала тебе лучше "кислород принять.
- Да? Сегодня вечером приму! Что же? Будем и мы брать от жизни ... довжне ... Правда? Ты же в этом опытная?
- Ты, Вера, хочешь ссоры. Прощай.
И Даша спокойно пошла к себе.
В вечере поднятия Веры дошло до найвишчои степени. Несколько раз одевалась и снова Главаась. Наконец пошла.
Пришла часа через три. Отказалась от ужина, замкнулась в себе и никому не сказала ни слова. Вид у нее был непонимающий, жалкий, разбитый.
Екатерина Андриевна, как только увидела ее, так и застыла: такой вид у нее бывал после жестоких истерических припадков. Но сказать ничего не отважилась. Последними временами в семье Кисельских то само собой сложилось, что никто никого ни о чем не спрашивал. Говорили только о найнезначнищи вещи и о необходимом. Каждый жил сам по себе.
Семен Васильевич почти что вечера выезжал, и всем было известно, что он ездит к своей старой любовницы, с которой часто и тяжело пьет.
Сергей совсем не выходил из своей комнаты. С Даро виделся только во время еды, ни о чем не говорил и как будто не замечал ее. Коля на целые дни пропадал и приходил только спать. Но даже ему никто ничего не говорил.
На второй день Вера не вышла ни к чаю, ни к обеду. К себе никого не впускала. Вечером прибежал Костя и усиленному начал пробираться к ней. Долго не хотела пускать, но Костя не одставав и даже весь покраснел от нетерпения и раздражение. Желто-белые кудри его и такие же брови ризче видтинялись красноты щек.
- Вы слышите? Очень важно! Пустите!
И он даже стукнул кулаком в дверь. Вера впустила. На ней был темный капот Председатель обвязана мокрой платком; все лицо усталое, обостренное впадины на щеках темные.
- Что с вами? - Испугался Костя.
- Ничего ... Больная немного. В чем дело?
Костя хватаясь начал рассказывать. Завод совсем открытый, начались работы. Уступок, конечно, никаких, наоборот: баготьох не приняли, зарплату уменьшила, заводят строгости.Рабочие - ярости. Его Костю чуть не избили. Около завода еще больше проповедует ежедневно Тарас. Его охотно слушают. Тон совсем фанатика, высокий штиль. А это ужасно влияет на массу. Он, Костя, обращался к Кита, но этот генерал несет то о деморализации и ругается, как извозчик. Ионы нет, Рисецький боится, Наталья толчет то о кружках старинного типа. Все бессистемно, нигде никакой инициативы. Бросился только что опять к Кита и нашел в пивной, в обществе с Петром и Рисецьким.
- С Петром? - Живо, испуганно прервала Вера.
- Да, с Петром.
- Когда вы его видели?
- Да говорю же - только что. И представьте: с ними Тарас. После всего ... они с ним. Дикий какой-то ... Пьет, кричит ... И все также. Хохочут, ревут ... Какая гадость! ... Я попытался говорить с Ионой ... Э, куда! Все в каком поднятию ... Что с вами, Вера? Что вы?
Вера пошатнулась и неуверенными шагами подошла к кровати.
- Ничего, ничего ... Голова немного ...
Она бессильно легла. И вдруг быстро поднялась и села.
- Вы их только что видели?
- Да ... - Удивленно взглянул на нее Костя.
- Вы знаете, где эта пивная?
- Разумеется, знаю.
- Можете меня туда провести?
- Могу.
Вера сорвала мокрую перевязки с головы, метнулась по комнате, надела на капот пальто, на голову накинула платок и задыхаясь сказала:
- Пойдемте!
Костя удивлен и даже напуган, едва успевал за ней.
Через десять минут они уже подъезжали к пивной.
Вера ни слова не произнесла за всю дорогу.
- Это здесь? - Кивнула она на желтые окна, когда Костя остановил извозчика.
- Да. Вы зайдете? - Нерешительно спросил он.
- Нет. Вы кричите мне ... Петра. Нет! Позовите Тараса. Не говорите, кто. Скажите, одна девушка ждет. Я буду там. Быстрее!
Костя послушно зашел в пивную, а Вера отошла в сторону и начала нервно, быстро ходить по тротуару, путаясь в подоле капота.
Минуты через две из пивной вышел Тарас. Оглянувшись, он подошел к Вере, она быстро пошла ему навстречу.
- Я с вами хочу поговорить! - Глухо но сильно бросила она ему прямо в лицо.
Тарас даже отшатнулся. Он, видно, совсем не ожидал ее.
- Идите за мной! Слышите?
- Куда?
- За мной, говорю вам!
Тарас минуту постоял неподвижно, потом сорвался с места и почти крикнул:
- Хорошо, пойдем! Пойдем, чего же! Ха!
Вера остановилась, оглянулась, но тут же еще быстрее пошло. Тарас за ней.
- Что вы здесь делали ... в петуха? - Вдруг грозно остановилась она.
- Что? Пили за вашу покойницу-незайманнисть! - Грубо сразу выпалил он ей в лицо.
Вера быстро подняла для чего руку к горлу и молча широкими глазами посмотрела на него.
- Что? Не ожидали? Хе! И о душе поговорили ... Очень красивая душа у Петра ... Родная ...
Вера так же стояла, вся замертвившы.
- На этом основании он пошел об заклад, что сделает вас своей любовницей ... И выиграл. Правда? Только с истеричкой и припадочком ... У вас всегда припадочкы в таких случаях.Потому и о духовном любви вы так хорошо поете, что физическое с препятствиями ... Хе-хе-хе! ... Но это пикантно, говорит Петр ... Нет? А? Вчера вечером в Петруся ...
- О-о! - Вдруг застонала Вера и, вернувшись, побежала от его вниз по улице.
Тарас захохотал, злобно, с болью и яростью. И, вернувшись, также почти побежал противоположную сторону.
В пивную он больше не заходил. С кривой улыбкой на лице, размахивая руками, иногда останавливаясь и дико хохоча, он делал впечатление сумасшедшего. Прохожие испуганно обходили его, останавливались и смотрели вслед.
В каком глухом переулке он вдруг остановился. Поступал обычный приступ бессилия, усталости и тупости. Последним временам, они тянулись минут по десять. Мнение завмирала, руки опускались, ноги подкашивались i казались сделанными из ваты. В таких случаях он спирався о стену и ждал, пока пройдет, или садился, когда было на что.
Он оглянулся и недалеко увидел у ворот лавочку. Шагов за два горел лихтарь. Усаживаясь, он у скамьи, почти у самых ног своих, заметил некую, кучу лохмотьев. Лохмотья то бормотала хриплым, пьяном басом и шевелилось с досадой явно стараясь приспособиться к месту.
Тарас тупо посмотрел на него и застыл. Лохмотья поворушилось, поворушилось и затихло.
Над забором в голых ветвях деревца, как запутанный в паутину комары, тонко пискотив ветер. Пусто, вохко и тоскливо было вокруг.
Вдруг звидкилясь сбоку важно, и рядом загудел колокол, тяжелая волна звуков медленно и переливаясь, как длинная полоса бархата, пронеслась над головой. За ней вторая, третья.
Лохмотья вдруг ворохнулось, забурмотило то, и Тарас заметил, как изпод его випросталось, косматое лицо в шапке, напоминавшей шапки-старинных бояр, после того поднялась рука и лохмотья начало креститься. Одхрестившись, председатель снова нырнула в лохмотья и лохмотья, пововтузившись, опять стихло.
Тарас сначала равнодушно смотрел на это, потом вдруг, словно его толкнуло то, утер рукой лоб и тупо с усиллям крикнул:
- Земляк!
Никакого ответа.
- Слышь, земляк!
Лохмотья шевельнулось и изпод его глухо и хрипло послышалось:
- Ну, что?
Тарас снова потер лоб, словно пытался растереть под ним туман и ухватить свое желание.
- Ты ... это ... Ты зачем крестился?
Лохмотья сильнее зашевелились.
- Как говоришь? - Далеко яснище, очевидно, уже с дворе захрипел бас.
- Крестился сейчас, говорю, на что?
- Кто?
- А ты.
Лохмотья не двигалось, очевидно вспоминая.
Тарас уже жвавище следил за ним.
- Ну? - Наконец послышалось. - Дак чего нада тибе?
- Да зачем, говорю крестился? По какой причине?
- Да ты чего? - Начал уже, видно, раздражаться бас. - "Крестился" Ну, крестился ... Звон слышал?
- Слышал ...
- Ну какого-же черта лезешь ... Курит есть?
- Ну и дурак ... А чего крестился ... спрашиваешь ...
И голова недовольно снова начала погружаться в лохмотья.
- Хм! Когда колокол, то нужно, значит, креститься?
Председатель вновь вылезла и даже удивленно витрищилась на Тараса. Глаза ее были запухли, желтые, борода скудовчена с седыми пробелами. Выражение лиц строгий.
- А ты думал? Танцевать нада? - Наконец значительно и даже с некоторой любопытства пробасувала она.
Тарас улыбнулся.
- А креститься зачем? Ну, звон ... Так что же? Ты и сам не заметил, как перекрестился. На что же это?
Лохмотья даже выровнялось и село. Очевидно ему хотелось поближе разглядеть, которому это дураком пришлось разговаривать.
Осмотрев Тараса, председатель бы боярской шапке решительно, строго и коротко произнесла:
- Колокол - из церкви?
- Ну ...
- А ты не нукай. Из церкви, спрашиваю тибе?
- Из церкви.
- А церковь - Божья?
- Ну ...
- Не нукай, говорю, а отвечаю.
- Божья.
- Нет, не понял.
Голова даже выругалась с досады и удивления.
- Да ты совсем дурак или притворяешься? Да ты кому крестишься: Богу или нет?
Тарас с еще большей, какой острой, любопытства рассматривал голову.
- Значит, ты думаешь, что Бог тебя заметил как ты крестился?
- А как же! - Без единой нотки сомнения и даже с некоторой угрозой прохриив бас, - пусть бы только попробовал Бог не заметит его креста.
- А если не заметил? Что тогда?
- Ну, брат, знаешь что: - рассердилась вдруг голова, - иди ка своей дорогой, а то я тебе такие шутки здесь покажу ... Тоже, сволочь, шутить чем нашел ... Хлюст! ..
И не имея желания разговаривать, лохмотья снова загорнулось и заглохло.
Тарас улыбаясь все смотрел в его сторону.
- А почему на земле лежишь? Слышишь, земляк?
- А тебе какое собачье дело?
- Ложись здесь на скамье. Мокро там.
- Отца своего поучи ... "На скамье ...
- Правильно. Я встану, а ты ложись.
Лохмотья не отвечало. Потом его вынырнула голова и важно произнесла:
- Запамьятай на земле лежишь, никуда не упадешь. На скамье ляжешь на землю упадешь. Ниже за землю ничего нет. Понял?
И уже окончательно, не дожидаясь даже ответа, председатель спряталась, лохмотья свернулось и перевернулось в темную кучу, которая слилась с землей.
Тарас долго сидел неподвижно. Звон давно затих. Только ветер так же, как и ранище, жалобно скулил и бился в голых гильках.
Вдруг Тарас встал, наклонился к лохмотья и толкнул его.
- Земляк!
- Ну? - Быстро и сердито развернулось оно выставив голову, - Какого еще черта?
- Значит, надо, креститься? А? Тебе уже некуда падать, ниже землю ничего нет ... Ха-ха-ха!
И круто отвернувшись, Тарас быстрым шагом пошел вниз по проулку.
А голова еще долго смотрела ему вслед непонимающими глазами. Потом то ли зависти или с неудовольствием поколеблется и пробасившы:
- Здо-о-Ровоам! .. - Закуталась в лохмотья и снова приникла с ними к земле.
Глава 15
Наталья лежала на диване, а Мирон ходил по комнате и подтягивал усы вверх. Выглядел он растрепанный, какой корявый. Наталья, смеясь, говорила ему не раз, что он подобен теперь к волка взими, злого, голодного, одинокого, которому везде нейдеться, и которого все гонят и боятся.
Действительно, работы нигде не знайходилось; на старую должность не принимали; дома не сиделось. И Мирон все частище заходил к Наталье. Слушая это несравненно, он иногда внезапно улыбался, словно вишкиряв зубы, и недоброе к Наталье мелькало в этой улыбке.
- Сядьте, Мирон, надоели ... - Вдруг капризно произнесла Наталья, вытягиваясь и выгибая вверх высокую грудь.
- Мне полезную ... - Поезд он усы, не переставая ходить.
- К тому вы сегодня какой-то ... очень смутное ... Не нравится мне ваша Улыбочка ...
- Мне очень ве-е-село ...
- Наверное ... Ишь, как щитина ощетинилась. Если бы темно, у вас, наверное, фосфором глаза светились ...
- Погасите лампа и по ба-а-Чите ...
- Да-же с вами в темноте .... Премного благодарен ...
- Я не укушу.
- Ну, и хуже может быть ...
Они посмотрели друг на друга. Серые полу-приплюснутая глаза Натальи поблескивали странными огоньками. Бледное лицо, срезанные во главе темными волосами, лежащего как два крыла, сегодня, казалось, еще блидищим. Яркие губы немножко раскрылись от горячего дыхания. То необычное было в ней в этот вечер.
- Подайте мне зеркало! - Вдруг велела она. Мирон лениво подал зеркало и снова заходил. Наталья посмотрела на себя. Ниже глаз горели две небольшие пятна, как будто кто сильно ущипнул там.
- Плохо ... Возьмите, установите ... Сами же одевайтесь и идите ... Хватит на сегодня.
Мирон молча посмотрел на нее.
- Да, да. Мне ваше присутствие вредит ... До свидания.
Мирон улыбнулся.
- Я же скоро уезжаю. Может последний вечер ...
- Все равно ... А вы что, действительно едете ли говорите только?
- Может, и правда ... Как обстоятельства покажут.
- А что это за ОБСТ-а-вине?
- Ри-и-жни ...
- Работы нет?
Мирон поморщился.
- Да, и это-е ...
- А еще что?
- Бага-а-то где затем ...
Он остановился и начал странно смотреть на нее, засунув руки в карманы. В устах и в глазах блуждала улыбка.
Наталья обвела глазами всей своей полной фигуры, прикрыла слишком выставленную ногу и слегка покраснела.
- Чего смотрите так?
- Милую-у-юсь ... Вы очень заразительны ...
- Ну, нечего ... Вы лучше скажите, что это еще за "много"?
- Бага-а-то ...
- А я вхожу в это "бага-а-то"?
- Возможно ...
Мирон вдруг спокойно сел у Натальи, взял ее руку и крепко сжал.
- Мирон! Что вы? Спятили?
- Лежите и не волну-юйтесь. Я не съем вас. Мне же так лучше. И ва-а-м.
Наталья встала и хотела встать, но Мирон сильно обнял ее и поцелуем положил обратно. Завязалась молчаливая борьба.
Вдруг Наталья затихла, отвернулась в сторону голову и, тяжело дыша, тихо сказала:
- Мирон ... Оставьте ...
Мирон откинулся и, не выпуская ее руки, так же тихо ответил:
- Я сильнее.
- Физически, да ...
- Может, и иначе ...
Наталья смотрела на его полу закрытыми глазами. Красные пятна под глазами сделались яркищимы и больше.
- Что вам, надо? - Спросила шепотом.
- Ничего. Хочу, чтобы вы были честным с собой. Вы насилует себя.
- Это скучно, Мирон. Скажите то новее ...
- Вы насилует себя.
- Пустите руки!
- Нет.
- Буду кричат.
- Не будете.
Наталья потащила руки. Мирон сжал их.
- Больно, дурак!
- Ничего. Я скоро уезжаю. Хочу вам сделать больно на прощание. Слышите?
- Вы самоуверенны.
- Не о-же ...
Она слабо потянула руки.
- Когда едете?
- Быстро.
- Пустите руки!
- Нет.
Наталья, еще больше приплющила глаза. Яркие губы на бледном лице напиврозкрились и манили к себе. Грудь высоко поднимались. Миром, неровно дыша, рассматривал ее с странною, злобно-мстливою и хищной улыбкой.
- А это грустно, что вы едете ... Серьезно! - Вдруг тихо сказала она, открывая глаза.
- Разве? Попросите, не поеду ...
- Я не умею просить. Только приказывать.
- Все равно. Ваш приказ будет равняться просьбе.
- Ишь какой! Нет, серьезно, чего едете?
- Надо.
- Врете ... Чего? А?
Она лукаво прижмурилась и приблизила к его голову.
У Мирона блеснули глаза, но он не рухнувся.
- Чего? Скажите.
- Не скажу.
- Я никому не буду пересказывать ... И, может, когда скажете, и иха-а-ты не надо будет ... А?
И лукаво-лукаво заглянула в его вверх.
Мирон сильнище сжал ее руки, но молчал.
- Не скажете? А догадаться можно?
- Можно ...
Наталья прижмурилась, подумала и вытянув губы, жалобно шепнула:
- Я недога-а-вредных ... Скажите сами ...
Мирон поднял одну руку к губам, поцеловал, потом другую, опустил и посмотрел на Наталью длинным, то говоря взглядом.
- Это ответ? - Улыбнулась она, потупив глаза
- Возможно.
- Фу! Вы слишком осторожны ... Ответьте!
- Говорить?
- Да.
Мирон с силой притянул ее к себе и хотел поцеловать, но она ловко и быстро отвернулась голову, выдвинула языка и одкинулась назад.
- Получил?
Мирон молча улыбнулся.
- Говорите, когда вас спрашивают!
- Я уже забыл, о чем спрашивают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22