— Да, я попросила бы тебя оставить нас одних,— спокойно произнесла она.
— Я и не знал, что у тебя есть тайны от меня,— злобно усмехнулся он и прибавил, обращаясь к Кря-жову с усмешкой:—Дитя еще, как видите, все хочется шептаться!
Пожав руку тестю, он вышел.
— Папа, не верь, пожалуйста, ему, это все клевета!— торопливо заговорила Груня, когда за мужем затворилась дверь.
— Дитя мое, какая же может быть цель у Алексея для клеветы на Павла? — покачал головой Кряжов.— Нет, это правда, Павел обманывал меня, низко обманывал, говоря, что он работает. Обман обиден!
— Папа, милый мой, как ты скоро всему веришь!— с грустью воскликнула Груня.—Алексей ненавидит Павла, он видит в нем врага.
— Что ты, что ты! — замахал руками старик.
— Да, да, это ничтожный, мелкий и злой характер! — воскликнула молодая женщина, выходя из себя.— Он готов погубить всех, кого он ненавидит, а Павлу он завидует, к Павлу он ревнует.
— Кого это? — бессознательно спросил ошеломленный неожиданными открытиями дочери старик.
— Меня.
— К брату-то? К твоему брату? — покачал головою отец.— Дитя, дитя, всегда-то ты готова взволноваться из-за любимых тобою людей... Но нехорошо, что ты так дурно думаешь о своем муже, который гебя любит...
— Любит! — как-то горько произнесла Груня и снова стала просить отца: — Но, ради бога, осторожнее говори с Павлом. Ты знаешь его строптивый характер. Он не потерпит пи грубости, ни полицейского надзора в доме... Позволь лучше мне переговорить с ним...
— Ну, хорошо бы ты поговорила с ним! — улыбнулся Кряжов.— По головке его же погладила бы.
— Ну, так дай слово быть осторожным,—настаивала Груня.
— Хорошо, хорошо! Ведь не зверь же я, в самом деле,— успокаивал ее Кряжов, задумчиво качая головой и выходя из дверей.
Груня, бледнее обыкновенного, возвратилась, в комнаты. Обносков нетерпеливо ходил взад и вперед по гостиной.
— Скажи, пожалуйста, что за секреты могут быть у тебя с отцом,— остановился он перед женой, зорко и ревниво щуря свои калмыцкие глаза, сверкавшие злобным светом из-под очков.'
— Если это секрет от тебя, то, значит, именно его-то содержания я и не могу передать тебе,— холодно проговорила жена н пошла в свою комнату.
— Однако ты с некоторого времени принимаешь все чаше и чаще в обращении со мною такой тон, какого я не желал бы слышать,— внушал он ей, пытливо всматриваясь в ее лицо.— Прошу тебя раз и навсегда не играть в эту игру.
— Мне кажется, что нам скоро придется перестать играть в какую бы то ни было игру,— твердо сказала жена.— Тем более, что здесь, кажется, все только и умеют играть в кошки и мышки: кто кого поймает, тот того и давит.
— Что с тобой?—нахмурился муж, как осенняя ночь.— Уж не этому ли негодяю обязан я всей сегодняшней сценой?
— Нет, ты во всем обязан одному себе,— насмешливо ответила молодая женщина, улыбаясь болезненной улыбкой, и вышла из гостиной.
Обносков походил большими шагами по комнате и решился объясниться с женою на другой день при первой удобной минуте. Однако на следующий день его жена ускользнула от объяснений и вышла со двора гораздо раньше, чем Алексей Алексеевич собрался начать важные для пего переговоры...
Проснувшись в тревожном состоянии на другой день после описанной нами сцены, Груня решилась идти к отцу, чтобы по возможности внести примирение в его переговоры с Павлом. Одевшись наскоро, она вышла из дому и пришла в дом Кряжова,— оказалось, что ее отца не было дома. Он ушел с утра, не сказав никому куда; Груня очень хорошо знала все привычки отца и потому не могла не встревожиться, услышав о его выходе из дома: старик по привычке покидал свой кабинет только в определенные с давних пор часы и уходил из своей квартиры не в определенное время только вследствие головной боли или неспокойного состояния духа.
— А Павел Петрович где? Дома? — спросила-молодая женщина у лакея. — Никак нет-с,—- ответил он.
— Давно он ушел?
— Со вчерашнего дня не изволили возвращаться.
— Значит, отец не видал его вечером?
— Нет-с, не видали. Приказывали это они вечером позвать к ним Павла Петровича, коли они придут, да только Павел Петрович, так и не пришли... Уж и мы беспокоимся, не случилось ли чего... Пожалуй, как ономедни, полиция забрала...
— Полиция? — испугалась Груня.
— Да-с, вот как тогда, когда их обыскивали-то...
— А-а!
Груне самой стало совестно, что она не сразу поняла лакея и подумала, что Павла брали в полицию за какое-нибудь буйство. Встревоженная больше прежнего, она не знала, что делать,— приходилось идти домой, где ее ждали расспросы и подозрительные взгляды мужа и свекрови. Ей стало как-то особенно тяжело возвращаться к ним, и она медлила. — Я отдохну немного,— сказала она лакею и прошла в столовый зал отца.
Все стояло по-старому в этой большой, убранной по-старинному комнате. Те же высокие, темные кресла, те же тяжелые, темные драпри, тот же мрачный, как пропасть, камин. Но все было пусто, угрюмо, в камине не пылал веселый огонек, как в былые годы. И между тем каждая из этих вещей, каждый из этих углов напоминали молодой женщине какие-нибудь счастливые или трогательные события из ее мирного детства и девической жизни. И со всеми этими событиями неразрывно связывалось воспоминание о двух дорогих сердцу и теперь отчужденных от нее существах — воспоминания об отце и Павле. С безмолвным, сжимающим сердце чувством безнадежной грусти смотрела Груня на все эти предметы, а слезы сами собою катились по ее щекам. Так смотрят люди на заросшие травою, безответные могилы, где безвозвратно схоронены дорогие им личности. А вот и то старое кресло, где она, Груня, впервые со страхом в сердце узнала, какою любовью любит ее Павел, где впервые па ее губах прозвучал страстный, не братский поцелуй юноши, тогда почти еще мальчика, теперь — молодого возмужавшего человека. Невольно, бессознательно опустилась молодая женщина на колени перед этим креслом и закрыла лицо руками, точно перед нею носился призрак Павла и она просила у него за что-то прощенья. Какой-то тайный, внутренний голос шептал ей: «Взгляни, как все здесь стало пусто. Твой брат, твой друг, твой возлюбленный бежал отсюда, чтобы спастись отсюда. Твой нежный, привыкший к семейному затишью отец бросил свой обычный труд и ушел, тоже бог знает куда, от этих безответных стен. И ты сама, несчастная, не любимая в своем доме, ненавидящая этот дом, рыдаешь здесь о своем утраченном счастье. Останься здесь, и они снова придут сюда. Им не достает только тебя... Ты
помнишь, что они не,бежали отсюда, когда здесь раздавался твой голос приветный, твой смех молодой... Зачем же ты колеблешься? Решайся!.. Помнишь, твой брат говорил тебе, что мы все гибнем, потому что ничем не рискуем, всего боимся... Или жизнь такая, какою мы желаем жить, или смерть...»
— «Нет, нет! — быстро вскочила Груня.— Мне надо бежать, бежать отсюда!.. Это мой долг, мое наказание за прошлую ошибку,— это наше общее наказание, потому что мы все виноваты и теперь все равно несем свой крест. Да, я теперь только поняла, что- не я одна — жертва, что наказание постигло всех . виновных...»
Торопливо отирая слезы, накинув шляпу, она поспешными шагами ушла .из дома отца, как будто кто-то гнался за нею следом и хотел силою удержать ее в этом доме.
— Где это ты пропадала? — спросил ее муж, когда она, испуганная и трепещущая, вернулась домой.
— Я нездорова,— проговорила она вместо ответа. Он взглянул на ее лицо и изумился: ее глаза были
еще красны от слез, щеки пылали горячечным румянцем, губы запеклись.
— Что такое случилось? — тревожно спросил муж.
— Ничего... мне нужно лечь, успокоиться... Я стоять не могу...
— Да ты не к отцу ли ходила?
— Ради бога, не спрашивай меня ни о чем! — с невольным ужасом произнесла молодая женщина, чувствуя, что первое грубое слово теперь разорвет последнюю, туго натянутую нить ее связи с мужем.— Мне нужно отдохнуть, успокоиться... Тебе же будет хуже, если мы станем теперь объясняться,— почти с угрозой говорила она.
Алексей Алексеевич пожал плечами, но не решился продолжать допрос. Что-то зловещее и грозное было в выражении лица его жены. Он позвал горничную, чтобы та уложила в постель барыню, и хотел ехать за доктором. Жена не велела звать врача... Покуда Обносков беспокоился и добирался в своем уме до причины всего случившегося, покуда мать настаивала, чтобы сын пугнул жену,— в доме Кряжова происходили сцены совершенно другого рода.
Не застав дома Павла при своем возвращении от Обноскова, старик Кряжов велел слуге сказать, когда возвратится Павел, и стал ходить в ожидании по своему кабинету. Время шло своим чередом, а лакей все не являлся с докладом. Чем более сгущалась ночь, тем чаще звонил Старый ех-профессор и спрашивал слугу, не пришел ли Павел Петрович.
Ответ получался отрицательный.
— Часто он не ночует дома? — спросил Кряжов.
— Иногда не ночует-с,— ответил заспанный лакей; —- Иногда! Иногда!.. Тебя спрашивают: часто
ли? — рассердился старик.
— Не то чтобы часто, а иногда бывает-с, что ночевать не изволят, коли где-нибудь запоздают...
— Дурак, толком не умеешь ничего сказать! Ступай!
Кряжов снова ходил по комнате и ждал. Павел не являлся.
— Ну, что ж, и с нами то же бывало в молодо-сти,— утешал себя старик.—А пожурить надо, все-таки надо... Однако в какое общество он попал? Ведь, совсем погубят!.. И зачем он меня обманывает? Разве не мог он откровенно все рассказать мне? Обман, обман, вот чтб гадко!.. Пожалуй, в карты играет, долги; делает... Ну, вот и погибнет. А кто виноват будет? Я?' Я потачку давал, не,умел строгим быть, по головке гладил, волю дал, вот и плоды!.. Нет! Строгость, строгость нужна, в ежовых рукавицах надо их держать... Мы откровенности их дожидаемся! Гм! Хороша откровенность!.. Смеются, поди, над старым дураком, что он спит и пе знает, где гуляет его воспитан-ник!.. Спит! Спит! Нет, я не сплю, тут не уснешь, когда человек, близкий человек гибнет!.. Может,быть, он уже и в полиции сидит, а я вот хожу, жду... Долго ли у нас-то до беды!
— Иван, Павел Петрович не приходил?
— Никак нет-с.
«Ну да, ну да, и не придет, знает, что я сплю, что я не забочусь о нем, что я верю ему!» —снова думал Кряжов, а утро уже бросало свои бледные лучи в его кабинет.
На следующий.день старик не мог работать и, как мы уже знаем, ушел из дома, чтобы освежить свою голову. Часам к четырем он вернулся домой. Павла
все еще не было. Кряжов один сел.обедать.. Старик уже не сердился, но просто грустил и беспокоился. Через несколько минут в передней послышался звонок. «Наконец-то!» — подумал Кряжов, и очень изумился, когда на место Павла к нему явился Обносков. Алексей Алексеевич пришел для объяснений со стариком насчет Груни и хотел узнать, между прочим, где она была утром.
— Ба! Какими судьбами ко мне завернул? — спросил Кряжов.
— Пошел проветриться, голова что-то болит,— ответил рассеянно Обносков.
— У меня тоже побаливает. Перед погодой, верно,— сказал Кряжов, зная, что у него совсем не перед погодой болит голова.
— Должно быть,— согласился зять, хотя тоже знал, что его голова болит не перед погодой.— Жена тоже не так здорова...
— Что с ней? — встревожился старик.
— Так что-то привалилась немного,— ответил обносков.— Странная она какая-то стала в последнее время, все капризы...
— Да, да, но, может быть... знаешь, Алексей Алексеевич, у женщин время такое бывает...
В эту минуту раздался сильный звонок в передней. Так обыкновенно звонил только Павел. Кряжов постарался нахмурить брови. Дверь в столовую шумно отворилась, и Павел развязно и весело вошел в комнату.
— А, наконец-то! — проворчал сквозь зубы Кряжов, хмуря брови.
— Опоздал, извини, батюшка,— промолвил молодой человек и, кивнув головой Обноскову, наклонился к Кряжову и поцеловал его в лоб.
Это была одна из тех ласк Павла, которую более всего любил старик Кряжов.
— Обедал? —- по-прежнему хмуро спросил старик.
— Нет, голоден, как собака,— отвечал Павел, бросая перчатки на стол, и пристально взглянул на старика.—Ты здоров?—спросил он озабоченно.
— Здоров, что нам делается! Спим целые ночи, да и днем ходя спим,— с иронией и раздражением ответил Кряжов и бросил такой взгляд на Обноскова, как будто, посылал его в душе ко всем чертям.
Старику хотелось поскорей высказаться, поворчать, и в то же время он не мог говорить при Обно-скове с Павлом. Любовь и раздражение боролись в душе старого добряка.
— Хорошо, если бы молодежь и днем и ночью спала по-вашему,— не без едкости заметил Обносков, кажется, и не думавший об уходе.
Кряжов нахмурился еще более.
— А! Вы все на молодежь по-прежнему нападаете,— развязно засмеялся Павел, бросив бойкий взгляд на Обноекова и усердно истребляя суп.— Я вот действительно не могу ни к какой регулярности привыкнуть: и сплю и работаю запоем.
- И кутите запоем? — обозлился Обносков за эту развязность своего веселого врага.
— О! Уж разумеется; тут-то регулярности и подавно не может быть. А то, пожалуй, пришлось бы начать, что вот такого-то числа,'в такой-то час, такого-то месяца я кутить буду... это уж вышло бы слишком комично,— весело засмеялся Павел.
— Вам, вероятно, сегодня все покажется смешно, потому что вы, как я замечаю, находитесь именно в таком настроении, в каком люди бывают, вернувшись с кутежа.
. — Ну, уж если пошло на сравнения, то ваше настроение похоже на настроение человека, выпившего какой-то горькой дряни,— засмеялся Павел.
Кряжов, который привык в последнее время забавляться выходками Павла, невольно улыбнулся, но тотчас же снова закусил губу, увидав, какое впечатление произвела последняя фраза Павла на Обноскова.
—Хорошо вы шутите, Павел Петрович, да плохо живете,— промолвил Обносков шипящим тоном.
— Ай, вы опять за наставления -хотите приняться! — махнул рукой Павел и продолжал преусердно истреблять жаркое.
— Да-с, за наставления! И хорошо, если бы вы слушались их. Это вам скажет и добрейший Аркадий Васильевич, который, вероятно, еще не успел объясниться с вами,— обратился он к Кряжову.— Но я зайду после, а теперь оставлю вас одних; вам, я думаю, нужно переговорить друг с другом после всего того, о чем мы говорили с вами.,,
— Н-да... Пожалуй...— почему-то смешался Кря-ков, у которого уже успел остыть гнев при виде Павла не пьяным, здоровым и веселым.
— Нет, постойте,— удержал Павел Обноскова, изменяясь в лице, и обернулся к Кряжову.— Ты, батюшка, действительно за что-нибудь недоволен мною?
— Н-да, есть причины... то есть, как бы это Сказать, не то, что причины, но подозрения...— совсем растерялся Кряжов от прямодушного вопроса Павла.-
— И ты говорил об этих причинах или об этих, как ты их назвал, подозрениях с Алексеем Алексеевичем? — еще более задушевно и уже грустно спросил Павел.
— Н-да... то есть не я говорил... но... это он говорил,— совсем спутался Кряжов.
— Ну, и прекрасно, значит, вам по праву следует первое место занимать при объяснениях отца со мною, как судье в семейных делах.
Павел отодвинул от себя тарелку, у него вдруг пропал всякий аппетит и исчезли последние следы веселости. Его голос дрожал от гнева.
— Что же, батюшка, я слушаю,— пробормотал он.
— Да это пустяки, мы переговорим одни,— заметил Кряжов, увертываясь от объяснений.
— Зачем же?.. Уж если ты про меня за глаза говорил дурно с ним,— небрежно указал Павел на Обноекова,— то в глаза-то и подавно можно.
— Да чего ты злишься-то? — треснул по столу кулаком Кряжов, досадуя, кажется, более на Обноекова и на себя, чем на своего виновного воспитанника.
— Да как же и не злиться, когда ты жалуешься на меня черт знает кому, совсем посторонним людям,— ответил запальчиво Павел.
— Стыдись!—упрекнул Кряжов.— Алексей тебе не чужой.
— Я его никогда не считал своим родственником, ты это знаешь.
— Ну, если так смотреть на вещи, так ты и меня с Груней можешь считать чужими.
— Ты знаешь, что я уважаю тебя, как отца, и люблю ее, как сестру,— ответил Павел.— А его все-таки считал и считаю чужим.
— Насильно мил не будешь! — проговорил Обносков, иронически улыбаясь.— Но оставимте разговор обо мне, а перейдемте лучше к деду... Вы приняли такой тон, который совсем не подходит к вашей роли, Вы огорчили своего воспитателя своим поведением и теперь грубите ему же.
— Да, да, ты меня огорчил,— проговорил Кряжов, постоянно терявшийся, когда ему приходилось делать строгие выговоры или принимать крутые меры.
— До Аркадия Васильевича дошли слухи, что вы кутите...
— Это вы сообщили ему подобные слухи? — дерзко перебил Павел.
— Ну, хоть бы и я, так что же?—спросил Обносков.
—-Очень вам благодарен,— насмешливо поклонился Павел.
— Да ты и должен благодарить его, потому что он заботится о твоей судьбе,— ввернул свое слово Кряжов, очень усердно и наивно подливая масло в огонь, который ему хотелось потушить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31