— Да нет, я о повязке... Она ж была на голове!
— Сползла, — объяснил Мрак небрежно.
Олег вытаращил глаза.
Таргитай вернулся в сопровождении Лиски и Коры, его почти не было видно под горой хвороста, старался, словно еще опасался, что откажутся, загонят обратно на чужое небо... пусть не чужое, но все-таки не хочется быть богом, непонятно, как это — быть богом.
Женщины прижимали к груди охапки сухой бересты. Мрак высек огонь, пламя взметнулось яркое, оранжевое. Вокруг сразу потемнело. Женщины, дрожа, придвигались к огню, на время забыв о соперничестве. Олег взялся осматривать раны Мрака. Лиска и Кора тут же оказались рядом, но Мрак не спорил. Умелые ласковые руки бережно перевязали заново грудь, пусть, он не Олег, ничем не обязан, а был бы обязан...
В груди кольнуло, он смутно удивился, ибо боль была странная, вроде бы где-то глубоко внутри.
Олег посматривал на окруживших огонь озябших друзей, на душе были страх и горечь. К страху, с которым жил всю жизнь, и который отступал только в редкие часы, добавился страх, смешанный с недоумением. Когда полагали, что для спасения мира нужно только пойти и гагахнуть злого кагана по голове — все было просто и понятно. Как и потом, когда нужно было сокрушить магов.
Мрак видел с каким страдальческим видом волхв уставился на огонь. Губы двигались, но слова застревали по ту сторону плотно сжатых зубов. Мрак толкнул, Олег вздрогнул:
— Не пугай... Не могу понять, за что нас так? Какой запрет мы нарушили? Старшим не поклонились?.. Березу сломали зимой? Или вступили в след лося левой ногой?
Мрак сказал хладнокровно:
— От всего не убережешься. Надо жить, как набежит. Я помню случай... На одного такого вот умного вдруг посыпались несчастья. Жена померла, терем сгорел, корова сдохла, собака укусила, соседи перестали здороваться.... Упал на колени, взмолился: Великий Род, за что? Я ведь все обряды блюду, жертвы приношу, девок Таргитаю топлю, поклоны бью, кости лося закапываю... И вдруг с небес раздается такой могучий глас, что сразу ясно, сам Род говорит из вирия: Ну не нравишься ты мне, понял?
Таргитая хлопал глазами, спросил наивно:
— А за что не нравится? Слишком умный? Я ж говорит тебе, Олег, нельзя быть таким...
— Да просто не нравится, — поморщился Мрак. — Просто! Без причины. Может быть, и сейчас он так, без причины. Иначе я его совсем не понимаю. Ну и что, если людей сотворил последними? Все-таки мог бы хотя бы позвать... А там, глядишь, мы бы как-то подсуетились ради Пера.
Олег возразил невесело:
— Рода как раз понять можно. Все-таки род людской невелик, на каждого человека по сотне тысяч одних только леших... Да что там сотне тысяч! Больше. В каждом доме живут домовые, в сарае — сарайники, овинники, конюшники, амбарники, банники... ими кишит двор, они в каждом курятнике, а уж за изгородью там вообще кишмя! Но это только те, кто решился жить вблизи человека, а в лесу их, вообще, как листьев на деревьях. В полях и степях их больше, чем стеблей травы. Ими заполнены реки и озера, они носятся в воздухе, устраивают ветры, вихри и вихрики, таскают тучи, нагоняют град...
Мрак буркнул:
— Когда мы были в горах, видел этих... мелких.
— Горные рудокопы, — сказал Олег. — Которые переждали потоп в своих норах! Их уже тогда было, как камней в горах, к тому ж не воюют, как мы наверху, плодятся как мухи... И знания копят, передают из поколения в поколение, ничего не теряют, как мы наверху. Голова кругом идет, когда только пытаюсь представить, каких глубин достигли... я о мудрости, зверь, какие невероятные сокровища собрали!.. Эх, ты как Таргитай, сразу о злате-серебре подумал...
Таргитай живо возразил:
— Не только! Я что, дурак?.. И о драгоценных камнях! В горах, знаешь, какие красивые попадаются?
Олег замолчал, начал подбрасывать хворост в костер, затем срезал новый ивовый прут, содрал кору, и на белое, скользкое нанизал ломти мяса, переложил горькими травами, положил над углями, но так, чтобы только румянились, но не подгорали.
Сквозь листву смотрели звезды. Иногда ветки чуть сдвигались, словно по ним пробегала незримая белка, некоторые звезды уходили, взамен холодно и враждебно смотрели другие колючие глаза.
Женщины тихонько перебирали свои, теперь уже свои, драгоценности. Мрак сидел перед догорающим костром, обхватив огромными руками колени. От багровых углей шел угасающий жар. Лицо Мрака выглядело выкованным из темной меди. Темно-красный свет подсвечивал снизу так странно, что Олег дважды оглядывался на сидящего в задумчивости человека: тот ли Мрак, с которым вышли из Леса.
— Мы найдем, — проговорил он, чувствуя, как в горле встал ком. — Мы найдем, что сделать с этим ядом.
Мрак даже не понял, глаза уперлись в быстро темнеющие угли. Таргитай, спохватившись, бросил в сторонку охапку хвороста, подкатил туда уголек, подул, раздувая щеки, как стельная корова бока. Вспыхнули мелкие злые огоньки, вгрызлись в дерево, пошли торопливо расщелкивать, перехватывая друг у друга лакомые куски. А на старом месте багровые угли шипели и злобно плевались струйками дыма, когда на них падали капельки жира с нанизанных на прутья ломтей мяса.
— Ты ищешь травы? — спросил Таргитай с надеждой.
— Все ищу, — ответил Олег. Он старался не смотреть в глаза оборотню, тот слишком хорошо видит ложь, а правда в том, что от яда жрецов Перуна просто нет противоядия. — У нас еще есть время.
Мрак наконец поморщился, лоб и скулы в пламени костра стали оранжевыми:
— Бросьте.
— Мрак, правда...
— Бросьте, — повторил он. — Я просто... где ее искать?
Таргитай не понял, смолчал, заботливо переворачивал прутья, пусть подрумянится, но не подгорит, а Олег спросил настороженно:
— Кого?
— Ту, которую. В жертву...
— А-а-а-а, — протянул Олег, — которую в невесты Перуну!.. Эх, Мрак... Тарху не дали отнять у Маржеля, он же Перун, невесту, а эту... Правда, мы отняли ее мимоходом. Все равно пришли за головой Перуна. Но тебе не стоило вот так бросаться под нож... да еще отравленный.
Мрак угрожающе зарычал. Олег поспешно отсел по другую сторону костра, а Таргитай, словно все понимая, молча обнял Мрака и прижался к его боку, такой по-детски беззащитный и дурковатый, что прямо прибил бы из жалости, чтоб не мучился.
— Если мясо не подгорит, — предостерег он, — то не знаю, не знаю... Значит, что-то в лесу большое издохло.
— Очень большое, — поддержал Таргитай, ничего не поняв. — Агромадное!
— Лишь бы не черепаха, — ответил Олег, его глаза смотрели перед собой в незримые дали.
— Какая черепаха? — поинтересовался Таргитай.
— Да там... одна, — ответил Олег внезапно охрипшим голосом. Лицо покрылось тенью, нос заострился как у дятла, щеки стали восковыми. — Большая такая... Другой такой нет.
Мрак промолчал, о чем-то догадывался, а добрый Таргитай уточнил:
— Ничо, черепахи живут долго!.. Гольш рассказывал, что у его деда одна вовсе...
Но трепещущая душа волхва уже унеслась в страшные дали, там билась в смертельном страхе, переживая то, что однажды пережил сам хозяин. Мрак хмыкнул, снял прут с парующими ломтиками, на каждом шипели и лопались пузырьки, сунул ему в руку. Олег начал есть чисто механически, глаза смотрели в одну точку, потом челюсти заработали чаще, он даже взрыкивал, как пес, у которого пытаются выдрать кость из пасти, а когда опустевший прут полетел в темноту, рука волхва словно сама ухватила другой.
Мрак наблюдал за всеми с усмешкой. Все едят так, что за ушами трещит. И как ни умничает волхв, но жрякать не забывает. А говорят, что есть мудрецы, что не видят, что суют в пасть. Олегу попробуй сунуть подгорелое...
Он поинтересовался:
— А как остальные?
— Что остальные?
— Если, скажем, великий Род отдаст свое Перо рыбам или муравьям? Как другие посмотрят?
По звездному небу скользнула громадная тень, закрывая яркие россыпи. На миг блеснул красный глаз, горящий нечеловеческой злобой. Пламя костра слабо колыхнулось. Лиска брезгливо сбросила щелчком с плеча упавшую шерстинку, длинную и острую как сосновая игла.
Олег пожал плечами:
— Рыбам или муравьям не даст, но кому бы ни вручил: лешим, упырям или великанам, остальные умолкнут в тряпочку. За спиной того, кому отдал Род свое Перо Власти, всегда будет маячить грозная тень самого Рода! А с ним не поспоришь.
Мрак умолк, возразить нечего, но брови приподнимались, тяжелые складки на лбу собирались такими жесткими валиками, что на них можно было бы загибать гвозди. Его руки сами по себе через равные промежутки подбрасывали в огонь веточки, а глаза то и дело останавливались на Олеге, Таргитае, женщинах. Его привыкли знать сильным и все умеющим. Он, правда, и сам считал себя таким. Но его считали еще и бесстрашным, а вот в этом ошибались.
Совсем недавно до судорог страшился навсегда остаться волком, ибо таково было проклятие его рода: никто из мужчин старше тридцати не остался человеком. Все растворились в лесу, и кто знает, сколько сгинуло под топорами и рогатинами односельчан и даже родни, когда с последними гаснущими остатками разума приходили на звериную охоту к смутно знакомым местам?
Да, благодаря песням Тарха, он остался человеком. Не просто человеком, а человеком из племени невров, что вольны перекидываться в волка и обратно. Страх ушел, но тут же явился другой... В его теле дремлет яд, который не выносит снега. Не сама смерть страшна, ибо смерть от яда можно приравнять к почетной смерти в бою. Страшно не увидеть ту, которую закрывал грудью, приняв отравленный клинок...
Он вздохнул тяжело, пламя колыхнулось на ту сторону, там взвизгнула Лиска.
— Пора, — сказал он, поднимаясь. — Заночуем как люди!
— И поедим, — добавил Таргитай мечтательно. Олег метнул на него удивленный взгляд, Таргитай пояснил поспешно: — Разве это еда? Так, на один кутний зуб.
— И чтобы постель, — добавила Лиска.
Кора уточнила:
— Пусть на сене, но чтоб как постель, а не все вповалку...
Их взгляды скрестились на Олеге. Волхв вздрогнул, вклинился между Таргитаем и Мраком. Мрак злорадно отодвинулся еще дальше, позволяя и рыжеволоске втиснуться, за что Лиска метнула взгляд такой горячей благодарности, что у Мрака от неловкости вспотела спина.
Над головами раскачивалось темное небо с россыпями колючих звезд. Луна смотрела через настолько ветхое облако, что Таргитай тут же увидел его как одежду молодого нищего, под которой скрывается чистое яркое сердце...
Он начал прикидывать, не вставить ли в песню, но облако медленно перетекло из ветхой одежды в отвратительного дракона, что заглотил луну, а та бродит по внутренностям, натыкаясь на ребра, просвечивая, пытаясь прорвать толстую кожу, кое-где истончая... и вот наконец прорвалось, победно озарилась... Хотя не совсем прорвалась, виден приподнятый хвост дракона, луна вывалилась у него из-под хвоста. Не совсем чистая, вон пятна...
Он вздрогнул, этот образ совсем не для песни, разве что для грубого Мрака, бегом пустился догонять четверку.
Призрачный свет падал на деревья, высвечивая верхушки, а все остальное пряталось в такую тень, что чудилось то страшное, что было до первого дня творения. Из черноты стрекотали неутомимые кузнечики, над головой тяжело прогудел жук. Земля под ногами еще казалась теплой, недавно прогретая солнцем, но от кучек деревьев несло ночным холодом.
Олег тихохонько догнал Мрака, пошел рядом. Мрак слышал его мерные шаги, затрудненное дыхание. Волхв что-то хотел спросить, но не решался. Но Олег есть Олег, даже когда трусит, он заставляет себя сделать шаг.
— Мрак, — послышался его голос, в котором были тревога и недоумение, — я одного не понял...
— Счастливец, — позавидовал Мрак.
— Почему?
— А я ни черта в жизни не понимаю. Чем больше узнаю, тем больше запутываюсь.
— А-а-а-а... Нет, я о другом, помельче. Не о всем доме, а о кирпичике... Но понять надо, ибо из кирпичиков...
Мрак скривился:
— Ну, говори.
— Ты сказал, что повязка сползла...
— Сказал.
— Но как могла сползти, если застряла бы на твоих ушах? Они у тебя не больно гнутся. У коровы бы — да, но ты не совсем корова... Человек не совсем, но не корова же? Да и глаза закрыла бы. Да не корова, а повязка! Правда, для тебя нюх важнее, но и глаза все-таки... Да и нос мешал бы. Хотя, если приплющить... Нет, все-таки мешал бы.
— А рот? — бросил Мрак ядовито.
— Ну, рот проскочила бы, — рассуждал Олег. — Губы у тебя не те, что у Тарха. Но дальше вовсе какая-то дурость!.. У тебя ж плечи ого! Даже ого-го.
Мрак не слушал занудные рассуждения, шел, оглядывался на женщин. Обе притихли, чуют неладное. Полная луна заливает землю призрачно мертвым, но ярким светом. Лес чернеет в сторонке, они идут вдоль реки, памятуя, что люди всегда селятся вблизи воды. Над головами качается звездное небо, странный купол с великим множеством ярких и тусклых звезд, холодных и подмигивающих, серебристых, красных, даже оранжевых...
Не прошли и версты, как лунный свет захватил страшноватые кресты, приземистые плакучие ивы, оттуда донеслось раздраженное карканье воронов, однако Мрак вздохнул с облегчением. Если погост, то и село уже близко, деревня или хотя бы весь. По всему кладбищу торчат яркие, как серебренные, вершины кустов, остальное в черноте, кое-где белеют березы, а кресты почернели, холмики почти сравняло с землей... Нет, вон свежий крест, так что люди поблизости еще живут.
Он углубился в думы, а Таргитай засмотрелся на дальние могилы. Там, скупо освещенный луной, огромный косматый мужик, весь в лохмотьях, сквозь которые просвечивает старческое высохшее тело, дрался с мертвецами. Двух сумел сбить на землю могучими ударами, мертвяки уползли обратно в могилы, тихо подвывая от страха и жалости к себе, но третий подкрался сзади, ухватил мужика за шею, давит страшными костлявыми пальцами.
Даже в ярком лунном свете было видно, как потемнело лицо ведьмака, хотя откуда кровь, ничто не должно приливать к его жуткой харе. Он ухватился за пальцы, пытался оторвать, мертвец давил изо всех сил, а тут зашевелилась земля еще на двух дальних могилках, показались костлявые пальцы.
Те мертвецы выбирались медленно, но их пустые глазницы уже были направлены на борющихся. Таргитай не выдержал, побежал к кладбищу, перепрыгивая земляные холмики, ударил кулаком по затылку напавшего на ведьмака сзади. Череп хрустнул и рассыпался грязными черепками.
Ведьмак стряхнул с горла костяшки, с трудом перевел дыхание. Двое мертвецов уже вытащили ноги из земли, пошли на него. Ведьмак прохрипел все еще перехваченным горлом:
— Спасибо... Скажи тем... в селе... мак, дурни, забыли...
Мертвяков встретил кулаками, Таргитай отступил, фигуры Мрака и Олега едва мелькали в лунном свете. Устрашенные женщины бежали впереди, оглядывались и визжали. Пришлось мчаться напрямую через кусты и могилки, прыгать как коза.
Мрак оглянулся на шум, пожал плечами, а Олег бросил недовольно:
— Что ты везде лезешь?.. Он здоровый, отобьется.
— Да, его чуть не прибили!
— Ведьмак всегда побеждает, — заметил Олег поучающе. — Правда, что-то их повыползало многовато... Видать, какой-то мор был. Обычно, по одному.
Мрак оглянулся на ходу:
— А если ведьмак не задержит, эти явятся в село?
— И такое бывает, — вздохнул Олег. — Мертвое хватает живое, так всегда.
Таргитай вспомнил:
— Он еще сказал, что мак забыли!
Мрак уходил, не слышал, или не обратил внимания, а Олег наморщил лоб:
— Мак... При чем мак?.. А-а-а, чтобы избавить от второй души, нечистой!.. Черт, простое людье всегда забывает, что у ведьмаков по две души, чистой и не совсем... Ладно, когда придем в село, скажи войту.
Далеко на краю кладбища, прямо на дороге, ведьмак мужественно дрался с мертвецами, не пропуская их в село. Обе женщины смотрели на Таргитая со страхом и восхищением. Он приосанился, все-таки доброе дело сделал, помог человеку... ну, который остался человеком и там, за порогом.
Лиска тихонько попросила:
— Таргитай, иди к нам! Ты такой смелый...
— Потому что дурной, — сказал Олег уязвлено. — Он не знает, что чем тише едешь, тем дольше будешь.
— Тем дальше, — поправил Таргитай с недоумением.
— Чем тише едешь, — громыхнул Мрак свою мудрость, — тем морда шире!.. Олег, зачем тебе морда? Не воевода поди, а волхв... Правда, чем больше богам жертв, тем волхвы толще. Правда, и боги... Вон посмотри на Тарха. Морда скоро в кувшин с молоком не будет влазить.
Таргитай обиделся:
— Ты чего? Она и так не влезает!
— Вот видишь, — согласился Мрак, — уже не влазит! Или не влезает, как твердит волхв. А что будет, когда для него в каждой деревне по девке топить будут?
Таргитай от обиды даже сбился с шага, сразу спины оборотня и волхва начали отдаляться, загораживая женщин, все двигались ровно и споро, как олени в знакомом лесу. Хотя для невров любой лес — родной, но все же обидно насчет кувшина: у кого морда в кувшин влезет, у журавля разве что? Или у цапли... У аиста тоже влезет, даже у Олега, может быть, влезет, когда он в птицу махнет, все-таки рыло вытянуто, даже не рыло, а клюв.
1 2 3 4 5 6 7 8