С начала XIX в. происходит определенный отход от традиций универсальных грамматик. Ученые отмечают несовпадение логики и грамматики. Поэтому языковые категории стали рассматриваться как психические. Однако у большинства исследователей такая направленность изучения была, по крайней мере до середины XIX в., чисто рациональной. Иначе говоря, речевая деятельность изучалась в универсально-психологическом плане, вне деятельности конкретных индивидов. Наиболее ярким представителем этого направления был выдающийся ученый Вильгельм фон Гумбольдт (1767–1835).
Создателя научной лингвистики В. Гумбольдта, которому принадлежит идея определения речи как речевой деятельности и понимание языка как связующего звена между социумом («общественностью») и человеком, можно считать одним из предшественников психолингвистики. В. Гумбольдт был первым, кто ввел в лингвистику понятие языкового сознания. Он указывал: «Язык в своих взаимозависимых связях есть создание народного языкового сознания» (62, с. 47). Человек, по В. Гумбольдту, оказывается в своем восприятии мира целиком подчиненным языку, который ведет его по жизни как поводырь. Практическая деятельность людей подчиняется языку как «творцу существующего мира». Тем самым В. Гумбольдт полагал, что язык есть одновременно и знак, и отражение действительности.
Основополагающим в концепции В. Гумбольдта выступает понимание процесса использования языка в речи как сознательной деятельности. «Язык, – пишет В. Гумбольдт, – следует рассматривать не как мертвый продукт, но как созидающий процесс».[35] «Язык есть не продукт деятельности (ergon), а деятельность (energeia)»;[36] его надо рассматривать не как продукт, но как «созидающий процесс». В. Гумбольдт подчеркивает, что «существо языка состоит в самом акте его воспроизведения. Живая речь есть первое и истинное состояние языка: этого никак не должно забывать при исследовании языков, если мы хотим войти в живое существо языка».[37] В. Гумбольдт полагает, что «языковая способность покоится в глубине души каждого отдельного человека, но приводится в действие только при общении».[38] Ученый обращает внимание на законы (как бы сейчас сказали – «правила») функционирования языка, на творческий характер его использования. Он пишет: «Язык нельзя представлять раз и навсегда готовым материалом, который можно перечесть во всем его количестве; его надобно представлять вечно возрождающимся по определенным законам; но объем возрождаемого материала, а некоторым образом и самая форма возрождения остаются беспредельными».[39] В. Гумбольдт подчеркивает коммуникационный и активный характер речевой деятельности, ее зависимость от потребностей человека, различных контекстуальных влияний. По этому поводу он, в частности, пишет: «Процесс речи нельзя сравнить с простой передачей материала. Слушающий, так же как и говорящий, должен его воссоздать своею внутренней силой, и все, что он воспринимает, сводится лишь к стимулу, вызывающему тождественное явление Таким образом, в каждом человеке заложен язык в его полном объеме, что означает лишь то, что в каждом человеке заложено стремление регулируемое, стимулируемое и ограничиваемое определенной силой, осуществлять деятельность языка в соответствии со своими внешними или внутренними потребностями, притом таким образом, чтобы быть понятым другими».[40]
Идеи В. Гумбольдта о том, что язык определяет отношение человека к объективной действительности, преобразует внешний мир в собственность духа, легли в основу философского направления в языкознании, которое получило название нео-гумбольдтианства (Л. Витгенштейн, Л. Вайсгербер, И. Трир и др.). Неогумбольдтианцы полагали, что понятия – это не отражение объективной действительности, а продукты символического познания, обусловленного языковыми знаками, символами. Исходя из этого, язык определяет мышление, превращает окружающий мир в идеи, «вербализует» их (5, 119, 197).
Одновременно с универсально-психологическим подходом к изучению речевой деятельности развивался и индивидуально-психологический подход, который особенно заметно стал проявляться с середины XIX в. В начале же XIX в. он только зарождался, и большую роль в этом отношении сыграли специалисты, занимающиеся изучением и коррекцией патологии речи.
Так, Франц Галл (1758–1828), создатель теоретической концепции «френологии» и одновременно выдающийся невролог и логопатолог,[41] выделил на основании изучения случаев афазии словесную память («чувство слов») и грамматическую память («способность к языку»). Ф. Галл достаточно четко разграничил в речевой деятельности символическую (знаковую) и произносительную (артикуляторную) функции. Вместе с тем он разграничил непроизвольную (автоматизированную) и произвольную форму речи, связанную с «поздно приобретенными способностями». Ф. Галл показал неоднозначный характер взаимоотношений между восприятием и мышлением, с одной стороны, и речью, с другой. Так, у некоторых из его больных с афазией были сохранны процессы восприятия и мышления, но тяжело нарушалась произвольная речь (хотя непроизвольно у больных могли появляться слова, которые им ранее предлагались для повторения, некоторые они повторить не могли). К сожалению, эти и другие весьма продуктивные идеи Ф. Галла, относящиеся к норме и патологии речи, не нашли в то время понимания и поддержки.
Ж. Буйо (1796–1881), опираясь на анализ случаев афазии, установил (1825), что речь является особой функцией, не зависящей от состояния артикуляции. Он одним из первых обратил внимание на различие между произвольными и непроизвольными движениями в речевом акте.
С середины XIX в. индивидуально-психологический подход к изучению речевой деятельности нашел выражение у многих ученых – психологов, филологов, неврологов и других.
Ученик В. фон Гумбольдта Г. Штейнталь (1823–1899) – один из создателей индивидуально-психологического направления в изучении языка – считал, что язык, являясь социальным феноменом, опирается на психологические категории. Сам язык Г. Штейнталь подразделял на языковую способность, речь (говорение) и языковой материал. По мнению Г. Штейнталя, исследователя языка прежде всего должен интересовать процесс «оказывания» (говорения). Этот процесс включает три компонента: (1) содержание мысли; (2) внутреннюю речь; (3) артикуляцию. Г. Штейнталь, в отличие от своего учителя, который рассматривал язык в диалектике – и как процесс, и как готовую данность, и как часть психической деятельности человека, и, наконец, как общественное явление, – понимал язык только как процесс. Механизм индивидуальной речевой деятельности он интерпретировал следующим образом: «Мы должны ясно различать три момента, действующие при говорении: органическую механику, психическую механику и подлежащее выражению... понятийное или мировоззренческое содержание. Цель речи есть представление и отображение содержания с помощью психической и органической механики. Мы можем представить себе органическую механику в виде органа, психическую механику в виде органиста, содержание – в виде композитора» (331, р. 483).
С точки зрения В. Вундта (1822–1920), язык – это психофизиологическая деятельность человека. В основе грамматических категорий лежат понятия. В. Вундт справедливо настаивал на том, что язык – многоформное явление, включающее в себя звуковую, кинетическую (мимико-жестикуляторную) и письменную форму (133, 197).
Идеи В. Гумбольдта и Г. Штейнталя получили развитие в работах известного отечественного ученого-лингвиста А.А. Потебни (1835–1897). По мнению А.А. Потебни, речевой акт – это явление исключительно психическое, но язык, слово вносит в этот акт культурное, социальное начало: «Язык объективирует мысль... Мысль посредством слова идеализируется и освобождается от... влияния непосредственных чувственных восприятий... Язык есть потому же условие прогресса народов, почему он орган мысли отдельного лица» (176, с. 237).
А.А. Потебня рассматривает язык как средство создания мысли. В своей известной книге «Мысль и язык» (1892), а также в других исследованиях он утверждает, что язык – это основной способ мышления, творческая деятельность, организующая мысль. По мнению А. Потебни, в слове следует различать его «внешнюю форму», т. е. членораздельный звук, содержание, объективируемое посредством звуков, и «внутреннюю форму», или ближайшее этимологическое значение слова, тот способ, каким выражается содержание. АА. Потебня пишет: «Слово есть выражение мысли лишь настолько, насколько служит средством к ее созданию; внутренняя форма, единственное объективное содержание слова, имеет значение только потому, что видоизменяет и совершенствует те агрегаты восприятий, какие застает в душе».[42] Истинное состояние языка – это речь. «Значение слова, – утверждает АА. Потебня, – возможно только в речи. Вырванное из связи слово мертво, не функционирует, не обнаруживает ни своих лексических, ни тем более формальных свойств, потому что их не имеет».[43] АА Потебня подчеркивает приоритет содержания над формой: «Нет формы, присутствие и функция коей узнавались бы иначе, как по смыслу, т. е. по связи с другими словами и формами в речи и языке».[44] Вместе с тем автор утверждает, что грамматические категории реализуются лишь в синтаксисе. Основная единица языка – предложение, а создает предложение глагол. АА Потебня обращает внимание на активный творческий характер как процесса порождения, так и восприятия речи. По этому поводу он, в частности, пишет: «Значение слова не передается, и повторенное ребенком слово до тех пор не имеет для него смысла, пока он сам не соединит с ним известных образов, не объяснит его восприятиями, составляющими его личную, исключительную собственность».[45] Восприятие-понимание речи рассматривается А. А. Потебней как «создание известного содержания в самом себе по поводу внешних возбуждений. Понимание другого человека происходит „от понимания самого себя“ (176, с. 42).
Большой вклад в развитие лингвистической науки и создание предпосылок к возникновению психолингвистики внес выдающийся отечественный лингвист Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ (1845–1929), который определял язык как сложное объективно психическое явление, состоящее из многих групп разнородных представлений. Первым его элементом являются фонации, которым соответствуют группы фонационных представлений и представлений физиологических движений. Второй элемент – психический. Его образуют группы аудиционных представлений – представлений акустических результатов указанных выше физиологических движений. Третий элемент – церебрации — это группы исключительно церебрационных представлений (25, с. 237). «Сущностью языка, – пишет ученый, – является только церебрация».[46]
И.А Бодуэн считал, что «сущность человеческого языка исключительно психическая. Существование и развитие языка обусловлено чисто психическими законами. Нет и не может быть в речи человеческой или в языке ни одного явления, которое не было бы вместе с тем психическим» (там же, с. 238).
По мнению И.А. Бодуэна, речь основана на «общительном характере человека и его потребности воплощать свои мысли в ощущаемые продукты собственного организма и сообщать их существам, ему подобным, то есть другим людям» (25, с. 238).
И.А. Бодуэн утверждал, что «существуют не какие-то витающие в воздухе языки, а только люди, одаренные языковым мышлением».[47] Вместе с тем он характеризует язык как явление «психическо-социальное» или «психическо-общественное». Язык понимается не как замкнутый в себе организм, но как «орудие и деятельность». Язык – это «беспрерывно повторяющийся процесс», который основывается «на общительном характере человека и его потребности воплощать свои мысли в ощущаемые продукты собственного организма и сообщать их другим людям[48] ». И.А. Бодуэн подчеркивал, что язык многофункционален, его проявления зависят от многих факторов неречевой деятельности и ситуаций, в которых протекает деятельность – неречевая и речевая. Он считал, что необходимо «обратить внимание на различие языка торжественного и обыденного, семейного и общественного – вообще на различие языка в разных обстоятельствах жизни, на различие языка и речи, общего языка и языка специалистов, на изменение языка сообразно с разным настроением человека: язык чувства, язык воображения, язык ума и т. д.»[49]
И.А. Бодуэн был первым профессиональным лингвистом, который уже в середине 80-х гг. XIX в. призывал исследовать разнообразные языковые нарушения для понимания нормальных механизмов языка. Он дал блестящий образец такого исследования.[50] Анализируя динамику усвоения языка у ребенка с экспрессивной алалией (афазией, по терминологии автора), он, в частности, показал, что характер языковых единиц (элементов) определяется не только «изначально» присущими им свойствами, но в большой мере тем положением, которое они занимают в контексте, той функцией, которую они выполняют. В этой работе также показано, что в «онтогенезе языка» ребенок овладевает правилами выбора и комбинирования лингвистических единиц (элементов). На основании анализа особенностей овладения этими правилами можно предсказать ход и итог речевого развития ребенка. Призыв И.А. Бодуэна изучать патологию языка был подхвачен многими представителями петербургской (впоследствие – ленинградской) лингвистической школы: прежде всего его учеником и выдающимся лингвистом Л.В. Щербой, а также Л.Р. Зиндером и Л.В. Бондарко, В.К. Орфинской, Е.Ф. Соботович, Р. И. Лалаевой, Ю.И. Кузьминым[51] и др.
Со второй половины XIX в. большой вклад в понимание процессов речеобразования внесли исследователи, работавшие в области логопатологии.[52] Так, Карл Вернике (1848–1905) установил, что речь является многоэтапным процессом (1874). По его мнению, словесный материал из слуховой памяти переходит в центр идеации (центр интеллекта, мышления), из которого направляется к центру двигательной памяти и далее – в собственно артикуляторный аппарат.[53]
А. Куссмауль (1877) – знаменитый невролог, один из «основоположников» логопатологии и логопедии – рассматривал речь как одну из знаковых систем. Речь – это продукт особенной символической функции души. «Символическая функция, – утверждал А. Куссмауль, – представляет собою известную форму инстинкта и интеллекта, отличающуюся от других только целью, к которой она направлена, – добиться понимания вещей; но затем, как и остальные, она представляет собою результирующую ощущений, восприятий, представлений – с одной стороны, рефлекторных и ассоциативных приспособлений – с другой».[54] По мнению А. Куссмауля, вербальное выражение мысли распадается на три стадии (процесса): (1) «приуготовление» к речи, совершающееся в душе и уме; (2) дикция — произведение «внутренних слов» вместе с синтаксисом и (3) артикуляция — образование внешнего слова.
В 60—80-е гг. XIX в. на функциональный и многоуровневый характер речи пристальное внимание обратил X. Джексон (1835–1911) – выдающийся невролог и логопатолог. X. Джексон рассматривал речевой процесс как пропозиционирование, которое является «связью образов, находящихся друг с другом в определенных отношениях».[55] Вместе с тем X. Джексон считал, что «совершенство речи заключается не в количестве слов и не в сложности их организации, а в точной подогнанности, адаптации к конкретным и нестандартным обстоятельствам».[56] Опираясь на клинические исследования, X. Джексон сформулировал положение о специфических особенностях произвольных и непроизвольных проявлений речи, о различии «эмоционального и интеллектуального языка»[57] и др.
§ 4. Новейшее время
Уже в первые десятилетия XX в., задолго до «официального» оформления психолингвистики как науки (50-е гг. прошедшего столетия), внимание ученых к процессам речевой деятельности значительно возрастает, что связано не только с теоретическими потребностями ряда наук (прежде всего лингвистики, семиотики, психологии), но и с сугубо практическими социальными «нуждами»: происходящими в обществе расширением и видоизменением информации, со всеобщим обучением грамоте, с проблемами диагностики и лечения психических заболеваний, преодоления речевых нарушений и т. д. При этом на характер изучения речевой деятельности оказали существенное влияние различные направления развития научной мысли: функционализм, гештальт-психология, ассоционизм, бихевиоризм и др.
Основоположник лингвистики XX в., швейцарский ученый Фердинанд де Соссюр четко разграничивал собственно язык («langue») как абстрактную надындивидуальную систему, языковую способность («faculte du langage») как функцию индивида (обе эти категории он объединял в понятии langage, или речевой деятельности) и речь («parole») – индивидуальный акт, реализующий языковую способность через посредство языка как социальной системы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50