Бездарность!
Раньше девушки умели держать осанку. А теперь ходят как клюшки полусогнутые. Не идут, а крадутся! Половина из них вообще двигаются как калеки, а другая половина идут как замороженные.
Я не мог без содрогания наблюдать за мимикой Роттвейлер, когда она следила за шествующими по подиуму моделями. Для физиогномиста настоящая находка – настолько бурно отражались у нее на лице эмоции. Дойдя до крайней степени раздражения, она сама начинала показывать девушкам, как надо ходить. С неподражаемой комической грацией Ротти пересекала зализ конца в конец. Но смотреть на это без смеха было невозможно, поэтому я старался не глядеть вовсе.
– Простота и плавность походки – вот что придает вам сексуальность, когда вы демонстрируете одежду. Зрители должны чувствовать ваши флюиды, а не пялиться на вас, как на шлюх на панели!
В мое время девушки выходили на публику со счастливой улыбкой на лице. И надо к этому стремиться. А то идете как зомби с пустыми глазами!
В мое время девушки умели правильно повернуться. А сейчас они неуклюжие, как куклы. Поворачиваются резко или вообще не там, где нужно! Посмотрите на фотографов, они же профессионалы! А им приходится бегать за моделями и самим сгибаться в три погибели, чтобы их снять!
В мое время девушки ходили нормальным шагом. А сейчас шагают как нацисты на параде! Или еще того хуже – семенят, будто гусыни!
Иллюстрируя свои замечания, Роттвейлер шла мелкими шажками, переваливаясь с боку на бок, так что все, кто на нее смотрел, едва не прыскали от смеха. Но в целом она была абсолютно справедлива. Впервые оказавшись рядом с подиумом, я пережил настоящий шок. Большинство моделей выглядели не то чтобы сексуально непривлекательными – это были тощие, едва-едва сформировавшиеся девчонки с плохой осанкой, и они действительно либо шли нацистским шагом, либо мельтешили с явной неуверенностью в себе. А если добавить к этому еще и сильно испорченные и собранные в немыслимые прически волосы и слишком густой макияж, поневоле на ум приходили мысли об измученных отсутствием технического прогресса и отличающихся варварским вкусом женщинах из первобытнообщинных племен.
Требованиям настоящего гламура соответствовали очень немногие из них. Поэтому все ведущие дизайнеры стремились задействовать в своих показах таких моделей, как Кара, Сьюзан или Зули – блистательных, грациозных, сексуально привлекательных и не лишенных индивидуальности. Они знали, как надо двигаться, чтобы представить наряды наиболее эффектно, и как выглядеть счастливыми. При их появлении слышались взрывы аплодисментов, и осветители тут же включали прожекторы на полную мощность. Но модные журналы представляли супермоделей в не слишком привлекательном свете, сообщая, что они «слишком капризны, да еще и требуют слишком высоких гонораров за работу».
Постепенно появлялось новое поколение моделей. Некоторые называли их грандж-моделями, но этот ярлык не являлся их исчерпывающей характеристикой. Возможно, к ним стоило отнести и Киттен с ее несколько нестандартной внешностью. Но она тоже была супер– моделью, только невысокого роста. А новенькие девушки все же отличались от нее. Нельзя сказать, что все они были некрасивы, или слишком костлявы, или непропорциональны, скорее их отличительной особенностью было скверное отношение к жизни.
Блеск и роскошь постепенно замещались мрачностью. Лица моделей были слишком бледны и невыразительны, девушки нередко сутулились при ходьбе и двигались неуклюже, их внешность и фигура отличались угловатостью. Они не излучали ни красоты, ни жизнерадостности. В отличие от своих предшественниц в них, как правильно отмечала Роттвейлер, было нечто от зомби, какая-то злобная аутичность.
И дело даже не в моделях, а в общих тенденциях моды, сказывающихся и на кастинге. Прически и макияж тоже не претерпевали изменения в лучшую сторону, в них все больше стало появляться элементов фрик-шоу. Сами показы часто были ориентированы на то, чтобы шокировать публику, а не на то, чтобы представить модные вещи, которые захочется носить. Но хуже всего, что эти шоу сплачивали вокруг себя все большие группы людей, незаметно приобретая статус культовых и культурных явлений. Чем более дикими были грим, атрибуты и одеяния, чем безобразнее выглядели модели, тем больший эффект производили они на зрителей и тем больше им стремились подражать, называя подобные выходки «искусством». Когда я смотрел на девушек, лица которых были покрыты косметикой таких тонов, что придавали им сходство с полуразложившимися трупами, я задавался вопросом: что же происходит с современными модой и искусством?
По мере того как нью-йоркская неделя моды продвигалась к финалу, Роттвейлер становилась все более раздражительной. Заказы поступали круглосуточно, да еще в них постоянно вносились коррективы – там изменилось время показа, здесь возникли накладки в расписании, где-то произошел конфликт между девушками, кто– то не хотел ехать в Милан, или Париж, или Лондон, кого– то не устраивала плата за работу. Роттвейлер висела на телефоне почти круглосуточно. Временами мне казалось, что она находится в кризисном состоянии и даже утратила свое неотъемлемое чувство юмора, но Роман уверял, что этот приступ дурного настроения носит сезонный характер. Когда закончилось шоу Калвина Клай– на в пятницу после обеда, мы сели в старый «крайслер» и ее, наконец, прорвало.
– Черт побери, Чарли! Что же это за бардак?!
Я понимающе кивнул, ожидая продолжения. Но она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
– Не могу поверить, что мы вынуждены ехать в Милан.
Я притворился, будто эта новость нисколько меня не удивила, но, откровенно говоря, не на шутку разволновался. Мне довелось повидать Рим и Флоренцию, но в мировой столице моды Милане я еще не был. Почему бы теперь не использовать этот шанс?
– Я должна присмотреть за моими детками, – добавила Роттвейлер, – и хочу поехать. Вот почему у меня нет своих детей. Черт побери! У меня слишком много проблем. Эта вечная головная боль… Заботишься о них, боишься, что их жизнь будет сломана. Я вынуждена оберегать их.
Она, казалось, забыла о моем присутствии.
– Оберегать кого?
– Этих несмышленых девчонок. Все они как дети. Я уже не знаю, когда стала к ним так относиться… Раньше моделями становились зрелые женщины, а сейчас школьницы. Эти итальянцы сожрут их живьем. Вот увидишь. Даже косточек не оставят. Это все равно что стая голодных волков. Они ведь все бредят Лолитой. – Роттвейлер покраснела до корней волос. – Тебе нравятся маленькие девочки, Чарли?
Я рассмеялся.
– Это не шутка.
– Нет, конечно.
– Это потому, что ты нормальный парень с горячей кровью, а мир моды на сегодняшний день – сборище извращенцев! У нас есть множество красивых женщин… да-да, женщин… но кому они нужны? Кто их заказывает? Всем подавай подростков! Угловатых, недалеких и наивных… Удивляюсь, как они не додумались отбирать только девственниц!
Роттвейлер смотрела на вещи реалистично, но временами склонна была драматизировать ситуацию. Нередко описывала вещи такими, как ей хотелось видеть. И порой преувеличивала опасность или угрозу исключительно ради удовольствия представить все в более драматичном свете.
В аэропорту она указала мне на женщину лет сорока с дочерью-подростком. Обе одеты в стиле поклонниц панк-рока.
– Смотри! – прошептала Ротти. – Вот в чем проблема. Вот о чем я тебе говорила. Посмотри на эту дамочку.
Женщина заметила, что Роттвейлер наблюдает за ней, но не смутилась. Я взял Мисс под руку и попытался увести ее от этой пары.
– Старая овца одета как ягненок. Женщины теперь боятся быть самими собой, боятся выглядеть на свой возраст. Боятся быть женщинами. Они полагают, что надо выглядеть как сопливые цыпочки! А я не хочу видеть на сорокалетней женщине тряпки, которые носят подростки! Я злюсь, потому что мы должны ехать в Милан!
Пока мы летели над Атлантикой, я снова переживал дискомфорт «конкорда». И уж если даже Роттвейлер не могла заснуть в самолете, то я и вовсе не мог этого сделать. Так что нам пришлось поддерживать беседу почти десять часов. Но на самом деле разговор не клеился, и Ротти просто принялась разъяснять мне специфику некоторых сторон фэшн-шоу, перемежая свою лекцию ядовитыми насмешками в адрес того или иного дизайнера или агентства-конкурента.
Довольно подробно она описывала мне, как готовится действо. Как дизайнеры выколачивают для своих показов наилучшее время и наилучшие места и задерживают шоу порой на несколько часов, чтобы не дать возможности журналистам и фотографам уделить внимание своим конкурентам. Как добиваются для своих показов лучших моделей и как преследуют тех девушек, которые вдруг осмеливаются отказаться от работы. Как агентства дважды продают одну и ту же модель, что вызывает скандал между соперничающими создателями коллекций. И наконец, Роттвейлер снова подошла к проблеме моделей– тинейджеров, которую считала глобальной для всей европейской цивилизации.
Что касается ее собственных предпочтений, она брала на работу только девушек с восемнадцати лет и только тем, кому исполнилось двадцать один год, позволяла путешествовать без сопровождающего. Но конечно, бывали исключения, иначе агентство Роттвейлер не смогло бы существовать, находясь в постоянном конфликте с меняющимися требованиями рынка. Мисс объясняла необходимость принимать к себе молоденьких моделей тем, что если они не попадут к ней, то попадут в лапы какого-нибудь педофила. Например, семнадцати– и шестнадцатилетние девушки вполне могли стать жертвами распущенности Казановы.
– Мы больше чем просто покровители, – вещала она, откупоривая миниатюрную бутылку «Абсолюта» и смешивая водку с тоником, – мы родители. Да, приемные родители. А ты знаешь, что это значит? In loco parentis… это по-латыни родители для тех, у кого не все в порядке с головой. Мы должны оберегать этих девушек точно так же, как если бы они были нашими дочерьми. Милан сильно изменился. Теперь это гиблое место, не то что раньше.
В те времена там было полно мужчин, которые хотели, чтобы их окружали красивые девушки. Они присылали им розы. Покупали шампанское, приглашали пообедать в лучших ресторанах или провести уик-энд на озере Комо или на Капри. Они были повесы, но цивилизованные, воспитанные. И девушки не должны были спать с ними. Им просто нравились такие знаки внимания. Они могли становиться любовницами, но только если им действительно нравился ухажер. А мужчины, если бы захотели, могли заплатить самым дорогим проституткам. Но им не нужен был секс, им нужна была красота. Они содержали девушек как принцесс.
Я кивнул когда она потрясла меня за руку.
– Ну а сегодня все эти молодые хлыщи и придурковатые наркоманы… Мусор. Думают, что они рок– звезды, а на самом деле – отбросы общества. Криминальные подонки в дорогих дизайнерских шмотках. – Роттвейлер посмотрела на меня, подозрительно прищурившись. – Расскажи о своей матери, – вдруг велела она.
– Что вы хотите узнать? Ее рост? Об этом меня все спрашивают. Пять футов десять дюймов.
– Меня не интересует ее рост. Ты с ней общаешься?
– Каждое воскресенье.
Я сказал правду. Я звонил матери каждое воскресенье, когда она возвращалась из церкви.
– Обычно она рассказывает мне о своем саде или о том, что купила на рынке.
– Она, должно быть, гордится тобой, – заметила Мисс.
– И еще она говорит о сестре, которая все еще живет с ней.
– А сколько сестре лет?
– Семнадцать.
– Она хорошенькая?
– Похожа на меня.
Роттвейлер не смогла скрыть разочарования.
– Высокая?
– Пять футов десять дюймов.
Она вздохнула.
– Послушай меня, в Милане ты должен заботиться о наших девушках так, как заботился бы о своей сестре.
Я рассмеялся и глотнул пива.
– Моя сестра в защите не нуждается. Она прекрасно играет в гольф. Кому угодно отвесит пинка!
Роттвейлер посмотрела на меня с недоумением, будто я сказал что-то по-китайски.
– Она очень крепкая девушка, – пояснил я.
– Да, этим спорт и хорош, – задумчиво произнесла Ротти, – помогает научиться самозащите, дисциплине, развивает уверенность и чувство собственного достоинства.
Она посмотрела на меня как-то странно. Я бы даже сказал, в ее взгляде было что-то пугающее. Она сжала мою руку:
– Ты любишь свою мать, Чарли?
Мне сделалось не по себе от этого вопроса.
– Конечно, люблю!
Но она продолжала смотреть на меня по-прежнему пристально, напряженно… И вдруг произнесла:
– Чарли, может, тебе стоить заняться программой физической подготовки для наших девушек?
Тут я не выдержал и расхохотался, облившись пивом.
В Милане мы остановились во «Временах года», и я невольно подумал, как хорошо было бы пожить здесь подольше. Девушки, за исключением суперзвезд были расселены в отелях средней руки, по две в номере. Таким образом, удалось сэкономить крупную сумму денег и к тому же успешно контролировать их поведение вплоть до запрета на прием наркотиков и алкоголя. Кроме того, парное проживание позволяло нам постоянно отслеживать их поездки и отсутствие-присутствие в номере по ночам. У нас было значительно меньше проблем с заказчиками, поскольку не приходилось разыскивать моделей, не явившихся на репетиции.
В Милане к модельному бизнесу относились серьезно, гораздо серьезнее, чем в Нью-Йорке. Там мода была почетным занятием. Дизайнеры, не жалея, тратили миллионы на демонстрацию своих коллекций и вечеринки, и даже неизвестные начинающие модели могли заработать там за несколько часов десять тысяч долларов. А уж если им удавалось попасть в хорошее шоу, перед ними открывались грандиозные карьерные перспективы. Прежде всего, они получали доступ в итальянский «Вог», и, как результат, им предлагали новые выгодные контракты.
Когда я распаковал свои вещи в отеле, сразу позвонил Роттвейлер узнать, что мне делать.
Телефон звонил долго, но наконец, она сняла трубку. Голос у нее был необычный, словно ей не хватало воздуха и она задыхалась.
– С вами все в порядке? – уточнил я.
– Да, я в порядке. Просматриваю сообщения. Что ты хочешь?
– Хотел спросить, что мне делать.
– Ничего. Пообедай. Прогуляйся. Купи костюм.
Тебе пригодится вечерний костюм.
Я отправился на прогулку. На улицах было много очень привлекательных мужчин и весьма красивых, хорошо сложенных девушек. Я пытался представить, что они мои сестры. Но это было нелегко.
Как правило, путешествуя с Роттвейлер, я должен был находиться при ней день и ночь, разбирая письма, отвечая на звонки, распаковывая багаж, повторяя ей о том, что она должна напомнить мне что-то сделать. Но на этот раз мне была предоставлена полная свобода. Роттвейлер обедала с Джорджио Армани или Джанфранко Ферре, пила с Валентино или Франка Соццани, редактором итальянского «Вог». А я мог гонять на «мерседесе» или развлекаться с девушками до рассвета.
Рано утром она позвонила, чтобы проинструктировать меня относительно дальнейшей работы.
– Ты их ровесник, Чарли…
Я рассмеялся.
– Знаешь, о чем я. Ты почти того же возраста, что и они. – Ее явно раздражала моя веселость. – Не настолько стар, чтобы сгодиться им в отцы, но уже взрослый, хотя они об этом не знают. Вот почему ты можешь следить за ними, не вызывая подозрений, и всюду сопровождать их. Но старайся привезти их в отель в нужное время, чтобы они не успели наглотаться этого чертова порошка и прочей дряни. Будь мужчиной!
– Сделаю все, что в моих силах.
Я говорил правду, но давился от смеха. Идея контроля казалась мне диковатой затеей, особенно если учесть, что все девушки куда более опытные, развращенные и избалованные, чем легендарная Лолита.
– И не надевай галстук! Я знаю, ты считаешь, это глупый совет, но все же постарайся выглядеть покруче!
Она повесила трубку не попрощавшись.
Думаю, я выглядел достаточно круто, когда появился на нашем этаже в отеле, не соответствующем разряду, который ему присвоен. Однако девушки были довольны своими номерами и еще больше радовались тому, что попали в Милан, город который сулил им новые контракты, фотосессии в журналах, обеды, приемы, вечеринки и, возможно, удачное замужество. Отель сразу при их появлении стал напоминать старинное учебное заведение для прекрасных пансионерок. Девушки оставляли открытыми двери своих номеров, включали музыку, бегали по коридору в нарядах, которые примеряли в огромном количестве, курили, упивались шампанским и без конца трепались по телефону.
Рядом уже тусовались пиар-мальчики, на лестницах появились жиголо, торгующие кокаином. Именно их опасалась Роттвейлер. Длинноволосые, в солнцезащитных очках, кожаных костюмах, с именами наподобие Белло или Далдио, Гатто или Манлио, они были моего возраста или чуть постарше. Но в них было что-то женственное, изнеженное и кокетливое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Раньше девушки умели держать осанку. А теперь ходят как клюшки полусогнутые. Не идут, а крадутся! Половина из них вообще двигаются как калеки, а другая половина идут как замороженные.
Я не мог без содрогания наблюдать за мимикой Роттвейлер, когда она следила за шествующими по подиуму моделями. Для физиогномиста настоящая находка – настолько бурно отражались у нее на лице эмоции. Дойдя до крайней степени раздражения, она сама начинала показывать девушкам, как надо ходить. С неподражаемой комической грацией Ротти пересекала зализ конца в конец. Но смотреть на это без смеха было невозможно, поэтому я старался не глядеть вовсе.
– Простота и плавность походки – вот что придает вам сексуальность, когда вы демонстрируете одежду. Зрители должны чувствовать ваши флюиды, а не пялиться на вас, как на шлюх на панели!
В мое время девушки выходили на публику со счастливой улыбкой на лице. И надо к этому стремиться. А то идете как зомби с пустыми глазами!
В мое время девушки умели правильно повернуться. А сейчас они неуклюжие, как куклы. Поворачиваются резко или вообще не там, где нужно! Посмотрите на фотографов, они же профессионалы! А им приходится бегать за моделями и самим сгибаться в три погибели, чтобы их снять!
В мое время девушки ходили нормальным шагом. А сейчас шагают как нацисты на параде! Или еще того хуже – семенят, будто гусыни!
Иллюстрируя свои замечания, Роттвейлер шла мелкими шажками, переваливаясь с боку на бок, так что все, кто на нее смотрел, едва не прыскали от смеха. Но в целом она была абсолютно справедлива. Впервые оказавшись рядом с подиумом, я пережил настоящий шок. Большинство моделей выглядели не то чтобы сексуально непривлекательными – это были тощие, едва-едва сформировавшиеся девчонки с плохой осанкой, и они действительно либо шли нацистским шагом, либо мельтешили с явной неуверенностью в себе. А если добавить к этому еще и сильно испорченные и собранные в немыслимые прически волосы и слишком густой макияж, поневоле на ум приходили мысли об измученных отсутствием технического прогресса и отличающихся варварским вкусом женщинах из первобытнообщинных племен.
Требованиям настоящего гламура соответствовали очень немногие из них. Поэтому все ведущие дизайнеры стремились задействовать в своих показах таких моделей, как Кара, Сьюзан или Зули – блистательных, грациозных, сексуально привлекательных и не лишенных индивидуальности. Они знали, как надо двигаться, чтобы представить наряды наиболее эффектно, и как выглядеть счастливыми. При их появлении слышались взрывы аплодисментов, и осветители тут же включали прожекторы на полную мощность. Но модные журналы представляли супермоделей в не слишком привлекательном свете, сообщая, что они «слишком капризны, да еще и требуют слишком высоких гонораров за работу».
Постепенно появлялось новое поколение моделей. Некоторые называли их грандж-моделями, но этот ярлык не являлся их исчерпывающей характеристикой. Возможно, к ним стоило отнести и Киттен с ее несколько нестандартной внешностью. Но она тоже была супер– моделью, только невысокого роста. А новенькие девушки все же отличались от нее. Нельзя сказать, что все они были некрасивы, или слишком костлявы, или непропорциональны, скорее их отличительной особенностью было скверное отношение к жизни.
Блеск и роскошь постепенно замещались мрачностью. Лица моделей были слишком бледны и невыразительны, девушки нередко сутулились при ходьбе и двигались неуклюже, их внешность и фигура отличались угловатостью. Они не излучали ни красоты, ни жизнерадостности. В отличие от своих предшественниц в них, как правильно отмечала Роттвейлер, было нечто от зомби, какая-то злобная аутичность.
И дело даже не в моделях, а в общих тенденциях моды, сказывающихся и на кастинге. Прически и макияж тоже не претерпевали изменения в лучшую сторону, в них все больше стало появляться элементов фрик-шоу. Сами показы часто были ориентированы на то, чтобы шокировать публику, а не на то, чтобы представить модные вещи, которые захочется носить. Но хуже всего, что эти шоу сплачивали вокруг себя все большие группы людей, незаметно приобретая статус культовых и культурных явлений. Чем более дикими были грим, атрибуты и одеяния, чем безобразнее выглядели модели, тем больший эффект производили они на зрителей и тем больше им стремились подражать, называя подобные выходки «искусством». Когда я смотрел на девушек, лица которых были покрыты косметикой таких тонов, что придавали им сходство с полуразложившимися трупами, я задавался вопросом: что же происходит с современными модой и искусством?
По мере того как нью-йоркская неделя моды продвигалась к финалу, Роттвейлер становилась все более раздражительной. Заказы поступали круглосуточно, да еще в них постоянно вносились коррективы – там изменилось время показа, здесь возникли накладки в расписании, где-то произошел конфликт между девушками, кто– то не хотел ехать в Милан, или Париж, или Лондон, кого– то не устраивала плата за работу. Роттвейлер висела на телефоне почти круглосуточно. Временами мне казалось, что она находится в кризисном состоянии и даже утратила свое неотъемлемое чувство юмора, но Роман уверял, что этот приступ дурного настроения носит сезонный характер. Когда закончилось шоу Калвина Клай– на в пятницу после обеда, мы сели в старый «крайслер» и ее, наконец, прорвало.
– Черт побери, Чарли! Что же это за бардак?!
Я понимающе кивнул, ожидая продолжения. Но она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
– Не могу поверить, что мы вынуждены ехать в Милан.
Я притворился, будто эта новость нисколько меня не удивила, но, откровенно говоря, не на шутку разволновался. Мне довелось повидать Рим и Флоренцию, но в мировой столице моды Милане я еще не был. Почему бы теперь не использовать этот шанс?
– Я должна присмотреть за моими детками, – добавила Роттвейлер, – и хочу поехать. Вот почему у меня нет своих детей. Черт побери! У меня слишком много проблем. Эта вечная головная боль… Заботишься о них, боишься, что их жизнь будет сломана. Я вынуждена оберегать их.
Она, казалось, забыла о моем присутствии.
– Оберегать кого?
– Этих несмышленых девчонок. Все они как дети. Я уже не знаю, когда стала к ним так относиться… Раньше моделями становились зрелые женщины, а сейчас школьницы. Эти итальянцы сожрут их живьем. Вот увидишь. Даже косточек не оставят. Это все равно что стая голодных волков. Они ведь все бредят Лолитой. – Роттвейлер покраснела до корней волос. – Тебе нравятся маленькие девочки, Чарли?
Я рассмеялся.
– Это не шутка.
– Нет, конечно.
– Это потому, что ты нормальный парень с горячей кровью, а мир моды на сегодняшний день – сборище извращенцев! У нас есть множество красивых женщин… да-да, женщин… но кому они нужны? Кто их заказывает? Всем подавай подростков! Угловатых, недалеких и наивных… Удивляюсь, как они не додумались отбирать только девственниц!
Роттвейлер смотрела на вещи реалистично, но временами склонна была драматизировать ситуацию. Нередко описывала вещи такими, как ей хотелось видеть. И порой преувеличивала опасность или угрозу исключительно ради удовольствия представить все в более драматичном свете.
В аэропорту она указала мне на женщину лет сорока с дочерью-подростком. Обе одеты в стиле поклонниц панк-рока.
– Смотри! – прошептала Ротти. – Вот в чем проблема. Вот о чем я тебе говорила. Посмотри на эту дамочку.
Женщина заметила, что Роттвейлер наблюдает за ней, но не смутилась. Я взял Мисс под руку и попытался увести ее от этой пары.
– Старая овца одета как ягненок. Женщины теперь боятся быть самими собой, боятся выглядеть на свой возраст. Боятся быть женщинами. Они полагают, что надо выглядеть как сопливые цыпочки! А я не хочу видеть на сорокалетней женщине тряпки, которые носят подростки! Я злюсь, потому что мы должны ехать в Милан!
Пока мы летели над Атлантикой, я снова переживал дискомфорт «конкорда». И уж если даже Роттвейлер не могла заснуть в самолете, то я и вовсе не мог этого сделать. Так что нам пришлось поддерживать беседу почти десять часов. Но на самом деле разговор не клеился, и Ротти просто принялась разъяснять мне специфику некоторых сторон фэшн-шоу, перемежая свою лекцию ядовитыми насмешками в адрес того или иного дизайнера или агентства-конкурента.
Довольно подробно она описывала мне, как готовится действо. Как дизайнеры выколачивают для своих показов наилучшее время и наилучшие места и задерживают шоу порой на несколько часов, чтобы не дать возможности журналистам и фотографам уделить внимание своим конкурентам. Как добиваются для своих показов лучших моделей и как преследуют тех девушек, которые вдруг осмеливаются отказаться от работы. Как агентства дважды продают одну и ту же модель, что вызывает скандал между соперничающими создателями коллекций. И наконец, Роттвейлер снова подошла к проблеме моделей– тинейджеров, которую считала глобальной для всей европейской цивилизации.
Что касается ее собственных предпочтений, она брала на работу только девушек с восемнадцати лет и только тем, кому исполнилось двадцать один год, позволяла путешествовать без сопровождающего. Но конечно, бывали исключения, иначе агентство Роттвейлер не смогло бы существовать, находясь в постоянном конфликте с меняющимися требованиями рынка. Мисс объясняла необходимость принимать к себе молоденьких моделей тем, что если они не попадут к ней, то попадут в лапы какого-нибудь педофила. Например, семнадцати– и шестнадцатилетние девушки вполне могли стать жертвами распущенности Казановы.
– Мы больше чем просто покровители, – вещала она, откупоривая миниатюрную бутылку «Абсолюта» и смешивая водку с тоником, – мы родители. Да, приемные родители. А ты знаешь, что это значит? In loco parentis… это по-латыни родители для тех, у кого не все в порядке с головой. Мы должны оберегать этих девушек точно так же, как если бы они были нашими дочерьми. Милан сильно изменился. Теперь это гиблое место, не то что раньше.
В те времена там было полно мужчин, которые хотели, чтобы их окружали красивые девушки. Они присылали им розы. Покупали шампанское, приглашали пообедать в лучших ресторанах или провести уик-энд на озере Комо или на Капри. Они были повесы, но цивилизованные, воспитанные. И девушки не должны были спать с ними. Им просто нравились такие знаки внимания. Они могли становиться любовницами, но только если им действительно нравился ухажер. А мужчины, если бы захотели, могли заплатить самым дорогим проституткам. Но им не нужен был секс, им нужна была красота. Они содержали девушек как принцесс.
Я кивнул когда она потрясла меня за руку.
– Ну а сегодня все эти молодые хлыщи и придурковатые наркоманы… Мусор. Думают, что они рок– звезды, а на самом деле – отбросы общества. Криминальные подонки в дорогих дизайнерских шмотках. – Роттвейлер посмотрела на меня, подозрительно прищурившись. – Расскажи о своей матери, – вдруг велела она.
– Что вы хотите узнать? Ее рост? Об этом меня все спрашивают. Пять футов десять дюймов.
– Меня не интересует ее рост. Ты с ней общаешься?
– Каждое воскресенье.
Я сказал правду. Я звонил матери каждое воскресенье, когда она возвращалась из церкви.
– Обычно она рассказывает мне о своем саде или о том, что купила на рынке.
– Она, должно быть, гордится тобой, – заметила Мисс.
– И еще она говорит о сестре, которая все еще живет с ней.
– А сколько сестре лет?
– Семнадцать.
– Она хорошенькая?
– Похожа на меня.
Роттвейлер не смогла скрыть разочарования.
– Высокая?
– Пять футов десять дюймов.
Она вздохнула.
– Послушай меня, в Милане ты должен заботиться о наших девушках так, как заботился бы о своей сестре.
Я рассмеялся и глотнул пива.
– Моя сестра в защите не нуждается. Она прекрасно играет в гольф. Кому угодно отвесит пинка!
Роттвейлер посмотрела на меня с недоумением, будто я сказал что-то по-китайски.
– Она очень крепкая девушка, – пояснил я.
– Да, этим спорт и хорош, – задумчиво произнесла Ротти, – помогает научиться самозащите, дисциплине, развивает уверенность и чувство собственного достоинства.
Она посмотрела на меня как-то странно. Я бы даже сказал, в ее взгляде было что-то пугающее. Она сжала мою руку:
– Ты любишь свою мать, Чарли?
Мне сделалось не по себе от этого вопроса.
– Конечно, люблю!
Но она продолжала смотреть на меня по-прежнему пристально, напряженно… И вдруг произнесла:
– Чарли, может, тебе стоить заняться программой физической подготовки для наших девушек?
Тут я не выдержал и расхохотался, облившись пивом.
В Милане мы остановились во «Временах года», и я невольно подумал, как хорошо было бы пожить здесь подольше. Девушки, за исключением суперзвезд были расселены в отелях средней руки, по две в номере. Таким образом, удалось сэкономить крупную сумму денег и к тому же успешно контролировать их поведение вплоть до запрета на прием наркотиков и алкоголя. Кроме того, парное проживание позволяло нам постоянно отслеживать их поездки и отсутствие-присутствие в номере по ночам. У нас было значительно меньше проблем с заказчиками, поскольку не приходилось разыскивать моделей, не явившихся на репетиции.
В Милане к модельному бизнесу относились серьезно, гораздо серьезнее, чем в Нью-Йорке. Там мода была почетным занятием. Дизайнеры, не жалея, тратили миллионы на демонстрацию своих коллекций и вечеринки, и даже неизвестные начинающие модели могли заработать там за несколько часов десять тысяч долларов. А уж если им удавалось попасть в хорошее шоу, перед ними открывались грандиозные карьерные перспективы. Прежде всего, они получали доступ в итальянский «Вог», и, как результат, им предлагали новые выгодные контракты.
Когда я распаковал свои вещи в отеле, сразу позвонил Роттвейлер узнать, что мне делать.
Телефон звонил долго, но наконец, она сняла трубку. Голос у нее был необычный, словно ей не хватало воздуха и она задыхалась.
– С вами все в порядке? – уточнил я.
– Да, я в порядке. Просматриваю сообщения. Что ты хочешь?
– Хотел спросить, что мне делать.
– Ничего. Пообедай. Прогуляйся. Купи костюм.
Тебе пригодится вечерний костюм.
Я отправился на прогулку. На улицах было много очень привлекательных мужчин и весьма красивых, хорошо сложенных девушек. Я пытался представить, что они мои сестры. Но это было нелегко.
Как правило, путешествуя с Роттвейлер, я должен был находиться при ней день и ночь, разбирая письма, отвечая на звонки, распаковывая багаж, повторяя ей о том, что она должна напомнить мне что-то сделать. Но на этот раз мне была предоставлена полная свобода. Роттвейлер обедала с Джорджио Армани или Джанфранко Ферре, пила с Валентино или Франка Соццани, редактором итальянского «Вог». А я мог гонять на «мерседесе» или развлекаться с девушками до рассвета.
Рано утром она позвонила, чтобы проинструктировать меня относительно дальнейшей работы.
– Ты их ровесник, Чарли…
Я рассмеялся.
– Знаешь, о чем я. Ты почти того же возраста, что и они. – Ее явно раздражала моя веселость. – Не настолько стар, чтобы сгодиться им в отцы, но уже взрослый, хотя они об этом не знают. Вот почему ты можешь следить за ними, не вызывая подозрений, и всюду сопровождать их. Но старайся привезти их в отель в нужное время, чтобы они не успели наглотаться этого чертова порошка и прочей дряни. Будь мужчиной!
– Сделаю все, что в моих силах.
Я говорил правду, но давился от смеха. Идея контроля казалась мне диковатой затеей, особенно если учесть, что все девушки куда более опытные, развращенные и избалованные, чем легендарная Лолита.
– И не надевай галстук! Я знаю, ты считаешь, это глупый совет, но все же постарайся выглядеть покруче!
Она повесила трубку не попрощавшись.
Думаю, я выглядел достаточно круто, когда появился на нашем этаже в отеле, не соответствующем разряду, который ему присвоен. Однако девушки были довольны своими номерами и еще больше радовались тому, что попали в Милан, город который сулил им новые контракты, фотосессии в журналах, обеды, приемы, вечеринки и, возможно, удачное замужество. Отель сразу при их появлении стал напоминать старинное учебное заведение для прекрасных пансионерок. Девушки оставляли открытыми двери своих номеров, включали музыку, бегали по коридору в нарядах, которые примеряли в огромном количестве, курили, упивались шампанским и без конца трепались по телефону.
Рядом уже тусовались пиар-мальчики, на лестницах появились жиголо, торгующие кокаином. Именно их опасалась Роттвейлер. Длинноволосые, в солнцезащитных очках, кожаных костюмах, с именами наподобие Белло или Далдио, Гатто или Манлио, они были моего возраста или чуть постарше. Но в них было что-то женственное, изнеженное и кокетливое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44