А-П

П-Я

 

Или уже что-то новое приспело? И Александр Борисович, состроив печальную мину, покивал с пониманием.
— С внучкой теперь проблемы, — словно через силу произнес Осипов, поворачиваясь уже всем телом к Турецкому и явно желая поделиться с ним своими заботами.
«Это было бы очень некстати, — подумал Александр Борисович. — Ирка придет и тоже будет вынуждена слушать. А ей надо? Да ей сейчас надо срочно домой — и в койку с горячо любимым мужем, пока он не успел передумать… это… целоваться… взасос, черт возьми! Ой, оказывается, как соскучился! И Нинки еще нет, она только к вечеру появится, это если еще явится от бывшей школьной подруги: надо же про Англию рассказывать!»
— Вы не обидитесь, если я у вас займу несколько минут, Александр Борисович? Честное слово, я даже рад, что неожиданно вас встретил. У вас ведь, по-моему, тоже дочка? Значит, и проблемы наверняка те же?
— Да ради бога, какой разговор?.. Беда, что ль, какая?
Осипов вместе со стулом и своей почти полной кружкой пива передвинулся к столу Турецкого. Видно, и пиво мужику совсем не лезло в глотку. А пиво здесь отменное, разливное, свежее. Да и раки очень были неплохие. Ирка накинулась, а теперь обязательно будет дома жаловаться, что все губы себе исколола, — ага, так он ей и поверит!.. «Одну минуточку!» — скажет он ей на это…
Занятый своими весьма корыстными, надо сказать, мыслями, Александр Борисович не сразу врубился в смысл рассказа проректора Осипова. Но быстро уловил суть из пары дальнейших фраз. Ясно, взаимоотношения поколений при полном непонимании друг друга! Как раз то самое, что они с Иркой только что обсуждали. И в первый раз в жизни не поссорились! Нет, это ж надо! Кто бы поверил?! А, кстати, что-то ее не видно, может, пойти помочь? Проверить?.. Нет, вон, вышла, идет… сейчас объяснять придется…
— Здравствуйте, Ирина Генриховна. — Осипов поднялся при ее приближении и поклонился с достоинством, ишь ты!..
— Ир, я хочу тебе представить Семена Викторовича, наш крупнейший правовед. Проректор Академии. Случайно вот пересеклись… Те же проблемы, что и у нас с тобой. У нас — Нинка, а у профессора — Юля. Вот и обсуждаем… Извините, Семен Викторович, Ир, а ты, может быть, еще чего-нибудь, да поедем?
— Я бы кофейку хорошего, если можно, а то губы… — она подвигала губами, осторожно облизывая их кончиком языка. — Даже помада не смягчает. И как я теперь буду?..
— Что, мужа целовать? — быстро нашелся Турецкий.
Ирина усмехнулась с таинственным видом и с сомнением покачала головой:
— Возможно… и это тоже.
— Я научу, — засмеялся Турецкий и махнул рукой официанту. Тот вмиг подошел. — Будьте любезны, парочку крепкого кофе. А вы, Семен Викторович? Я смотрю, пиво у вас не идет.
Осипов взглянул на свою кружку как на что-то постороннее и абсолютно лишнее и кивнул. Турецкий показал официанту три пальца.
— Извини, Ириш, мы закончим?
— Ради бога, ради бога…
— Кстати, и твой совет может понадобиться. Она у меня, Семен Викторович, серьезный психолог. Говорю без всякого снисхождения, вы меня знаете. Ну, ну, и что девочка?
И Осипов продолжил рассказ о своих непониманиях в отношении внучки, которая им с женой на самом деле является единственной дочкой. Ирина внимательно слушала или делала вид, не важно, и это обстоятельство, похоже, вдохновляло профессора. Но, в общем, к тому, что он уже успел рассказать, ничего нового, увидел и Турецкий, не добавилось. И, неуверенно закончив, Осипов вопросительно взглянул на Ирину, будто ее психологический опыт в настоящее время мог действительно оказаться главным. Проследив за взглядом профессора, Турецкий тоже, пряча лукавство, уставился на жену: давай, мол, блесни!
И Ирина, заметив эту «детскую» игру мужа, негромко и словно бы задумчиво, что придавало ее словам дополнительный вес, высказала свое, может быть, даже не столько и профессиональное, сколько чисто женское, материнское мнение.
Фактически ничего нового и необычного она не услышала, да, к сожалению, в данном случае переплелись несколько проблем. Возраст, взаимоотношения в семье, какими бы они ни казались прекрасными стороннему взгляду, свои собственные интересы, связанные с родом деятельности, и, наконец, возможно, кажущиеся нелогичными действия, поступки, продиктованные впервые проснувшимся чувством. Страшат непонятные компании? Ну, конечно, сразу возникает опасение, чтобы дитя не потянулось к наркотикам. Или там к преждевременному интересу к сексу, о котором только и болтают все молодежные программы телевидения, будто ничего иного им, молодым, уже и не осталось.
Естественно, всплыло в памяти и сегодняшнее печальное событие, закономерному окончанию которого Турецкие сегодня стали прямыми свидетелями. Похороны талантливого мальчика, чья психика, видимо, не выдержала невероятного давления пресловутого шоу-бизнеса. Но именно этот факт, как оказалось, и стал поводом для особого беспокойства семьи Осиповых. Юлия была страстной почитательницей таланта погибшего певца, и больше всего боялся Семен Викторович, чтобы этот прискорбный факт не стал причиной и ее трагедии. Опять же эта непонятная компания художников… Юлия по образованию дизайнер, и ее интерес понятен. С одной стороны. А с другой? Черт его знает, как реагировать, когда она является домой прямо сама не своя… Особенно в последнее время. Чем они там занимаются?.. Еще этот Интернет, который занимает у нее практически все домашнее время, и, главное, не дай бог спросить о чем-нибудь! Какие-то бесконечные тайны. Войти в ее компьютер и посмотреть? Но ведь кругом же секреты! Пароли! Господи, да никогда ж ничего подобного не было! А тут словно подменили девочку… Да и самому же стыдно!.. Ну вот, а теперь она помчалась на похороны, и Татьяна говорит: «Смотри, случайно не попадись ей там на глаза!» Да какой попадись! Он и не поехал, понадеявшись на авось, будь оно все неладно!..
— А ничего, знаете ли, там экстраординарного не было, — успокоила деда Ирина. — Мне показалось, что это обыкновенная, как они говорят, «светская тусовка».
— Да, — хмыкнул Александр Борисович, — певичек раньше в светское общество как-то не принято было приглашать… Видимо, и «свет» был другой.
— Уж это точно, — подтвердил Осипов.
— Пугает увлечение Интернетом? — продолжила между тем Ирина. — Что ж, тоже вполне объяснимо. Невероятные возможности, контакты, переписка, знакомства, короче говоря, все тебе доступно, и никто не может приказать: нельзя!
Тут Ирина усмехнулась, напомнив мужчинам об одном историческом документе, именуемом «папирусом Крисса». Так в нем, говорят, еще шесть тысяч лет назад или около этого уже было написано, что времена меняются в худшую сторону и молодые не слушаются стариков. Вот и ответ. Это что касается общего принципа, а если рассуждать о частностях, то надо поступить просто: во-первых, узнать, что за компания так привлекает Юлию, а во-вторых, найти возможность узнать, не вызывая при этом подозрений у девушки, что конкретно интересует ее в Интернете. При современных технологиях выяснить такой вопрос может любой специалист. Впрочем, совсем не исключено, что при умном подходе к решению проблемы и сама Юлия согласится рассказать о своих увлечениях. Или каких-то неприятностях, сомнениях, мало ли, проблемы могут быть разными. Просто нужна мягкость и еще раз мягкость. Искренняя, а не показная, не формальная.
Слушая жену, Турецкий важно кивал, полностью с ней соглашаясь и даже не подозревая, какую свинью подложил ему еще в недавнем прошлом лучший друг и учитель. Потому что, чем дольше он соглашался, тем больше крепла у Осипова уверенность в правоте Кости Меркулова. Да, именно Турецкого и надо уговорить заняться этим, прямо скажем, неблагодарным и хлопотным делом…
3
Будучи опытным юристом-теоретиком, Семен Викторович простыми следственными действиями занимался в своей жизни весьма короткое время и поэтому, все понимая, соглашаясь полностью с выводами Ирины Генриховны, сам тем не менее не мог бы сделать и одного шага в предложенном направлении. Ну, начать с того, что все его знают, и можно себе заранее представить, как будет выглядеть в глазах посторонних людей его просьба к ним проследить за его собственной внучкой. Это же стыд и позор! До седин дожил — и этакое! И, конечно, займись делом Турецкий, можно было бы совсем не беспокоиться за его исход, главное, чтобы Александр Борисович взялся, согласился… А то он человек капризный, как заметил Костя, иной раз и непредсказуемый. Зато обладает блестящим качеством, присущим настоящему профи, — он предельно тактичен, и в этом смысле на него можно полностью положиться.
Вот вроде бы и несложная задачка, а Осипов никак не мог решиться выступить со своим предложением, точнее, убедительной просьбой, учитывая и то, что Костя просил его ни в коем случае на него не ссылаться: можно разом все испортить. Кому ж еще, как не ему, и знать Турецкого…
И Семен Викторович предпринял хитрый ход, так ему представилось. Он начал сетовать на то, что, принимая доводы Ирины Генриховны, не знает, к кому обратиться. Может быть, они, как люди опытные в решении таких проблем, подскажут?
— Вы знаете, я почему-то опасаюсь всех этих ЧОПов. Возможно, зря, поскольку у меня самого не было случая разочароваться, тогда как у знакомых — масса. Примеров, причем, очень нехороших.
— Странно, — немедленно возразил Турецкий и с нетерпеливым ожиданием посмотрел на жену, которая медленно, смакуя, допивала действительно приятный кофе.
Не мог не отметить этого Осипов. Ну, понятное дело, торопятся. А другого удобного случая у него может и не представиться.
— Нет, конечно, иные действуют грубовато, с нарушением законов, — продолжил Турецкий, — но результатов, как правило, добиваются. Считайте, что вашим знакомым просто не повезло. Частный случай. Не хочу хвалиться, но та же наша «Глория» запросто справилась бы с такой работой. Это я так, к слову.
— Да, я готов согласиться с вами, Александр Борисович, но вы же понимаете, что в данном случае любая грубость, как вы говорите, любая оплошность может обойтись чрезвычайно дорого. Вот чего я опасаюсь. Я очень переживаю за Юлю. Вы — сами отец, понимаете меня, а я надеюсь, что наши девочки будут оставаться таковыми, — он как-то горько усмехнулся, — пока мы живы и здоровы… дай-то бог…
— Ну, думаю, вам стоит все-таки поискать, — произнес Турецкий уже без интереса и сделал движение, словно собираясь подниматься.
— А в своем агентстве вы действительно так уверены? — заторопился Осипов.
— А почему я должен быть не уверен? Вот и Ирина, я думаю, подтвердит, что ничего особо сложного в вашем деле быть не может. Аккуратность — это главное. Так что, если решитесь, заезжайте, могу вам даже визитку дать… — Турецкий достал из верхнего кармана пиджака визитную карточку и протянул ее профессору. — Ну как, Ириш? Расплачиваюсь и двигаем?
— Так, простите, Александр Борисович. — Осипов тоже поднялся. — Мне теперь, собственно, и ехать-то после ваших любезных советов некуда, кроме как… к вам! Может, мы заодно уж и решим? Я не задержу, поверьте! А вы назначьте мне время, что там надо будет заплатить… Вам я верю абсолютно! И потом, мне хотелось бы поскорей, поймите мое нетерпение…
— Ну-у… — протянул Турецкий. — Подъезжайте, если вам удобно… да хоть прямо завтра. И обратитесь к Всеволоду Михайловичу Голованову. Он у нас исполняет должность генерального директора. Очень опытный оперативник, аналитик, умница. Прошел Афган и добрую половину Чеченской кампании, работал в МУРе. Дело знает.
— Александр Борисович! — Осипов жалобным взглядом уставился на Турецкого. — А я надеялся…
— Вы хотите, чтоб я этим занимался?! — искренне изумился Турецкий и несколько ошарашенно взглянул на жену. И та кивнула, приглашая его соглашаться.
Уж кому, как не Ирине Генриховне, было известно, почему мается Шурик. Да ему сейчас любое дело, даже самое сквалыжное, только на пользу! Дурь из головы выметет! И она кивала с самым серьезным видом: соглашайся! И как бы демонстрировала, что готова в любую минуту тоже включиться, если потребуется и ее профессиональная помощь.
Турецкому стало смешно. Черт-те чем приходится заниматься! В сортирный глазок подглядывать! Ну, это, конечно, сильное преувеличение, но близится к тому, ох как близится… Душа не лежала, однако и противостоять именно сейчас, в расслабленном состоянии, когда Ирка словно вернулась к нему из дальней командировки и так надеется, что и он теперь никуда больше не убежит, не оставит ее, — словом, возражать было трудно.
— А уж Танюша моя как бы сразу успокоилась! — с искренней тоской протянул Осипов. — Вы ж, Александр Борисович, не кто-то там, со стороны, а почти свой человек. Извините… Как я рад, что Бог мне вас сегодня послал, вы и не представляете…
Казалось, еще минута, и этот «академик» расплачется — то ли от ожидания положительного ответа, то ли от уверенности, что «чудо» уже свершилось. Ну где ж теперь отказать? Запоздало проклюнулась мыслишка: «А было б тебе, Турок, не давать советов… Старый принцип забыл: кто их дает, тот чаще всего сам и выполняет. Ну куда ты теперь денешься, соглашайся. Но…»
Это самое, неопределенное «но» оставалось. И Александр Борисович, вопреки собственному же мнению, интуитивно чувствовал, что здесь будет не так однозначно и просто, как представляется. Большие сомнения вызывала у него просьба профессора, более напоминавшая мольбу. Ибо, что там ни говори, но уже просто в силу своего жизненного опыта Турецкий представлял, насколько тонким и щепетильным может оказаться это расследование. Не зря же сомнения мучат. Зато и Ирку запрячь можно будет — по всяким бабьим делам…
«Значит, поездка к Славке на неопределенный срок отодвигается, — с легкой грустью подумал Александр Борисович. — Нинка переживать станет, она уже намекала прозрачно, что если папе будет угодно посетить последнего своего, самого лучшего друга, то она немедленно последует за ним. Это ж рассказывать потом в колледже, что она живого тигра наблюдала в естественных условиях, — никто не поверит! Да, будет переживать… А с другой стороны, если поднапрячься и по-быстрому разобраться в смятенной душе юной рекламщицы… — или рекламистки? Надо будет узнать, как правильно, — можно и на край света успеть, пока Нинка не укатила обратно, в свою Британию».
— Ну ладно, — решительно кивнул Турецкий. — Раз уж и супруга советует, как отказаться? Давайте завтра в агентстве встретимся, где-нибудь… да сами скажите, когда вам удобно. Позвоните мне домой вечерком. Мы, наверное, после десяти будем дома. Да, Ириш? Надо ж еще сегодня и к ребяткам в «Глорию» заглянуть… — И он, посмотрев на счет, поданный официантом, полез в карман за бумажником. Жестом остановил профессора: — Не надо, я заплачу…
— Звоните, — торопливо улыбнувшись, сказала Ирина Генриховна и взяла мужа под руку, чтобы тому не пришло в голову продолжить разговор с Осиповым до самой стоянки машин у выхода из парка.
— Благодарю вас. — Профессор привстал и склонил голову, ну прямо как на великосветском приеме. И, проводив взглядом выходящих из бара Турецких, достал из кармана свой мобильник. — Костя! Ты даже не представляешь себе, как удачно все получилось! Я от него и особых возражений не услышал.
— Ну вот, а ты говорил… — пробурчал Меркулов в ответ. — А он ничего не заподозрил?
— Нет, слава богу!
— Хорошо. И пусть это будет нашей маленькой тайной. Смотри, Семен! Ни в коем случае не проболтайся. Саня упрямый, можешь все дело загубить…
— Да я уж понял… Спасибо тебе, Костя!

4
Вся команда была в сборе — за изрядно уже подчищенным столом, накрытым традиционно в директорском кабинете. Впрочем, Турецкие есть уже не хотели, а заехали, как обещали, лишь для того, чтобы соблюсти древний обычай — поднять рюмку в память ушедшего товарища. Вид у них при этом был не то чтобы благостный, но уж умиротворенный, это точно. Что и было немедленно отмечено всеми присутствующими, по лицам которых заскользили почти неприметные усмешки.
Наливая рюмки вновь прибывшим, Голованов чуть склонил голову к Турецкому и негромко спросил, пряча ухмылку:
— Домой-то хоть успели заскочить?
И Александр Борисович, словно отыгрывая подачу мяча, с той же миной сосредоточенной серьезности ответил:
— А что, разве не заметно?
Сева чуть не поперхнулся и, дернувшись, пролил водку на стол. Это было тут же замечено Ириной Генриховной, которая с осуждением взглянула на «шалунов» и укоризненно покачала головой.
1 2 3 4 5 6