А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Ты, дядя Слава, шутник, конечно, — не удивился Денис, отставив бокал, пиво сразу показалось ему пресным и кислым. Однако дядя, кажется, совсем не шутил.
— Нет, я, конечно, не против, чтобы ты тусовался в «Глории» хоть до пенсии. Но мне жаль твой талант юриста и губить его я не позволю! — сурово отчеканил Вячеслав Иванович. — Каким, например, последним делом занималась «Глория»?
— Розыскными мероприятиями, — словно школьник, не выучивший урок, едва слышно ответил Денис.
— Какими?
— Угнанный «мерседес» искали, — еще более помрачнел Денис. — Вячеслав Иванович, могу представить письменный отчет о работе, проделанной за полугодие.
— Еще не хватало. И нашли?
— Нашли.
— Поздравляю. И сколько?
— Что «сколько»?
— Сколько заработали?
— Три тысячи баксов, — вздохнул Денис.
— На всю компанию? Всего-то?
— Но я же не могу обдирать клиента как липку! Искали старенький «мерседес», девяностого года выпуска, ну, что я могу поделать? Если б еще «мерседес-брабус» или джип какой-нибудь навороченный…
— Позор моим сединам на груди, — заметил Грязнов-старший. — Стыдно мне за тебя, Денис.
— Хоть ты, Вячеслав Иванович, и начальник всех начальников… — решил вдруг пойти в наступление Денис.
— И мочалок командир, — добавил Грязнов-старший, сделав очередной крупный глоток.
— Но я ведь могу и не подчиниться. Я не хочу закрывать «Глорию»! По всем документам, а значит, и по закону, я являюсь директором и владельцем агентства. А перед законом у нас, кажется, все равны…
— Вот тебе анекдотец про закон. Вернее, не анекдот, а быль, — ухмыляясь, перебил племянника Вячеслав Иванович. — Лет двадцать пять назад один сотрудник ГАИ работал на посту на площади Дзержинского — это мой давний знакомый, сегодня он высокий чин в московском ГИБДД. А тогда он только-только закончил учебу и был полон энтузиазма поддерживать идеальный порядок на вверенном ему участке. И вот раз едет черная «Волга», номера обычные, не номенклатурные, и водитель нарушает правила, пересекает не там, где положено, сплошную осевую линию. Наш инспектор тут же останавливает машину. Выходит пассажир, высокий солидный мужчина с депутатским значком на лацкане пиджака. «Я — Конотоп», — говорит он. А Конотоп в то время был Первым секретарем Московского обкома партии. Но наш гаишник ничуть не смутился: «А у нас, товарищ Конотоп, перед законом все равны», — уверенный в своей правоте, отвечает инспектор. Конотоп тут заулыбался и, похлопывая инспектора по плечу, говорит: «Сынок, у нас все равны только в бане…» И после паузы добавляет: «И то — я в одной, а ты — в другой…»
Денис коротко хохотнул:
— Согласен, насчет равенства всех перед законом — это я загнул, в полемическом, так сказать, задоре. Но мы-то с тобой в одной бане!
— Во, наконец-то дошло. Дошло?
— Не знаю, — неуверенно протянул Денис.
— Ну соображай. Мы с тобой в одной, причем лучшей бане Москвы, ты — племянник начальника МУРа, а занимаешься всякой ху…лиганской деятельностью! — вдруг рявкнул Грязнов-старший, сменив милость на гнев. — Короче, директор — ты, а закрываю «Глорию» — я. Вот так-то. Я уже неделю назад так решил.
— Но это же превышение властных родственных полномочий! — простонал Денис.
— Хм, может быть, очень даже может быть.
— Дядя Слава, ну дай еще шанс, как родственника прошу, — Денис почувствовал, как его уши стали гореть огнем.
— Кстати, какой у тебя там штат на сегодня — три калеки? — не слыша мольбы племянника, язвительно спросил Грязнов-старший.
— Почему, все здоровы: Филя Агеев, Демидыч, Кротов, Макс — он по-прежнему не вылезает из Интернета и отращивает бороду в собственный рост…
— А зарплата у них бывает?
— Конечно.
— Раз в три месяца?
— По-разному, — разглядывая свои босые ноги, буркнул Денис. — Ты, может, и прав, я никудышный директор. А что поделать, если почти все деньги сжирают телефонные счета, свет, аренда офиса, бензин… А толстые клиенты не так уж часто случаются.
— Хитрый ты, племянничек, знаешь, что чистосердечное признание смягчает приговор, — заулыбался Вячеслав Иванович. — Постой, а Крот — кто это такой? — притворно запамятовал дядя.
— Ты же сам пригласил его когда-то в агентство. Алексей Петрович Кротов, суперсыщик!
— А-а, припоминаю. И он у тебя занимается старыми угнанными стиральными машинами?! — снова рявкнул дядя Слава.
— А что мне делать?
— В глаза смотреть!
— Не могу, мне уже действительно стыдно.
— Разжалобить хочешь, не выйдет! Если бы «Глория» занималась чистой охраной, одной «личкой», я бы еще согласился. Опытные телохранители со стажем и хорошими характеристиками всегда нарасхват. Набрал бы отставников-спецназовцев, подучил бы, сам сидел бы в кабинете, бумажки перебирал, не жизнь — красота! Тебе самому я, конечно, не позволил бы заниматься охраной, потому что не хочу увидеть тебя в гробу. Но у вас ведь не тот профиль и не тот уровень. Вы талантливые мужики-сыскари, зубры, можно сказать, и не имеете работы по своим зубам! А я, в отличие от некоторых, чувствую моральную ответственность за то, чтоб были востребованы классные специалисты-следователи. Кротова пристрою в РУБОП, о чем я с начальством предварительно договорился, там собраны очень опытные сыщики, его место там. Думаю, что он не откажется. Демидыча — в СОБР, Филиппа Агеева возьму в МУР, к себе.
— А меня? — криво усмехнулся Денис.
— Тебя оставлю здесь, в бане, швейцаром при дверях.
— Не поймешь тебя, Вячеслав Иванович, то говоришь, что жаль мой талант следователя, то в баню отсылаешь, — буркнул Денис.
— Ладно, не вешай носа, для тебя мы тоже что-нибудь придумаем.
В этот момент за стеной кабинета послышались возбужденные голоса и истошный крик: «Не брал я, хоть зарежь!» — это кричал банщик Тимур.
— Ну вот! — заулыбался Вячеслав Иванович. — Я же говорил, что придумаем. Там у кого-то трусы пропали, детектив требуется. А что ты ухмыляешься? В пятизвездочных московских отелях уже давно есть собственные детективы, так почему в лучшей московской бане не может быть сыщик, для престижу, так сказать? Случайно не хочешь раскрыть преступление века?
За стеной кабинета возбужденные голоса начали затихать, правда, Тимур все еще не унимался, повторяя: «не знаю», «не видел», «не может быть!»
— «Глухаря» вешаешь, начальник? — мрачно протянул Денис.
— Смотрю я, и жалко мне тебя стало, Дениска, совсем ты какой-то убитый. А давай так: если раскроешь сейчас преступление века, тогда я не буду закрывать «Глорию».
— Серьезно? — брови Дениса взлетели вверх.
— Абсолютно. Как шведская водка.
— А то, что раньше говорил, это просто головомойка?
— Допустим. Но последняя. Договорились? Не находишь пропавшие трусы — мы агентство закрываем, найдешь — в последний раз помилую, что делать, я же добрый.
— Да ты не дядя, а золото брильянтовое! Там наверняка какая-нибудь бытовуха, а это мне как два пальца об асфальт. Договорились?
— Коне-ечно, что-то большее ты уже и не потянешь, квалификацию потерял, — ехидно протянул Грязнов-старший.
Но Денис уже его не слушал, схватив телефонную трубку, он почти прокричал:
— Пожалуйста, Тимура в шестой кабинет, срочно!
— Если повезет тебе, тогда надо будет «Глории» работенку какую подкинуть.
— Только международного масштаба! — весело добавил Денис.
— Ладно, придумаем и международного, — многозначительно пообещал Вячеслав Иванович.
Тут быстро вошел банщик Тимур, белая тюбетейка на его голове сдвинута набок, а угольно-черные глаза были круглыми и злыми.
— Тимур, ты что там стащил, признавайся, — с ходу начал допрос Денис.
— Стащил, как бы не так! У одного часы какие-то кремлевские пропали, он говорит, что часы были в бумажнике, который он мне отдал в сейф положить. Я и положил бумажник в сейф, а часы-то он не давал! Я ему бумажник сейчас принес: деньги, естественно, все на месте, но часов-то он не клал в бумажник, иначе где же они?! А он уверяет, часы были в бумажнике!
— Выходит, кто-то другой часы прихватил? — спросил Денис.
— Исключено! — вдруг сразу разволновавшись, с легким татарским акцентом громко зашептал Тимур. — У нас ведь только солидные клиенты! Конечно, публика бывает всякая, но исключено…
— Па-адажди, родной, — прервал Денис, — я что-то не понял: у вас публика только солидная или у вас публика всякая, должно быть что-то одно.
— Я и говорю, что у нас только всякая… солидная публика! — быстро нашелся Тимур. — Конечно, у нас и криминал отдыхает, но какой! Клиент из криминала высшей пробы — самые крупные и известные воры в законе и прочие уважаемые люди. Ну не может у нас быть, чтобы здесь работали карманники какие-нибудь с Черкизовского рынка — потому что такого у нас не бывает!
— Говоришь, только солидный криминал? — строго переспросил Денис.
— Однако, — пробормотал Грязнов-старший.
— Конечно, только высшие криминальные авторитеты, — подтвердил Тимур. — А еще всякие там дирижеры, академики. Архимандрит ходит два раза в месяц со своим референтом, а он, между прочим, член Священного сената…
— Синода, — поправил Грязнов-старший.
— Я и говорю! У нас пропажи исключены! И где могут быть эти часы — просто не знаю. Был, правда, однажды случай, что клиент сам дома водительские права забыл вместе с бумажником и поднял шум, будто в Сандунах украли. А потом позвонил жене и выяснил, что бумажник и права жена вытащила из кармана, ну, не дура ли? Извинялся потом, что на банщиков попер. Такое было. Но этот подмосковный купец все твердит: часы он снял, положил в бумажник и мне отдал, чтоб в сейф. Ну подумайте, зачем мне нужны его часы, пусть даже кремлевские? Да я самому Жан-Клоду Ван Дамму бутылку минеральной открывал, когда он в Сандунах был…
— Да, ты птица большого полета, — заметил Денис преувеличенно серьезно.
— Само собой, — не понял иронии Тимур. — Я своим местом дорожу, на чаевые не жалуюсь, и на меня тоже еще никто не жаловался. А Ван Дамму у нас очень понравилось, он почти четыре часа парился, даже опоздал на спектакль в Большой театр. Да если бы я хотел, я бы лучше у Ван Дамма часы стащил, на память. Я Ван Дамму и халат приносил, правда, парить его мне не доверили, его сам начальник смены парил…
— Хорошо, про Ван Дамма мы послушаем в следующий раз, — не выдержал Денис, который терпеть не мог Жан-Клода и все его фильмы.
— И Семен Фарада, это который «уно, уно момэнто», он свой день рождения тридцать первого декабря который год у нас в Сандунах справляет, — не унимался Тимур.
— А еще у вас и криминальные авторитеты отдыхают, — напомнил Грязнов-старший.
— Но у нас же только легальный криминал, это ж понимать надо!
— А-а, я действительно не понял. Раз легальный, это все меняет, веление времени, так сказать, — ухмыльнулся Вячеслав Иванович, обдумывая какие-то свои комбинации. — Легальный криминал, ну надо же!..
— Вот именно, — радостно закивал Тимур, — веление времени. И еще, как назло, наш начальник смены на вокзал уехал, родственника встречать. А он ведь знает, что сегодня начальник Московского уголовного розыска кабинет заказал. Вдруг прямо сейчас приедет? Что будет — не знаю! — развел руками Тимур.
— Да, за такую халатность на работе начальник МУРа тебя запросто и посадить может, — посочувствовал Денис.
— Не может, — успокоил Вячеслав Иванович, — гарантирую.
— Почему гарантируешь? Если ему пожалуются, он наверняка не станет разбираться, кто тут виноват, — горестно протянул Тимур.
— Я — начальник МУРа.
Челюсть Тимура беззвучно упала вниз, пару секунд он молчал, наконец кое-как собрался:
— А я думал, сначала подъедет охрана, сопровождение, референт…
— Увы, я не член Священного синода, — усмехнулся Вячеслав Иванович.
— Я, наверное, не то говорил, товарищ начальник. У нас никакого, даже легального криминала не бывает! У нас все тихо…
— Поздно, брат, отказываться от показаний, раз уже проболтался, — ехидно заметил Денис.
— Не волнуйся, Тимур, я и без тебя знаю, кто здесь бывает, — успокоил банщика Вячеслав Иванович. — А ты про часы вроде не врешь, что не брал, а? — Тимур отрицательно замотал головой. — Но если ты не брал и никто из посетителей не брал, так где они могут быть? — глядя на Дениса, спросил Грязнов-старший.
— Чего гадать, надо опросить потерпевшего и свидетелей, — поднимаясь, поправил на поясе простыню Денис, затем наклонился и негромко добавил дяде: — А ты мне — трусы, трусы… Тут часы, блин, кремлевские! Практически куранты.
— Я же говорил — преступление века, — не без сарказма парировал Вячеслав Иванович.
3
Нью-Йорк. 2000 год.
Дождь, мерзкий дождь шел весь день. Стучал по крыше, заливал лобовое стекло. Вода бежала по асфальту, пенясь и пузырясь, образовывая стремительные ручейки, которые объединялись в один широкий ревущий поток, несущийся по дороге. Грингольц дрожал от холода, хотя печка была включена на всю мощь. Он барабанил пальцами по рулю, озирался, непрестанно бормотал что-то себе под нос. Его безмерно раздражал непрекращающийся стук капель по жести и мутные водяные разводы на стеклах. На Гришу была возложена важная миссия, и он нервничал. Грингольц с детства не любил ждать. Только две вещи на свете могли довести его до исступления: ожидание и выбор. Гриша совершенно не умел этого делать. Проблема выбора, например между тапочками синего и зеленого цвета или заказа какого-либо блюда из меню в ресторане, вводила Грингольца в состояние глубочайшего ступора и оцепенения. Поэтому, отправляясь за покупками, он всегда предпочитал брать с собой кого-нибудь из знакомых, а в ресторанах всегда полагался на вкус официантов. Если же вдруг случалось такое, что помочь было некому, Гриша, напрягаясь изо всех сил, делал выбор наугад, а потом еще длительное время переживал и нервничал, что все сделал неправильно.
Ждать же Грингольц не любил потому, что ему все время казалось, что ждет он напрасно. Про него давно забыли, или нашли дела поважнее, или просто вовсе решили не приходить. Почему-то Гриша привык считать, что его скромная персона вовсе не заслуживает того, чтобы кто-то спешил к нему на встречу. Поэтому договариваясь с кем-нибудь, Грингольц всегда был в положении просящего, даже если встреча выгодна вовсе не ему.
А люди, которых ждал Гриша, все не появлялись, ручка кейса с деньгами, с большими деньгами, между прочим, жгла ладонь. Грингольц боялся даже на мгновенье выпустить его из своих рук. Столько денег в одном банальном чемодане! Раньше Гриша видел такое только в американских боевиках. Он никогда не понимал, как эти остолопы — национальные герои и крепкие парни — все время умудряются где-нибудь да потерять эти деньги. Перепутать кейсы, забыть в такси, позволить какому-нибудь мелкому воришке украсть их. «Уж я бы никогда такие деньжищи не упустил, — думал всегда Грингольц. — Я бы сумел их уберечь от всяких там покушающихся».
Гриша приспустил боковое стекло, огляделся: вокруг никого не было.
«Черт, куда все делись? Слишком сильно опаздывают. Когда едешь за такими деньгами, так не задерживаешься. Вот если бы я не появился, это еще было бы объяснимо, но тех господ я не понимаю. И почему отправили меня одного? Разве так положено? Что я смогу сделать один, если, не дай бог, непредвиденная ситуация? Буду кричать: „Спасите! Милиция!“? Или в лучших традициях американских боевиков один раскидаю по сторонам штук пятнадцать ублюдков, а затем, поставив ногу на голову одного из них, картинно произнесу: „Asta la vista, baby“?
Гриша хмыкнул. Картинка, нарисованная воображением, ему понравилась. Грингольц редко бывал героем. Говоря откровенно, никогда. И, если не считать его отважного поступка в детском саду, когда он храбро спас девочку от омерзительного рогатого жука, больше ситуаций, возводящих в ранг супермена, в Гришиной жизни не случалось.
Как-то внезапно Грингольцу вспомнилась эта девочка. Она всегда почему-то всплывала в памяти в очень важные моменты Гришиной жизни, хотя они не виделись уже лет пятнадцать. Но это была первая любовь Грингольца, а она, как известно, не забывается. Девочка носила нежное имя Алина, обладала огромными карими глазами и длинными каштановыми волосами.
Родители Грингольца всегда приводили Гришу в сад первым, и он, не двигаясь, стоял у дверей, дожидаясь свою подругу. Когда Алина приходила, дети не расставались до самого вечера и закатывали истерики с плачем и рыданиями, если жестокие мамы пытались разбить счастье влюбленных и развести по домам.
Потом они разошлись по разным школам, иногда созванивались и даже встречались по выходным под бдительным присмотром родителей. Потом мамы что-то не поделили между собой, и свидания закончились.
«Надо бы позвонить ей как-нибудь, — думал Грингольц. — Удивится, наверное. А может, и не узнает вовсе. Или замужем уже. А ведь клятвенно обещали друг другу, что поженимся, когда вырастем. Хотя чем черт не шутит! Приеду весь такой красивый из Америки и женюсь.
1 2 3 4 5