— А если он еще жив?
Негр только критически оглядел Гришу с ног до головы, словно какого-нибудь неандертальца.
Не прошло и пяти минут, как появилась полиция. Всех отогнали от поезда не меньше чем на пять метров, свидетелей происшествия просили остаться для дачи показаний. Правда, остались не только свидетели, но и просто любопытные, так что Гриша мог безнаказанно ошиваться среди множества людей и слушать, что очевидцы рассказывают полиции.
Первой, захлебываясь слезами, говорила пуэрториканка в бигуди. Ее версию Гриша уже слышал. Потом рассказывала негритянка, та, что побежала искать полицейских:
— Я поняла, что произошло, только тогда, когда поезд с диким свистом затормозил. Я ничего не видела… Только падающего мужчину и затормозивший поезд. И сразу же побежала звонить вам…
— Вы не видели, может быть, его кто-то толкнул? — прозвучал резонный вопрос полицейского.
Гриша удвоил внимание.
— Я не знаю… Я не видела… Я увидела только тогда, когда он стал падать… И сразу же побежала звонить вам…
— Да мы поняли, поняли уже. Но, может быть, вы обратили внимание на что-нибудь подозрительное? С ним рядом, совсем рядом никого не было? Или, может быть, вы заметили, как кто-то убегает?
— Нет, ничего я не видела… Пробежал мальчишкапопрошайка, но далеко от этого мужчины.
При словах о мальчишке-попрошайке Гриша втянул голову в плечи и спрятался за широким плечом стоящего впереди негра.
— Да он сам прыгнул, — влез в разговор какой-то молодой человек с пакетом в руках.
— Вы видели? — оживились копы.
— А чего там видеть? Стоит себе человек, все нормально. Но тут идет поезд, и человек падает. Почему бы этому придурку не упасть раньше или позже?! Но нет, он падает именно тогда, когда приближается поезд. Случайность? Ничего подобного! Не бывает таких случайностей! Ясно же, самоубийца, мать его.
— Спасибо, ваши показания очень ценны. Но, может быть, это не несчастный случай и не самоубийство?
— А что же?
«Вот дебил!» — пронеслось у Гриши в голове.
— Ну, быть может, его кто-то толкнул?
— Кто же?
— Как раз наша задача это выяснить. Людей много. Вы не заметили ничего подозрительного?
— Да перестаньте! Шутите? Что, правда убийство?
— Возможно.
— Круто!
— Дегенерат! — тихо ругнулся Грингольц.
Все остальные «свидетели» говорили примерно одно и то же: видели, как падал под поезд; ужас; наверно, был пьян или самоубийца; нет, кажется, никого рядом не было, а может быть, и был кто-то, не запомнили, но, скорее всего, никто его не толкал, просто так получилось, несчастный случай.
«Что же это такое?! — психовал Гриша. — Никто ничего не видел! Я один?.. Ну нет. Никто — ничего, а я что, самый умный? Мне лишние разговоры с полицией не нужны. Да и с другими персонажами тоже. Я где должен был ждать этого чертова Бакатина? Наверху, в машине! А что, спрашивается, я здесь делал? Кому теперь объяснишь? Ну нет, мне моя шкура дорога! Я, как положено, ждал его в машине и ничего не видел, ничего не знаю. Все, я — обычный шофер!»
Уже почти равнодушно Гриша следил за тем, как вытаскивают из-под поезда тело, все обернутое в белую материю, с красным разводом на боку. Как белая, словно чистый лист бумаги, рука вываливается из-под этой простыни. Как ее убирают обратно. Как потом тело засовывают в черный непроницаемый мешок и глухо застегивают на этом мешке молнию. Как беззвучно раскачивается из стороны в сторону машинист. И как его отпаивают какими-то таблетками. Все.
Находиться здесь больше не имело никакого смысла. Тем более что Гриша заметил несколько злобно смотрящих на него молодых пуэрториканцев и вспомнил про «милую малютку», предлагающую ему клиентов нетрадиционной ориентации.
Он быстро поднялся на улицу, сел в свой «крайслер» и рванул с места.
Был уже поздний вечер. Дождь косыми струями хлестал по лобовому стеклу, прохожие под зонтами разбегались по домам. Гриша Грингольц тоже мчался в свою скромную, предоставленную ему службой по надзору за бывшими заключенными, квартиру.
Дома он, не раздеваясь, ничком бросился на кровать. Его немного мутило. Мысленно он все возвращался туда, в нью-йоркский сабвей. Заново прокручивал в голове случившееся. Перед глазами стояло завернутое в белую простыню с красным пятном на боку тело и… и… зловещая усмешка убийцы Бакатина.
«А может быть, все-таки не было никакого убийцы? Может, и вправду несчастный случай? Да и вообще, может быть, всего этого не было? Приснилось, померещилось, показалось?»
Он усмехнулся. Нет. Уж слишком все реально для видения… да и для несчастного случая тоже.
Гриша поднялся с кровати, откашлялся (при тошноте это всегда ему помогало) и прошел на кухню. Там извлек из холодильника початую бутылку «Столичной», налил две трети стакана и залпом маханул до дна. Потом с силой выдохнул воздух, и содержимое стакана теплом разлилось по всей груди.
Гриша вернулся в комнату, сел около телефона и тупо на него уставился. Потом, видимо до чего-то додумавшись, встал, нашел в коридоре свою барсетку, достал из нее бумажку с московским телефоном, зачем-то пару раз прочел его вслух и набрал номер.
Через несколько минут его соединили.
— Да, я слушаю, — раздался в трубке приятный женский голос.
— Мм, — замешкался Гриша и даже хотел положить трубку, но передумал. — Здравствуйте, будьте добры Бакатину.
— Бакатину? — с некоторым удивлением переспросил женский голос.
— Ну да, с Майей Бакатиной я могу поговорить?
— А… Ну тогда это я. Слушаю вас…
2
Москва. 2002 год, осень.
Директор частного сыскного агентства «Глория» Денис Грязнов, по пояс обнаженный и завернутый в простыню, уже полчаса рассеянно бродил по высшему мужскому разряду Сандуновских бань. Несмотря на то что офис «Глории» находился на той же, что и Сандуны, Неглинной улице (недалеко от здания знаменитого «Лукойла»), Денис в Сандунах был впервые после их генеральной реконструкции. И, надо сказать, поначалу он испытал некоторый шок от немыслимой роскоши этого «дворца отдыха и здоровья». Правда, довольно быстро он привык к ослепительному великолепию интерьеров и уже не задирал голову, чтобы рассмотреть искусно восстановленные резные потолки из красного дерева в общем «готическом зале» и не застывал перед отреставрированными витражами на окнах, сохранившимися еще с дореволюционных времен.
Стоя перед зеркалами в удивляющем своими узорами «турецком зале», Денис упер кулаки в бока, напряг отдельно бицепсы, отдельно трицепсы, поиграл мышцами на груди и остался вполне удовлетворен своей физической формой. В огромном, от пола до потолка зеркале в резной старинной раме он увидел высокого мужчину двадцати семи лет, выглядевшего весьма представительно даже в таком виде. Широкие плечи, рельефная грудь, мускулистый подтянутый живот и дельтовидные мышцы выдавали в нем неравнодушного к спорту человека; взгляд темно-синих выразительных глаз был волевым, широкие скулы покрыты пятнами румянца. Правда, Денису всегда не нравился его продолговатый подбородок, но вроде бы есть такая точка зрения, что подбородок свидетельствует о целеустремленности, незаурядных волевых качествах, и эта мысль несколько утешала. Зато он с гордостью носил на голове отливающий темной медью ежик, и у него никогда даже мысли не возникало стесняться того, что он рыжий.
Денис нахлобучил на голову фирменную «сандуновскую» войлочную шляпу и отправился погреться в русскую парилку, повдыхать терпкие ароматы пихты и эвкалипта. Выйдя из парной, он с воплем пару раз окунулся в ледяной купели, а после проплыл из конца в конец большой, двенадцать на шесть метров, бассейн.
Несмотря на воскресный день, посетителей в общем зале высшего разряда было немного, почти вся публика этого банного дворца разместилась в 13 отдельных кабинетах, впрочем, как и сам Денис, которого пригласил в Сандуны его родной дядька, начальник Московского уголовного розыска, генерал-майор Вячеслав Иванович Грязнов. Племянник-то пригласить пригласил, а сам запаздывал. Впрочем, чему удивляться, у больших людей — большие дела (скажем потрепаться с дядей Саней, в миру — старшим следователем Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры А. Б. Турецким и к тому же — государственным советником юстиции 3-го класса, то бишь тоже генералом).
Обмахиваясь шляпой, Денис вернулся в роскошный трехместный кабинет, прилег на белый кожаный диван и протянул руку к телефонной трубке:
— Банщика и официанта в шестой кабинет, — сказал он и, сам слегка изумившись своему невесть откуда взявшемуся барскому тону, на всякий случай добавил: — Пожалуйста.
Хотя последнее он вполне мог и не добавлять, так как за «пожалуйста» банщики-мойщики, профессиональные парильщики, массажисты, маникюрши и прочие специалисты, здесь, естественно, не работают. Любые услуги придется оплачивать: по таксе или весомыми чаевыми; хотя бы за те же выданные Денису две простыни, шляпу, два огромных полотенца и шлепанцы. Хотел было Денис попросить у банщика еще и махровый банный халат, в каких здесь многие ходят, но решил, что в халате он будет смахивать на буржуйского жлоба, и отказался от этой затеи, удовольствовавшись тонкой широкой простыней.
Денис на несколько секунд закрыл глаза и расслабился. Интересно, что дядька собирается рассказать, зачем пригласил его сюда? Может, хочет работенку подкинуть, что было бы весьма кстати.
Десяток лет назад врио начальника МУРа Вячеслав Иванович Грязнов, серьезно поссорившись с высокопоставленными чинами МВД, намеревался было уйти из МУРа и в качестве одного из путей к отступлению открыл свое маленькое частное сыскное агентство, назвав его собственным именем «Слава», что по-латыни — «Глория». Но профессиональные недопонимания (правда, не без помощи высших правительственных инстанций) через какое-то время все же удалось преодолеть, и Грязнов-старший продолжил руководить МУРом. «Глорию» же он передал любимому племяннику, сделав его директором агентства и, стало быть, ответственным за всё и за вся. И под чутким руководством Дениса данное агентство сыщиков уже не первый год кое-как сводило концы с концами. Бывали, впрочем, времена, что в «Глории» на работу неделями никто из сыщиков не выходил, потому что просто не было ее, работы.
Денис открыл глаза и, к своему удивлению, увидел бесшумно, словно по волшебству, возникших перед ним крутобедрую в супер-пупер-мини-юбке официантку Свету — ее имя было обозначено вышивкой на кружевном белоснежном передничке, — и крупногабаритного, почти двухметрового молодого парня в ослепительно-белой униформе и такой же круглой белой тюбетейке на голове; вышивка на его нагрудном кармане гласила: «Тимур».
Света сладко улыбнулась, протянула Денису толстое меню и открыла блокнотик:
— Чего желаете?
Денис быстро полистал несколько страниц и с силой захлопнул сей талмуд:
— Светик, это не меню, а какая-то кулинарная энциклопедия, я не могу все это читать. Лучше на словах, что у вас выпить и закусить?
— У нас все! — радушно объяснила Светик. — Любые горячие и холодные закуски, алкогольные напитки — двести десять видов, от тридцати марок пива до коктейлей, текилы и сакэ; безалкогольные напитки — около семидесяти наименований…
— Ого! Ну хорошо, пусть будет какое-нибудь пиво, «Очаковское» например, две кружки… Рыбка красная какая-нибудь, вобла… — наугад начал перечислять Денис.
— Вобла, — быстро записывая, повторила Света.
— Что, и вобла есть? — удивился Денис.
— Конечно.
— Ну вы, блин, даете! Ну, раз и правда все есть, пусть тогда душа развернется: значит, мой приятель, который запаздывает, он любит коньяк КВВК и маслины, мне водку «Финляндия», но непременно со слезой. Она, конечно, безвкусная, но не хочу пьяным париться, грибочки маринованные…
— Опята, маслята, белые, шампиньоны… — затараторила было Света, но Денис ее прервал:
— Да любые! Ну хорошо, пусть будут опята. Чегонибудь из салатов и горячее — какой-нибудь нежный шашлык, на твое усмотрение. Еще «боржоми» обязательно и клюквенный сок.
Света захлопнула блокнотик и, размашисто виляя бедрами, по-хозяйски принялась пододвигать к белому дивану длинный низкий стол на колесиках, инкрустированный перламутровыми цветами. Справившись со столом, она, усиленно раскидывая свои роскошные бедра по сторонам, удалилась.
— Если понадобится парильщик, то я свободен, — сказал дожидавшийся, когда Денис обратит на него внимание, Тимур.
— Ладно-ладно, это потом, а пока принеси, Тимур, для моего друга все, что нужно: халат, полотенца там всякие, надеюсь, он скоро подъедет.
— Сей момент. — Тимур исчез так же бесшумно, как появился.
Денис поднялся с дивана и стукнул костяшками пальцев по инкрустированным красным деревом панелям — дуб или бук, определил он; затем дернул за старинную медную ручку. Как он и предполагал, под инкрустированной деревянной панелью оказался маленький холодильник, в котором лежали упаковка немецкого аспирина и пачка презервативов.
Кроме закамуфлированного холодильника в просторном кабинете находились два резных шкафа для одежды, два белых кожаных дивана — мягкий и твердый, — три таких же белых кресла; телевизор с видео, телефонный аппарат, два изящных торшера, два огромных зеркала. Висели картины — пейзаж на закате и обнаженные купальщицы на озере.
— А этот артист, кстати, сегодня у нас будет, — раздался за спиной Дениса, засмотревшегося на картину с купальщицами, голос Тимура, который принес шлепанцы, шляпу, халат, ворох простыней и полотенец.
— Какой артист?
— Который «ну вы, блин, даете», и еще этот хохмач, Ширвиндт, но тот, который отец, а не который сын, тот, что про собак по телевизору. А отец у нас завсегдатай, он тоже на сегодня кабинет заказал.
— Ну, поздравляю, — пожал плечами Денис, — автографы я брать не собираюсь, знакомиться — тоже. Надеюсь, ваши артисты отдохнуть не помешают?
— Нет-нет, они всегда тихие, если, конечно, не переберут.
— Прямо как простые смертные, — съязвил Денис. — У меня пока все, Тимур… О, да как вас много, — улыбнулся Денис вошедшей с подносом на руке Свете и второй официантке, что катила раздаточный столик с яствами, и попал впросак. Вторая официантка была откровенно страшненькая и плоская как доска.
Инкрустированный стол начал быстро заполняться бутылками, рюмками и тарелками с салатами. Чтобы не мешать, Денис вновь прилег на диван и прикрыл глаза, притворившись расслабленным после парной. Сделал он это по двум причинам: во-вторых, чтобы не видеть страшненькую, а во-первых, принялся представлять, как смахнул бы супер-пупер-мини-юбку со Светы и… что бы он увидел? Ничего нового и необычного, конечно, но нарисованной воображением картиной Денис остался вполне доволен.
— Не спи, племяш, замерзнешь! — раздался над самым ухом голос Вячеслава Ивановича — крепкого пятидесятилетнего мужчины с коротким, как у Дениса, ежиком пегих волос на голове. — А в бане это не годится.
Приподнявшись с дивана, Денис крепко пожал протянутую руку:
— Ну, какие люди и без охраны!
— Зачем мне охрана, ты же сам охрана.
— Да-а, Вячеслав Иваныч, давненько мы не виделись, видно, ты подзабыл, что я не охрана, а детектив.
Несмотря на родственные отношения, а может, и благодаря им, Денис искренне уважал дядю, но не за генеральский чин, а за высочайший профессионализм и изрядный опыт. Возможно, благодаря этому отношения у них были скорее дружески-коллегиальными, чем родственными.
— Ты — детектив? Во-он оно как!.. Это круто, как выражается нынешняя молодежь, — язвительно протянул дядя, скидывая рубаху и аккуратно вешая ее в резной шкаф для одежды. В его ироничной интонации Денис учуял скрытый подвох. — Замечательный стол, спасибо, барышни. — Грязнов-старший проводил взглядом официанток. — Эта твоя Света меня чуть бедром не опрокинула.
— Она не моя, — сморщил нос Денис.
— Понял, еще не твоя, — снимая брюки и облачаясь в халат, пошутил Вячеслав Иванович. — Извини за задержку, как воскресенье — так сразу неотложные дела. Вездесущий следователь Турецкий из Генпрокуратуры сумел-таки отловить меня по мобильному, на твое счастье. Дайка пива глотнуть…
Денис не понял, что значит «на твое счастье», но решил не задавать лишних вопросов. Он поднял свой бокал с огромной шапкой пены и легонько стукнул его о бокал дяди:
— За встречу?
— Ага, — Грязнов-старший с шумом сдул пену и сделал два крупных глотка. — Лепота-а!.. Дорогой Денис, я пригласил тебя в сей храм, чтобы устроить тебе помывку… — без перехода вкрадчиво начал дядя.
— Ну, я вроде понял, — улыбнулся Денис.
— …мозгов.
— Как чувствовал!
— Не хвались, боярин. Интуиции тут никакой не надо, чтоб чуять головомойку.
— Дядя Слава, так я ж исправлюсь. Или нет?
— Причем прощальную головомойку, — строго добавил Грязнов-старший.
— Как это? Это почему прощальную?!
— Я решил закрыть «Глорию».
1 2 3 4 5