Она, открыв глаза, которые в ужасе зажмурила, когда начался обстрел, посмотрела на него. Эти глаза не имели дна. На мужчину смотрели два карих блюдца, полных слез и непонимания всего происходящего вокруг. Это были глаза ласкового и напуганного домашнего животного. Оно искало защиты у своего хозяина и никак не могло понять, почему его хотят убить. Ведь оно так любило своего хозяина! Девочка прильнула к мужчине и прижалась к его груди. Кизим обнял ее и, прикрыв рукой от неведомого врага, стал звать Helen. Та лежала между трех девочек, обняв их своими руками как крыльями.
- Helen! Frau Garson! Вставайте! Надо выводить всех отсюда в подвал! Быстрее!!! – заорал он, и, прижимая одной рукой девочку, другой стал поднимать молодую женщину за рукав пиджака.
Взрослые женщины, трясясь от страха, поднялись и стали помогать ему поднимать своих воспитанниц. Девочки испуганно смотрели на русского мужчину и своих воспитательниц, но поднимались и, дрожа всеми частями своих тел, послушно становились туда, куда их отводили взрослые, которые, наверное, понимали, что происходит. Дети, беззащитные и покорные, как стайка воробьев столпились у дверей. Кизим взял одну из девочек за руку и, обернувшись к Helen и frau Garson, крикнул им, чтобы они брали всех и следовали за ним. Все взрослые и дети побежали по лестнице на первый этаж и уже оттуда по другой лестнице спустились в глубокий подвал. По пути к ним присоединились все оставшиеся в доме.
Подвал был уже оборудован для бомбежек и артобстрелов. Видимо Кунц ожидал подобных случаев. Здесь вдоль стен стояли лавки, рядом с ними два стола, на которых были расставлены фарфоровые чашки и в высокую стопку тарелки. В центре столов возвышались графины с водой. В подвале по сравнению со вторым этажом царила тишина. Взрывы доносились, но были призрачными. Казалось, что бой шел где-то далеко, за несколько километров отсюда.
- Helen, оставайтесь с девочками здесь. Как только все успокоится, я приду за вами. Попытайтесь их успокоить, - постарался спокойным уверенным голосом произнести Кизим. Потом он окинул взглядом всех девочек и сердце его сжалось от боли за них. Боже! Как им тяжело! Весь мир для них и раньше казался чужим, ужасным и пугающим, а сегодня он просто рухнул. Капитан выдавил из себя ободряющую улыбку и быстро стал подниматься наверх. * * *
Основной удар противника наносился по позициям второго взвода. Именно там снаряды ложились чаще, огня было больше, и дым почти не рассевался. Прикрываясь то кустом, то деревом, то каменным забором, комроты добрался до наиболее опасных позиций взвода. Взводный встретил его лежа на животе с прикрытой руками головой. Только когда в окопе оказался Кизим, он оторвался от земли.
- Щас закончат обстрел и пойдут к нам. Вон там за леском четыре танка. Справа от пригорка, видите, еще пять. Пехоты не видно. Может, ждут подкрепления? - доложил лейтенант.
Капитан приложил к глазам бинокль и посмотрел в направлениях указанных лейтенантом. Несомненно, танки были наши. Т-34. Сколько их на самом деле? Рота? Батальон? Со времени начала обстрела прошло всего минут двадцать. Что дальше? Почему они обстреливают позиции роты? Последний вопрос был риторическим. Кизим сразу догадался о причинах атаки. Конечно, хотелось верить, что это ошибка, но почему-то он в такую странную ошибку не верил.
- Лейтенант, простыню вывешивали? – спросил он у взводного.
- Ага! Вон она, - махнул тот головой, указывая на палку с когда-то белой, а в данный момент уже грязно-серой тряпкой, торчащую в пяти метрах от окопа. - Махали! Гуладзе, размахивая, попал под очередь. Перерезало пополам! А Мехдиев поднялся потом во весь рост, пытался остановить стрельбу. Кроме них еще троих бойцов накрыло прямым попаданием!
Кизим задумался, взвешивая сложившуюся ситуацию. Правильно ли он поступил, приказав Джонсону открыть ответную стрельбу? Может, надо было дождаться наступления и, не открывая огня, ждать? Но если танки под командованием майора, а в этом он был уже уверен, то чего следовало ожидать? Неужели тот не открывая огня, просто занял бы позиции? И недоразумение разрешилось бы! Смешно! Ведь цель майора отомстить ему и уничтожить его подразделение, при этом не оставить свидетелей! В таком случае надо отвечать и как можно больше сберечь личного состава – свидетелей их невиновности!
Очередной снаряд, выпущенный из ствола «нашего» танка, взорвался, разворотив временное пристанище плененного немецкого взвода. Кизим обернулся и увидел, как из дома стали выползать и выбегать немцы, Некоторые из них были окровавлены, другие помогали выносить тела то ли раненых, то ли убитых. Черт! Он совсем забыл о них! Надо было их поместить в подвал к девочкам! Ладно! Что не сделано - то не сделано! Сейчас ему было не до них. Он решал, что делать дальше. В роте было два противотанковых ружья. Но способны ли они пробить броню «тридцать четверок»? Ему не приходилось их применять по своим. Еще раз внимательно изучив диспозицию, Кизим решил, что открывать огонь по танкам из ружей пока рановато. Расстояние между ним и майором было около восьмисот метров. Не менее. Но и не больше. Иначе танковые снаряды бы не долетали. А они ложились аккурат по цели. Стрельба Джонсона нисколько не вредила «тридцать четверкам». Американские снаряды ложились везде и куда угодно, только не в цель.
Минут через десять к ним в окоп сползли Кунц и Винник. Появление немецкого офицера сильно удивило всех присутствующих.
- В чем дело, Винник? – несколько раздраженно спросил юношу капитан.
- Товарищ командир, обер-лейтенант предлагает использовать его самого и его людей. Пятерых фрицев убило, четверо тяжело ранены. Остальные готовы занять оборону на нашей стороне.
Буквально на несколько минут в окопе воцарилось молчание. Все, затаив дыхание, ждали ответа комроты. Кизим молниеносно пытался найти нужный ответ. Сражаться рядом, плечом к плечу с недавними врагами?! Сражаться против своих?! Что потом? Когда все закончиться?! Что скажут? Поймут ли?! Потом без особистов не обойдется! А как будут расценены его приказы?! Ведь он сражается против «своих» вместе с американцами и фашистами!!! Поймут ли, захотят ли понять его действия вышестоящие командиры и следователи НКВД?! Примут ли во внимание, что он выполнял приказ, оборонялся, да и просто защищал жизни бойцов своей роты, что велено военными уставами. Или проще погибнуть безмолвно и безответно?! Как погибли Мехдиев и другие?!
- Кунц, зачем Вам это? – Кизим обернулся к немцу.
- Мы не хотим безмолвно погибнуть, - произнес немец, будто читая мысли капитана. - Если Вы не удержите оборону, то расстрелять нас дело пяти минут. Вряд ли нас оставят в живых! А так наша жизнь зависит от ваших успехов, поэтому мы готовы встать на вашей стороне, - спокойно ответил обер-лейтенант, смело глядя в глаза русскому. Винник перевел.
Кизим думал еще только одно мгновение. Да. Немец прав. Его жизнь и жизни еще двух десятков немецких солдат зависели сейчас только от смелости, умения и везения роты охраны. Если танки прорвутся, то уничтожены будут все!
- Хорошо! Есть ли у вас противотанковое оружие? У нас только два ружья, а этого, безусловно, мало! От американцев вообще никакого проку! Они палят в небо как в копеечку!
- У нас есть три «панцершрека»! Но они не лучше ваших ружей! Есть еще противотанковые гранаты.
- Согласен! Расстояние очень большое! Что ж! Придется ждать наступления! Рассредоточьте своих людей так, чтобы «панцершреки» не находились в одном месте. Огонь открывать только тогда, когда будете уверены в его эффективности!
Кунц взял под козырек и выполз из окопа к своим людям. Через несколько минут немецкие каски появились во всех окопах. Русские солдаты удивленно смотрели на происходящее чудо. Никто и представить себе не мог, что когда-нибудь им придется бок обок сражаться с фрицами против одной из частей Красной армии! Но бойцы, понимая, что помощи им ждать неоткуда и она никогда не бывает лишней, приняли ее от вчерашних врагов. Сам Кунц расположился в соседнем окопе рядом с одним из трех «панцершреков».
Артобстрел пока не прекращался. Снаряды все с той же частотой ложились возле позиций роты. Здание спортзала практически было разрушено. От него остался только остов. Языки пламени лизали кирпичные стены, питаясь матрацами, стульями и другими горючими предметами утвари. По непонятной причине само здание пансионата в противоположность бывшему спортзалу практически не пострадало. Только один, тот самый, первый снаряд разворотил его крышу.
Внезапно на несколько минут наступила полная тишина. Бойцы напряглись. Это затишье не предвещало ничего хорошего. По опыту, приобретенному за годы боев, они знали, что надвигалась активная фаза боя – атака.
Напряжение нарастало с каждой секундой. Бойцы всматривались вдаль, пытаясь определить момент начала наступления. Кизим впился глазами в бинокль. И вот настал момент истины, дымы окрасили технику в сизый цвет. Танки дернулись и медленно, как будто нехотя, двинулись на позиции его роты. Командир заметил, что возле «тридцать четверок» с автоматами наперевес наступали польские фуражки-конфедератки. Значит танковое наступление поддерживали поляки.
* * *
Бой длился несколько часов. В результате атака захлебнулась. На пути к позициям Кизима остались стоять и коптить небо черными дымами семь русских танка. Два из них были подбиты немцами, которые дрались смело, иногда даже безрассудно.
Одину «тридцать четверку» они зажгли, с позиции, занятой стрелком, недалеко от особняка. Стрелок с «панцершреком» залег в стороне от окопов капитана и выждал момент удобный для поражения движущейся цели. Бронебойный патрон четко вошел в зад танка и разорвал топливный бак. Танк вспыхнул как спичечный коробок, задымил черным хвостом и остановился. Кизим не видел, как из него выскочили бойцы, которых немцы, страхующие стрелка, уложили пулеметной очередью. Ему было не до них, не до фрицев, не до танкистов. Он помогал оттаскивать раненых бойцов из соседней траншеи. Снаряд угодил прямо в стрелка уже его роты и его помощника. От них практически ничего не осталось. Отдельно лежали руки и ноги. Каска одного из них вылетела далеко из окопа и покатилась под куст. Все, кто находился рядом были окровавлены осколками снаряда.
Второй танк один из немцев подорвал противотанковой гранатой, подобравшись к нему на расстояние броска. Немецкий солдат погиб там же, на месте.
Четыре других из подбитых танков были остановлены бойцами Кизима. В отличии от фрицев, обороняющиеся русские солжаты танкистов не добивали, а позволяли тем укрыться от огня и покинуть простреливаемое пространство.
Только один танк был уничтожен американцами. Как им это удалось нкито так и не понял. Просто повезло – решили русские.
Сколько осталось лежать поляков, сказать было трудно. Пехоту косили пулеметы американцев и автоматчики роты охраны. Танковое прикрытие залегло и позволило танкам оторваться, что и привело к уничтожению семерых из них.
Потери Кизима и союзников были ужасающими. Четыре «студа» сгорели до основания, пораженные несколькими прямыми попаданиями. Один американский танк был пробит снарядом насквозь и от взрыва у него сорвало башню. Передовые позиции роты были настолько подвержены огню, что понесли огромные потери убитыми и ранеными. Кизиму пришлось оголить оборону флангов и переместить весь личный состав в расположение второго взвода.
Оставшиеся танки развернулись и нехотя отступили. Уцелевшая пехота отползла. Наступила тишина. Явно было, что готовится второе наступление. То ли в рядах нападающих созрел иной план, то ли они ждали подкрепления. Но в ближайшее время у Кизима было время либо покинуть свои позиции, либо приготовиться к смерти.
Рота выдохнула из легких набранный перед боем воздух, и стала подчитывать потери. В окопах осталось около тридцати человек. Раненые легко оставались на боевых позициях. Тяжелые были перемещены за дом. Там их перевязывал фельдшер.
Бой закончился и солдаты, еще совсем недавно сражавшиеся плечом к плечу против общего врага - смерти, не думая о своей национальности и принадлежности к определенной армии, разошлись в разные стороны. Русские сидели в окопах и курили. Немцы, выбравшись из земли, стояли поодаль, рассматривая друг друга и результаты своей обороны. Американцы также как и все сгруппировались в другой, своей стороне.
К Кизиму подошел Джонсон. На нем не было лица. Во-первых, оно было грязным от сажи, копоти и земли. Но даже не это бросалось в глаза. Первый бой сделал из него настоящего военного. Молодецкая спесь куда-то делась. Перед капитаном стоял простой человек, такой же, как и все. Не офицер, не американец, просто человек, посмотревший смерти в глаза.
- Сэр! У нас есть небольшая передышка?
- Думаю, что есть.
- Господин капитан, я не вправе положить здесь всю свою группу! Я потерял убитыми пятнадцать человек! Что я доложу своему командованию?! Как я объясню этот бой?! Сказать, что вместе с русскими и немцами занял оборону против русских танков?! Как Вы считаете, мне поверят или посчитают лжецом, предателем или еще кем?!
- Да. Я прекрасно Вас понимаю, лейтенант, - согласился с ним Кизим, - что Вы намерены делать?
- Мы уходим! … И еще… сэр, я предлагаю Вам присоединиться к нам. Вы же погибните здесь! Или вас смешают с землей, или расстреляют после, как предателей! Получается, что люди погибнут ни за что!
Винник стоял рядом и внимательно смотрел на Кизима. Его еще совсем детское, грязное, впрочем, как у всех лицо, выражало растерянность и непонимание всего того, что творилось вокруг. Он не мог взять в толк, почему им надо умереть как раз тогда, когда победа стучится в двери!
- Лейтенант, я надеюсь, Вы возьмете с собой девочек? – спросил Джонсона Кизим.
- Да, конечно! Я понимаю, что оставлять их здесь нельзя!
- Ну, а о нас поговорим чуть позже.
Стоявший невдалеке Кунц, подошел к капитану и начал что-то говорить ему. По тому, как он смотрел в глаза и каким просительным тоном он произносил слова, Петр Трофимович решил, что тот убеждает его в чем-то. Винник перевел.
- Господин капитан, я прошу Вас передать нас американцам! Если мы останемся, то нас расстреляют ваши! Нас не так много осталось. Конечно, нами можно пожертвовать, но ради Бога, стоит ли?!
- Хорошо, - согласился Кизим и обратился к Джонсону, - лейтенант, Вы заберете Кунца и оставшихся немцев?
- Да. Но без оружия и без гарантий, - кивнул головой американец.
Кунц без перевода понял слова Джонсона и согласился на все его условия. Вернувшись к своим, он отдал солдатам приказания, после которых те стали сдавать свои автоматы американским солдатам. Безоружными они возвращались в свою кучку и спокойно продолжали ждать последующих событий. Их вид выражал полное безразличие. То ли они устали от боя, то ли им на самом деле было без разницы, в чьем плену находиться. Но их покорность говорила о том, что воевать они больше не хотят.
Кизим закурил предложенную Джонсоном сигарету. Что ему оставалось делать? Погибать бесцельно самому и погубить оставшихся людей?! Или согласиться с Джонсоном?! Но тогда он и его люди никогда больше не увидят Родину! Там, далеко на востоке их назовут предателями и заклеймят позором. А каково будет родственникам, оставшимся в тылу?! Дети станут детьми врагов народа, детьми предателей Родины! Что лучше?! Бессмысленная смерть или последующий позор?! Но сегодняшняя смерть не дает гарантии избежать позора и обвинений в предательстве! Боже! Какой сделать выбор?!
- Сережа! – обратился он к Виннику, - построй роту.
- Есть! – сказал лейтенант и пошел выполнять приказ.
* * *
- Красноармейцы! Товарищи! Мои боевые товарищи! Друзья! – начал проникновенно, без излишней строгости, без командных ноток Кизим. Перед ним стояли сорок пять уставших, измученных человек. Раненые, неумело и наскоро забинтованные, перепачканные землей и копотью, пропахшие порохом, кровью, грязью войны. Еще вчера они мечтали о мире, конце войны, представляли, как совсем скоро они возвратятся домой, к своим семьям. Эти люди не впервые смотрели в глаза смерти. И сегодня был не первый бой, когда они, не задумываясь, исполняли приказы своего командира. С некоторыми он прошел от самой Москвы. С другими воевал совсем недолго. Но все они ему стали дороги. Дороги как друзья, как младшие братья. За всех он нес ответственность. Каждая жизнь ему была вверна уставами и дорога. За каждого он был в ответе. – У нас мало времени. Скоро наступление повторится. Я не могу вам объяснить ее причину! Но вы видели и знаете, что не мы начали это бессмысленное кровопролитие! Мы исполняем приказ и защищаем позиции. Нам приказано занять эти позиции и оборонять их до прихода основных сил.
1 2 3 4 5 6 7
- Helen! Frau Garson! Вставайте! Надо выводить всех отсюда в подвал! Быстрее!!! – заорал он, и, прижимая одной рукой девочку, другой стал поднимать молодую женщину за рукав пиджака.
Взрослые женщины, трясясь от страха, поднялись и стали помогать ему поднимать своих воспитанниц. Девочки испуганно смотрели на русского мужчину и своих воспитательниц, но поднимались и, дрожа всеми частями своих тел, послушно становились туда, куда их отводили взрослые, которые, наверное, понимали, что происходит. Дети, беззащитные и покорные, как стайка воробьев столпились у дверей. Кизим взял одну из девочек за руку и, обернувшись к Helen и frau Garson, крикнул им, чтобы они брали всех и следовали за ним. Все взрослые и дети побежали по лестнице на первый этаж и уже оттуда по другой лестнице спустились в глубокий подвал. По пути к ним присоединились все оставшиеся в доме.
Подвал был уже оборудован для бомбежек и артобстрелов. Видимо Кунц ожидал подобных случаев. Здесь вдоль стен стояли лавки, рядом с ними два стола, на которых были расставлены фарфоровые чашки и в высокую стопку тарелки. В центре столов возвышались графины с водой. В подвале по сравнению со вторым этажом царила тишина. Взрывы доносились, но были призрачными. Казалось, что бой шел где-то далеко, за несколько километров отсюда.
- Helen, оставайтесь с девочками здесь. Как только все успокоится, я приду за вами. Попытайтесь их успокоить, - постарался спокойным уверенным голосом произнести Кизим. Потом он окинул взглядом всех девочек и сердце его сжалось от боли за них. Боже! Как им тяжело! Весь мир для них и раньше казался чужим, ужасным и пугающим, а сегодня он просто рухнул. Капитан выдавил из себя ободряющую улыбку и быстро стал подниматься наверх. * * *
Основной удар противника наносился по позициям второго взвода. Именно там снаряды ложились чаще, огня было больше, и дым почти не рассевался. Прикрываясь то кустом, то деревом, то каменным забором, комроты добрался до наиболее опасных позиций взвода. Взводный встретил его лежа на животе с прикрытой руками головой. Только когда в окопе оказался Кизим, он оторвался от земли.
- Щас закончат обстрел и пойдут к нам. Вон там за леском четыре танка. Справа от пригорка, видите, еще пять. Пехоты не видно. Может, ждут подкрепления? - доложил лейтенант.
Капитан приложил к глазам бинокль и посмотрел в направлениях указанных лейтенантом. Несомненно, танки были наши. Т-34. Сколько их на самом деле? Рота? Батальон? Со времени начала обстрела прошло всего минут двадцать. Что дальше? Почему они обстреливают позиции роты? Последний вопрос был риторическим. Кизим сразу догадался о причинах атаки. Конечно, хотелось верить, что это ошибка, но почему-то он в такую странную ошибку не верил.
- Лейтенант, простыню вывешивали? – спросил он у взводного.
- Ага! Вон она, - махнул тот головой, указывая на палку с когда-то белой, а в данный момент уже грязно-серой тряпкой, торчащую в пяти метрах от окопа. - Махали! Гуладзе, размахивая, попал под очередь. Перерезало пополам! А Мехдиев поднялся потом во весь рост, пытался остановить стрельбу. Кроме них еще троих бойцов накрыло прямым попаданием!
Кизим задумался, взвешивая сложившуюся ситуацию. Правильно ли он поступил, приказав Джонсону открыть ответную стрельбу? Может, надо было дождаться наступления и, не открывая огня, ждать? Но если танки под командованием майора, а в этом он был уже уверен, то чего следовало ожидать? Неужели тот не открывая огня, просто занял бы позиции? И недоразумение разрешилось бы! Смешно! Ведь цель майора отомстить ему и уничтожить его подразделение, при этом не оставить свидетелей! В таком случае надо отвечать и как можно больше сберечь личного состава – свидетелей их невиновности!
Очередной снаряд, выпущенный из ствола «нашего» танка, взорвался, разворотив временное пристанище плененного немецкого взвода. Кизим обернулся и увидел, как из дома стали выползать и выбегать немцы, Некоторые из них были окровавлены, другие помогали выносить тела то ли раненых, то ли убитых. Черт! Он совсем забыл о них! Надо было их поместить в подвал к девочкам! Ладно! Что не сделано - то не сделано! Сейчас ему было не до них. Он решал, что делать дальше. В роте было два противотанковых ружья. Но способны ли они пробить броню «тридцать четверок»? Ему не приходилось их применять по своим. Еще раз внимательно изучив диспозицию, Кизим решил, что открывать огонь по танкам из ружей пока рановато. Расстояние между ним и майором было около восьмисот метров. Не менее. Но и не больше. Иначе танковые снаряды бы не долетали. А они ложились аккурат по цели. Стрельба Джонсона нисколько не вредила «тридцать четверкам». Американские снаряды ложились везде и куда угодно, только не в цель.
Минут через десять к ним в окоп сползли Кунц и Винник. Появление немецкого офицера сильно удивило всех присутствующих.
- В чем дело, Винник? – несколько раздраженно спросил юношу капитан.
- Товарищ командир, обер-лейтенант предлагает использовать его самого и его людей. Пятерых фрицев убило, четверо тяжело ранены. Остальные готовы занять оборону на нашей стороне.
Буквально на несколько минут в окопе воцарилось молчание. Все, затаив дыхание, ждали ответа комроты. Кизим молниеносно пытался найти нужный ответ. Сражаться рядом, плечом к плечу с недавними врагами?! Сражаться против своих?! Что потом? Когда все закончиться?! Что скажут? Поймут ли?! Потом без особистов не обойдется! А как будут расценены его приказы?! Ведь он сражается против «своих» вместе с американцами и фашистами!!! Поймут ли, захотят ли понять его действия вышестоящие командиры и следователи НКВД?! Примут ли во внимание, что он выполнял приказ, оборонялся, да и просто защищал жизни бойцов своей роты, что велено военными уставами. Или проще погибнуть безмолвно и безответно?! Как погибли Мехдиев и другие?!
- Кунц, зачем Вам это? – Кизим обернулся к немцу.
- Мы не хотим безмолвно погибнуть, - произнес немец, будто читая мысли капитана. - Если Вы не удержите оборону, то расстрелять нас дело пяти минут. Вряд ли нас оставят в живых! А так наша жизнь зависит от ваших успехов, поэтому мы готовы встать на вашей стороне, - спокойно ответил обер-лейтенант, смело глядя в глаза русскому. Винник перевел.
Кизим думал еще только одно мгновение. Да. Немец прав. Его жизнь и жизни еще двух десятков немецких солдат зависели сейчас только от смелости, умения и везения роты охраны. Если танки прорвутся, то уничтожены будут все!
- Хорошо! Есть ли у вас противотанковое оружие? У нас только два ружья, а этого, безусловно, мало! От американцев вообще никакого проку! Они палят в небо как в копеечку!
- У нас есть три «панцершрека»! Но они не лучше ваших ружей! Есть еще противотанковые гранаты.
- Согласен! Расстояние очень большое! Что ж! Придется ждать наступления! Рассредоточьте своих людей так, чтобы «панцершреки» не находились в одном месте. Огонь открывать только тогда, когда будете уверены в его эффективности!
Кунц взял под козырек и выполз из окопа к своим людям. Через несколько минут немецкие каски появились во всех окопах. Русские солдаты удивленно смотрели на происходящее чудо. Никто и представить себе не мог, что когда-нибудь им придется бок обок сражаться с фрицами против одной из частей Красной армии! Но бойцы, понимая, что помощи им ждать неоткуда и она никогда не бывает лишней, приняли ее от вчерашних врагов. Сам Кунц расположился в соседнем окопе рядом с одним из трех «панцершреков».
Артобстрел пока не прекращался. Снаряды все с той же частотой ложились возле позиций роты. Здание спортзала практически было разрушено. От него остался только остов. Языки пламени лизали кирпичные стены, питаясь матрацами, стульями и другими горючими предметами утвари. По непонятной причине само здание пансионата в противоположность бывшему спортзалу практически не пострадало. Только один, тот самый, первый снаряд разворотил его крышу.
Внезапно на несколько минут наступила полная тишина. Бойцы напряглись. Это затишье не предвещало ничего хорошего. По опыту, приобретенному за годы боев, они знали, что надвигалась активная фаза боя – атака.
Напряжение нарастало с каждой секундой. Бойцы всматривались вдаль, пытаясь определить момент начала наступления. Кизим впился глазами в бинокль. И вот настал момент истины, дымы окрасили технику в сизый цвет. Танки дернулись и медленно, как будто нехотя, двинулись на позиции его роты. Командир заметил, что возле «тридцать четверок» с автоматами наперевес наступали польские фуражки-конфедератки. Значит танковое наступление поддерживали поляки.
* * *
Бой длился несколько часов. В результате атака захлебнулась. На пути к позициям Кизима остались стоять и коптить небо черными дымами семь русских танка. Два из них были подбиты немцами, которые дрались смело, иногда даже безрассудно.
Одину «тридцать четверку» они зажгли, с позиции, занятой стрелком, недалеко от особняка. Стрелок с «панцершреком» залег в стороне от окопов капитана и выждал момент удобный для поражения движущейся цели. Бронебойный патрон четко вошел в зад танка и разорвал топливный бак. Танк вспыхнул как спичечный коробок, задымил черным хвостом и остановился. Кизим не видел, как из него выскочили бойцы, которых немцы, страхующие стрелка, уложили пулеметной очередью. Ему было не до них, не до фрицев, не до танкистов. Он помогал оттаскивать раненых бойцов из соседней траншеи. Снаряд угодил прямо в стрелка уже его роты и его помощника. От них практически ничего не осталось. Отдельно лежали руки и ноги. Каска одного из них вылетела далеко из окопа и покатилась под куст. Все, кто находился рядом были окровавлены осколками снаряда.
Второй танк один из немцев подорвал противотанковой гранатой, подобравшись к нему на расстояние броска. Немецкий солдат погиб там же, на месте.
Четыре других из подбитых танков были остановлены бойцами Кизима. В отличии от фрицев, обороняющиеся русские солжаты танкистов не добивали, а позволяли тем укрыться от огня и покинуть простреливаемое пространство.
Только один танк был уничтожен американцами. Как им это удалось нкито так и не понял. Просто повезло – решили русские.
Сколько осталось лежать поляков, сказать было трудно. Пехоту косили пулеметы американцев и автоматчики роты охраны. Танковое прикрытие залегло и позволило танкам оторваться, что и привело к уничтожению семерых из них.
Потери Кизима и союзников были ужасающими. Четыре «студа» сгорели до основания, пораженные несколькими прямыми попаданиями. Один американский танк был пробит снарядом насквозь и от взрыва у него сорвало башню. Передовые позиции роты были настолько подвержены огню, что понесли огромные потери убитыми и ранеными. Кизиму пришлось оголить оборону флангов и переместить весь личный состав в расположение второго взвода.
Оставшиеся танки развернулись и нехотя отступили. Уцелевшая пехота отползла. Наступила тишина. Явно было, что готовится второе наступление. То ли в рядах нападающих созрел иной план, то ли они ждали подкрепления. Но в ближайшее время у Кизима было время либо покинуть свои позиции, либо приготовиться к смерти.
Рота выдохнула из легких набранный перед боем воздух, и стала подчитывать потери. В окопах осталось около тридцати человек. Раненые легко оставались на боевых позициях. Тяжелые были перемещены за дом. Там их перевязывал фельдшер.
Бой закончился и солдаты, еще совсем недавно сражавшиеся плечом к плечу против общего врага - смерти, не думая о своей национальности и принадлежности к определенной армии, разошлись в разные стороны. Русские сидели в окопах и курили. Немцы, выбравшись из земли, стояли поодаль, рассматривая друг друга и результаты своей обороны. Американцы также как и все сгруппировались в другой, своей стороне.
К Кизиму подошел Джонсон. На нем не было лица. Во-первых, оно было грязным от сажи, копоти и земли. Но даже не это бросалось в глаза. Первый бой сделал из него настоящего военного. Молодецкая спесь куда-то делась. Перед капитаном стоял простой человек, такой же, как и все. Не офицер, не американец, просто человек, посмотревший смерти в глаза.
- Сэр! У нас есть небольшая передышка?
- Думаю, что есть.
- Господин капитан, я не вправе положить здесь всю свою группу! Я потерял убитыми пятнадцать человек! Что я доложу своему командованию?! Как я объясню этот бой?! Сказать, что вместе с русскими и немцами занял оборону против русских танков?! Как Вы считаете, мне поверят или посчитают лжецом, предателем или еще кем?!
- Да. Я прекрасно Вас понимаю, лейтенант, - согласился с ним Кизим, - что Вы намерены делать?
- Мы уходим! … И еще… сэр, я предлагаю Вам присоединиться к нам. Вы же погибните здесь! Или вас смешают с землей, или расстреляют после, как предателей! Получается, что люди погибнут ни за что!
Винник стоял рядом и внимательно смотрел на Кизима. Его еще совсем детское, грязное, впрочем, как у всех лицо, выражало растерянность и непонимание всего того, что творилось вокруг. Он не мог взять в толк, почему им надо умереть как раз тогда, когда победа стучится в двери!
- Лейтенант, я надеюсь, Вы возьмете с собой девочек? – спросил Джонсона Кизим.
- Да, конечно! Я понимаю, что оставлять их здесь нельзя!
- Ну, а о нас поговорим чуть позже.
Стоявший невдалеке Кунц, подошел к капитану и начал что-то говорить ему. По тому, как он смотрел в глаза и каким просительным тоном он произносил слова, Петр Трофимович решил, что тот убеждает его в чем-то. Винник перевел.
- Господин капитан, я прошу Вас передать нас американцам! Если мы останемся, то нас расстреляют ваши! Нас не так много осталось. Конечно, нами можно пожертвовать, но ради Бога, стоит ли?!
- Хорошо, - согласился Кизим и обратился к Джонсону, - лейтенант, Вы заберете Кунца и оставшихся немцев?
- Да. Но без оружия и без гарантий, - кивнул головой американец.
Кунц без перевода понял слова Джонсона и согласился на все его условия. Вернувшись к своим, он отдал солдатам приказания, после которых те стали сдавать свои автоматы американским солдатам. Безоружными они возвращались в свою кучку и спокойно продолжали ждать последующих событий. Их вид выражал полное безразличие. То ли они устали от боя, то ли им на самом деле было без разницы, в чьем плену находиться. Но их покорность говорила о том, что воевать они больше не хотят.
Кизим закурил предложенную Джонсоном сигарету. Что ему оставалось делать? Погибать бесцельно самому и погубить оставшихся людей?! Или согласиться с Джонсоном?! Но тогда он и его люди никогда больше не увидят Родину! Там, далеко на востоке их назовут предателями и заклеймят позором. А каково будет родственникам, оставшимся в тылу?! Дети станут детьми врагов народа, детьми предателей Родины! Что лучше?! Бессмысленная смерть или последующий позор?! Но сегодняшняя смерть не дает гарантии избежать позора и обвинений в предательстве! Боже! Какой сделать выбор?!
- Сережа! – обратился он к Виннику, - построй роту.
- Есть! – сказал лейтенант и пошел выполнять приказ.
* * *
- Красноармейцы! Товарищи! Мои боевые товарищи! Друзья! – начал проникновенно, без излишней строгости, без командных ноток Кизим. Перед ним стояли сорок пять уставших, измученных человек. Раненые, неумело и наскоро забинтованные, перепачканные землей и копотью, пропахшие порохом, кровью, грязью войны. Еще вчера они мечтали о мире, конце войны, представляли, как совсем скоро они возвратятся домой, к своим семьям. Эти люди не впервые смотрели в глаза смерти. И сегодня был не первый бой, когда они, не задумываясь, исполняли приказы своего командира. С некоторыми он прошел от самой Москвы. С другими воевал совсем недолго. Но все они ему стали дороги. Дороги как друзья, как младшие братья. За всех он нес ответственность. Каждая жизнь ему была вверна уставами и дорога. За каждого он был в ответе. – У нас мало времени. Скоро наступление повторится. Я не могу вам объяснить ее причину! Но вы видели и знаете, что не мы начали это бессмысленное кровопролитие! Мы исполняем приказ и защищаем позиции. Нам приказано занять эти позиции и оборонять их до прихода основных сил.
1 2 3 4 5 6 7