Поднявшись, я пустилась гулять по насупившему, недовольному присутствием чужака, дому.
Голод безошибочно вывел на кухню. Отыскав в кладовой парочку головок лука, сыр и затвердевшую булку, кое-как затравила червячка. Пройдя черед коридор в другую часть помещения, я зачарованно замерла на пороге.
Потому что оказалась в женском раю: магазине с одеждой.
Перед большим, сверкающим в рассветных сумерках, стеклом, манерничал красавец-манекен, в темном костюме, блестящем черном плаще и шляпе с высокой тульей, с элегантной тросточкой в руках. За манекеном-мужчиной жеманно пряталась тоненькая девичья фигурка, запакованная в платье на кринолине, окружившим искусственную талию фестонами белой ткани, натянутой на обруча. Повсюду в комнате красовались наряды различных цветов, фасонов, на любой случай жизни, для любого времени года и суток. Платья домашние, платья для прогулок, платья бальные, костюмы для верховой езды, пальто, плащи, подбитые дорогими мехами, а так же мехами попроще и подешевле. Пеньюары, юбки, сорочки, манто, боа – целые горы прелестных тряпок.
Со всех сторон комнату охраняли высокие зеркала. Гладкая поверхность отражала стройные аккуратные ряды с вешалками, манекены, тени светильников, столы, лавки, стулья.
Сойдясь с двойником поближе, я с любопытством рассматривала саму себя. При росте в пять футов, судя по всему, вес мой никак не мог превышать девяноста девяти фунтов. Округлые ягодицы мягко перетекали в тонкую талию. Не пышная, но упругая грудь выглядела аккуратной. Округлые плечи удерживали длинную гибкую шею. Силуэт фигуры очертанием напоминал маленькую скрипку.
Лицо с первого взгляда производило впечатление кукольной приторности: прямой носик, мягкие губки, белая гладкая кожа, округлый подбородок в ямочках. Из образа жеманной красавицы выбивались глаза: черные, матовые, без блеска, они напоминали два омута, в которых пряталось нечто злое и сильное, в любой момент готовое вырваться на свободу.
Пройдясь пару раз туда и сюда, я остановилась у платья из набивного ситца, с рукавчиками-фонариками и рюшами на груди, с юбкой в пол. Такое вполне под стать дочке горожанина, не слишком богатого, не слишком бедного. Обыкновенного. Поверх платья пришлось набросить плащ с широким капюшоном, отороченным мехом неизвестного пушистого четвероногого зверька.
Переодевшись, я вновь подошла к зеркалу. Из его глубины на меня смотрело сразу два облика: ребёнок и женщина. Обе маленькие и хрупкие, с точенными мелкими чертами лица, с белой мраморной кожей, как у всех рыжих, но без единой веснушки. С темно-огненной массой мелких длинных кудряшек, что словно рамка подчеркивали белизну кожи, с неожиданно черными, изогнутыми, как у куклы, ресницами.
Звук приближающихся шагов заставил вздрогнуть.
- Кто здесь? - донесся раздраженный голос. - В неровном утреннем свете выплывшая из сумерек женщина выглядела бледной и сердитой. - Что ты здесь делаешь? – Сдвинула она брови.
Что, интересно, следовало сказать? «Я ворую ваши платья?».
- Ходить нагой не принято. Извините, решила у вас кое-что позаимствовать.
- Да что ты говоришь? - Насмешливо переспросили меня. – Подумать только, откуда взялась такая милая непосредственность в наш посредственный век? А ну, снимай с себя одежду немедленно, нахалка! И убирайся прочь.
- Не стану я этого делать.
- У меня просто слов нет! – Возмутилась женщина, всплеснув руками. – Да я сейчас дознавателей позову! Нет, ну виданное ли дело? Я тебя застукала за воровством, готова по доброте душевной отпустить, - понимаешь? Так что пошевеливайся, пока я добрая.
- Маэра, если я сниму одежду, то все равно попаду к дознавателям. Я предпочитаю сделать это одетой.
- У меня нет слов.
- Они и ни к чему. - Я направилась к выходу. – Всего доброго.
Мне не препятствовали. Возможно, у хозяйки дома оказалась хорошо развитая интуиция.
***
Улицы наполнились множеством звенящих голосов. По мощеным улочкам стучали деревянные обода колес, острые женские каблучки, тяжелые мужские трости. Пищали многочисленные детские голоса, хрипло лаяли собаки. Даже деревья, явственнее шуршали едва тронутыми осенней кистью золотыми кронами.
Кое-где ещё продолжали клубиться клочки разошедшегося к полудню тумана. Впрочем, они ни сколько не мешали наслаждаться видом. На высокой набережной реки Рив удобные скамейки, украшенные резными поручнями, приглашали присесть, отдохнуть, понаблюдать за неспешным, размеренным течением вод. Часть города виднелась отсюда, как на ладони: умытая яростной ночной грозой, окутанная не до конца ушедшими снами.
Ещё немного поплутав, удалось выйти на торговые ряды. Здесь бойкие торговки, распахнув ставни, вывешивали товар, в надежде завлечь привередливого покупателя. Толстые кровяные, копченные, сыроваренные колбасы, душистые головки сыра, ароматные крендельки, толстые сладкие пирожки с золотистой корочкой! Чувство голода, вызванное отрадной для взора картиной, пересиливало и гордость, и застенчивость.
Потоптавшись немного у порога булочной, я вошла. Пожелав доброго утра толстухе за стойкой, спросила, не будет ли она любезна, не окажет ли милость, не угостит ли булочкой?
- Если я стану угощать бесплатно, то разорюсь, - бездушно отрезала торговка. Окинув беглым взглядом, добавила. - Здесь не подают милостыни.
Отвернувшись, она поставила точку в разговоре.
Много позже, приходилось тихонько раскаиваться в той, самой первой, расправе, свершенной в голодной горячке. Но угрызениям совести, следует признать, всегда не хватало глубины.
Собрав булочки в подвернувшийся под руку пакет, я покинула место преступления. Вернувшись на набережную, с удовольствием подкрепилась. Недоеденные кондитерские трофеи, превратив в крошки, оставила в кормушках для птиц. Благодарные пичуги, совсем не похожие на монстров из страшных снов, радостно чирикали.
Почти против воли ноги сами повлекли назад, к булочной, откуда разумнее было бы держаться подальше. У распахнутых дверей стояли люди. Дознаватели. Всеобщее внимание привлекал высокий светловолосый мужчина. Одна одежда чего стоила: обтягивающие кожаные штаны, черная рубаха, застегивающаяся совершенно непостижимым образом (ни пуговиц, ни крючков, ни шнуровок не прослеживалось: какие-то непонятные металлические штыри да шарики), короткая красная куртка. Но дело, конечно же, было не в одежде, не в волосах, белых, как серебряный свет Сиа, не в тонких, резких, соразмерных чертах лица. Внимание привлекали глаза: яркие до неприятного, - до дрожи в коленках, до мурашек на руках, - глаза выдавали в мужчине аристократа-мага. У простых людей такой синевы во взоре не встретишь.
Будто привороженная, я, не отрываясь, смотрела на него.
Из булочной вынырнул лысый коротышка с пухлым подбородком, пухлыми маленькими ручками, проницательными глазками-буравчиками, старательно прячущимися за толстыми, как у ребенка, щеками и толстым мясистым носом:
- Комсор, они не ошиблись: дерьмо по нашей части, - громогласно оповестил коротышка улицу. – Магия, - вырви мне упырь селезенки, плюнь ядовитая грыза в глаза. – Хрустнув сочной упаковкой, он отработанным движением забросил в рот жевательную пастилку. – И чё теперь делать? Носиться с этой мелюзгой?
- Раз по нашей части, значит, будем носиться. Ничего не поделаешь.
- И кого посетила мысль применять Синее Пламя, чтобы пришить какую-то невзрачную простолюдинку, а? Это ж магия такого уровня, что ого-го! А тут Синем Пламенем - простую бабищу! Нет, ну это как по муравью бомбой фигарить. На хрена, - я спрашиваю?
Блондин, видимо почувствовав мое внимание, развернувшись, адресовал мне пристальный взгляд. Я поспешила уйти.
Бегущие по небу облака поначалу лишь прикрывали солнечное сияние, но, сгруппировавшись в тучу, погасили его полностью, - осенью дни коротки.
Очередное место, куда занесли ноги, отнюдь не выглядело презентабельным, хотя назвать его некрасивым не поворачивался язык. Элегантные фронтоны домов венчали либо остроконечные шпили, либо объемные, выпуклые купола, щедро покрытые сусальным золотом, ляпис-лазурью. Сверкающие разноцветные стекла отбрасывали на плиты, покрывшие землю, радужные блики.
Ещё не стемнело, но фонари и рекламные щиты сверкали, переливаясь огнями. Изображения девиц с высоко поднятой грудью, смазливых юнцов с раскрашенными лицами, в мокрых рубахах, жадно липнущих к телу, призывно глядели отовсюду. На улицах господствовала особая красота утонченного, болезненно-рафинированного разврата. Красота извращенная, в равных пропорциях вызывающая любопытство и омерзение: огни, мрамор, тела в шёлке одежд, нагота в блеске драгоценностей. Каскад волос, искусно заплетенных и причудливо распущенных; магия округлых грудей и широких плеч; музыка, смех, стоны наслаждения, крики экстаза.
Настежь распахнутые, зовущие двери.
Прислонившись к холодному камню, я замерла. На другом конце узкой улицы появился экипаж. Прогромыхал и остановился, покачиваясь на новых рессорах.
Дверца распахнулась бесшумно, и так же беззвучно закрылась, стоило оказаться внутри деревянного передвигающегося ларчика, приятно пахнущего свежим лаком.
- Я тебя приглашал?
- Разве нет? – Изумленно затрепетала я длинными ресницами.
Мужчина кончиком трости бесцеремонно отбросил с моего лица капюшон, чтобы иметь возможность лучше рассмотреть товар.
- На кого работаешь?
Боясь ляпнуть что-нибудь невпопад, я предпочла хранить молчание.
- Сколько?
Недоумение, крупными буквами написанное на моем лице, видимо, его допекло:
- Сколько берешь?!
- Мне нравится перстень, - кивнула я на длинные, гибкие пальцы, украшенные массивным перстнем с изором.
- Не смеши. Ты и четверти его цены не стоишь.
- Либо перстень мой, либо расстаемся прямо сейчас. – Вскинула я подбородок.
- Ты крайне утомительна, - манерно вздохнул мужчина. Прекратив разглядывать ногти, он посмотрел в упор так, словно иголку в бабочку вгонял.
Лицо до сего момента почти полностью скрывал высокий воротник, так что я только теперь увидела на глазах «клиента» стеклышки очков, заключенные в тонкую сверкающую оправу.
- Как тебя зовут? – спросил он.
В ответ получил молчание.
- Я спросил, - с нажимом повторим «клиент», - как твое имя?
Повисла напряженная пауза. А потом я скороговоркой проговорила:
- Извините, что отняла у вас время, но, мне кажется, вы отыскали совсем не то, что вам нужно. Будет лучше, если …
- Сядь!
Карета остановилась. Мужчина не пытался выказать хорошее воспитание, достойное его высокого положения. Руки не протянул. Выбираться из экипажа пришлось самостоятельно.
- Прошу, - отвесив шутовской поклон, передо мной открыли дверь.
- Я не проститутка, - залепетала я, - просто так сложились обстоятельства. Вы не поймете, но…
Грубо схватив за руку, меня без церемоний перетащили через порог.
- Довольно играть дешевую комедию, - злобно цыкнул негаданный клиент.
Звуки шагов гулко отзывались эхом от холодных стен, высоких потолков. Щелкнув огнивом, мужчина зажег свечи в канделябре. Свет храбро попытался побороть темноту, но был обречен на поражение, лишь умножая количество теней.
- Выпьем? – Вопрос дополнили улыбкой, ни сколько не украсившей лицо.
Я отказалась.
- Вот как? - Пожал он плечами. - Что ж, если прелюдию ты считаешь излишней, я не прочь перейти к главному.
- Пустите!
Язык, скользким угрем устремился в рот, мокрые холодные губы напомнили отощавших за зиму жаб. Я никуда не могла укрыться от рук, жадно шаривших по ногам, костлявых и липких. Ничего, кроме отвращения, не испытывая, я отпихивала мужчину изо всех сил, упираясь руками в плечи, широкие и твердые; брыкалась, как взбесившийся жеребёнок; изворачивалась, кусалась. Когда все оказалось бесполезным, использовала классический женский прием: ударила коленом в пах. Возможно, будь я женщиной, оно и сработало бы. Но, учитывая разницу веса и роста, противнику удар был, как слону - комариный укус.
Встав надо мной на четвереньки, мужик спустил штаны. Дыбящийся, бледно-розовый, влажный, покрытый вздутыми венами, член, показался мерзким и уродливым.
- Хватит таращиться. Отрабатывай заказанный перстень.
Я замотала головой:
- Хватит последнюю девственницу из себя корёжить! Давай! Возьми в рот.
Я поняла, что сейчас умру. Скончаюсь от гадливости:
- Лучше засунь его себе в задницу!
Мужик с силой прижал мое лицо к восставшему «жезлу», разом отсекая ненужные ему прения. По щеке скользнула влага, липкая, горячая.
У меня не оставалось выбора. Я поняла, что должна это сделать.
И - сделала. Сжала зубы на единственном достоинстве, бывшем у этого человека.
Крик боли вперемешку с возмущением резанул по ушам.
Воспользовавшись тем, что меня больше не удерживают, я бросилась в ближайшую дверь. На мою беду, она оказалась внутренней. В маленьком коридорчике пряталась тонкая винтовая лестница. Не раздумывая дважды, подхватив разорванные, волочившиеся по полу, юбки, я начала подниматься. Улыбнулось миновать несколько пролетов, пока руки преследователя кольцом не сомкнулись на талии.
- Сука!!! - Задышал он над ухом.
Резко откинув голову, затылком ударила гаду по зубам. Он отпрянул. Дужка очков треснула, по стеклам потянулась тонкая паутинка трещинок.
Уж не знаю, как сама, но противник выглядел жутко и смешно одновременно: без штанов, с волосатыми ногами, в кровоподтеках, с безумно вытаращенными глазами, со свалившимися очками.
Прозвеневший в тишине смех для меня самой стал неожиданностью. На щеке мужчины задергалась жилка:
- Я тебя убью, трущобная крыса, - сказал он спокойно, тихо и твердо.
Перед тем, как ударил.
Попади кулак в цель, слова стали бы пророческими. Но я увернулась. Мы покатились по лестнице.
Уцепившись за поручни, мне первой удалось замедлить падение. Противник поднялся на ноги несколькими ступенями ниже.
В руке загорелся алый огненный шар и направился к неприятелю.
Лицо мужчины исказилось удивлением, неверием и ужасом. Затем магическая огненная плазма настигла цель: полетели оторванные конечности, внутренности, мышечные ошметки, костяное крошево. Разметались по сторонам горячие языки пламени, заставляя заняться деревянные панели.
От пламени я укрылась в ближайшей комнате. Выбить стекло, шагнуть на широкий резной карниз было делом нескольких секунд. Удалось спуститься по водосточной трубе.
- Ты убила его.
Я замерла.
Прозвучавший голос, тихий, ласкающий, словно бархат, низкий, зачаровывал. Такие голоса женщины слышат в сладких снах. Чтобы тосковать по ним, просыпаясь.
В плотном покрове темноты с трудом удалось различить высокий силуэт.
- Меня зовут Миа*р о н Мэнтэр*р э й, - выдохнула тень. – Я оборотень из клана Черных Пантер.
Ладонь, протянутая ко мне, продолжалась длинными музыкальными пальцами.
– Давай, сравним Силу? Отразишь мой удар – я тобой заинтересуюсь. Нет? – Полная насмешки пауза, - боюсь, интересоваться будет некем!
Я не успела ответить, а голубой шар уже летел мне прямо в лицо. Цели ему достичь не удалось. Такой же, как он сам, оранжевый «мячик» перехватил его с полдороги.
Сферы сошлись.
Улица содрогнулась от оглушительного грохота.
Смех, резкий, леденящий сердце, ворвался в какофонию звуков:
- Умница! Огненная и прекрасная! Ценный экземпляр. Именно такого не хватало в моей коллекции. - Миа*рон напрягся, прислушиваясь. - Мы изрядно пошумели, - оскалился он, - пора убираться! Сюда спешит патруль, пожарные, да парочка магов. Хочешь с ними познакомиться? Нет? Тогда убираемся. И поскорее.
Не дожидаясь ответа, плавным движением оборотень перекинул меня через плечо, будто я была кульком с мукой. Легко взобрался по отвесной стене на крышу.
Небо и земля перемешались перед глазами. Я потеряла сознание.

Глава 3
Красный цветок
Комната, где довелось очнуться, была похожа на Знак Вечной Жизни, круглая, словно её не строили, а рисовали; от пола до потолка задрапированная в легкие, струящие под сквозняками, занавеси. Колышущаяся ткань создавала впечатление неустойчивости, ирреальности. От металлической жаровни, отдыхающей посредине залы, сизой струйкой вился ароматный дымок. Подо мной стлался ковер с коротким ворсом. Больше в помещении ничего не было.
- Выспалась? – Повис в воздухе вопрос.
Оборотень вышел из тени на свет, скупо отбрасываемый светильниками, выполненными в форме сталактитов.
Смуглая гладкая кожа рельефного торса мерцала от благовонных притираний, имитируя сияние альфов. Черные косы удушливой, тяжелой волной спадали на плечи и спину, будто у женщины. Треугольное кошачье лицо, с яркими губами, высокими скулами, зловеще парило в темноте.
1 2 3 4 5 6