Но что я должен делать, когда начнется атака?
– Чтобы у Кангранде появился законный предлог развязать войну, ворота Виченцы должны быть открыты подкупленными солдатами. Падуанцы должны ворваться в город. Тогда-то Угуччоне и атакует.
– Если я позволю им ворваться, что помешает им прикончить меня на месте?
– Хороший вопрос, – одобрил мавр. – Вот тут-то и начинается самое интересное. – И он объяснил причину собственной усмешки.
Пьетро не сдержался и усмехнулся в ответ – правда, в это время пот градом катился по его спине.
– Но где же будет сам Кангранде?
– Нужно, чтобы его видели вдалеке, иначе падуанцы не начнут атаку. Этим займется Угуччоне.
Пьетро, хотя не на шутку обеспокоился, решил, что все отлично продумано.
– Когда мне нужно убраться?
Мавр изложил план до конца. Отряд во главе с Пьетро должен выступить через два дня, объявив, что держит путь во Францию. Задолго до того, как они достигнут Падуи, Пьетро во всеуслышание объявит, что намерен навестить своих друзей, синьора и синьору да Ногарола. Отряд сменит курс и направится в Виченцу. В Виченце они пробудут до двадцать первого мая, а на закате все и произойдет.
– В Виченце ты встретишь старых знакомых, – добавил мавр. – Вернулся один из изгнанников. Капитан вызвал Монтекки.
– Да ну? Что ж, в этом есть смысл. Сестра Мари выходит замуж, а он, я знаю, хотел просить разрешения приехать на свадьбу.
– Капитан говорит, Монтекки хорошо проявил себя в Авиньоне. Он добился, чтобы Кангранде не отлучили от Церкви, одним только личным обаянием. Но даже обаяние открывает не все двери. Кангранде нужен человек более влиятельный, возможно, с титулом. Он хочет предложить эту должность Баилардино.
– Вряд ли Баилардино поедет, – произнес Пьетро. – Говорят, он на своего сына не надышится.
«Вдобавок, – подумал, но не стал говорить Пьетро, – донна Катерина снова беременна».
Мавр не дал мыслям Пьетро перекинуться на донну Катерину.
– Вы ведь с Марьотто друзья?
Пьетро только вздохнул.
– Да, наверно, друзья. По крайней мере, мы переписываемся. Поначалу он умолял меня о прощении. Не знаю… Я написал, что простил, но простил-то я не от сердца. А вскоре все стало как прежде.
– А как у него с Капуллетто?
– Спроси что полегче! Два года прошло, а он в каждом письме жалуется, что Антонио не отвечает ему. Вот тебе обычное содержание писем Марьотто, по пунктам. Сначала приветствие, клятвы в вечной дружбе, затем проклятия в адрес упрямца Антонио, дальше пара страниц, на которых он до небес превозносит Джаноццу. Потом Марьотто излагает новости двора – думает, мне это интересно. Например, пишет про какого-то юного итальянца, с которым познакомился в Авиньоне и который как поэт подает большие надежды. Отец у него настоящий тиран, так что юноша пишет стихи тайком. А фамилия его Петрарка. Пусть Петрарка, мне-то что? Лучше бы Мари писал моей сестре – она знает о поэзии больше, чем я вообще в состоянии запомнить. – Пьетро бросил на мавра лукавый взгляд. – А вот моя новость: у Антонии появилась подруга. Нелепее пары и не придумаешь. Это не кто иная, как Джаноцца, Мари. Обе обожают поэзию, потому и сошлись. Так что не только Мари об этой су… извини, об этой Джаноцце пишет, а еще и моя сестра. И Антонио, конечно.
– Капуллетто пишет тебе о своей бывшей невесте?
– И больше практически ни о ком и ни о чем! Его письма выстроены по той же схеме, что и письма Мари. Сначала похвалы, клятвы в верности, выпад в адрес Марьотто, а потом несколько страниц о Джаноцце. То он видел ее на улице, то слышал о ней от кого-нибудь. И не думаю ли я, что она раскаивается. Надеюсь, с возвращением Мари дело разрешится тем или иным образом.
Через дорогу метнулся воробей, за воробьем метнулся Меркурио – надо же было облаять нахальную птицу.
– А что насчет печати Скалигера? – спросил Пьетро. – Ты выяснил, кто?..
– Нет. Был занят слежкой за графом.
– Понятно. – Пьетро наблюдал, как воробей дразнит собаку, нарочно летает низко, а потом устремляется вверх. – И я не выяснил. Кангранде написал, что доступ к печати, насколько ему известно, только у двоих – у него и у дворецкого. Дворецкого он отослал служить Угуччоне. Но я не верю, что он действительно подозревает Туллио.
– Конечно нет. Иначе Туллио был бы уже мертв.
– Пожалуй, ты прав.
Мавр нахмурился.
– Зато я кое-что разузнал про медальон.
– Про какой медальон?
– Про тот, что Пугало сорвал с бедного Игнаццио. Эта вещица, или не эта, а очень на нее похожая, принадлежала одному шотландцу по имени Уоллес. Лет двадцать назад он послал медальон одному итальянцу в знак особой благодарности. Видимо, за то, что итальянец отправил Уоллесу оружие и рыцарей, чтобы они обучали его людей искусству владения мечом.
– И кто же этот итальянец?
– Альберто делла Скала. Отец Кангранде.
Пьетро резко повернул голову, словно получил пощечину.
– Что? Но… но как медальон оказался у Пугала?
– Понятия не имею. Кангранде клянется, что в жизни медальона не видел. Однако кому бы эта вещь ни принадлежала, она, несомненно, имела для владельца особое значение. Пока мы выслеживали Пугало, он выслеживал нас, чтобы вернуть медальон.
– Выходит, мы и не представляли себе истинной ценности медальона.
– Выходит, так.
Некоторое время они ехали молча, в глубокой задумчивости. Меркурио путался у коней под ногами, Фацио скакал впереди, довольный, что больше не надо напрягать уши. Внезапно Пьетро произнес:
– А какую услугу ты оказал египтянину?
– Составил гороскоп его сына, и это позволило отцу предпринять кое-какие меры.
Пьетро понимающе кивнул и оглядел мавра с головы до ног.
– Игнаццио, получается, никакой не астролог. Это ты астролог.
– Бедняга Игнаццио всю жизнь колебался по тому или иному поводу. Он был моим учеником.
– А заодно и живой мишенью.
– Это входило в его обязанности.
«Жестоко, – подумал Пьетро. – Умно, но жестоко».
– Как я смогу с тобой связаться?
– Бродячий зверинец уезжает из Падуи, я присоединюсь к нему по дороге.
– Подожди, сам догадаюсь: зверинец едет в Виченцу?
– Разумеется.
– Ты по-прежнему Теодоро, или?..
– Они зовут меня Арус. Настоящее мое имя Тарват аль-Даамин.
– Мне этого не выговорить. Но я постараюсь запомнить.
– Уж постарайся. В Виченце смотри в оба. Звезды говорят, что в судьбе мальчика произойдут перемены.
– Какого рода перемены?
– Точно не скажу; знаю только, что кардинальные. И так во всех его гороскопах. На четвертом году жизни мальчик попадет под новое влияние, которое и сформирует его личность. Это и тебя касается.
– Меня? Каким образом?
– Не могу сказать. Звезды показывают, что, пока происходит перелом в жизни ребенка, твоя собственная жизнь в опасности.
Пьетро бросил на мавра мрачный взгляд.
– Так ты и мой гороскоп составил?
Аль-Даамин покачал головой.
– Нет. Просто я был во Флоренции и просмотрел гороскоп, который заказал твой отец, когда ты родился. Там сплошные знаки да предзнаменования.
– Отец заказал мой гороскоп? – опешил Пьетро.
– Да. И гороскоп этот подтверждает мои предположения – твоя судьба тесно связана с судьбой Борзого Пса.
– Если только он и есть Борзой Пес. А ты когда-нибудь?..
– Я составил еще несколько гороскопов, с учетом твоих соображений относительно падающих звезд, пути которых пересеклись. Одни гороскопы сулят процветание, другие – всяческие беды, но, сам понимаешь, сказать, который из гороскопов верный, можно будет только по прошествии времени. – Мавр придержал коня. – Здесь мы расстанемся. Если что-то пойдет не по плану, и вообще если я тебе понадоблюсь, отправь письмо сапожнику из городка Альгамбра. Это в провинции Гренада, в Испании. А уж он мне передаст.
Пьетро понимал, какая ему оказана честь, и в знак благодарности склонил голову. Они попрощались, и мавр ускакал. Теодоро Кадисский, Арус, Тарват аль-Даамин. Интересно, каково это – жить с таким количеством имен? Впрочем, вспомнил Пьетро, у Кангранде имен не меньше. Франческо делла Скала, Скалигер, Капитан. Но только не Борзой Пес.
Именно поэтому Сан-Бонифачо и плетет интриги. Графу нужен мальчик, агенты же его не справились с поручением. Граф не придумал ничего лучше, чем захватить целый город.
Но зачем ему наследник Кангранде? Что ему за прок от трехлетнего ребенка? Выкуп? Месть? Какова его цель?
– Синьор, – начал Фацио, едва оказавшись рядом со своим господином, – в чем дело? Мы что, уезжаем? Какие новости?
Пьетро сдерживал Каниса, чтобы тот шел голова к голове с конем Фацио; впрочем, думал он о своем и на вопросы пажа не отвечал. Через неделю он будет в Вероне, со своими друзьями и родными. А Кангранде явит милость к своему заблудшему рыцарю. Сир Пьетро Алагьери, рыцарь из Вероны, защитник обиженных. Но прежде произойдет еще одна битва, а значит, появится еще одна возможность поквитаться с да Каррарой. Более того, появится возможность показать людям, с кем в сговоре граф Сан-Бонифачо. Взять графа в плен и на суде Скалигера заставить его выдать имя сообщника – да, вероятность именно такого исхода весьма велика. Ожиданию настал конец.
Поместье Капуллетто
Недалеко от Вероны, к юго-востоку от озера Гарда, на лучших пахотных землях располагалась великолепная усадьба, построенная лет двести назад. Господский дом совсем не походил на замок, однако был просторным, удобным и очень красивым. До начала нового века в усадьбе жили стойкие гвельфы – семейство Капеллетти. Затем, когда все Капеллетти погибли, за порядком в усадьбе стали следить правители Вероны. Каждые несколько лет появлялся новый арендатор и наслаждался тихими сельскими радостями до тех пор, пока решением суда его не изгоняли. Кангранде и его братья никому не давали обжиться на земле Капеллетти.
Однако два года назад поместье загудело, словно пчелиный улей по весне. Там поселилось новое семейство. Точнее, новое старое семейство. Капуллетти.
До нападения на Виченцу оставалась неделя, в воздухе носились слухи. Слово «Падуя» не звучало, однако все только и говорили, что о Кангранде, который собирает армию для некоего ответного удара. Слухи дошли и до Луиджи Капуллетто; сейчас он, белый от ярости, шел в покои отца. Луиджи с грохотом отворял двери и сметал все и вся на своем пути. Людовико был в опочивальне, которая также служила ему кабинетом. С каждым днем пораженная подагрой нога болела все сильнее, и даже установившаяся жара не облегчала страданий старика.
Дверь распахнулась, и в опочивальню почти вбежал Луиджи. При виде наследника старый Капуллетто только проворчал:
– Ты что как с цепи сорвался?
Одним усилием воли Луиджи взял себя в руки, хотя эти самые руки прямо-таки тянулись к горлу старика.
– Угуччоне делла Фаджоула собирает армию. Что-то должно случиться, и вы знаете, что именно. Ведь знаете?
– Может, и знаю, – отвечал старый Капуллетто.
– И вы отправляете Антонио на войну под началом Угуччоне?
– Да! – рявкнул Людовико.
– Нет! – Луиджи грохнул кулаком по стене. – Нет, отец, нет! Вы делаете ставку на Антонио, а ведь он не наследник! Наследник – я! Именно я ваш законный первенец, или вы забыли? Если Антонио умеет вас развеселить, это еще не значит, что он способен вести ваши дела. Черт возьми, вы сами не способны вести свои дела! Как вы думаете, Кангранде было бы интересно узнать истинную причину нашего отъезда из Капуи? Если эта история станет всем известна, вы впадете в немилость, не так ли?
Приступ кашля начался у Людовико задолго до того, как Луиджи дошел до кульминационного момента своей тирады. Пока сын распинался, изрыгая проклятия и не скупясь на эпитеты, старик встал с постели и, припадая на больную ногу, сделал несколько неверных шагов. Луиджи понял, что сейчас получит оплеуху, однако был не в том настроении, чтобы ее получить. Он перехватил занесенную руку и отбросил отца назад, так что тот мешком упал на пол. Луиджи сам не поверил, что поступил так с отцом; его забила крупная дрожь.
Людовико со скрипом поднялся и кое-как дотащился до постели. Руки его, впрочем, не дрожали.
– Болван! Сопляк! Думаешь, после этого ты получишь мои деньги?
– Плевал я на деньги! Дело не в деньгах! Вы, похоже, больше и думать ни о чем не в состоянии! Почему, отец? Почему вы выбрали Антонио?
– Антонио умеет меня развеселить, – проворчал старый Капуллетто. Он отхаркнул целый комок мокроты и сплюнул в жестянку, стоявшую возле кровати. – А это вот – от тебя подарочек.
– Я подарил вам внука!
– Да, я помню, – усмехнулся старый Капуллетто. – Он слишком похож на свою мать. По крайней мере, вырастет смазливым. Глядишь, девчонка Джуарини будет довольна.
– Вот, значит, кто мы для вас! Шестеренки! Я, мой сын, Антонио и вся эта дурацкая история с племянницей Каррары – только зерна для ваших жерновов. Что ж, папа, ты многого добился. У тебя и земля, и деньги, и уважение! Тебе мало? Что же дальше?
Людовико щелкнул пальцами.
– Ты спрашивал, почему я выбрал Антонио. Именно поэтому. Антонио не спрашивает, что дальше – он и сам знает! Он сразу сечет все ходы и выходы, он понимает, как улучшить положение. Вот, например, если бы ты кое-что внушил своей жене, водяная кузница, которую строит Скалигер, досталась бы тебе. А так ее получил Риенджи, всего-навсего в обмен на добродетель своей жены. Большой Пес, ха! Кобель он большой, вот кто! – Старик рассмеялся, однако смех тотчас перешел в кашель.
Луиджи не стал дожидаться, пока кончится приступ.
– Вы хотите, чтобы я продал свою жену Скалигеру?
На глазах Людовико выступили слезы, он видел сына как в тумане.
– Невелика жертва за такое вознаграждение.
Луиджи заскрипел зубами. Ему хотелось голыми руками порвать в клочья этот ком дряхлой плоти. Однако он сдержался.
– Я требую, чтобы вы отправили меня к Угуччоне в качестве представителя семьи.
– Он требует, ха! Требуешь – получишь. Я тебя отправлю, не сомневайся, – будешь оруженосцем у своего брата. И не вздумай перечить. Или на таких условиях, или вообще не поедешь! Будешь оруженосцем Антонио. В конце концов, твой брат – рыцарь. А ты кто? Обычный помещик, вот кто. Будешь прислуживать брату, а я уж выберусь, посмотрю, как у тебя получается. Еще на один разок сил у этой полугнилой туши хватит. В бой, конечно, я не гожусь, но проверю, как ты тщишься прославить фамилию.
Это было унизительно, оскорбительно, непростительно, но Луиджи получил что хотел – возможность доказать, что он не хуже Антонио. Он резко развернулся и вышел, держась прямо, точно кол проглотил.
Антонио торчал во дворе, подпирал стену, обшитую панелями.
– Я же тебе говорил…
– Иди к черту! – Нет, на черта брат не реагирует. Луиджи вспомнил о своем лучшем оружии. – Как поживает наш юный Менелай? Нет ли вестей от Париса?
Антонио побелел, показал брату фигу и бросился в дом. Луиджи пошел к сыну.
Теобальдо спал. Луиджи выпустил пар и остановился у колыбели. Погладил тонкие, очень светлые волосики. Это его мальчик, только его. Теобальдо минуло два года, однако Луиджи не желал подпускать к сыну нянек. С присутствием жены приходилось мириться. Дрянь. Очередная пешка в играх старика. Ладно, по крайней мере она родила Луиджи сына. Теобальдо. Имя старинное; в семействе Капеселатро – именно Капеселатро – его часто использовали. Теперь старику вздумалось купить титул.
«Поздравляю, папа! Хотел титул, а получил кровную месть!»
Впрочем, похоже, с этим скоро будет покончено. Старый Монтекки прямо-таки лебезит перед отцом, а молодой застрял во Франции и бог знает сколько еще там пробудет. Особенно же приятно, что Антонио получил хорошего – и заслуженного – пинка в причинное место. В итоге за все, что рано или поздно достанется Луиджи, отец заплатил унижением своего любимчика. А права и земли в один прекрасный день перейдут к Теобальдо.
Малыш тихонько посапывал во сне. Луиджи улыбнулся – он улыбался, лишь когда бывал наедине со своим мальчиком. Теобальдо. Это имя носил двоюродный дед Луиджи. Имя итальянское, хотя жена предпочитает произносить его на голландский манер – Тибальт. Как ни странно, Луиджи этот вариант тоже нравился больше. Тибальт.
– Ничего, Тибальт, сынок, мы им еще покажем. Они у нас попляшут, правда?
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Замок Монтекки, 18 мая 1317 года
Утреннее солнце еще не успело прогреть землю, когда Антония Алагьери погрузила босые ступни в густую мураву. Трава была мокрой от росы. Бревно, на котором сидела девушка, тоже отсырело за ночь, но сквозь несколько юбок Антония не ощущала сырости. От росы зябли только ее руки и ноги.
В кустах послышался шорох. Девушка вздрогнула, но это оказался всего-навсего заяц.
– Смотри! – шепнула она, указывая рукой на куст.
Джаноцца делла Белла (в замужестве Монтекки) приподняла свои многочисленные юбки, подставив солнцу изящную белоснежную лодыжку. Взглянув на зайца, она воскликнула:
– Скорее убегай, маленький! А то Роландо тебя поймает!
Роландо был старый мастиф, страдавший ревматизмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Чтобы у Кангранде появился законный предлог развязать войну, ворота Виченцы должны быть открыты подкупленными солдатами. Падуанцы должны ворваться в город. Тогда-то Угуччоне и атакует.
– Если я позволю им ворваться, что помешает им прикончить меня на месте?
– Хороший вопрос, – одобрил мавр. – Вот тут-то и начинается самое интересное. – И он объяснил причину собственной усмешки.
Пьетро не сдержался и усмехнулся в ответ – правда, в это время пот градом катился по его спине.
– Но где же будет сам Кангранде?
– Нужно, чтобы его видели вдалеке, иначе падуанцы не начнут атаку. Этим займется Угуччоне.
Пьетро, хотя не на шутку обеспокоился, решил, что все отлично продумано.
– Когда мне нужно убраться?
Мавр изложил план до конца. Отряд во главе с Пьетро должен выступить через два дня, объявив, что держит путь во Францию. Задолго до того, как они достигнут Падуи, Пьетро во всеуслышание объявит, что намерен навестить своих друзей, синьора и синьору да Ногарола. Отряд сменит курс и направится в Виченцу. В Виченце они пробудут до двадцать первого мая, а на закате все и произойдет.
– В Виченце ты встретишь старых знакомых, – добавил мавр. – Вернулся один из изгнанников. Капитан вызвал Монтекки.
– Да ну? Что ж, в этом есть смысл. Сестра Мари выходит замуж, а он, я знаю, хотел просить разрешения приехать на свадьбу.
– Капитан говорит, Монтекки хорошо проявил себя в Авиньоне. Он добился, чтобы Кангранде не отлучили от Церкви, одним только личным обаянием. Но даже обаяние открывает не все двери. Кангранде нужен человек более влиятельный, возможно, с титулом. Он хочет предложить эту должность Баилардино.
– Вряд ли Баилардино поедет, – произнес Пьетро. – Говорят, он на своего сына не надышится.
«Вдобавок, – подумал, но не стал говорить Пьетро, – донна Катерина снова беременна».
Мавр не дал мыслям Пьетро перекинуться на донну Катерину.
– Вы ведь с Марьотто друзья?
Пьетро только вздохнул.
– Да, наверно, друзья. По крайней мере, мы переписываемся. Поначалу он умолял меня о прощении. Не знаю… Я написал, что простил, но простил-то я не от сердца. А вскоре все стало как прежде.
– А как у него с Капуллетто?
– Спроси что полегче! Два года прошло, а он в каждом письме жалуется, что Антонио не отвечает ему. Вот тебе обычное содержание писем Марьотто, по пунктам. Сначала приветствие, клятвы в вечной дружбе, затем проклятия в адрес упрямца Антонио, дальше пара страниц, на которых он до небес превозносит Джаноццу. Потом Марьотто излагает новости двора – думает, мне это интересно. Например, пишет про какого-то юного итальянца, с которым познакомился в Авиньоне и который как поэт подает большие надежды. Отец у него настоящий тиран, так что юноша пишет стихи тайком. А фамилия его Петрарка. Пусть Петрарка, мне-то что? Лучше бы Мари писал моей сестре – она знает о поэзии больше, чем я вообще в состоянии запомнить. – Пьетро бросил на мавра лукавый взгляд. – А вот моя новость: у Антонии появилась подруга. Нелепее пары и не придумаешь. Это не кто иная, как Джаноцца, Мари. Обе обожают поэзию, потому и сошлись. Так что не только Мари об этой су… извини, об этой Джаноцце пишет, а еще и моя сестра. И Антонио, конечно.
– Капуллетто пишет тебе о своей бывшей невесте?
– И больше практически ни о ком и ни о чем! Его письма выстроены по той же схеме, что и письма Мари. Сначала похвалы, клятвы в верности, выпад в адрес Марьотто, а потом несколько страниц о Джаноцце. То он видел ее на улице, то слышал о ней от кого-нибудь. И не думаю ли я, что она раскаивается. Надеюсь, с возвращением Мари дело разрешится тем или иным образом.
Через дорогу метнулся воробей, за воробьем метнулся Меркурио – надо же было облаять нахальную птицу.
– А что насчет печати Скалигера? – спросил Пьетро. – Ты выяснил, кто?..
– Нет. Был занят слежкой за графом.
– Понятно. – Пьетро наблюдал, как воробей дразнит собаку, нарочно летает низко, а потом устремляется вверх. – И я не выяснил. Кангранде написал, что доступ к печати, насколько ему известно, только у двоих – у него и у дворецкого. Дворецкого он отослал служить Угуччоне. Но я не верю, что он действительно подозревает Туллио.
– Конечно нет. Иначе Туллио был бы уже мертв.
– Пожалуй, ты прав.
Мавр нахмурился.
– Зато я кое-что разузнал про медальон.
– Про какой медальон?
– Про тот, что Пугало сорвал с бедного Игнаццио. Эта вещица, или не эта, а очень на нее похожая, принадлежала одному шотландцу по имени Уоллес. Лет двадцать назад он послал медальон одному итальянцу в знак особой благодарности. Видимо, за то, что итальянец отправил Уоллесу оружие и рыцарей, чтобы они обучали его людей искусству владения мечом.
– И кто же этот итальянец?
– Альберто делла Скала. Отец Кангранде.
Пьетро резко повернул голову, словно получил пощечину.
– Что? Но… но как медальон оказался у Пугала?
– Понятия не имею. Кангранде клянется, что в жизни медальона не видел. Однако кому бы эта вещь ни принадлежала, она, несомненно, имела для владельца особое значение. Пока мы выслеживали Пугало, он выслеживал нас, чтобы вернуть медальон.
– Выходит, мы и не представляли себе истинной ценности медальона.
– Выходит, так.
Некоторое время они ехали молча, в глубокой задумчивости. Меркурио путался у коней под ногами, Фацио скакал впереди, довольный, что больше не надо напрягать уши. Внезапно Пьетро произнес:
– А какую услугу ты оказал египтянину?
– Составил гороскоп его сына, и это позволило отцу предпринять кое-какие меры.
Пьетро понимающе кивнул и оглядел мавра с головы до ног.
– Игнаццио, получается, никакой не астролог. Это ты астролог.
– Бедняга Игнаццио всю жизнь колебался по тому или иному поводу. Он был моим учеником.
– А заодно и живой мишенью.
– Это входило в его обязанности.
«Жестоко, – подумал Пьетро. – Умно, но жестоко».
– Как я смогу с тобой связаться?
– Бродячий зверинец уезжает из Падуи, я присоединюсь к нему по дороге.
– Подожди, сам догадаюсь: зверинец едет в Виченцу?
– Разумеется.
– Ты по-прежнему Теодоро, или?..
– Они зовут меня Арус. Настоящее мое имя Тарват аль-Даамин.
– Мне этого не выговорить. Но я постараюсь запомнить.
– Уж постарайся. В Виченце смотри в оба. Звезды говорят, что в судьбе мальчика произойдут перемены.
– Какого рода перемены?
– Точно не скажу; знаю только, что кардинальные. И так во всех его гороскопах. На четвертом году жизни мальчик попадет под новое влияние, которое и сформирует его личность. Это и тебя касается.
– Меня? Каким образом?
– Не могу сказать. Звезды показывают, что, пока происходит перелом в жизни ребенка, твоя собственная жизнь в опасности.
Пьетро бросил на мавра мрачный взгляд.
– Так ты и мой гороскоп составил?
Аль-Даамин покачал головой.
– Нет. Просто я был во Флоренции и просмотрел гороскоп, который заказал твой отец, когда ты родился. Там сплошные знаки да предзнаменования.
– Отец заказал мой гороскоп? – опешил Пьетро.
– Да. И гороскоп этот подтверждает мои предположения – твоя судьба тесно связана с судьбой Борзого Пса.
– Если только он и есть Борзой Пес. А ты когда-нибудь?..
– Я составил еще несколько гороскопов, с учетом твоих соображений относительно падающих звезд, пути которых пересеклись. Одни гороскопы сулят процветание, другие – всяческие беды, но, сам понимаешь, сказать, который из гороскопов верный, можно будет только по прошествии времени. – Мавр придержал коня. – Здесь мы расстанемся. Если что-то пойдет не по плану, и вообще если я тебе понадоблюсь, отправь письмо сапожнику из городка Альгамбра. Это в провинции Гренада, в Испании. А уж он мне передаст.
Пьетро понимал, какая ему оказана честь, и в знак благодарности склонил голову. Они попрощались, и мавр ускакал. Теодоро Кадисский, Арус, Тарват аль-Даамин. Интересно, каково это – жить с таким количеством имен? Впрочем, вспомнил Пьетро, у Кангранде имен не меньше. Франческо делла Скала, Скалигер, Капитан. Но только не Борзой Пес.
Именно поэтому Сан-Бонифачо и плетет интриги. Графу нужен мальчик, агенты же его не справились с поручением. Граф не придумал ничего лучше, чем захватить целый город.
Но зачем ему наследник Кангранде? Что ему за прок от трехлетнего ребенка? Выкуп? Месть? Какова его цель?
– Синьор, – начал Фацио, едва оказавшись рядом со своим господином, – в чем дело? Мы что, уезжаем? Какие новости?
Пьетро сдерживал Каниса, чтобы тот шел голова к голове с конем Фацио; впрочем, думал он о своем и на вопросы пажа не отвечал. Через неделю он будет в Вероне, со своими друзьями и родными. А Кангранде явит милость к своему заблудшему рыцарю. Сир Пьетро Алагьери, рыцарь из Вероны, защитник обиженных. Но прежде произойдет еще одна битва, а значит, появится еще одна возможность поквитаться с да Каррарой. Более того, появится возможность показать людям, с кем в сговоре граф Сан-Бонифачо. Взять графа в плен и на суде Скалигера заставить его выдать имя сообщника – да, вероятность именно такого исхода весьма велика. Ожиданию настал конец.
Поместье Капуллетто
Недалеко от Вероны, к юго-востоку от озера Гарда, на лучших пахотных землях располагалась великолепная усадьба, построенная лет двести назад. Господский дом совсем не походил на замок, однако был просторным, удобным и очень красивым. До начала нового века в усадьбе жили стойкие гвельфы – семейство Капеллетти. Затем, когда все Капеллетти погибли, за порядком в усадьбе стали следить правители Вероны. Каждые несколько лет появлялся новый арендатор и наслаждался тихими сельскими радостями до тех пор, пока решением суда его не изгоняли. Кангранде и его братья никому не давали обжиться на земле Капеллетти.
Однако два года назад поместье загудело, словно пчелиный улей по весне. Там поселилось новое семейство. Точнее, новое старое семейство. Капуллетти.
До нападения на Виченцу оставалась неделя, в воздухе носились слухи. Слово «Падуя» не звучало, однако все только и говорили, что о Кангранде, который собирает армию для некоего ответного удара. Слухи дошли и до Луиджи Капуллетто; сейчас он, белый от ярости, шел в покои отца. Луиджи с грохотом отворял двери и сметал все и вся на своем пути. Людовико был в опочивальне, которая также служила ему кабинетом. С каждым днем пораженная подагрой нога болела все сильнее, и даже установившаяся жара не облегчала страданий старика.
Дверь распахнулась, и в опочивальню почти вбежал Луиджи. При виде наследника старый Капуллетто только проворчал:
– Ты что как с цепи сорвался?
Одним усилием воли Луиджи взял себя в руки, хотя эти самые руки прямо-таки тянулись к горлу старика.
– Угуччоне делла Фаджоула собирает армию. Что-то должно случиться, и вы знаете, что именно. Ведь знаете?
– Может, и знаю, – отвечал старый Капуллетто.
– И вы отправляете Антонио на войну под началом Угуччоне?
– Да! – рявкнул Людовико.
– Нет! – Луиджи грохнул кулаком по стене. – Нет, отец, нет! Вы делаете ставку на Антонио, а ведь он не наследник! Наследник – я! Именно я ваш законный первенец, или вы забыли? Если Антонио умеет вас развеселить, это еще не значит, что он способен вести ваши дела. Черт возьми, вы сами не способны вести свои дела! Как вы думаете, Кангранде было бы интересно узнать истинную причину нашего отъезда из Капуи? Если эта история станет всем известна, вы впадете в немилость, не так ли?
Приступ кашля начался у Людовико задолго до того, как Луиджи дошел до кульминационного момента своей тирады. Пока сын распинался, изрыгая проклятия и не скупясь на эпитеты, старик встал с постели и, припадая на больную ногу, сделал несколько неверных шагов. Луиджи понял, что сейчас получит оплеуху, однако был не в том настроении, чтобы ее получить. Он перехватил занесенную руку и отбросил отца назад, так что тот мешком упал на пол. Луиджи сам не поверил, что поступил так с отцом; его забила крупная дрожь.
Людовико со скрипом поднялся и кое-как дотащился до постели. Руки его, впрочем, не дрожали.
– Болван! Сопляк! Думаешь, после этого ты получишь мои деньги?
– Плевал я на деньги! Дело не в деньгах! Вы, похоже, больше и думать ни о чем не в состоянии! Почему, отец? Почему вы выбрали Антонио?
– Антонио умеет меня развеселить, – проворчал старый Капуллетто. Он отхаркнул целый комок мокроты и сплюнул в жестянку, стоявшую возле кровати. – А это вот – от тебя подарочек.
– Я подарил вам внука!
– Да, я помню, – усмехнулся старый Капуллетто. – Он слишком похож на свою мать. По крайней мере, вырастет смазливым. Глядишь, девчонка Джуарини будет довольна.
– Вот, значит, кто мы для вас! Шестеренки! Я, мой сын, Антонио и вся эта дурацкая история с племянницей Каррары – только зерна для ваших жерновов. Что ж, папа, ты многого добился. У тебя и земля, и деньги, и уважение! Тебе мало? Что же дальше?
Людовико щелкнул пальцами.
– Ты спрашивал, почему я выбрал Антонио. Именно поэтому. Антонио не спрашивает, что дальше – он и сам знает! Он сразу сечет все ходы и выходы, он понимает, как улучшить положение. Вот, например, если бы ты кое-что внушил своей жене, водяная кузница, которую строит Скалигер, досталась бы тебе. А так ее получил Риенджи, всего-навсего в обмен на добродетель своей жены. Большой Пес, ха! Кобель он большой, вот кто! – Старик рассмеялся, однако смех тотчас перешел в кашель.
Луиджи не стал дожидаться, пока кончится приступ.
– Вы хотите, чтобы я продал свою жену Скалигеру?
На глазах Людовико выступили слезы, он видел сына как в тумане.
– Невелика жертва за такое вознаграждение.
Луиджи заскрипел зубами. Ему хотелось голыми руками порвать в клочья этот ком дряхлой плоти. Однако он сдержался.
– Я требую, чтобы вы отправили меня к Угуччоне в качестве представителя семьи.
– Он требует, ха! Требуешь – получишь. Я тебя отправлю, не сомневайся, – будешь оруженосцем у своего брата. И не вздумай перечить. Или на таких условиях, или вообще не поедешь! Будешь оруженосцем Антонио. В конце концов, твой брат – рыцарь. А ты кто? Обычный помещик, вот кто. Будешь прислуживать брату, а я уж выберусь, посмотрю, как у тебя получается. Еще на один разок сил у этой полугнилой туши хватит. В бой, конечно, я не гожусь, но проверю, как ты тщишься прославить фамилию.
Это было унизительно, оскорбительно, непростительно, но Луиджи получил что хотел – возможность доказать, что он не хуже Антонио. Он резко развернулся и вышел, держась прямо, точно кол проглотил.
Антонио торчал во дворе, подпирал стену, обшитую панелями.
– Я же тебе говорил…
– Иди к черту! – Нет, на черта брат не реагирует. Луиджи вспомнил о своем лучшем оружии. – Как поживает наш юный Менелай? Нет ли вестей от Париса?
Антонио побелел, показал брату фигу и бросился в дом. Луиджи пошел к сыну.
Теобальдо спал. Луиджи выпустил пар и остановился у колыбели. Погладил тонкие, очень светлые волосики. Это его мальчик, только его. Теобальдо минуло два года, однако Луиджи не желал подпускать к сыну нянек. С присутствием жены приходилось мириться. Дрянь. Очередная пешка в играх старика. Ладно, по крайней мере она родила Луиджи сына. Теобальдо. Имя старинное; в семействе Капеселатро – именно Капеселатро – его часто использовали. Теперь старику вздумалось купить титул.
«Поздравляю, папа! Хотел титул, а получил кровную месть!»
Впрочем, похоже, с этим скоро будет покончено. Старый Монтекки прямо-таки лебезит перед отцом, а молодой застрял во Франции и бог знает сколько еще там пробудет. Особенно же приятно, что Антонио получил хорошего – и заслуженного – пинка в причинное место. В итоге за все, что рано или поздно достанется Луиджи, отец заплатил унижением своего любимчика. А права и земли в один прекрасный день перейдут к Теобальдо.
Малыш тихонько посапывал во сне. Луиджи улыбнулся – он улыбался, лишь когда бывал наедине со своим мальчиком. Теобальдо. Это имя носил двоюродный дед Луиджи. Имя итальянское, хотя жена предпочитает произносить его на голландский манер – Тибальт. Как ни странно, Луиджи этот вариант тоже нравился больше. Тибальт.
– Ничего, Тибальт, сынок, мы им еще покажем. Они у нас попляшут, правда?
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Замок Монтекки, 18 мая 1317 года
Утреннее солнце еще не успело прогреть землю, когда Антония Алагьери погрузила босые ступни в густую мураву. Трава была мокрой от росы. Бревно, на котором сидела девушка, тоже отсырело за ночь, но сквозь несколько юбок Антония не ощущала сырости. От росы зябли только ее руки и ноги.
В кустах послышался шорох. Девушка вздрогнула, но это оказался всего-навсего заяц.
– Смотри! – шепнула она, указывая рукой на куст.
Джаноцца делла Белла (в замужестве Монтекки) приподняла свои многочисленные юбки, подставив солнцу изящную белоснежную лодыжку. Взглянув на зайца, она воскликнула:
– Скорее убегай, маленький! А то Роландо тебя поймает!
Роландо был старый мастиф, страдавший ревматизмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77