На Западе картина пестрая, там всякого можно повидать, от хиппи и проституции до демонстраций и безработных. И при этом высокая материальная культура, даже расточительство.
– Гриша, за материальным и мы пытаемся поспеть. Рана не здесь, – снова вмешался Вангелов.
Из глубины заведения со звуками музыки появились переодевшиеся в народные костюмы оркестранты, а за ними с гиканьем и свистом выскочили статные девицы и парни – разряженные в цветастые национальные костюмы, с заученными улыбками на лицах. Хоровод начал виться между столиками, как хвост какого-то дракона, страстно зазывали кларнеты, как из подземелья гремел барабан, то здесь, то там сверкали очки в позолоченных оправах – похоже что немцы, слышались одобрительные возгласы с иностранным акцентом. Танец потянулся в их сторону, с перезвоном колыхались монетки на молодых грудях танцовщиц, взметались передники и развевались юбки, мелькали антерии. Подпрыгивающая цепочка достигла их стола, и Станчев заметил на руке одной из девушек серебристый браслет. Массивный, тяжелый браслет, который он где-то уже видел… Да ведь точно, сообразил он, подобный браслет был у Кушевой, еще на нем было выгравировано большое Вэ. Визирь…
Он посмотрел на Арнаудова. Тот следил за танцующими, со скрытым интересом наблюдая за женщинами, по крайней мере так показалось Станчеву. Его взгляд переместился на Тину Арнаудову. Отставив стул, чтобы было удобней наблюдать за хороводом, она возложила свою полную руку на колени. Станчев глазам своим не поверил: чуть выше кисти блестел на свету такой же браслет, тот же самый, Анеттин. Та же форма, материал, инкрустация. Ни о чем не подозревая, Тина критическим взглядом обводила танцующих и оркестрантов, двигавшихся в такт глухим толчкам барабана. Он перевел взгляд на Арнаудова – тот хлопал в ладоши, расправив плечи и выпятив свою широкую и здоровую грудь.
Наконец хоровод и оркестр потонули в глубине ресторана, музыка захлебнулась, лишь в пространстве кружилось ее слабое эхо, но вскоре и оно заглохло. Компания снова разделилась на две группы.
– Хорошо танцевали, ловко, – выразила свое мнение Цветана Вангелова.
– Наоборот, лишь бы отметиться, – перебила ее Роси.
– Это же корчма, – примирительно отозвалась Тина.
Петранка дипломатично промолчала. Она уже подверглась подробному расспросу об ее образовании, о работе ее отца, о том, где они остановились, сколько раз купались, когда оканчивается смена. Хорошо, что она была смуглой, и при вечернем освещении был незаметен ее слабый загар. Она же сообразительно выкрутилась, сказав, что отец еще не был на пляже из-за высокого давления и сидел в комнате, а она больше лежала под зонтиком – и без того природа наградила ее темной кожей.
– А я сгораю, как ребенок, – призналась белолицая Цветана.
– И я, – присоединилась к ней Тина. – Если бы не солнцезащитные кремы, я бы уже давно коротала время в кожном отделении.
– А вы? – обратилась к Роси Петранка.
– Я? Я влезаю в море рано утром и вылезаю из него к обеду. А вы хорошо плаваете?
Петранка боялась воды.
– Какой у вас знак Зодиака?
Петранка назвала.
– Земной знак, мой антипод, – и мысли Роси моментально унеслись к Ивану. Еще начнет крутить роман с Эми, ничего себе парочка – дочь дипломата и уличный музыкант.
– Вам бы подошла учительская профессия, – не без гордости заявила Цветана, оглядывая Петранку.
– Тьфу, корпеть над тетрадками! – возроптала Роси. – Гадкая профессия.
Завязался спор о том, какая профессия может считаться подходящей для современной женщины. Цветана защищала свою – в твоих руках живой материал, будущее страны, ты их растишь и поливаешь, как молодые деревца, и какую радость испытываешь, когда видишь, что тебе что-то удалось. У Тины были более масштабные взгляды. Женщина рождена для тонких вещей, начиная с балета и музыки и кончая плетением кружевов и аптекарством. Не говоря уже о материнстве.
– Женщина – это эмансипированное чучело! – торжественно заявила Роси. – Хорошо, что у нас есть бюсты, есть что выпячивать.
И она вызывающе выгнулась.
– Я тебя не понимаю, Роси! – возмутилась ее мать.
– А моя беда знаешь в чем? В том, что я-то как раз все понимаю…
Неловкое молчание совпало со вставанием Станчева: он почувствовал, что пора прощаться. Арнаудов воспротивился, но Станчев уловил общее настроение, особенно со стороны Вангелова и Тины. К тому же, на сегодня было достаточно.
– Завтра приглашаю вас на послеобеденный кофе в шведский отель, – предложил он им.
Оказалось, что Вангеловы будут заняты, а у Тины процедуры.
– А я приду, Никста, причем с большим удовольствием, – принял его предложение Арнаудов.
Он не только меня не подозревает, но и просто не ведает забот, удивлялся Станчев при прощании. Их посадили на такси, Роси подавала руку с едва заметным книксеном, правда, он не понял, что это было – изысканное воспитание или тонкое подтрунивание.
– Слишком простоват твой соученик, Гриша, – первой взяла слово Тина, когда такси отъехало. – Ко всему прочему еще и хромой.
– Он был хорошим пареньком, хорошим и немного одиноким.
– Сегодня вечером папа в сентиментальном настроении, – заметила Роси.
– Так ему и полагается, – вмешался Вангелов. – Соученики напоминают о первой молодости, по себе знаю.
Цветана вздохнула и припомнила недавнюю встречу со своими бывшими соученицами, с трудом узнали друг друга.
– Однако он высоко забрался, – продолжила свою атаку Тина.
– Тебе-то откуда это известно? – удивился Вангелов.
– От его дочери.
– На меня она произвела приятное впечатление, заявила Цветана.
– При отсутствии остального, скромность красит человека… – ехидно подкинула Роси.
Ей было скучно в компании взрослых, она прекрасно знала их разговоры, болезни, явные, а частично и скрытые желания. Она выросла среди достатка, привыкла к расточительству и пробуждению дерзких желаний и еще более дерзких позывов, рано познакомилась с алкоголем и сексом. Поклевав там и тут, Роси со своим острым умом быстро достигла пресыщения, а с ним на нее напала и скука. В первые годы своих буйств она еще увлекалась снобизмом шумных компаний, где собиралась лишь породистая молодежь, эта вот порода опьяняла ее вином снисходительности, а в отдельные мгновения и презрения к тому серому народцу, что толпится на переполненных улицах столицы в надежде прыгнуть выше собственной задницы. Но постепенно непредвиденные встречи с необеспеченностью, болезнями и неправдой, особенно ее странная связь с Иваном, немного охладили ее пыл, и она начала замечать, что вокруг не все так просто. Одним из первых ее открытий было жизненное поражение матери, неудавшейся пианистки. Ее мать предала себя рано и, как казалось, сделала это с наслаждением, которое по силе превосходило наслаждение от игры, от очарования известности. Удивительным это казалось лишь на первый взгляд. Ведь рядом с ней неотступно присутствовал отец – двигатель благоденствия, из-за которого порой тяжело дышалось.
Вот и этот вечер, с этим старым пнем Вангеловым и его обрюзгшей учительницей, отупевшей в окружении своих питомиц – деревьев, растущих из диких корней, о которых та не имела ни малейшего представления. Роси знала, что ее родители превосходят Вангеловых, но здесь действовали другие магниты, что посильнее генетических. Как-то вечером она наблюдала, как ее мать перебирала свои драгоценности, по большей части импортные. Напротив нее разинуло свою черно-белую пасть пианино, явно, мать перед этим играла какую-нибудь прелюдию или импровиз, ах, ох – утеха для души, память о потерянной технике пальцев и кистей… Мама, спросила она ее, ведь мы довольно богатые люди, не так ли?.. Мать притворилась, что плохо ее расслышала. По крайней мере, это притворство было написано на ее лице, Роси повторила свой вопрос… Ну и что? – сказала мать… Ничего. И все это на две зарплаты?.. Что ты хочешь сказать? – оскалилась на нее мать. Этот оскал был ей известен, это был знак слабости и нечистой совести… Я хочу сказать… сказать… скажем, ты еще любишь папу?.. Мать смутилась, это она хорошо запомнила… Разумеется, – прозвучало в ответ. Ох, уж это слово, это вводное слово – «разумеется»! По чему разумеется, дорогая родительница, по драгоценностям, по этому дому, по ночным разговорам-расчетам, сценариям, программам? Закрывайте хотя бы дверь спальни, если не догадываетесь, что я могу вас слышать…
Роси не заметила, как они расплатились с официантом, как накинули на плечи куртки и жилетки их предводители и остальная свита. Настал черед вечернего моциона, сдобренного прекрасно ей известными разговорами. Плетясь за старшими, она испытывала огромное желание одним резким взмахом руки расшвырять их всех в разные стороны…
* * *
Послеобеденное солнце разогнало посетителей шикарного кафе, кого в тень, кого под вентиляторы. Богатый интерьер заметно портили инновации местного происхождения – неприхотливые занавесочки на окнах, какой-нибудь облупившийся цветочный горшок, приютившийся на фаянсовом блюдце с отбитым краем. Закрыв глаза на пыльные ковровые дорожки, на прожженную окурками пластиковую мебель, на нашествие с Ближнего Востока – паранджи, белые платья до пят, темноволосые рубенсовские ангелочки, шныряющие вокруг закутанных матерей и пузатеньких папочек, – можно было четко ощутить высокий класс заведения и такой же высокий уровень цен в нем.
Станчев и Арнаудов устроились за столиком под двойной тенью от зонтика и от восточной стены отеля. Пили виски, ворошили прошлое – разные случаи, учителей, соучеников, прозвища, сельские истории. Станчев предоставлял больше говорить Арнаудову, свежему после сна и утреннего пляжа, выветривших вчерашний хмель. Арнаудов казался более сдержанным, правда, изредка оживлялся и начинал смеяться и жестикулировать, вспоминая о былом. Станчеву виделся прежний Григор, подтянутый и дисциплинированный гимназист. Значит, может играть, дьявол.
Григор же почти не играл. Он радовался встрече с Николой, она вносила легкое разнообразие в монотонные дни отдыха, возвращала его в молодость. Украдкой наблюдая за ним, Станчев еще раз отметил про себя его чистые, без следов усталости и тревоги глаза. Григор излучал физическое и душевное здоровье, что было редкостью среди мужчин его возраста, и это не только удивляло, но и слегка смущало: неужели этот человек может быть замешан в убийстве и при этом так прекрасно владеет собой, что никому и в голову не придет заподозрить его в подобном? И Станчев мучительно направлял ход разговора. Вчера Григор между прочим заметил, что часто ездит по свету. Если так, то надо признаться, Никола ему чуток завидует. С тех пор, как он очутился у военных, это ему заказано, вполне понятно почему. Григор ему посочувствовал: однако старший советник в Представительстве – это не шутка, не то что его внешняя торговля, мелкие заказы, а сделки и того помельче.
– Мелкие? – удивился Станчев.
– Мелкие, потому как крупные расхватывают крупные рыбы…
– Неужели мы такие бедные, Визирь? – не поверил Станчев.
Арнаудов сказал, что бедными нас не назовешь, а вот торговать не умеем – у нас нет солидных связей, кредиторов, да и своих людей не хватает… Экспертов?.. Экспертов, торговцев, экспедиторов, да и юристов тоже. Международное торговое право получило такое развитие, так рвануло вперед, что о договорах, неустойках и страховках даже не стоит и говорить.
– Впрочем, ты юрист и поймешь меня с полуслова. Я пытаюсь следить за техническими новинками, но то, что происходит сейчас, это наводнение, Никста, технологическое наводнение. Ко всему прочему юрист у меня слабенький, спустили мне его «на парашюте», часто с ним бываем на ножах…
Станчев сказал, что эта скользкая материя ему плохо знакома, ведь он занимается только своим делом. Слово за слово, и добрались до начальства – известного у Григора и засекреченного у Николы. Григор похвалил одних, пожурил других, аккуратно подбирая слова, останавливаясь больше на характерах, чем на поведении. Дипломат, отметил про себя Станчев и припомнил одного высокопоставленного товарища, который в частной беседе слезно жаловался на наших внешних торговцев. Григор должен был его знать.
Это был рискованный момент. Станчев знал, что Арнаудов не состоит в близких отношениях с упомянутым государственным деятелем, но предполагал, что тот должен проявить интерес. И Григор клюнул на эту приманку. Он не был с ним знаком лично, но на совещаниях приходилось сталкиваться – серьезный мужик, осведомленный и деловой.
– Мы с ним давно дружны, – вырвалось у Станчева, который и вправду был знаком с этим деятелем, но не получил разрешения его вмешивать, – может, как-нибудь познакомлю вас.
– Буду рад, – не смог скрыть своего удовольствия Григор.
Он заказал двойное виски и особый ароматизированный кофе.
– Никста, знаешь, о чем я сейчас думаю… Вот как выходит, больше тридцати лет живем в одном городе, практически не так далеко друг от друга, работаем в центре, а ни разу не столкнулись! Скажи, разве это не козни судьбы?.. И знаешь, вчера я так обрадовался, когда тебя увидел, что моментально вспомнил твою кличку.
– И я, Гриша. Я совсем запамятовал наши прозвища – и свое, и твое, а еще были Страшила, Мендо, Эфто – да-а, разлетелись, как подросшие птенцы, а страна у нас – вся с ладонь…
Арнаудов не отреагировал на сравнение. Не читает поэзию, сообразил Станчев, интересно, а что он читает. Григор интересовался тремя видами печатного слова: газетами, экономическими бюллетенями, технической документацией, на остальное времени не хватало. А Никола? Станчев насчитал также три вида: военные бюллетени, юридическая литература и немного поэзии.
– Поэзия… Ты, если не грешу, увлекался ею еще в гимназии – или все же ошибаюсь?
Он ошибался – Станчев тоже не бог весть как часто окунался в поэзию, но сейчас это не имело значения. А Григор решил похвастаться:
– Я вот все больше музыку слушаю. Регулярно поглощаю ее в компании жены и дочери, облегчает душу.
– У тебя занятная дочка, Гриша. Глядит из-под бровей и оценивает, кто чего стоит.
– Спасибо за комплимент, твоя тоже симпатяга – скромница, похожа на тебя.
Скорее на свою мать, вздохнул про себя Станчев, а спросил совсем о другом: часто ли тот выбирается в село. Григор ответил, что с тех пор, как умерли его родители, а тому уже десять лет, нога его не ступала на родную землю.
– Что так?
– Что мне там делать, Коля? Родственников-то, конечно, много, но дом я продал, и честно тебе скажу, не тянет меня туда, к тому же нет ни малейшего желания выполнять чьи бы там ни было заказы. Наши люди в этих вещах не знают меры, каждый считает, что ты ему должен.
Станчеву были известны некоторые маршруты Григора, и он прикинул, что тот был не совсем искренен. Но это была довольно деликатная сфера.
– А я часто наведываюсь к родным, люблю побродить по нашим местам, расположиться под открытым небом, в тишине. Это может показаться тебе порядком старомодным…
Григор не видел в этом ничего старомодного, даже напротив, но вот Тина, его жена, – городской человек, да и Розалина тоже, в селе они чувствуют себя неловко, так что ездить он может только сам, а где время взять… Вот если бы сговориться вдвоем, это было бы дело, с удовольствием вырвался бы на денек-другой – босиком по полю, если только выдержат их изнеженные пятки. Станчев отметил это выражение, довольно непривычно звучавшее в устах городского жителя такого ранга. Он остался доволен встречей, первые впечатления постепенно оформлялись, и все было до неожиданности в норме. Вчера после душа он поделился с Петранкой своими наблюдениями, сделанными за столом. Со своей стороны она сказала, что, по ее мнению, Арнаудов – порядочный человек, не прикидывается, не играет роли. Вот второй, этот Вангелов, стреляный воробей, внимательно разглядывал их. Так же, как и молодая Арнаудова. Высоко летает, остра на язык, да и котелок у нее варит…
Станчев не знал, что Петранка вспоминает о разговоре с Роси, состоявшемся под шумок за столом и в зале… Вы ведь протестанты, не так ли? – сходу ошарашила ее Роси. – Признайтесь, в этом нет ничего дурного… Какие протестанты? – не сообразила Петранка. Мы не религиозны, мой отец – коммунист… Роси снисходительно усмехнулась, блеснув хищными мелкими зубками… Я не в том смысле, в другом, психологическом. Мы, например, католики – идея плюс польза, польза плюс идея. Что, не верите?.. Петранка уловила намек, но была опережена… Есть люди – неисправимые идеалисты, они верят вопреки всему… Вопреки чему?.. Ну, вопреки изменениям условий, наступлению интересов, которое означает отступление идей и их скорый крах… Крах?! – озадаченно воскликнула Петранка… Хорошо, пусть не крах, если вас пугает само слово, пусть будет лишь отступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14