Да он и не станет отпираться от очевидного, если ему подвести.
– А подводить кто будет, Паха? – рассудительно спросил Спасской. – Ты уверен, что сможешь вывезти эту тему? Солома-то повидал, бля, в этой жизни, к тому же он в авторитете…
– Да, он-то, как говорится, Крым и рым уже прошёл, – подтвердил Тёплый. – Он тебя может перекусить по базару…
– Так я про что вам и толкую, – поднял палец Протас, – надо вместе подумать, кого мы можем рекомендовать хозяину смотрящим. Подтянем его в хату, объясним ситуацию, он ещё людей подключит… Кто ещё у нас на тюрьме есть из авторитетных, кроме Вагита? Желательно на нашем этаже.
– А почему кроме Вагита? – спросил Тёплый, передавая кружку с чаем дальше.
– Да потому что он Соломе в рот смотрит.
– Ничё подобного, – воспротивился Тёплый. – Ты чё, его знаешь, что ли? Я его лично знаю, он справедливый. Правда, когда пьяный, не очень… – сразу оговорился Тёплый, но тут же добавил: – Но за косяк предъявит любому, и Соломе тоже.
– Бага ещё сидит, правда выше, в сто четвёртой, – вдруг вспомнил Соловей про ещё одного авторитета до этого молчавший.
– У Баги тубик, его в семь восемь не переведут, – покачал головой Тёплый. – Лучше с Вагитом побазарить, его и затянуть легче, на одном этаже с нами сидит.
– А почему ты думаешь, что хозяин тебя послушает? – вдруг спросил Спасской Протаса. – Это что, он решает, кто смотрящим будет?
– Не без его участия точно, – убедительно кивнул головой Павел. – Братва по-любому в курс ставит ментов, а без хозяина здесь ничё не делается. Я предложу ему перевести в семь восемь Багу или кого сейчас решим, тот подтянет туда ещё пару-тройку порядочных парней, кого сам знает. Со своей стороны гарантируем ему материальную поддержку, и причем бля не такую, какую сейчас Солома получает, что постоянно у нас что-то просит. Потом я делаю ему предъяву по своей теме, и Бага её там раскачивает. Но только лучше не Вагит, они с Соломой друзья.
– А ты уверен, что мы сможем стабильную материальную поддержку гарантировать? – с сомнением спросил Спасской. – А то я много в общак уделять не смогу, дела там без меня на воле не очень идут.
– Уверен, – жёстко ответил Протас. – У меня нормально дела идут. По крайней мере, будет стабильнее и надежнее, чем сейчас у Соломы грев, – с уверенностью сказал Протас, посчитав, что будет гораздо благоразумнее потратить те деньги, что собирался раньше передать Соломе, на его же собственное уничтожение. – Вы лишь бы нашу хату держали в достатке, а со смотрящим я разберусь. Но только с новым смотрящим…
Вид у Протаса был таким серьёзным и уверенным, что никто уже не сомневался, что он сделает всё возможное со своей стороны и даже зауважали его за то, что он будет разбираться за своё унижение до конца даже с таким человеком как Солома. Подумав ещё немного и отбросив последние сомнения Спасской сказал, смотря на Протаса и Тёплого:
– Тогда в натуре лучше не Вагита. Тут ещё ближе человек есть, в восемь шесть Немец заехал, только закрыли, земляк мой. Он Солому скорее всего и не знал, но в стойло его поставит, если будет за что. Давайте лучше его подтянем, ему я тоже буду помогать всем, чем могу.
– Чё-то я не слыхал про такого, – засомневался Тёплый.
– Авторитет, я тебе говорю, – уверенно заявил Спасской. – С полосатого освобождался недавно. Бродяга по жизни. Да и Солома за него знает, сам грев ему вчера загнал на встречу, когда Немец заехал. Ну так чё, подтянем?
Протас посмотрел на него внимательно и, вытянув руку, серьезно спросил:
– Вы со мной?
Все по очереди, начиная со Спасского, ударили по его руке.
* * *
Известие о том, что денег, вероятнее всего, не будет, расстроило Солому, но не настолько, чтобы спустить его с седьмого неба. Ольга не отталкивала его ухаживаний, а наоборот, шла навстречу. И от этого все остальные неприятности отошли на задний план, и даже пребывание в тюрьме сделалось не то что намного легче, а впервые за всю свою преступную и арестантскую жизнь ему не хотелось покидать эти стены. Он прекрасно понимал, что на воле жизнь гораздо лучше, но в этот момент его захлёстывало и переполняло неведомое ранее чувство, и покинуть тюрьму без Ольги он бы, наверное, не согласился.
За последний день он и сам заметил, что сильно изменился и мыслить даже стал немного иначе. Раньше он не испытывал никаких эмоций по поводу того, что добивается девушки своёго знакомого Протаса даже после того, как тот пообещал помочь с деньгами. Считая, что коммерсанты по жизни обязаны кормить бандитов, он относился к своёму поступку спокойно и в случае чего всегда нашёл бы, что сказать. Теперь же, когда Ольга уже искренне интересовалась его жизнью, он стал испытывать что-то вроде угрызений совести и даже хотел написать Протасу, что «так мол и так, извини, старик, так получилось». И даже известие о деньгах, вернее об их отсутствии, делало его положение хоть и более шатким в материальном плане, но зато более чистым перед Протасом и своей совестью, которая у него неожиданно проснулась. Он уже хотел было тут же взяться за ручку и написать ему маляву, понимая выгодность своего положения: окончательно насчёт денег якобы ещё не известно, и будет ясно только к выходным. Но Солома-то уже не сомневался, что денег не будет, просто Протас постепенно смягчает этот удар, чтобы он не был неожиданным. Вот на этом Солома и мог поймать Протаса на удобный момент, мол, ты извини, получилось так-то и так-то, а теперь ты уж решай сам, помогать мне деньгами или нет». Таким образом, он сам поставит его в неловкое положение, – если Протас не даст денег, получится, что он разозлился на Солому из-за бабы, что в этом мире не очень-то приветствуется. И чтобы не оказаться в таком неловком положении, Протас всё же может выделить ему хоть какую-то сумму. На памяти сразу всплыла история с 23-й зоны, где двое авторитетов были влюблены в продавщицу с зоновского магазина и не могли её поделить. Тогда дело дошло до поножовщины, хоть и без летального исхода. Маскировалось всё, естественно, под разборки по понятиям, потому что разборки из-за бабы не приветствовались и авторитеты долго искали друг за другом косяки. А когда одного из них увезли на больничку, второй пошёл на мировую и посылал ему гревы с довольно приличными суммами денег, лишь бы тот не поднял на МОБе вопрос о истинных причинах инцидента, о которых и так многие догадывались и спрашивали пострадавшего авторитета. Но поскольку тот молчал, то ли понимая, что и его тоже по головке не погладят, то ли не желая неприятностей своёму оппоненту, чтобы и дальше получать такие приличные гревы, то об этой истории вскоре забыли.
Не успел Солома реализовать свою идею и написать Протасу, как в голову вдруг пришло другое воспоминание, совсем свежее – Юрий. Все его мысли сразу перешли в другую сторону и ему сделалось не по себе. Ведь Ольга хоть и была, вроде, открытой и честной, но Юрий ещё совсем вот только что был её парнем. А может даже и не был, а есть. Солома сразу погрустнел и решил во что бы то ни стало узнать, как там обстоят дела. Общаются ли они сейчас и какие у них отношения. Но как это сделать? В открытую спросить у Ольги? А вдруг она с ним уже не общается, ведь он и сам говорил, что не пишет, и это будет только лишним напоминанием ей о нём? Если спросить об этом у Косы, так она наверняка расскажет об этом Ольге. Солома перебирал в уме другие возможные варианты и вспомнил, что в хате, где сидит этот Юрий, сам только недавно поставил ответственным Лешего. Но обращаться к нему в открытую с таким щепетильным вопросом не решался, а потому, подумав хорошенько, написал ему об этом так, чтобы тот ничего не понял.
Час добрый, Лёха. Антону с Бандерой тоже привет говори. Мир и благополучиё вашей хате. Дело такого рода. У вас в хате, похоже, стукачёк объявился. Мусора могут и не дёргать щас, сам же знаешь. Наседки просто малявы шлют на определённую хату, откуда кого-то дёргают, и в итоге всё попадает к кумовьям. Вы там дурня этого не сильно прессанули? Может залупился, барбос, да стучать начал? Ты пробей там осторожно, в какие хаты малявы шлёт и откуда получает, и цинкани мне. Я уж тут вычислю, чё к чему. Ну и так присматривай там за контингентом, а то мож и не он это. Ну вот вкратце по сути. Будут новости, сразу ставь в курс, особенно по поводу этого Юрика.
Жму руку. С ув. Саня.
Перечитав ещё раз и убедившись, что малява не наведёт на нежелательные для него измышления, он отправил её по срочной и только тогда немного успокоился и опять стал думать об Ольге, забыв даже про то, что собирался написать Протасу.
* * *
Когда после обеда мимо хаты стали проводить женщин в баню на новый корпус, с продола раздались веселые женские голоса и Юрий сразу подскочил к двери. Ту щель в глазке, через которую был виден кусок продола он нашёл не сразу и прильнул к ней уже в тот момент, когда часть женщин прошла мимо. Но всех остальных он увидел и, не найдя среди них той, которую искал, опустился на корточки и обхватил голову руками. Бандера играл на шконке в шахматы с Кословым и пока тот думал над ходом, наблюдал за Юрием. Он видел мокрыми его глаза до этого и думал, что когда он увидит свою шалаву, то расплачется, наконец, на потеху и ему и остальным. «Жаль, что Леший с Антоном спят», – подумал Бандера, когда Юрий смотрел в щель двери. Но ничего на произошло, выражение его лица оставалось тем же угрюмым, но без слёз.
«Наверное один семь повели, – подумал Бандера. – Но ничё, значит тех позже проведут. Надо будет, кстати, посмотреть на обратном пути, может в один семь новые тёлки появились».
– Петрович, – сказал он мужичку, – как баб поведут назад, маякни. Ты возле робота будь, их издалека слышно будет.
Петрович покорно махнул головой и вздрогнул: позади него вдруг неожиданно звонко клацнула кормушка.
– Потапов, Сауцкий, Хромых, – стала перечитывать фамилии сотрудница спецчасти.
Петрович быстро стал распихивать всех названных, поскольку они все спали. Потап подскочил первым и подошёл к кормушке.
– Ува-а-а, – блаженно застонал он и, получив письмо, хлопнул им по ладони и сказал весело Вано: – Что я тебе говорил? Иди, тебе тоже есть, целых два.
Юрий с удивлением смотрел, как мужики открывали письма и начинали их читать. Вася, который уступил ему своё время и спал как убитый, еле поднялся за письмом последним и читать сразу не стал. Он сразу улёгся обратно, потому что спать ему оставалось немного времени. Но Юрий всё же спросил у него, хоть и был в подавленном состоянии.
– Вась, здесь чё, письма официально можно получать?
– Да-а, – засыпая, пробурчал Вася, – это же осуждёнка, здесь как в зоне.
– А отправлять, что, тоже? – чуть помедлив спросил Юра, для которого это было неожиданной новостью. Раньше, если кто-то получал или отправлял письма он, видимо спал.
– И отправлять тоже, – ответил за Васю радостный Вано, поскольку тот уже вырубился спать.
Юрий вспомнил какими путями они отправляли письмо его родителям и, сообразив, почему они так делали, сразу открыл тетрадь и стал писать письмо.
– Если ничё такого не пишешь, письмо дойдёт? – на всякий случай спросил он у Вано, настроение которого позволяло пообщаться с ним.
– Дойдёт, – в этот раз Вано лишь отмахнулся от него, уже начав читать своё письмо и вдруг он победоносно взглянул на Потапа и, согнув резко руку в локте, возбуждённо сказал: – Инее.
– Хуль ты радуешься? – весело посмотрел на него Потап, оторвавшись от своёго письма. – С тебя пузырь, проспорил.
– А хер с ним, с пузырём, – махнул рукой Вано. – Она приедет ко мне, прикинь. За триста километров приедет.
– Так а я чё тебе говорил? – весело смотрел на него Потап. – А ты не верил, ещё и споришь со мной. Дуплись теперь.
– Без базара, братан, – возбуждённо произнёс Вано и заходил по камере, дочитывая письмо до конца.
Бандера наблюдал за ним со шконки уже зная, что сейчас Вано должен подойти к нему, поскольку проспорил Потапу бутылку водки. Помимо того, что Потап умел, правда, с помощью юридической литературы, грамотно и без ошибок писать всякие жалобы и заявления красивым и ровным почерком, он ещё и писал любовные письма за многих зеков. В этом он был одарён и здесь ему не требовалась никакая литература. Умением завлекать и притягивать заочниц он зарабатывал себе на жизнь в заключёнии, и его услугами в этом пользовались многие. Витяй, пока сидел в хате, тоже раньше переписывался с помощью Потапа даже со своей знакомой по воле, которая не знала его почерк. И та тоже приезжала к Витяю в тюрьму издалека и даже готова была выйти за него замуж, и может быть даже выйдет, ведь в зоне расписаться особых проблем нет.
Вано же, найдя в газете подходящее объявление в разделе знакомств, засомневался в том, что Потап сможет за короткое время затянуть эту женщину на свидание с Вано и поспорил с ним. Но талант Потапа красиво и ясно выражать свои мысли и где надо вставлять стихи собственного сочинения, сделал своё дело и теперь Бандера, зная, что у Вано денег нет, ждал, что он подойдёт к нему.
Сам же Бандера в умении Потапа не сомневался и помнил ту историю, когда сам ещё только заехал после суда в эту хату, как Потап увёл любимую заочницу у другого своёго семейника Батона, ушедшего недавно на этап, втихаря писав ей письма. Он даже с улыбкой вспомнил, какие тогда они устроили качели друг с другом на потеху всей хаты, даже до мордобития дело дошло.
Наконец Вано закончил читать своё первое письмо и, почесав затылок, подошёл к демонстративно смотрящему уже на шахматную доску Бандере.
– Виталь, сегодня же Гера в ночь заступает? – спросил он очень издалека.
– Ну, – надменно ответил Бандера, уже зная, что последует дальше.
– Давай возьмём пузырь Потапу, а? – просящим голосом спросил Вано, но при этом откуда-то из рукава выудил купюру в 10 000 рублей. – Я ему торчу. Сроки, вообще-то, не оговаривали, но хочу сразу рассчитаться, пока есть возможность. Поговори с Герой, а?
– Откуда у тебя воздух, Вано? – удивлённо смотрел на деньги Бандера.
– Когда было много, я уделял, Вагит может сказать, если что, – сразу ответил Вано, положа руку на грудь. – Себе только чутка оставил. Вот это последние. Возьмём, а?
– Ну и как ты себе это представляешь? – немного помедлив, спросил Бандера. – Потап сидит водяру пьёт, наверняка вместе с тобой ещё, а Леший с Антоном сидят на вас смотрят? Ещё ж и мусору чё-то дать надо, ты не забывай.
– Ну у меня нет больше, – опять просящим голосом сказал Вано.
Бандера, издеваясь над ним, демонстративно развёл руками в стороны и, пожав плечами, поджал подбородок, давая понять, что ничем не может помочь. Вано, убрав купюру в карман, опустил голову и побрёл к Потапу, который уже дочитал своё письмо и насмешливо смотрел на него.
– Ну так как, Вано? – спросил весело Потап. – Дуплиться когда собираешься? А то ведь я напишу твоей тёлке и она не к тебе будет ездить, а ко мне…
– Только, бля, попробуй, – серьёзно сказал Вано, которому было не до шуток. Но Потапа это только раззадорило.
– Да-да, – рассмеялся он, – а ещё лучше у тебя её вон Вася отобьёт, с моей помощью, естественно, – кивнул он на самого зачуханного спящего мужичка, лежащего на месте Юрия. – Прикинь? Твоя Валя к Васе нашему приедет, вот корка будет…
Представив это и даже подумав, что это вполне реально, рассмеялся даже Бандера. Но, отсмеявшись, сказал серьёзным голосом:
– Да поставит он тебе сегодня, Потап, не ссы.
Вано сразу развернулся и посмотрел на Бандеру благодарным взглядом.
* * *
Когда девушки ушли в баню, Женя Шмон со своим помощником зашли в один восемь. Это была привычная процедура, пока в хате никого нет, они любили пошерстить. Происходило это довольно часто и уже даже не только мужчины, но и женщины, чьи хаты шмонались гораздо реже, уходя в баню отдавали на всякий случай в другие хаты всё запретное или забирали с собой. – А ты чего не пошла в баню? – спросил Женя у Тамары, которая чистила в умывальнике зубным порошком гору посуды.
– Я помылась уже вчера. Воды нагрела и помылась, – с замиранием сердца произнесла она, стараясь говорить спокойно. Она хоть и заслоняла собой умывальник и пространство под раковиной, но её ноги были далеко не слоновьими и, шаря под шконами, обыскивающие могли и обратить внимание на недавно заклеенную стену.
Не обращая на неё внимания, Женя Шмон прошёл вглубь камеры и стал переворачивать матрасы Косы и остальных. Его помощник последовал за ним и залез там же под шконки, поднимая матрасы с полов и переворачивая их. В первую очередь всегда шмонались блатные места, почти всё запретное находилось именно там. У женщин это не было исключением, и почти сразу нашлись игральные карты, которые кто-то из девушек забыл отдать соседям, заточка, которой резали продукты и уже не обращали на неё внимания как на запрещённый предмет и свёрнутое в трубочку письмо на волю. Обычно их сворачивали, чтобы вставить в воланчики и отстреливать подошедшим к кому-нибудь людям, чтобы те их разгладили или перепечатали в новый конверт и отправили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– А подводить кто будет, Паха? – рассудительно спросил Спасской. – Ты уверен, что сможешь вывезти эту тему? Солома-то повидал, бля, в этой жизни, к тому же он в авторитете…
– Да, он-то, как говорится, Крым и рым уже прошёл, – подтвердил Тёплый. – Он тебя может перекусить по базару…
– Так я про что вам и толкую, – поднял палец Протас, – надо вместе подумать, кого мы можем рекомендовать хозяину смотрящим. Подтянем его в хату, объясним ситуацию, он ещё людей подключит… Кто ещё у нас на тюрьме есть из авторитетных, кроме Вагита? Желательно на нашем этаже.
– А почему кроме Вагита? – спросил Тёплый, передавая кружку с чаем дальше.
– Да потому что он Соломе в рот смотрит.
– Ничё подобного, – воспротивился Тёплый. – Ты чё, его знаешь, что ли? Я его лично знаю, он справедливый. Правда, когда пьяный, не очень… – сразу оговорился Тёплый, но тут же добавил: – Но за косяк предъявит любому, и Соломе тоже.
– Бага ещё сидит, правда выше, в сто четвёртой, – вдруг вспомнил Соловей про ещё одного авторитета до этого молчавший.
– У Баги тубик, его в семь восемь не переведут, – покачал головой Тёплый. – Лучше с Вагитом побазарить, его и затянуть легче, на одном этаже с нами сидит.
– А почему ты думаешь, что хозяин тебя послушает? – вдруг спросил Спасской Протаса. – Это что, он решает, кто смотрящим будет?
– Не без его участия точно, – убедительно кивнул головой Павел. – Братва по-любому в курс ставит ментов, а без хозяина здесь ничё не делается. Я предложу ему перевести в семь восемь Багу или кого сейчас решим, тот подтянет туда ещё пару-тройку порядочных парней, кого сам знает. Со своей стороны гарантируем ему материальную поддержку, и причем бля не такую, какую сейчас Солома получает, что постоянно у нас что-то просит. Потом я делаю ему предъяву по своей теме, и Бага её там раскачивает. Но только лучше не Вагит, они с Соломой друзья.
– А ты уверен, что мы сможем стабильную материальную поддержку гарантировать? – с сомнением спросил Спасской. – А то я много в общак уделять не смогу, дела там без меня на воле не очень идут.
– Уверен, – жёстко ответил Протас. – У меня нормально дела идут. По крайней мере, будет стабильнее и надежнее, чем сейчас у Соломы грев, – с уверенностью сказал Протас, посчитав, что будет гораздо благоразумнее потратить те деньги, что собирался раньше передать Соломе, на его же собственное уничтожение. – Вы лишь бы нашу хату держали в достатке, а со смотрящим я разберусь. Но только с новым смотрящим…
Вид у Протаса был таким серьёзным и уверенным, что никто уже не сомневался, что он сделает всё возможное со своей стороны и даже зауважали его за то, что он будет разбираться за своё унижение до конца даже с таким человеком как Солома. Подумав ещё немного и отбросив последние сомнения Спасской сказал, смотря на Протаса и Тёплого:
– Тогда в натуре лучше не Вагита. Тут ещё ближе человек есть, в восемь шесть Немец заехал, только закрыли, земляк мой. Он Солому скорее всего и не знал, но в стойло его поставит, если будет за что. Давайте лучше его подтянем, ему я тоже буду помогать всем, чем могу.
– Чё-то я не слыхал про такого, – засомневался Тёплый.
– Авторитет, я тебе говорю, – уверенно заявил Спасской. – С полосатого освобождался недавно. Бродяга по жизни. Да и Солома за него знает, сам грев ему вчера загнал на встречу, когда Немец заехал. Ну так чё, подтянем?
Протас посмотрел на него внимательно и, вытянув руку, серьезно спросил:
– Вы со мной?
Все по очереди, начиная со Спасского, ударили по его руке.
* * *
Известие о том, что денег, вероятнее всего, не будет, расстроило Солому, но не настолько, чтобы спустить его с седьмого неба. Ольга не отталкивала его ухаживаний, а наоборот, шла навстречу. И от этого все остальные неприятности отошли на задний план, и даже пребывание в тюрьме сделалось не то что намного легче, а впервые за всю свою преступную и арестантскую жизнь ему не хотелось покидать эти стены. Он прекрасно понимал, что на воле жизнь гораздо лучше, но в этот момент его захлёстывало и переполняло неведомое ранее чувство, и покинуть тюрьму без Ольги он бы, наверное, не согласился.
За последний день он и сам заметил, что сильно изменился и мыслить даже стал немного иначе. Раньше он не испытывал никаких эмоций по поводу того, что добивается девушки своёго знакомого Протаса даже после того, как тот пообещал помочь с деньгами. Считая, что коммерсанты по жизни обязаны кормить бандитов, он относился к своёму поступку спокойно и в случае чего всегда нашёл бы, что сказать. Теперь же, когда Ольга уже искренне интересовалась его жизнью, он стал испытывать что-то вроде угрызений совести и даже хотел написать Протасу, что «так мол и так, извини, старик, так получилось». И даже известие о деньгах, вернее об их отсутствии, делало его положение хоть и более шатким в материальном плане, но зато более чистым перед Протасом и своей совестью, которая у него неожиданно проснулась. Он уже хотел было тут же взяться за ручку и написать ему маляву, понимая выгодность своего положения: окончательно насчёт денег якобы ещё не известно, и будет ясно только к выходным. Но Солома-то уже не сомневался, что денег не будет, просто Протас постепенно смягчает этот удар, чтобы он не был неожиданным. Вот на этом Солома и мог поймать Протаса на удобный момент, мол, ты извини, получилось так-то и так-то, а теперь ты уж решай сам, помогать мне деньгами или нет». Таким образом, он сам поставит его в неловкое положение, – если Протас не даст денег, получится, что он разозлился на Солому из-за бабы, что в этом мире не очень-то приветствуется. И чтобы не оказаться в таком неловком положении, Протас всё же может выделить ему хоть какую-то сумму. На памяти сразу всплыла история с 23-й зоны, где двое авторитетов были влюблены в продавщицу с зоновского магазина и не могли её поделить. Тогда дело дошло до поножовщины, хоть и без летального исхода. Маскировалось всё, естественно, под разборки по понятиям, потому что разборки из-за бабы не приветствовались и авторитеты долго искали друг за другом косяки. А когда одного из них увезли на больничку, второй пошёл на мировую и посылал ему гревы с довольно приличными суммами денег, лишь бы тот не поднял на МОБе вопрос о истинных причинах инцидента, о которых и так многие догадывались и спрашивали пострадавшего авторитета. Но поскольку тот молчал, то ли понимая, что и его тоже по головке не погладят, то ли не желая неприятностей своёму оппоненту, чтобы и дальше получать такие приличные гревы, то об этой истории вскоре забыли.
Не успел Солома реализовать свою идею и написать Протасу, как в голову вдруг пришло другое воспоминание, совсем свежее – Юрий. Все его мысли сразу перешли в другую сторону и ему сделалось не по себе. Ведь Ольга хоть и была, вроде, открытой и честной, но Юрий ещё совсем вот только что был её парнем. А может даже и не был, а есть. Солома сразу погрустнел и решил во что бы то ни стало узнать, как там обстоят дела. Общаются ли они сейчас и какие у них отношения. Но как это сделать? В открытую спросить у Ольги? А вдруг она с ним уже не общается, ведь он и сам говорил, что не пишет, и это будет только лишним напоминанием ей о нём? Если спросить об этом у Косы, так она наверняка расскажет об этом Ольге. Солома перебирал в уме другие возможные варианты и вспомнил, что в хате, где сидит этот Юрий, сам только недавно поставил ответственным Лешего. Но обращаться к нему в открытую с таким щепетильным вопросом не решался, а потому, подумав хорошенько, написал ему об этом так, чтобы тот ничего не понял.
Час добрый, Лёха. Антону с Бандерой тоже привет говори. Мир и благополучиё вашей хате. Дело такого рода. У вас в хате, похоже, стукачёк объявился. Мусора могут и не дёргать щас, сам же знаешь. Наседки просто малявы шлют на определённую хату, откуда кого-то дёргают, и в итоге всё попадает к кумовьям. Вы там дурня этого не сильно прессанули? Может залупился, барбос, да стучать начал? Ты пробей там осторожно, в какие хаты малявы шлёт и откуда получает, и цинкани мне. Я уж тут вычислю, чё к чему. Ну и так присматривай там за контингентом, а то мож и не он это. Ну вот вкратце по сути. Будут новости, сразу ставь в курс, особенно по поводу этого Юрика.
Жму руку. С ув. Саня.
Перечитав ещё раз и убедившись, что малява не наведёт на нежелательные для него измышления, он отправил её по срочной и только тогда немного успокоился и опять стал думать об Ольге, забыв даже про то, что собирался написать Протасу.
* * *
Когда после обеда мимо хаты стали проводить женщин в баню на новый корпус, с продола раздались веселые женские голоса и Юрий сразу подскочил к двери. Ту щель в глазке, через которую был виден кусок продола он нашёл не сразу и прильнул к ней уже в тот момент, когда часть женщин прошла мимо. Но всех остальных он увидел и, не найдя среди них той, которую искал, опустился на корточки и обхватил голову руками. Бандера играл на шконке в шахматы с Кословым и пока тот думал над ходом, наблюдал за Юрием. Он видел мокрыми его глаза до этого и думал, что когда он увидит свою шалаву, то расплачется, наконец, на потеху и ему и остальным. «Жаль, что Леший с Антоном спят», – подумал Бандера, когда Юрий смотрел в щель двери. Но ничего на произошло, выражение его лица оставалось тем же угрюмым, но без слёз.
«Наверное один семь повели, – подумал Бандера. – Но ничё, значит тех позже проведут. Надо будет, кстати, посмотреть на обратном пути, может в один семь новые тёлки появились».
– Петрович, – сказал он мужичку, – как баб поведут назад, маякни. Ты возле робота будь, их издалека слышно будет.
Петрович покорно махнул головой и вздрогнул: позади него вдруг неожиданно звонко клацнула кормушка.
– Потапов, Сауцкий, Хромых, – стала перечитывать фамилии сотрудница спецчасти.
Петрович быстро стал распихивать всех названных, поскольку они все спали. Потап подскочил первым и подошёл к кормушке.
– Ува-а-а, – блаженно застонал он и, получив письмо, хлопнул им по ладони и сказал весело Вано: – Что я тебе говорил? Иди, тебе тоже есть, целых два.
Юрий с удивлением смотрел, как мужики открывали письма и начинали их читать. Вася, который уступил ему своё время и спал как убитый, еле поднялся за письмом последним и читать сразу не стал. Он сразу улёгся обратно, потому что спать ему оставалось немного времени. Но Юрий всё же спросил у него, хоть и был в подавленном состоянии.
– Вась, здесь чё, письма официально можно получать?
– Да-а, – засыпая, пробурчал Вася, – это же осуждёнка, здесь как в зоне.
– А отправлять, что, тоже? – чуть помедлив спросил Юра, для которого это было неожиданной новостью. Раньше, если кто-то получал или отправлял письма он, видимо спал.
– И отправлять тоже, – ответил за Васю радостный Вано, поскольку тот уже вырубился спать.
Юрий вспомнил какими путями они отправляли письмо его родителям и, сообразив, почему они так делали, сразу открыл тетрадь и стал писать письмо.
– Если ничё такого не пишешь, письмо дойдёт? – на всякий случай спросил он у Вано, настроение которого позволяло пообщаться с ним.
– Дойдёт, – в этот раз Вано лишь отмахнулся от него, уже начав читать своё письмо и вдруг он победоносно взглянул на Потапа и, согнув резко руку в локте, возбуждённо сказал: – Инее.
– Хуль ты радуешься? – весело посмотрел на него Потап, оторвавшись от своёго письма. – С тебя пузырь, проспорил.
– А хер с ним, с пузырём, – махнул рукой Вано. – Она приедет ко мне, прикинь. За триста километров приедет.
– Так а я чё тебе говорил? – весело смотрел на него Потап. – А ты не верил, ещё и споришь со мной. Дуплись теперь.
– Без базара, братан, – возбуждённо произнёс Вано и заходил по камере, дочитывая письмо до конца.
Бандера наблюдал за ним со шконки уже зная, что сейчас Вано должен подойти к нему, поскольку проспорил Потапу бутылку водки. Помимо того, что Потап умел, правда, с помощью юридической литературы, грамотно и без ошибок писать всякие жалобы и заявления красивым и ровным почерком, он ещё и писал любовные письма за многих зеков. В этом он был одарён и здесь ему не требовалась никакая литература. Умением завлекать и притягивать заочниц он зарабатывал себе на жизнь в заключёнии, и его услугами в этом пользовались многие. Витяй, пока сидел в хате, тоже раньше переписывался с помощью Потапа даже со своей знакомой по воле, которая не знала его почерк. И та тоже приезжала к Витяю в тюрьму издалека и даже готова была выйти за него замуж, и может быть даже выйдет, ведь в зоне расписаться особых проблем нет.
Вано же, найдя в газете подходящее объявление в разделе знакомств, засомневался в том, что Потап сможет за короткое время затянуть эту женщину на свидание с Вано и поспорил с ним. Но талант Потапа красиво и ясно выражать свои мысли и где надо вставлять стихи собственного сочинения, сделал своё дело и теперь Бандера, зная, что у Вано денег нет, ждал, что он подойдёт к нему.
Сам же Бандера в умении Потапа не сомневался и помнил ту историю, когда сам ещё только заехал после суда в эту хату, как Потап увёл любимую заочницу у другого своёго семейника Батона, ушедшего недавно на этап, втихаря писав ей письма. Он даже с улыбкой вспомнил, какие тогда они устроили качели друг с другом на потеху всей хаты, даже до мордобития дело дошло.
Наконец Вано закончил читать своё первое письмо и, почесав затылок, подошёл к демонстративно смотрящему уже на шахматную доску Бандере.
– Виталь, сегодня же Гера в ночь заступает? – спросил он очень издалека.
– Ну, – надменно ответил Бандера, уже зная, что последует дальше.
– Давай возьмём пузырь Потапу, а? – просящим голосом спросил Вано, но при этом откуда-то из рукава выудил купюру в 10 000 рублей. – Я ему торчу. Сроки, вообще-то, не оговаривали, но хочу сразу рассчитаться, пока есть возможность. Поговори с Герой, а?
– Откуда у тебя воздух, Вано? – удивлённо смотрел на деньги Бандера.
– Когда было много, я уделял, Вагит может сказать, если что, – сразу ответил Вано, положа руку на грудь. – Себе только чутка оставил. Вот это последние. Возьмём, а?
– Ну и как ты себе это представляешь? – немного помедлив, спросил Бандера. – Потап сидит водяру пьёт, наверняка вместе с тобой ещё, а Леший с Антоном сидят на вас смотрят? Ещё ж и мусору чё-то дать надо, ты не забывай.
– Ну у меня нет больше, – опять просящим голосом сказал Вано.
Бандера, издеваясь над ним, демонстративно развёл руками в стороны и, пожав плечами, поджал подбородок, давая понять, что ничем не может помочь. Вано, убрав купюру в карман, опустил голову и побрёл к Потапу, который уже дочитал своё письмо и насмешливо смотрел на него.
– Ну так как, Вано? – спросил весело Потап. – Дуплиться когда собираешься? А то ведь я напишу твоей тёлке и она не к тебе будет ездить, а ко мне…
– Только, бля, попробуй, – серьёзно сказал Вано, которому было не до шуток. Но Потапа это только раззадорило.
– Да-да, – рассмеялся он, – а ещё лучше у тебя её вон Вася отобьёт, с моей помощью, естественно, – кивнул он на самого зачуханного спящего мужичка, лежащего на месте Юрия. – Прикинь? Твоя Валя к Васе нашему приедет, вот корка будет…
Представив это и даже подумав, что это вполне реально, рассмеялся даже Бандера. Но, отсмеявшись, сказал серьёзным голосом:
– Да поставит он тебе сегодня, Потап, не ссы.
Вано сразу развернулся и посмотрел на Бандеру благодарным взглядом.
* * *
Когда девушки ушли в баню, Женя Шмон со своим помощником зашли в один восемь. Это была привычная процедура, пока в хате никого нет, они любили пошерстить. Происходило это довольно часто и уже даже не только мужчины, но и женщины, чьи хаты шмонались гораздо реже, уходя в баню отдавали на всякий случай в другие хаты всё запретное или забирали с собой. – А ты чего не пошла в баню? – спросил Женя у Тамары, которая чистила в умывальнике зубным порошком гору посуды.
– Я помылась уже вчера. Воды нагрела и помылась, – с замиранием сердца произнесла она, стараясь говорить спокойно. Она хоть и заслоняла собой умывальник и пространство под раковиной, но её ноги были далеко не слоновьими и, шаря под шконами, обыскивающие могли и обратить внимание на недавно заклеенную стену.
Не обращая на неё внимания, Женя Шмон прошёл вглубь камеры и стал переворачивать матрасы Косы и остальных. Его помощник последовал за ним и залез там же под шконки, поднимая матрасы с полов и переворачивая их. В первую очередь всегда шмонались блатные места, почти всё запретное находилось именно там. У женщин это не было исключением, и почти сразу нашлись игральные карты, которые кто-то из девушек забыл отдать соседям, заточка, которой резали продукты и уже не обращали на неё внимания как на запрещённый предмет и свёрнутое в трубочку письмо на волю. Обычно их сворачивали, чтобы вставить в воланчики и отстреливать подошедшим к кому-нибудь людям, чтобы те их разгладили или перепечатали в новый конверт и отправили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39