Однажды она даже заметила краем глаза Мими в платье, приготовленном для церемонии заключения уз. Шайлер не знала, кто из них двоих большая дура: она или эта девушка в белом платье. Они обе были до безумия влюблены в одного и того же парня.
«Хотя нет, дурак тут Джек», - подумала Шайлер, наблюдая, как он ловко маневрирует на оживленной транспортной магистрали. Псих ненормальный. Но она его любит. Господь знает, как она его любит. Шайлер хотелось только, чтобы им не приходилось скрываться, чтобы они могли объявить о своей любви перед всем светом. Недавно она сказала Джеку, что устала прятаться в одном и том же месте. Да, эта квартира предоставляла им прибежище - но она же была и тюрьмой.
Шайлер мучительно хотелось побыть вместе с Джеком где-нибудь в другом месте, хотя бы один вечер. В ответ сегодня утром Джек подсунул ей под дверь записку с просьбой встретиться с ним в сумерках в указанном месте. Девушка понятия не имела, что он задумал, но легкая улыбка, играющая на его губах, намекала на какой-то чудесный сюрприз.
Джек проехал через мост в Нью-Джерси. Через несколько минут они оказались у частного аэродрома в Тетерборо, где на поле их ждал реактивный самолет.
- Не может быть! - воскликнула Шайлер при виде самолета, засмеялась и захлопала в ладоши.
- Ты сказала, что хочешь куда-нибудь выбраться, - с улыбкой отозвался Джек. - Как насчет Токио? Или, может, Лондон? Или Сеул? Я бы, пожалуй, не прочь отправиться на барбекю. А может, Мадрид? Или Брюгге? Где тебе хотелось бы побывать сегодня вечером? Сегодня весь мир к твоим услугам, и я в придачу.
Шайлер не спросила у него, где Мими. Ее это не волновало, и она не желала этого знать. Если Джек собирается рискнуть, она не хочет ни о чем спрашивать.
- Вена! - решила Шайлер. - Там есть картина, которую мне всегда хотелось увидеть.
«Так вот оно каково - быть одним из самых богатых и могущественных вампиров в мире», - подумала Шайлер, заходя следом за Джеком в Австрийскую галерею в Бельведерском дворце. Музей был закрыт на ночь, но, когда они подъехали к огромной входной двери, охранник в перчатках поприветствовал их, а хранитель музея провел в нужную галерею.
- Вы это хотели видеть? - осведомился хранитель, указав на темное полотно посреди зала.
- Да.
Шайлер глубоко вздохнула и посмотрела на Джека, чтобы приободриться. Юноша в ответ крепко сжал ее руку.
Шайлер подошла к полотну поближе. Выцветшая репродукция этой картины висела у нее в комнате, приколотая кнопками к стене. А сейчас девушку ошеломила реальность изображенного. Цвета были намного более притягательными и свежими, полными жизни и энергии. Эгон Шиле всегда был одним из любимых художников Шайлер. Ее влекло к его портретам - к этим тяжелым, измученным темным линиям, изможденным фигурам, красноречивой печали, наложенной на полотно гуще, чем краска.
Эта картина называлась просто - «Объятие», и изображены на ней были переплетенные тела мужчины и женщины. Полотно было полно какой-то свирепой энергии, и Шайлер казалось, будто она ощущает, как сильно эти двое связаны друг с другом. Но в этом не чувствовалось романтики. Произведение было исполнено тревоги и тоски, как будто изображенные на картине люди знали, что это их объятие - последнее.
Картины Шиле, полные смятения и печали, вряд ли могли понравиться широкой публике. Шайлер запомнилось, как на уроке по искусствоведению всех очаровал «Поцелуй» Густава Климта, выполненный в стиле ар-нуво. Но Шайлер казалось, что восхищаться подобной картиной чересчур легко. Это была не картина, а предмет интерьера, типичный безопасный выбор.
Шайлер предпочитала безумие и трагедию, одиночество и муку. Шиле умер молодым, возможно - от разрыва сердца. Ее преподаватель искусствоведения всегда говорил об «искупительной и преобразующей силе искусства», и теперь, стоя перед этой картиной, Шайлер полностью понимала смысл сказанного им.
У нее не было слов, чтобы выразить свои чувства. Джек по-прежнему держал ее за руку, и она считала себя счастливейшей девушкой на свете.
- Куда теперь? - спросил Джек, когда они покинули музей.
- На твое усмотрение.
Джек приподнял бровь.
- Тогда давай зайдем в кафе. Я питаю слабость к тортикам «Саше».
Они поужинали на крыше здания, глядя на гаснущую зарю. Одним из преимуществ вампирской сущности было то, что вампиры легко приспосабливались к ночному образу жизни. Шайлер теперь требовалось меньше времени для сна, чем раньше, а в те ночи, когда они встречались с Джеком, она вообще практически не спала.
- Ты этого хотела? - спросил Джек, перегнувшись через маленький шаткий столик и наливая ей еще вина.
- Откуда ты узнал?
Девушка улыбнулась и заправила прядь волос за ухо. К ее удивлению, Джек привел ее еще в одну прекрасную квартиру, принадлежащую его семейству. У Форсов было куда больше недвижимости, чем у Шайлер - дырявых черных свитеров.
- Пойдем вниз, - предложил Джек и под руку повел девушку обратно в квартиру. - Я хочу, чтобы ты кое-что послушала.
Временное пристанище Форсов располагалось в здании, построенном в 1897 году, в престижном Девятом районе - со сводчатыми потолками, лепниной и прекрасными видами из каждого окна. Квартира была просторной и, в отличие от пышно отделанного нью-йоркского дома, обставленной скудно, чуть ли не по-монастырски.
- Здесь сто лет уже никто не бывал - с тех пор, как в Венской опере перестали устраивать толковые балы, - объяснил Джек. Он смахнул пыль с древнего кассетника «Сони». - Послушай-ка вот это, - сказал он, вставляя кассету. - Мне кажется, тебе это может понравиться. - Он нажал на «Пуск».
Послышался царапающий, скрипящий звук. Затем - голос, хриплый, низкий, несомненно женский, но пострадавший от долгих лет курения.
«И сердце мое страстное разбито...»
Шайлер узнала строку.
- Это она? - восторженно спросила она. - Это она сама?
Джек кивнул. Так оно и было.
- Я однажды нашел эту кассету в той старой книжной лавке. Они приглашали поэтов читать свои стихи.
Он запомнил. Это была Анна Секстон. Она читала свои «Стихотворения о любви». Ее любимая поэтесса читала ее любимое стихотворение, «Разрыв». Самое печальное из всех, гневное, горькое, прекрасное и исполненное неистовства. Шайлер влекло к горю: подобно картинам Шиле, стихи Секстон были жестокими и честными в своей агонии. «Стихотворения о любви» были написаны во время романа поэтессы - недозволенного, тайного романа, подобного ее собственному. Девушка присела и прижалась поближе к маленькому стереомагнитофону, а Джек заключил ее в объятия. Шайлер подумалось, что никогда она не будет любить его сильнее, чем сейчас.
Может, в душе его и вправду есть уголок, который она никогда не постигнет, но сейчас они превосходно понимали друг друга.
Когда кассета закончилась, они так и остались сидеть молча, наслаждаясь теплом тел друг друга.
- Слушай... - Шайлер, заколебавшись, приподнялась на локте и повернулась к Джеку.
Она боялась, что если она заговорит о реальной ситуации, это разрушит волшебство сегодняшнего вечера. И все же она хотела знать. Заключение уз стремительно надвигалось.
- На днях в Комитете ты сказал, что существует способ разорвать узы.
- Думаю, да.
- И что ты собираешься делать?
Вместо ответа Джек потянул Шайлер вниз, так, чтобы они снова очутились рядом.
- Шайлер, посмотри на меня, - попросил он. - Нет, посмотри на самом деле.
Девушка подчинилась.
- Я прожил очень долго. Когда происходит трансформация... когда к тебе начинают возвращаться твои воспоминания... это ошеломляет. Ты как будто заново проживаешь каждую свою ошибку, - негромко произнес Джек. - Я не хочу повторять те же самые ошибки, которые уже совершил прежде. Я хочу быть свободным. Я хочу быть с тобой. Мы будем вместе. Я уверен, что, если я буду не с тобой, в моей жизни будет куда меньше смысла.
Шайлер энергично замотала головой.
- Но я не могу позволить тебе так поступать! Я не хочу, чтобы ты рисковал. Я слишком сильно люблю тебя.
- Так что, ты предпочтешь видеть меня связанным узами с женщиной, которую я не люблю?
- Нет, - прошептала Шайлер. - Никогда.
Джек прижал ее к себе и поцеловал.
- Способ есть. Доверься мне.
Шайлер поцеловала его в ответ, и каждое мгновение было слаще предыдущего. Она доверяла ему целиком и полностью. Что бы он ни задумал сделать для того, чтобы разорвать узы, они будут вместе. Всегда.
ГЛАВА 29
Врач Дилана был сущим медведем, с большой косматой бородой и тяжелой, неуклюжей походкой. Блисс подумала, что его было бы в самый раз наряжать в красный костюм Санта-Клауса и отправлять в камин. Он не внушал Блисс особого доверия, хотя был очень известным гематологом и происходил из старинного семейства надежных проводников.
- Секретарша сказала мне, что вы - друзья Дилана Барда. Я знаю, что вы пытались связаться со мной. Извините, что не сразу откликнулся. Неделя выдалась сумасшедшая. Кто-то тайком протащил фамильяра в студенческую спальню, и там просто кровавая баня получилась. - Врач поморщился. - Но не волнуйтесь, все уже под контролем. - Он улыбнулся.
- Да, верно. - Блисс кивнула и уселась напротив стола. - Мы - его друзья. Спасибо, что согласились встретиться с нами.
- Я не друг. Я здесь для того, чтобы разобраться, что с ним происходит, и доложить Совету, - огрызнулась Мими. - Я страж.
Врач приподнял бровь.
- Вы выглядите очень молодо для своего возраста.
Мими самодовольно улыбнулась.
- Если подумать, это можно сказать о нас о всех.
- Я имел в виду - для вашей должности, - нервно произнес врач, кашлянул и принялся перекладывать бумаги на столе.
- Переходите к сути дела, доктор. Я сюда приехала не затем, чтобы обсуждать политику Совета. Что происходит с этим ненормальным?
Доктор Эндрюс открыл лежащую перед ним папку и скривился.
- Складывается впечатление, что у Дилана - разновидность посттравматического стрессового расстройства. Мы провели с ним несколько сеансов регрессотерапии, чтобы помочь ему восстановить воспоминания. Но пока что он не восстановил связи ни с чем. Он не помнит ни что с ним творилось сто лет назад, ни что происходило месяц назад.
Значит, все обстояло так, как Блисс и предполагала. Дилан был подобен лодке, сорвавшейся с якоря, не привязанной ни к чему и ни к кому.
- Так что, эта амнезия у него останется... навсегда?
- Трудно сказать, - нерешительно произнес врач. - Мы предпочитаем не питать ложных надежд.
- Но почему, - не выдержала взволнованная до глубины души Блисс, - почему это произошло?
- Такое иногда случается: мозг стирает все, чтобы сохранить способность функционировать. Чтобы смягчить силу недавней травмы.
- Он многое перенес, - прошептала Блисс.
- Да, нападение Серебряной крови и прочее в том же духе, - кивнула Мими.
Врач снова сверился с медкартой.
- Очень любопытно. Как я уже говорил сенатору Ллевеллину, насколько мы можем судить, в его крови не наблюдается ни малейших признаков извращения. Он подвергся нападению со стороны Серебряной крови - это верно, - и его жестоко мучили, но мы крайне сомневаемся в том, чтобы он действительно исполнял церемонию Оскулор над другим вампиром. Он не завершил процесс. Или нет, позвольте, я сформулирую яснее: он его и не начинал.
- Но... - вступила было Блисс.
- Чепуха, - решительно отрезала Мими. - Всем известно, что Дилан убил Эгги. Она была выпита полностью. И он был единственным подозреваемым. Он даже сознавался в этом Блисс.
- Да, верно, сознавался, - подтвердила Блисс.
Доктор Эндрюс покачал головой.
- Возможно, его ввели в заблуждение, либо им манипулировали, дабы внушить ему, что он один из них. Полученные нами данные вполне убедительны.
- Форсайт об этом знает? Что Дилан невиновен? - резким тоном спросила Мими.
Врач кивнул.
- Я позвонил ему сразу же, как только стали известны результаты анализов.
Мими язвительно рассмеялась.
- Если Дилан не Серебряная кровь и он не убивал Эгги, тогда он, возможно, не соврал, когда сказал, что не знает, где джинсы, которые она брала у меня поносить.
- О чем ты? - переспросила Блисс недоуменно.
У нее голова шла кругом.
- Так, ни о чем. - Мими пожала плечами. Она встала, и Блисс последовала ее примеру. - Благодарю вас, доктор, за то, что согласились на встречу. Вы очень нам помогли.
Блисс никак не могла сосредоточиться. Когда она застегивала куртку, у нее дрожали пальцы. Она врезалась коленкой в стол и чуть не упала.
Дилан невиновен. Он не Серебряная кровь и даже не превращается в нее. Жертва.
На протяжении нескольких месяцев все без исключения верили, что это Дилан повинен в убийстве Эгги Карондоле. Что он разделался с остальными жертвами, напал на Шайлер и смертельно ранил Корделию. Он сам говорил Блисс, что сделал все это. И она ему верила.
Но что, если он просто служил прикрытием для кого-то другого? Что, если его просто заставили думать, будто он заражен?
А если все это сделал не Дилан - то кто же тогда?
ГЛАВА 30
Когда Шайлер покинула квартиру на Перри-стрит, лицо ее все еще рдело от поцелуев Джека, а губы горели. Подобно всему в Нью-Йорке, Шайлер расцветала.
«Поцелуй за поцелуй за поцелуй», - подумала девушка.
После той ночи в Вене она до сих пор была словно пьяная. Они только что вернулись и заехали в свое убежище, чтобы принять душ и переодеться. Джек ушел первым - выскользнул через боковую дверь, - а Шайлер выждала требуемые полчаса, прежде чем самой двинуться на выход.
Она тихонько улыбнулась сама себе, пытаясь пригладить волосы, растрепанные внезапным порывом ветра, и тут вдруг увидела того, кого совсем не ожидала увидеть. Он стоял на противоположной стороне улицы и смотрел на нее потрясенно и встревожено. Шайлер всего раз взглянула в глаза Оливеру и тут же поняла, что юноша все знает. Но откуда? Как он мог узнать? Они же так старательно держали свою любовь в тайне!
На лице Оливера отразилось такое горе, что на это невыносимо было смотреть. Шайлер пересекла улицу и остановилась перед другом, но слова застыли у нее на губах.
- Олли... это не то...
Оливер бросил на нее взгляд, исполненный отвращения, резко развернулся и сперва зашагал прочь, а потом и вовсе побежал.
- Оливер, пожалуйста, дай я объясню...
В мгновение ока Шайлер встала перед ним. Он мог бежать, но перегнать ее ему бы не удалось.
- Не делай этого. Поговори со мной.
- Не о чем тут говорить. Я видел, как он ушел, а потом, в точности как она сказала, я подождал полчаса и увидел тебя. Ты была с ним. Ты мне врала.
- Я... это совсем не то... ох, Оливер!
Шайлер захотелось расплакаться. Она чувствовала исходящие от него волны печали и гнева. Лучше бы он ее ударил, чем стоять с таким подавленным видом. В результате она почувствовала себя еще более безутешной.
В небе сгустились тучи, и на землю упали первые капли дождя, сперва редкие, потом все более частые и тяжелые. Так они вымокнут до нитки.
- Тебе придется выбирать, - сказал Оливер. По щекам его текли дождевые струйки, смешанные со слезами. - Я устал быть твоим лучшим другом. Я устал быть вечно вторым. Меня это больше не устраивает. Все или ничего, Шайлер. Тебе придется выбирать. Он или я.
Ее лучший друг и проводник или парень, которого она любит. Шайлер знала, что когда-то это случится. Что ей предстоит потерять одного, чтобы сохранить другого. Что у этой истории будут последствия. Что все не сможет долго оставаться так, как есть - с вампиром-возлюбленным и человеком-фамильяром. Она лгала Оливеру, лгала Джеку, лгала всем, включая себя. И собственная ложь в конце концов настигла ее.
- Ты эгоистка, Шайлер. Тебе не следовало делать меня своим фамильяром, - бесстрастно произнес Оливер. - Но я это допустил, потому что беспокоился о тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20