А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Опять заплутаться? Нет! Теперь и тысяча чертей его не проведут! Он не сделает ни одного шагу от реки, хотя бы это удлинило путь на сто верст.
На этот раз у него было надежное средство. Как тут ни старайся нечистый, река – не лес: не сгорит. Если даже пересохнет, так русло никуда не денется. Ошибиться в реке он не мог.
Вот они и скалы эти самые и вырубленный лес.
Спускаясь по течению, путешественники шли несколько дней. Однажды вечером, когда отаборились, все отправились собирать хворост на костер. Потащился и дед.
Не прошло, однако, и четверти часа, как из лесу, куда он скрылся, послышались его отчаянные крики.
Ян и Гришук с ружьями кинулись на помощь.
Но дед уже бежал оттуда. Вид его был ужасен, глаза дико блуждали, рот открыт. Он потерял ружье и хворост. Что с ним? Судя по тому, как энергично он ковылял, он не был ранен. Но что могло до такой степени испугать бывалого золотоискателя?
Ян смотрел на него с тревожно бьющимся сердцем, ребята тоже замерли, озадаченные и испуганные.
Дед бросился на траву.
– Что случилось? – допытывался испуганно Тошка. – Говори скорее? Змея?
– Кака змея? – прошептал старик. – Не змея... Сам, – шепотом произнес он.
– Кто сам?
Дед покрутил головой.
– Медведь?
– Хуже.
– Хуже? Тогда, значит, дьявол?
Ребята разразились хохотом.
– Ш-ш! – скорчился дед.
– Да что случилось?
Лицо деда изобразило несказанный ужас. Он приподнялся и, заикаясь, пробормотал:
– Была река? Ну?
– Еще бы! Вот она!
Дед сконфуженно покачал головой.
– Теперь нету.
– Как нету? – воскликнули все изумленно, невольно оглядываясь на довольно большую речку, протекавшую в нескольких саженях позади лагеря.
– Нету, – сказал дед с отчаянием в голосе. – Как сквозь землю. Спрятал...
Ребята с удивлением посмотрели друг на друга. У всех мелькнула жуткая мысль, что несчастный дед, постоянно думавший, как бы нечистый не помешал ему, вдруг свихнулся.
– Нету дальше реки, – с отчаянием, но твердо сказал дед. – Как сквозь землю...
Гул недоверчивого удивления вырвался у ребят.
– Да куда же вода-то девается? Ты подумай!
– Спрятал, – в ужасе прошептал дед.
– Да куда же можно спрятать столько воды? В карман, что ли?
– Веди, показывай, – сурово сказал Ян.
– Нече и показывать. Ох, грех тяжкий! Идите сами.
Однако не желая оставаться один, дед поднялся и, крестясь, заковылял за ребятами.
Они прошли с четверть версты, как вдруг громкий удивленный крик Федьки, шедшего впереди, показал, что действительно там что-то необыкновенное.
Ребята кинулись вперед. Сделав с полсотни шагов, они вдруг остановились, пораженные.
Действительно – река исчезла!
Довольно широкая и глубокая она все мелела, мелела и потом внезапно исчезла, точно сквозь землю провалилась.
Ребята, удивленные и растерянные, прошли еще несколько шагов. Дальше росли обычный кустарник и лес.
Дед не выдержал этого необыкновенного зрелища: со стоном ужаса он перекрестился и кинулся обратно.
II. В третий раз
Объяснения Яна, что река ушла в подземные пустоты известковой почвы и через несколько верст снова где-нибудь появится, что это – естественное явление, известное в географии, встречающееся во многих странах, дед принял с явным недоверием. Река в землю ушла? Где это видано?
Для него все было яснее ясного: подходят к золоту – ну дьявол глаза и отводит. Блазнит. К тому же и сам Ян – нехристь. Черт его знает, может, он давно продал черту душу и с ним теперь заодно. Тут тоже загвоздка, и немаленькая. Не удивительно, что он все знает. И где золото надо искать, и где какое дерево растет, и сколько дереву лет, и куда река девалась, точно он ее, реку-то, сквозь землю увидал. Вот и пошли всякие пропавшие реки да таинственные самострелы... И Крака взяли с собой, – тоже нехорошо. Ворон – птица колдовская, вещая. А вдруг вправду, может, и не ворон, а нечистый в образе птицы? Разве это птица – хитрей человека? Только-только вот не говорит: и собакой брешет, и курицей клохчет. А что будет, когда туда придут? Место у Пяти ручьев и так заклятое. Кликун-Камень себя там покажет. Лешие и русалки на него из воды выходят, игрища устраивают, невидимые звери по нему с рыком скачут. Ярь ихнюю, и шум, и вой у камня слыхать, а никого кругом нет...
Дед окончательно терял голову.
Река, между тем, как и предсказывал Ян, через несколько верст снова появилась и текла по поверхности, пройдя значительное расстояние под землей.
Как «беси реку украли» у Трефилия – теперь всем стало ясно. Над суеверным Трефилием подсмеивался даже Пимка.
Но Кликун-Камень ребята все-таки ждали с большим нетерпением. Уж очень диковинные вещи говорил про него старик.
Интересно было, как-то дед без конфуза выпутается из своих, несомненно, фантастических россказней.
И вот через несколько дней пути берегом реки, около полудня дед стал проявлять необыкновенное беспокойство. Потом попросил в необычное время отабориться. Осмотрел береговые скалы и заявил, что пришли.
Заключенная в каменистые высокие берега река в этом месте текла тихо. Не было ни порогов, ни ломов. После завтрака дед с Яном отправились на берег и скоро позвали ребят.
– Здесь! – окончательно решил он.
Здесь находились Вогульские пещеры и здесь же был волшебный Кликун-Камень.
Камень, стоявший на том берегу, представлял собой стенообразную громадную скалу в несколько десятков сажен высотой.
Но ребят постигло горькое разочарование. Сколько ни ходили вокруг, скала оказалась как скала: никаких кликов, ни рыку невидимых зверей. Вот тебе и Кликун! Вот тебе и диковинный Камень!
Дед был сконфужен. Ни леших, ни русалок... Выходит, соврал! Про себя он, конечно, знал, в чем дело. Нечистый! Скала та самая, а не кличет. А, может, чует ворона и нехристя?
После завтрака путешественники не стали даже отдыхать а, захватив одни нарты с необходимыми инструментами и запас провизии на два дня, отправились искать горку с пятью ручьями, которая должна была находиться где-то поблизости, а Гришука и Пимку оставили караулить лагерь и багаж.
В ожидании возвращения исследователей, оба домовника занялись приведением в порядок собранного материала, просушкой шкурок и разными другими делами. Работы было много.
Окончив обычную возню с коллекциями и шкурками, Гришук выходил на берег и любовался скалами.
Картина была полна дикой северной красоты.
Отвесные стенообразные камни, поросшие сверху дремучим еловым лесом, сдавили реку. Они походили на древние развалины замков, башен. Такие отвесно спускающиеся в реку скалы на Урале зовут «иконостасом».
Действительно, подобно иконостасу, они совершенно отвесно стоят над водой. В их расщелинах, трещинах, малейших ямках, где только на этих суровых каменных глыбах могут скопиться почва и влага, лепилась жизнь. Крохотные березки, травки, какие-то цветочки. В большинстве это была альпийская флора и специальные виды: разные мелкие папоротники, гвоздички, астры, камнеломки. Гришук подолгу любовался этой зеленью и цветами. Обычно созерцание заканчивалось тем, что само собой начинало складываться в голове стихотворение. Тогда Гришук садился на скале, вынимал блокнот и карандаш и искал слов, которыми можно было вылить звеневшую внутри мелодию... За экспедицию у него составилась целая тетрадка таких стихотворений.
Только через два дня вернулись разведчики. Гришук уже начал тревожиться. Их появление на третий день вечером совсем не соответствовало его ожиданиям.
Вместо веселых лиц, песен, смеха и шума он увидел молчаливо согнувшегося, точно под тяжестью горя, деда и усталые, хмурые лица ребят и Яна.
– И в третий раз не пофартило, – шепнул ему на ухо Тошка. – Не нашли. На десять верст все кругом обшарили. И лесок и болото тут, а лога и горки нету. И затесов нет. Сбился старик.
– А Кликун-Камень как же?
– Вот поди ж ты.
К деду Гришук и Пимка не решились подойти с расспросами, до того он был мрачен.
Впрочем, в тот же вечер ребята, отдохнув, пришли в прежнее хорошее настроение. Их раньше очень интересовала загадочность таинственного места. Когда все стало ясным, они махнули на него рукой.
Дед ходил туча тучей. Ему нелегко было расстаться со своей мечтой.
– Не фартит! В третий раз.
Зато Ян на другой день утром, найдя какие-то камни на берегу, проявил небывалый, исключительный интерес к реке и прибрежным скалам. Едва могли его дозваться к завтраку. Он принес с собой целую коллекцию пород, усталый, но очень довольный.
– Молодец ты, дедушка! Хорошее местечко! Очень хорошее! – хлопал он с воодушевлением деда по плечу.
«Хвали, хвали, – думал про себя убитый горем дед. – Еще бы тебе не хвалить. Самое что ни на есть нечистое место. Как раз по тебе».
После завтрака Ян не стал отдыхать, а, захватив молоток, компас, мешок и ружье, в сопровождении Пимки отправился вверх по течению, пообещав к ночи вернуться.
– Гляди, гляди, нехристь-то как забегал! – толкнул Тошку дед. – К своим в гости попал.
– Тебе не стыдно, дед? – возмутился Тошка, с сожалением глядя на рехнувшегося с горя старика.
– Отвел, проклятый... Поблазнило. Не фартит! Нет, не фартит! – бормотал дед.
Ребята остались устраивать лагерь. Они сначала думали разбить его на возвышенной опушке, как раз против злополучного Кликун-Камня, молчаливо стоявшего на противоположном берегу. Но дед встал прямо на дыбы. Он и слышать не мог о Кликуне и настоял, чтобы отаборились в лесу, в низине, рядом с долиной, лежавшей «против Кликун-Камня, но так, что Камня из лагеря было не видать. Ребятам было в сущности все равно. К Камню они потеряли интерес. И поставили палатку, где указывал рассвирепевший дед.
– Он себя еще окажет, – бормотал старик. – Он себя окажет.
IV. Тревога в лагере
Вечером всех обеспокоило долгое отсутствие Яна.
Настали сумерки, вечер. Потом ночь. Ребята поужинали. Ян все не показывался.
То один, то другой несколько раз поднимались на высокий берег и стреляли на случай, не потерял ли Ян дороги. Но на их выстрелы никто не отзывался. Да, по правде говоря, дорогу трудно было не найти: река была недалеко.
Устроили совещание. Идти искать ночью в этом глухом дремучем лесу и бесполезно и опасно. Может быть, Ян и Пимка отошли далеко, устали и заночевали где-нибудь на дереве. А выстрелов, возможно, и не слыхали, так как лес был необыкновенно густ, «овчина овчиной», как говорил дед, – вековая еловая чаща и пихтарник. На всякий случай решили на ночь удвоить караул.
Ночь прошла неспокойно. Ян и Пимка не вернулись.
Утром ребята не могли взяться ни за какое дело, тревожась за отсутствующих. Дед сидел хмурый и убитый. Ребятам было жаль старика, но все заглушала тревога за Яна и Пимку.
Наступил, наконец, полдень, Ян не показывался. Двумя группами ребята разошлись – на поиски. Дед поджидал и сторожил лагерь.
К ночи вернулись усталые Гришук с Федькой. Они шли берегом, видели сначала в траве свежие следы Яна и Пимки, потом на каменистой почве следы исчезли. Яна и Пимки не встретили, вероятно, они свернули в лес. Но в глубь леса как раз отправились Тошка с Андреем.
Было уже совсем темно, когда в лесу послышались приближающиеся шаги и голоса Тошки и Андрея.
Напряжение находившихся в лагере достигло крайней степени.
Увы! Они тоже вернулись одни, не найдя никаких признаков Яна и Пимки или хотя бы следов крови или борьбы в лесу.
Отчаяние охватило ребят. Возможно, что Ян и Пимка попали в лапы медведю, и он утащил их в чащу, они могли упасть в ущелье или их могла укусить змея. О сне в ту ночь никто не думал. Перед лагерем выставили караул. Но и оставшиеся в палатке не спали. Что теперь делать? Раз не вернулись – значит с осторожным Яном случилось что-то необычное.
Дед был удручен не менее ребят, охал и вздыхал. Но весь вид его так и показывал: «Я так и знал. Нечистое место, будь оно трижды проклято... Большая охрана приставлена. Оно себя окажет...»
Ночью в лагере действительно разыгрались необыкновенные события.
V. Кликун-Камень
Первые часы темноты прошли спокойно, близился уже рассвет.
На карауле стояли Федька и Гришук.
Федька беспокойно ходил с места на место. Почти напротив его через реку высился Кликун-Камень. Кругом стояла необыкновенная тишь. Ни звука. Лес молчал. Впереди темнела река, недвижная, как зеркало. Позади стояла зубчатая черная стена дремучего бора. Федька нервничал.
Ему было жутко. В таком глухом лесу есть что-то грозно затаенное. Словно он полон каких-то таинственных неведомых существ. Они собрались и смотрят со всех сторон. То здесь, то там раздастся тихий шорох или шепот. Вот, точно кто-то крадется сзади. Под неосторожной нотой хрустнула сухая ветка... Подкрался и осторожно подходит к тебе сбоку...
Жутко Федьке. Напряженно, чутко ловит он малейший шум. Потом, стараясь заглушить страхи, ходит.
Вот он поднялся на небольшую возвышенность и очутился совсем близко от Кликун-Камня. Повернулся, хотел идти обратно и вдруг... Среди ночной тишины до него донесся какой-то отдаленный глухой шум, шедший из Камня.
Федька как стоял, так и застыл. Вдруг из Камня явственно долетели человеческие голоса.
– Ко мне! – стоном вырвалось у караульного, скованного безотчетным суеверным ужасом.
Через мгновение встревоженный донельзя взбежал Гришук.
Ружье Федьки валялось на траве. Гришук схватил его за руку. Она была холодна, как лед.
– Где? Что? – испуганно спрашивал Гришук.
Безумный взгляд Федьки, устремленный на скалу, показал, что его испугало.
– Там голоса!
Гришук с недоумением недоверчиво взглянул на скалу. Посреди наступившей тишины скала вдруг застонала совсем по-человечески.
– Слыхал?
Федьку трясло как в лихорадке.
– Странно, – прошептал Гришук, не зная, верить ему своему слуху или нет.
Крутом ничего нет. Это Камень. Но они слышали, как в Камне кто-то стонал. Таинственное исчезновение Яна и Пимки, тревога, дикие глухие леса – «овчина овчиной», ночь, суеверный ужас и рассказы деда, опасности, угрожающие на каждом шагу, – все невольно взвинчивало фантазию и даже несуеверного человека наполнило бы тревогой.
Гришуку стало вдруг как-то не по себе. Уж очень дивно! Камень стонал человеческим голосом.
– Давай позовем ребят, – предложил он, и оба они бегом кинулись к палатке.
Оставшиеся в лагере не закрывали глаз. Тревога веяла над ними. Какое-то предчувствие говорило, что случилось недоброе с Яном и Пимкой.
Еще не подбежали близко караульные, как Андрей и Тошка, заслышав их необычные шаги, сами выбежали из палатки с ружьями в руках. Позади ковылял дед.
Встревоженные лица караула ясно говорили, что что-то случилось.
– Ничего страшного! – крикнул Гришук ребятам навстречу. – Идите сами послушайте.
Дед вывернулся вперед. Он был расстроен и бледен.
– Што? Кликун заговорил? – хрипло с тревогой спросил он.
– Да, – прошептал Федька.
– Угодники! – дрожащий стон вырвался у деда. – Я знал... Кликун себя окажет. – Крестясь, он шел за ребятами. – Страхи-то, страхи-то какие!.. Поминайте, сынки Янову и Пимкину душеньки... Недаром Кликун заговорил.
Удивленные и испуганные ребята бегом поднялись на место, где Федька и Гришук слышали стон, и притихли, вслушиваясь.
Тотчас среди ночной тишины явственно прозвучал из скалы протяжный человеческий стон. У деда вырвался какой-то нечленораздельный звук ужаса.
Снова стало тихо. Прошло несколько томительных минут. Стон повторился уже с новой силой, точно человек был где-то совсем вблизи. Потом в скале кто-то закашлял по-человечески и таким характерным кашлем, что ребята, похолодев от ужаса, – сразу узнали в нем кашель друга.
– Ян!
– Страхи-то, страхи-то какие! – шептал дед.
Если допустить, что это стонал Ян, и кашель его же, если он подполз к лагерю – так нет! Здесь, около лагеря в лесу, в кустарниках не слышно ни звука, а стонет именно кто-то в скале, и в ней кашляет Ян.
Сознание становилось в тупик. Делался понятен ужас деда, и холодок пробегал по телу. Ребята не заметили, сколько так прошло времени, но, должно быть, порядочно. Они все стояли и молчали, ожидая еще что-нибудь услышать, но Кликун-Камень смолк.
Начал брезжить рассвет. Стало прохладно и сыро. Хотели уходить, но в эту минуту скала опять ожила.
Природа еще не просыпалась. Кругом было изумительно тихо. Выпадают такие минуты перед самым началом утра. И в этой тиши с какой-то необыкновенной отчетливостью, поистине дьявольской, не оставлявшей места каким-либо сомнениям, из Камня вдруг заговорили человеческие голоса. Они были настолько отчетливы, что можно было различить отдельных людей.
Ребята окаменели и переглянулись.
– Это черт знает что! – вырвалось у молчаливого Андрея.
– Поет! – шепнул Федька.
Это было нечто изумительное! Кликун-Камень вдруг запел сиплым голосом.
– «По диким степям Забайкалья...», – прошептал Тошка. – Слушай!
– Да, да!
Камень продолжал петь каторжную песню, потом вдруг оборвал и разразился долгим хохотом.
– Кульпа! Это он, змей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19