И Стройников тоже вдруг вспомнил своё имение под Тверью, крашенный жёлтой краской дом с четырьмя белыми колоннами, синюю речку, петляющую внизу, и белую арочную колокольню под голубой крышей на погосте.
В пять часов пополудни того же дня, замедлив свой бег, лёг в дрейф рядом с «Парижем» «Меркурий». Так бывший капитан «Меркурия» Стройников и нынешний столкнулись на палубе адмиральского «Парижа».
Обменявшись на ходу приветствиями, офицеры разошлись - один проследовал к сухощавому немногословному адмиралу-шотландцу, другой к трапу, где его ждал вельбот и Через два дня, 29 апреля, Иван Семёнович Скаловский распечатал переданное Казарским послание адмирала:
«Одобряя в полной мере намерение Вашего Высокоблагородия идти с отрядом Вам вверенным к берегам Анатолийским для поиску над неприятелем, в море быть предполагаемым, я вследствии того посылаю на усиление отряда Вашего корабль «Норд Адлер», который вместе с бригом «Меркурием» при сём и отправляется.
С остальной частью флота я располагаю держаться в широте мыса Инабас, имея пролив Константинопольский на зюйде, и где буду ожидать дальнейших уведомлений Вашего Высокоблагородия, имея в то же время крейсеров вблизи Босфора.
Главный командир Черноморского флота и портов № 3336
27 апреля 1829 Грейг».
корабль «Париж»
Скаловский читал письмо, и лицо его хмурилось. Он знал, как хорошо у турок налажено береговое оповещение с помощью телеграфа, и поэтому нисколько не сомневался, что капудан-паше уже стало известно о том, что эскадра Грейга стоит против Босфора.
Рискнёт ли капудан-паша сразиться с русским флотом или, словно рак-отшельник, заползающий при опасности в свою скорлупу, опять скроется в Босфоре под надёжной защитой береговых батарей? Зная осторожность верховного адмирала Порты, Иван Семёнович мог поклясться, что капудан-паша предпочтёт второй вариант, а это значило, что не менее осторожный Грейг, покинув Сизополь, тем самым совершил тактическую ошибку.
Да, Иван Семёнович был уверен, что в сложившейся ситуации только риск мог привести к победе. Грейгу следовало лишь усилить его отряд двумя линейными кораблями, но самому не покидать Сизопольского рейда, ибо, имея численный перевес, капудан-паша мог решиться на бой.
Тридцатого апреля в три с половиной часа пополудни фрегат «Флора», посланный Грейгом к Босфору, донёс, что весь турецкий флот уже стоит в проливе.
Ещё через полчаса на бизань-мачте «Парижа» был поднят сигнал «Следовать за мной». Идя левым галсом, эскадра взяла курс на Сизополь.
СНОВА В СИЗОПОЛЬ
Ветер зарождался на зелёных вершинах Балканских гор, пахнущий горными травами майский бриз, к полудню теряющий свою силу.
«Меркурий» шёл бейдевинд 1, тащился еле-еле, волоча на буксире две турецкие шхуны - два призовых судна, взятых в бухте Шили, но не «Меркурием», а «Штандартом» и «Мингрелней» ещё 25 апреля. Под огнём неприятельских батарей фрегат и бриг дерзко вошли в бухту, где покачивались на якорях девять транспортных судов с провиантом и военными грузами для армии Гаки-паши, которая, оказывая сопротивление корпусу Паскевича, откатывалась к Эрзеруму.
Из девяти судов, трюмы которых были забиты ядрами, пулями, бочками с порохом и мешками с мукой, на плаву остались только два, остальные, продырявленные ядрами и подожжённые брандскугелями, пошли на дно или взлетели на воздух.
«Мингрелия» воевала, «Меркурий» по-прежнему исполнял роль посыльного судна. Вот и сейчас в сейфе Казарского лежал рапорт Грейгу о том, что Скаловский повёл свой отряд в Пендераклию, где, как сообщил грек шкипер с захваченного судна, у стенки стоит только что спущенный на воду линейный корабль и большой транспорт с вооружением для корабля. Кроме того, в гавани находилось ещё до пятнадцати мелких судов, зафрахтованных для перевозки в Трапезонт военных грузов, предназначенных сераскеру Эрзерума.
1Бейдевинд - курс парусного судна при встречно-боковом ветре.
Вход в Пендераклию защищала сильная батарея на мысе Баба, способная вести огонь раскалёнными ядрами, и ещё несколько временных батарей было возведено вокруг гавани на случай появления страшных белых призраков.
Прорваться в столь укреплённую гавань уже само по себе было делом не простым, сжечь же пришвартованный к берегу линейный исполин под огнём батарей было и того опаснее, но Скаловский и не подумал отказаться от операции. Более того, имея сведения, что неподалёку от Пендераклии, в Акчесаре, достраивается двадцатишестипушечный корвет, он решил заодно уничтожить и это судно.
Это был открытый вызов капудан-паше, вызов тем более дерзкий, что вся операция по уничтожению готовых вступить в строй кораблей проводилась под самым носом у Стамбула, к тому же отрядом, численностью своей значительно уступающим спрятавшемуся в Босфоре флоту.
И, зная это, капитан «Меркурия» готов был повернуть свой бриг назад, чтобы, пользуясь попутным ветром, понестись на всех парусах в Пендераклию, где не сегодня-завтра гром пушек и взрывы бомб заглушат крики смертельно раненных людей, где сизый и едкий пороховой дым смешается с чёрным дымом пожаров, где один за другим будут погибать его товарищи.
Долг звал его сейчас в бой, но другой долг, ещё более сильный, требовал неукоснительного исполнения приказа, лично полученного им от Скаловского. И поэтому, расхаживая по сверкающей чистотой палубе, Казарский с тоской оглядывал два ряда двадцатичетырёхфунтовых карронад, восемнадцать коротких стволов, в последний раз бывших в деле ещё при осаде Варны.
К этому естественному чувству, так понятному всем нам, примешивалось ещё горькое чувство обиды. В сентябре на Варненском рейде Грейг на «Париже» вручил ему позолоченную саблю с надписью: «За храбрость». Эта была почётная награда, которой удостаивались немногие, и радость капитан-лейтенанта ещё более возросла от того, что перед ним такая же сабля была вручена Скаловскому - человеку, которого он обожал ещё с училища. Все они тогда - и кадеты, и гардемарины - мечтали совершить такой же героический поступок, какой совершил лейтенант Скаловский на «Александре».
Это был настоящий моряк, настоящий герой, и сколько возникло надежд, когда Грейг распорядился влить «Меркурий» в состав отряда Скаловского. Как горд он был, отправляясь в Сизополь, как надеялся, что Иван Семёнович возьмёт его в опасное дело, но вот, когда это случилось, не «Меркурий», а «Мингрелию» предпочёл держать рядом с собой Скаловский.
Опять, чёрт побери, ему не везло! Опять, как и в начале войны, фортуна отвернулась от него.
Да, тогда, как и сейчас, другие воевали за честь и славу Отчизны, а он - капитан транспортного судна «Соперник» - должен был что-то перевозить, доставлять, передавать, любоваться рассветами и закатами и каждую минуту помнить, что на Анапском рейде стоят корабли, палуба и паруса которых пропахли пороховым дымом.
Да разве о такой службе он мечтал четырнадцать лет с тех пор, как окончил морское училище?! Разве для этого, выслушивая насмешки мичманов и лейтенантов, он взбирался, словно простой матрос, на салинг, чтобы с головокружительной высоты изучать повадки идущего под парусами судна?! А он делал так, потому что каждое судно было для него живым существом со своей неповторимой душой, и он жаждал постичь эту душу и верил, что рано или поздно так оно и будет.
За три месяца он изучил «Меркурий» так, что по одной только упругости воздушного потока мог определить, сколько и какие паруса несёт бриг. «Меркурий» был тяжеловат, но крепок, хорошо держал крутую волну, но в штиль грузнел.
Корабельный инженер Осьминин, построивший немало превосходных кораблей, этот бриг распорядился сделать из крепкого крымского дуба, В этом материале, на взгляд Казарского, были заложены главные достоинства и недостатки брига: его редкая прочность, с одной стороны, и существенная потеря скорости при слабом ветре - с другой.
И всё-таки это был настоящий боевой бриг - вёрткий, устойчивый, надёжный, не то что «Соперник». Когда-то, правда, и «Соперник» был боевым бригом, но из-за ветхости адмиралтейство списало его в транспортные суда. Не рискнув оскорбить таким подарком отпрыска знатной фамилии - не дай бог ещё где-то утонет, - в канцелярии Грейга решили вручить «Соперник» выпускнику Николаевского училища, где учились дети захудалых дворянских родов, лейтенанту Казарскому, а он такому приобретению безмерно обрадовался.
Уже на лёгкой волне корпус судна начинал омерзительно скрипеть, и скрип этот нагонял страх на матросов-первогодков, - им всё мерещилось, что «Соперник» вот-вот потонет.
Но старый бриг не тонул. В штормовую погоду перед началом военной кампании «Соперник» отбуксировал из Херсона в Килийское гирло понтоны для Дунайской армии. В Севастополе удивились: как, отбуксировал и не утонул на обратном пути, выдержав шторм?! И с интересом взглянули на молодого лейтенанта, потому что хорошо знали, что в шторм старые калоши не тонут только у самых отменных капитанов. Решив, что с таким капитаном старый бриг, быть может, ещё послужит нуждам флота, они оставили «Соперник» в строю.
И «Соперник» действительно продолжал тянуть лямку транспортного судна, исправно перевозил из Одессы под Анапу егерей, пушки, порох, провиант. И так бы, наверное, продолжалось по сей день, если бы год тому назад сильный шквал, внезапно свалившийся с Азовского моря, не подхватил идущий из Керчи в Севастополь порожним рейсом «Соперник» и не понёс бы его, словно ореховую скорлупу, на юг.
Поворотив судно кормой к ветру и оставив на реях из всех парусов только фор-стеньги-стаксель и фок, Казарский вскоре увидел Кавказские горы, а затем и всю русскую эскадру, покинувшую по случаю сильного ветра Анапский рейд.
Когда ветер утих и корабли вернулись на свои места, Казарский, дабы не испортить установленной диспозиции судов, поставил «Соперник», отличающийся малой осадкой, на мелководье, что и решило участь судна. 15 мая появился приказ Грейга: «Признать полезным вооружить транспорт «Соперник» однопудовым единорогом, после чего транспорт именовать бомбардирским судном и поставить его против крепости».
- Я бы вам дал и два единорога, - в ответ на рапорт Казарского пошутил Грейг, - ибо - правда ваша - польза от бомбардирского судна, столь близко располагающегося от крепостных стен, несомненна, но боюсь, что, ведя огонь из двух стволов, вы утопите свой «Соперник» раньше, чем это сделают турецкие ядра.
Однако и один .единорог, способный стрелять как пудовыми ядрами, так и бомбами, мог принести свою заметную пользу, ибо всякий знает, что меткий выстрел, всего-навсего одна бомба, точно попавшая в цель, порой приносит больше вреда, чем оглушительная канонада из сотен орудий.
12 июня 1828 года в брешь, пробитую в гранитной стене бомбардирскими судами, бросились егеря генерала Перовского - и участь крепости была решена.
Мрачное настроение капитана не укрылось ни от офицеров, ни от матросов. И быть может, поэтому матросы старательней обычного плели на баке маты, забортной водой стирали парусиновые койки, драили, скоблили песком кубричные люки.
На юте, пристроившись возле штурмана Прокофьева, Федя Спиридонов учился определять местоположение корабля по солнцу. Он то поднимал вверх секстан, то смотрел на хронометр, записывал показания компаса и делал расчёты.
Иван Петрович, добродушно поглядывая на вспотевшего ученика и подмечая ошибки, не торопил Федю и не поправлял, чтобы не внести в учебный процесс ненужных волнений. Федя и так старался, а всё остальное приходило с опытом.
За их спиной, окидывая придирчивым взглядом каждый парус и каждую снасть, прохаживался мичман Притупов. Вчера ему влетело от капитана, и Притупов - выпускник морского корпуса - должен был краснеть как мальчишка, не имея что возразить в ответ.
Это был изнеженный блондин с надменным выражением лица, высокий, излишне полный. По штату ему, как мичману, ещё не полагался денщик, поэтому он держал с собой на судне своего крепостного, который разгуливал по бригу в белых гетрах, башмаках с пряжками и в синем фраке. Весь облик этого человека с плешивой головой и косматыми седыми бакенбардами, испуг, с которым он взирал на бескрайнюю морскую пустошь, его семенящая походка никак не вязались с назначением военного судна, но иметь на борту дворового человека не возбранялось, и поэтому Казарский вынужден был воздерживаться от замечаний по этому поводу.
Полной противоположностью Притупову был первый лейтенант Скарятин, тоже выпускник корпуса и наследник богатых имений, но настоящий моряк, с открытым обветренным лицом. В его невысокой широкоплечей фигуре угадывались и сила и удаль, выражение же его курносого лица свидетельствовало о том, что он знает себе цену, что, однако, не отталкивало от него, а, напротив, вызывало уважение. Его любили матросы, с которыми он легко находил общий язык, и там, где он появлялся, нередко слышался смех довольных вниманием офицера матросов.
Второй лейтенант Новосильский был не столь открытого нрава, но зато отличался тем редким спокойствием и невозмутимостью, той разумной рассудочностью и хозяйственностью, без которых нет истинного порядка на морском корабле. Имея такого помощника, можно было всегда быть уверенным, что все бочки залиты питьевой водой, ящики забиты песком, крюйт-камеры вовремя проветрены, паруса высушены.
Новосильскому надлежало стоять вахту после Притуиова, и поэтому лейтенант отдыхал в своей каюте. Спал или читал «Вестник британского адмиралтейства», который он выписывал из Лондона. Пакет с не разрезанными ещё новыми журналами он успел привезти из дому во время краткой стоянки в Севастополе.
Эта привычно текущая на судне жизнь постепенно повлияла и на настроение капитана. Он даже похвалил Притупова за чёткое проведение манёвров, на что мичман, никак не ждавший похвалы, опять залился краской. Приказал в штиль следить за поведением турецких шхун, а на тот случай, если шхуны станут подходить к борту, распорядился в целях предосторожности спускать четвёрку и оттягивать их от брига. И спустился к себе в каюту.
«Меркурий» шёл курсом норд-вест. Ветер то исчезал, то вновь наполнял паруса, и тогда сдвоенный канат за кормой брига натягивался как струна. Бриг осаживался, оседая на корму словно запряжённая в плуг лошадь, замирал в напряжении и, навалившись всей грудью, рывком бросался вперёд.
В ПЕНДЕРАКЛИИ
ока «Меркурий», меняя галсы, медленно продвигался к Сизополю, крейсерский отряд Ивана Семёновича Скаловского: три линейных корабля, два фрегата и бриг - подошёл утром 3 мая к форту на мысе Баба. За этим мысом, -в гавани располагалось адмиралтейство с верфью, мастерскими и складами. Только что спущенный на воду корпус линейного корабля, ещё без мачт, стоял на швартовых у адмиралтейской стенки. Чтобы пленить его или сжечь, нужно было миновать форт, амбразуры которого уже окрасились красными сполохами выстрелов.
Форт следовало подавить.
Чтобы затруднить стрельбу турецким артиллеристам, Скаловский решил атаковать форт с движущихся судов. Судя по картам, прибрежные глубины позволяли осуществить этот манёвр, и, возглавив строй, «Пармен» первым пошёл на сближение.
Окружённый белыми водяными столбами, поднимаемыми турецкими ядрами, «Пармен» на всех парусах дважды пролетел мимо форта, дав залп сначала правым бортом, а затем, после поворота, - левым.
Выдерживая оговорённый интервал, каждое судно повторило манёвр флагманского корабля, который, дождавшись своей очереди, пошёл в новую атаку на форт.
К вечеру всё было кончено - форт умолк.
В Пендераклии уже догадались о намерениях крейсерского отряда.
Чтобы русские не смогли увести линейный корабль с собой, турки решили временно посадить его на отмель. На деках у пушечных портов и на верхней палубе засели стрелки с длинноствольными ружьями, а рядом с ними с вёдрами, топорами и щипцами разместились те, кто должен был заливать водой или сбрасывать за борт шипящие и искрящиеся зажигательные снаряды.
Транспорт они поставили с таким расчётом, чтобы он своим корпусом прикрыл от продольного артиллерийского огня левый борт корабля. Правым бортом корабль был повёрнут к берегу.
Все мелкие суда - фелюги, кирлангичи и чектырмы были отведены в самый дальний конец гавани.
На батареях, умело расставленных на холмистых берегах вокруг бухты, всё было приведено в готовность.
Две батареи, скрытые прибрежными зарослями, должны были до поры до времени оставаться в секрете, чтобы в нужный момент внезапным ударом растерзать русские крейсера и вынудить их спасаться бегством.
Ночь отряд Скаловского провёл в открытом море вблизи Пендераклии, стоя на якорях.
С первыми лучами солнца была сыграна побудка, и, приготовившись к бою, корабли потянулись вслед за «Парменом» к входу в гавань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9